Нет плаща - нет проблем

Иваизуми Хаджиме должен быть супергероем. Такое впечатление о нем сложилось у Оикавы после их первой встречи и с тех пор не менялось. Но он не показной и хвастливый, как многие супергерои, сражающиеся со злодеями с помощью своей суперсилы и превращающие все это в шоу. Иваизуми в этом деле более утончённый и искусный. Его «суперсила» — это, в большей степени, удача и знания, нежели что-то еще, но этот факт совершенно не влияет на восприятие Оикавы. Всё началось в их первую встречу, когда им обоим было по семь лет. Оикава очень очарователен и без проблем сходится со всеми ребятами на детской площадке. Он может вовлечь в игру каждого, и совсем не важно, насколько тот стесняется или даже не хочет играть. Именно поэтому, когда он замечает черноволосого мальчика с яркими зелёными глазами, одиноко сидящего в песочнице, он растягивает улыбку от уха до уха и вальсирует прямо к нему.  — Привет! Меня зовут Оикава! Хочешь поиграть со мной? — обычно это срабатывает, однако этот черноволосый мальчик лишь поднимает на него вежливый, но незаинтересованный взгляд.  — Нет, спасибо.  — Ч-чего?! Но мои игры весёлые! Никто ещё никогда не отказывался! — на это мальчик лишь закатывает глаза.  — Думаю, начало есть у всего, — Оикава сдувается, будто сырой шарик, и надувает губы. Он собирается сказать ещё что-нибудь, что-то действительно интересное, чтобы этот мальчишка точно пошёл играть с ним, но вдруг замечает, что он чем-то занят. С помощью палочки он рисует на песке, любопытно рассматривая то, что получилось, а потом стирает это и пытается перерисовать, но уже по-другому. -…А что ты делаешь?  — Рисую.  — А что рисуешь?  — Карту, — Оикава наклоняет голову к мальчику, шаркая ногами, и встает ближе к нему, чтобы видеть рисунок так, как на него смотрел новоиспечённый знакомый. На песке видна волнистая линия, на которой также располагаются какие-то иконки. Оикава легко узнаёт с одной стороны булочную, расположенную ниже по улице, а с другой — здание школы.  — А почему ты рисуешь карту? — мальчик снова поднимает на него на удивление невинный взгляд, учитывая то, каким осторожным и бдительным он был ранее.  — Завтра мой сосед впервые придёт сюда один. Поэтому я рисую карту на случай, если он вдруг забудет дорогу домой, — тон, которым он говорит, такой искренний и добрый, что Оикава даже не замечает, как начинает плакать.  — Т-ты такой хороший! Прямо как супергерой!  — Б-болван! Я не супергерой! — вопреки своим словам, мальчик достает носовой платок из кармана и протягивает его Оикаве, который сейчас ревёт, и этот поступок лишь утверждает слова Оикавы о нем как о супергерое.  — С-спасибо, супергерой-чан!  — Меня зовут не супергерой. Моё имя — Иваизуми, — Оикава утирает слезы и сморкается, моргая на Иваизуми, стоящего со сложенными руками, буквально усыпанными пластырями, покрывающими маленькие ссадины и порезы, и держащего палку, которой рисовал, в руках. Оикава растягивает губы в радостной улыбке.  — Ива-чан! — Иваизуми лишь закатывает глаза, но не комментирует кличку, придуманную Оикавой.  — Пошли, скоро стемнеет. Где ты живешь? Я провожу тебя, — когда Оикава лепечет свой адрес, оказывается, что они живут на одной и той же улице, до которой отсюда — менее пяти минут ходьбы. Иваизуми сдерживает слово и провожает Оикаву, охраняя его, защищая от тёмных теней и страшных взрослых. Он — супергерой без плаща, дружелюбный сосед-защитник. В следующий раз Оикава удостоверился в том, что Иваизуми — самый настоящий супергерой, когда им стукнуло по девять. Теперь они лучшие друзья, и, хотя их интересы различаются, — Оикава занялся волейболом, а Иваизуми увлекается охотой на насекомых — они всё равно проводят большую часть времени вместе. Их родители разрешают им гулять без присмотра гораздо чаще, но только при условии, что они будут вместе и вернутся домой до наступления темноты. Если же уличные фонари зажигаются до их возвращения, их всегда наказывают в зависимости от времени, прошедшем между этими двумя явлениями (чем дольше они задержались, тем страшнее их наказание). Сейчас, однако, была середина лета и только четыре часа дня, и девятилетние ребята прогуливались в сторону открытой спортивной площадки. Оикава собирался потренироваться здесь, а Иваизуми как раз хотел поискать мелких жуков в кустарнике, окружающем площадку.  — Ива-чан, смотри, смотри! Какой толстый щенок! — Оикава убежал вперёд, оставляя вздыхающего и побежавшего следом Иваизуми позади. Но тот быстро нагнал его и последовал примеру Оикавы, вглядываясь в кустарники и пытаясь увидеть того самого «толстого щенка», спрятавшегося от слишком громкого голоса Оикавы.  — Подвинься, я тоже хочу посмотреть. Ты такой громкий, что точно напугал его.  — Вообще-то нет… — Что бы Оикава ни собирался сделать, Иваизуми подтолкнул его, освобождая себе дорогу, и раздвинул кустарник — очень колючий, кстати говоря, — голыми руками. Он вздрогнул, уколовшись, но проигнорировал боль, рассматривая скулившее животное. Глаза Иваизуми моментально расширились.  — Это не толстый щенок, а маленькая беременная собака! И мне кажется, она сейчас родит, — собака снова заскулила, дрожа всем своим небольшим тельцем, и Иваизуми был уверен, что началось сокращение. Собака вроде бы выглядела здоровой, просто была сильно напугана и рожала. На ошейнике висела свинцовая пряжка, но вокруг не было ни души. Должно быть она убежала и потерялась во время прогулки.  — Ива-чан, что нам делать? — Иваизуми аккуратно наклонился вперёд и почесал собаку за ушком, мягко воркуя, пытаясь таким образом успокоить её. Он отступил назад от колючего куста, чтобы взглянуть на заплаканного Оикаву.  — Беги в зоомагазин и скажи работникам, что здесь собака рожает! Уж они-то точно знают, что делать.  — Х-хорошо! Я быстро! — Оикава исчез, будто удар молнии, оставляя Иваизуми одного. Он глубоко выдохнул и прополз через шипы. Собака лежала на боку, свернувшись в самом центре небольшой полянки. Она точно не собиралась убегать отсюда. Иваизуми вздрогнул, снова поцарапавшись даже через одежду, но все его мысли были заняты совершенно не этим.  — Эй, собачка, что же ты делаешь здесь? Тут грязно, нельзя, чтобы щенки появились в таком месте. Они могут простудиться и пораниться. Я уверен, что ты отличная мамочка, но даже так ты не сможешь заставить шипы исчезнуть, — тихо разговаривая с собакой, он одной рукой гладил её, а другой отодвигал колючие ветки, очищая как можно больше места, но всё равно знал, что уже слишком поздно — перенести её не получится, даже с помощью взрослых. Эта маленькая собачка — шпиц, скорее всего, — рожала, и рожала прямо здесь и сейчас.  — Прости, что ты не дома, а здесь, на улице, девочка, но я сделаю всё, чтобы помочь тебе, — Иваизуми стянул с себя футболку и сложил её, подкладывая под собаку: теперь щенки хотя бы не будут рождены прямо на холодную грязную землю. Почти сразу же после того, как он постелил свою свёрнутую рубашку, щенок в сероватом мешочке выскользнул из вульвы. Он не двигался и, казалось, был покрыт пластмассовой плёнкой. Но Иваизуми не паниковал.  — Отлично, девочка, это первый, — собака-мама помотала головой, оглядываясь и облизывая щенка. Либо это были её первые роды, либо она просто была совсем не опытна, потому что у неё никак не получалось разорвать плаценту. Иваизуми ждал совсем не долго, но все же решился и разорвал плаценту сам, отбрасывая её прочь от матери, продолжавшей облизывать щенка. Прошло несколько секунд, и щенок заскулил и начал извиваться.  — Хорошая девочка! — он мягко погладил её по голове, усаживаясь рядом и ожидая следующего щеночка. Он мимолётно подумал о том, где так долго носит Оикаву, но быстро вернулся к реальности, отвлекаясь на беспорядочную чёрно-зелёную массу, появившуюся вместо второго щенка. Строя противные гримасы, он все же отодвинул это палкой так, чтобы мама могла дотянуться и съесть это. Он знал, что это, потому что видел, как кошка его тёти рожает.  — Ива-чан! — едва ли не задыхался от счастья Оикава, раздвигая перед собой ветки кустарника, через который он пробирался, пыхтя и бормоча тихое «ой» каждый раз, когда ветки царапали его кожу.  — Здесь! Здесь! Один щеночек уже появился, но я думаю, что это ещё не всё, — вместе с Оикавой пришёл и взрослый: в отличительной форме работника зоомагазина и стерильных перчатках до локтя, она несла также коробку с полотенцами, одеялом и грелкой. Иваизуми углядел и стандартные ветеринарные ножницы, и антисептический раствор, и зубную нить.  — Можешь вытащить её оттуда? — Иваизуми оглянулся на собаку, жующую пуповину первого щенка. Сам он извивался, принюхиваясь, и пытался найти сосок матери. Девушка из зоомагазина чувствовала себя неловко, но, увидев, что Иваизуми совершенно точно уверен, мягко улыбнулась.  — Итак, сначала поставь коробку, положи на дно грелку, а поверх неё уже одеяло. Затем переложи на него новорождённых, но убедись, что мама видит их. Не так сложно будет уследить за ними, — Иваизуми запомнил, кивнул и в нужном порядке поместил всё в коробку. Оставалось переместить собачку с щенками, но и это выполнить Иваизуми был вполне способен. Он закрыл собой острые ветки, царапая спину, но не позволяя им достать до животных.  — Аккуратно, щеночки, всё будет хорошо, — Иваизуми аккуратно взял новорождённого, полностью уместившегося в его руках, и положил его в самый центр. Мама заскулила, пытаясь придвинуться к детёнышу ближе, но следующий щенок застал её врасплох. С его появлением футболка Иваизуми стала совсем грязной. В этот раз маме удалось сразу же перегрызть плаценту, и она облизала щенка, убирая её. Иваизуми наконец-то вздохнул с облегчением: теперь он мог сидеть сложа руки, потому как мама-собака «взяла ситуацию в свои руки». Минуты текли одна за другой, но второй щенок так и не издавал ни звука. Не двинулся, даже когда ему попытались помочь. Иваизуми прикусил губу. Должно пройти шесть минут, лишь затем задыхающегося щенка можно считать мёртвым: таково время откачивания. А шла уже пятая.  — Быстрее, дай мне одно полотенце! — девушка звонила в клинику, вызывая машину, понимая, что ни одной собаке нельзя рожать в таком опасном и грязном месте. Оикава бросил полотенце Иваизуми, и тот укутал в него щенка, начиная активно тереть его.  — Давай, приятель! Дыши, дыши! — даже по прошествии шести минут Иваизуми не останавливался. Горючие слёзы обжигали щёки мальчика, но он отказывался сдаваться и не собирался позволить щенку умереть. Его ладони не замедлялись, даже если руки уже болели, а взрослая собака ела вытекшую плаценту. Тихий всхлип. Лапы, простирающиеся к его заплаканному лицу. Он облегчённо выдохнул, икая после долгих рыданий и держа в руках щенка — живого щенка — и поднося его матери. Она обнюхала и облизала его перед тем, как Иваизуми уложил его в коробке рядом с первым. Теперь два щенка, не видя, извивались и толкали друг друга, путаясь в полотенцах. Иваизуми проморгался, смахивая последние слёзы, и опомнился, готовый помогать дальше. Ветеринар прибыл спустя час. Было уже пять щеночков, и Иваизуми поделился с ним мыслью, что, по его мнению, должен быть ещё один — как минимум. С парой садовых ножниц и разрешением от городского совета ветки терновника были уничтожены, дабы совершенно безопасно переместить собаку в огромную клетку, служившую «родильным местом» для таких случаев, а затем и в ветеринарный фургон — вместе с щенками, всё ещё глумившимися в картонной коробке. Но, опять-таки, они были на виду у мамы.  — Ива-чан, ты спас собачку и щенков! Ты и правда супергерой! — Оикава хотел было наброситься на друга, чтобы обнять его, но тот весь был заляпан кровью и грязью.  — Я поступил так, как поступил бы любой на моём месте.  Ветеринар уверенно покачал головой, по-доброму улыбаясь:  — Не каждый взрослый осмелился бы пойти на такое. Ты сохранял спокойствие и выполнял работу врача. Не все могут быть насколько самоотверженными, — он указал на порезы на лице, спине и руках Иваизуми, которые были получены им в то время, пока он помогал собаке, сидя в кустах и прикрывая животных собой. Девушка из зоомагазина продезинфицировала и обработала их, но пластырей у неё не нашлось: самые глубокие ранения продолжали кровоточить.  — Я просто хотел, чтобы с собакой всё было хорошо. Она же поправится?  — Конечно. Мы разыщем владельца и вернём её домой вместе со щенками в целости и сохранности, не переживай.  — Спасибо, сэр! — он поклонился, когда ветеринар забрался в фургон. Иваизуми отступил, машина запыхтела и уехала прочь, и он подошёл к девушке, протянувшей ему полотенце, чтобы вытереть — даже если немного — себя.  — Ива-чан, твоя футболка!  — Ой… — Он посмотрел на своё голое туловище. Мама точно убьёт его за то, что он придёт домой без футболки, тем более в таком состоянии, но… Он не хотел лишний раз тревожить маму, показывая ужасно грязную тряпку и все составляющие процесса рождения щеночков. Иваизуми пожал плечами.  — Я уверен, что она поймёт. Надеюсь.  — Я скажу ей, что Ива-чан спасал жизни, и всё!  — Болван, даже не думай об этом. Они ни за что не поверит, — девушка из зоомагазина внимательно слушала их разговор и тихо хихикала.  — Давайте вернёмся в магазин, а там напишем твоей маме записку, чтобы объяснить всё, идёт?  — Идёт! Спасибо! Иваизуми продолжал делать то, что Оикава тайно называл «супергеройскими поступками». Это не были какие-то масштабные вещи, просто маленькие самоотверженные действия с его стороны. Всё ещё в девятилетнем возрасте он забрался на дерево и доставал с него мячик, закинутый туда маленькой девочкой. Когда он, Оикава и их матери вместе ходили по магазинам, Иваизуми всегда нёс самые тяжёлые сумки, дабы не позволить женщинам заработать артрит. Когда они учились в разных начальных школах, он всегда заходил за Оикавой после уроков, и домой они шли вместе. В десять лет он начал заниматься волейболом, чтобы поддерживать Оикаву и не давать ему повода для грусти, и очень даже преуспевал в этом виде спорта. Он всегда оставался тренироваться с Оикавой и Такеру, потому что помощь ему действительно требовалась, даже если он был сильнее детей. Более младших детей. Иваизуми становился сильнее и мог одерживать победу над сверстниками или даже ребятами немного старше. Теперь им давали карманные деньги: можно было заходить за сладостями. Только Оикава покупал конфеты для себя, а Иваизуми был рад делиться с малышами, которые никогда не могли выбрать, чего же им хотелось больше всего. В одиннадцать — стал старостой класса в начальной школе. Оикава видел, как это утомляло Иваизуми, как множество обязанностей давило на его плечи, и всегда старался помочь. Но Иваизуми не сдавался. Он начал помогать матери почти во всём: артрит ухудшался, потому он вовсе запретил ей ходить в магазин, наказывал отдыхать каждый час и готовить что-нибудь простое и незамороченное. Его ближайшими соседями — не справа, а слева — была пожилая супружеская пара. Оикава и Иваизуми уделили время дополнительным занятиям в воскресенье и теперь собирались пойти поиграть. Но услышали крик: кто-то звал на помощь. Оикава и спросить не успел, откуда мог исходить звук, а Иваизуми уже вылетел из комнаты, промчался по лестнице и выбежал из дома. Оказалось, что это старик упал в своём саду, а его жена физически не могла помочь ему в одиночку. Иваизуми перепрыгивает через забор, разделяющий их участки, подбегает и падает колени перед мужчиной. Сначала проверяет пульс, затем — сознание. Старик лежит на траве без сознания, но пульс у него есть — пусть и медленный. Из седой головы сочится кровь. Мальчишка стискивает зубы и аккуратно двигает старика так, чтобы в любой момент оказать первичную доврачебную помощь.  — Звоните в скорую, — пожилая женщина трясущимися руками набирает нужный номер и дрожащим голосом описывает происходящее и называет адрес. Иваизуми осторожно кладёт ладони на грудь её мужа и считает каждое биение сердца. Оно слишком медленное. Пугающе медленное.  — Оикава, принеси одеяло и подушку, скорее! — голос у Иваизуми совсем низкий. Оикава убегает и возвращается обратно со всем необходимым. Он совершенно точно может сказать, что Иваизуми напуган: он трясётся и не понимает, как правильно поступать в такой ситуации. Но он стойко держится, сидит рядом и делает непрямой массаж сердца своему соседу. Он выполнил СЛР* три раза, и лишь после приехала машина скорой помощи. Врачи увезли старика в сопровождении его жены в больницу. Иваизуми всё ещё сидел на коленях на траве, держа в руках окровавленную подушку и ни на что не годное уже одеяло. Санитары похвалили его за смелость, но он даже не отреагировал: был будто в прострации; казалось, что он завис.  — Ива-чан…  — Оикава… Оикава, что, если этого всего было недостаточно? Что, если я не смог помочь ему? Он выглядит совершенно опустошённым, убитым горем, потерянным, и Оикава понимает: даже супергерои нуждаются в поддержке и спасении. Его другу всего лишь одиннадцать, а на плечах у него — целый мир!  — Пойдём домой, Хаджиме, посмотрим мультфильмы, а потом узнаем, как твой сосед себя чувствует. Иваизуми одиннадцать, и он не верит утверждению Оикавы о нём как о супергерое. В двенадцать они поступают в среднюю школу, и кое-что всё-таки меняется. Иваизуми больше не староста класса, зато он присоединяется к волейбольной команде (под уговоры Оикавы, конечно же). Понемногу учится уделять время и себе, отдыхать вместо того, чтобы всецело посвящать себя окружающим, а в ответ не получать ничего более благодарности. И остаётся супергероем. Его геройство состояло из мелочей. На тренировках он всегда поддерживал товарищей, если те могли пострадать или упасть от слишком сильного удара. Всегда старался перехватить летящий на огромной скорости мяч, чтобы тот не попал в сокомандника. Делился обедом с тем, у кого не хватало денег. Всегда стоял за того, над кем издевались и смеялись. Иначе он не мог: таков был Иваизуми. В тринадцать они проиграли Ушиджиме Вакатоши уже три раза. Лицо Оикавы выражало только одну эмоцию — ненависть. И он тренировался, тренировался, раз за разом пытался прыгнуть выше своей же головы. Он яростно ненавидел Ушиджиму, потому что тот останавливал их каждый раз, стоило им подобраться к национальным. У Оикавы есть мечта — стать членом молодёжной Национальной сборной Японии, у него есть свой стиль — довольно простой — игры, и сам он понимает, что может — должен — превратить мечту в жизнь. Он — связующий, и он должен привести свою команду к победе. Но только в том случае, если будет тренироваться. Тренироваться. И ещё раз тренироваться. И… Что-то щёлкает. Он не понимает, в реальности это происходит или только в его голове, но неожиданно громко вскрикивает, а потом резко оказывается на полу. Он один, совсем один, потому что уже слишком поздно и все давно разошлись по домам, и…  — Идиот! Так и знал, что ты что-нибудь обязательно сделаешь с собой! — Оикава отрывает голову от пола — единственную часть тела, которой можно шевелить и не чувствовать при этом боли, — и видит Иваизуми, бегущего к нему от входных дверей в зал.  — Я же просил тренеров не разрешать тебе задерживаться! — его голос — и поза — смягчаются, когда видит разбитого Оикаву. Медленно, будто осторожное животное, он подходит к другу и, скрещивая ноги, садится совсем рядом, слабо хлопая по лопатке.  — Я позвонил твоей маме, она скоро будет здесь. Потом вместе поедем в больницу. — Оикава лишь сдавленно плачет, не в силах уже что-либо изменить, и неожиданно вспоминает случай, когда Иваизуми сидел рядом и помогал рожающей собаке, а сам Оикава только паниковал и не мог успокоиться. Этот вечер напоминает ему тот. За исключением, пожалуй, того, что Иваизуми сидит рядом с ним, а не с собакой, да и не рожает он — зато ужасно болят колени, горят. Оикава морщит нос и сдавленно смеётся. Иваизуми поднимает бровь, но не думает задавать другу вопросы. Шок делает с людьми странные вещи, и Оикава, конечно же, в шоке.  — Ива-чан, ты слишком крут.  — Перестань, я твой друг и обязан помочь тебе, — на самом деле для Оикавы эти слова значат гораздо больше, поэтому он молча протянул Иваизуми дрожащую руку. Тот понял всё и без слов. И крепко сжал её.  — А я твой помощник, Ива-чан.  — Ни за что.  — Эй! Почему это ещё?  — П-потому что помощники всегда где-то на заднем плане. А ты всегда рядом со мной. Ты не мой слуга, ты мой друг. Лучший друг, — тепло затопило Оикаву, прогнало леденящее душу осознание того, что у него травма. Лучший друг. За всё то время, что они знали друг друга и общались, ни разу это не было сказано вслух. Когда Оикава говорит, его голос всё ещё дрожит, но он в то же время мягкий и даже дразнящий.  — Я твой единственный друг, Ива-чан, — Иваизуми на это лишь пожимает плечами.  — Ты ревнуешь, когда я знакомлюсь с кем-то без тебя.  — Неправда! — они одновременно смотрят друг на друга и смеются, но потом взгляд Иваизуми нечаянно падает на колено Оикавы и становится опустошённым. Колено красное и опухшее, всё в его внешнем виде буквально кричит: это вывих; но уж Иваизуми точно знает, что это что-то более серьезное. Вправить сустав (не кость же, верно?), вероятно, будет непросто.  — Тоору? Хаджиме?  — Мы здесь, Оикава-сан, — Иваизуми сжимает руку друга немного крепче и не отпускает до тех пор, пока они не вылезают из машины перед больницей. Хаджиме прерывает прикосновение, чтобы внести Оикаву в помещение госпиталя. Это меньшее, что он может сделать. Оикаве потребуется операция. Оикаве действительно необходимо хирургическое вмешательство, и Иваизуми винит себя в том, что не уследить за своим лучшим другом, не оставил его, пока тот не зашёл слишком далеко. Безусловно, никаких гарантий того, что его слова помогут, вовсе не было, но он мог бы попробовать применить силу: с Оикавой любые методы хороши.  — Эй, дурак… Ты меня сейчас не слышишь, но я обещаю всегда быть твоим супергероем, — Иваизуми решает для себя, что теперь, вопреки всему, будет бороться, — прямо как герои в фильмах Оикавы — чтобы никто больше не пострадал. И в четырнадцать лет ему уже выпадает такой шанс. Они третьегодки, и Оикава может не только играть в волейбол (правда, лишь с наколенником), он теперь ещё и капитан. Иваизуми избрали вице-капитаном, и он шутит, что пришла пора ему быть помощником. У них новые первогодки: впечатлительные и отчаянно пытающиеся улучшить свои навыки. Двоих из них Иваизуми берёт под своё крыло и учит принимать и блокировать удары — в зависимости от позиций, на которые тренер их определил. Оикава утверждает, что не возьмётся опекать их, потому что не хочет, чтобы они ссорились из-за того, что одному он будет уделять внимания больше, чем другому. Иваизуми понимает, что это ложь, когда видит, как тот нагло игнорирует новичка. Буквально терпеть его не может. Конечно, Иваизуми и сам не в восторге: этому гению всё даётся слишком легко, а остальные прикладывают огромное количество усилий; он не в праве судить. Мальчишка, с другой стороны, наивен, невинен и, кажется, не замечает ненависти Оикавы.  — Оикава-семпай, научите меня подавать, — Иваизуми тревожится. Он следит за их отношениями в течение всего года, и прямо перед соревнованиями среди юниоров нить между ними натягивается, всё кипит и взрывается. После тренировки Иваизуми ждёт Оикаву (так долго, что ему кажется, будто он стоит в очереди на почте и хочет забрать посылку) у школьных ворот. Понимая, что даже Оикава не придумает оправдание такой задержке, он идёт прямиком в зал.  — Пожалуйста, научите меня подавать, — переступив порог спортивного зала, Иваизуми слышит голос Кагеямы и чувствует надвигающуюся опасность. Он предвидит, что сейчас произойдёт, потому что Оикава перенапряжён. Иваизуми делает рывок вперёд и со всех ног несётся к сокомандникам, Оикава же успевает лишь поднять руку. Он ловит ладонь Оикавы — предполагаемую пощёчину — в воздухе. Слишком сильно сгибает пальцы: Оикаве больно, он морщится.  — Кагеяма, собирай вещи и уходи, — Тобио послушно уходит в раздевалку и забирает свою сумку. Когда он выходит из зала, Иваизуми срывается. Они спорят. Дерутся. Они дрались и раньше, конечно, но сейчас Иваизуми впервые бьёт Оикаву с такой силой, даже понимая, что после плохое самочувствие обеспечено им обоим. Но вдруг это донесёт до Тоору то, чего не могут донести слова? Они возвращаются домой, ошеломлённые и с кружащимися головами, и Иваизуми невольно вспоминает всё, что успел наговорить.  — Думаешь, что сражаешься один? Шутишь, что ли, идиот? Если ты считаешь, что слаженность и сила команды будут зависеть только от тебя, я тебя побью! Ни один из нас не сможет победить Ушиваку в одиночку! В команде шесть человек! Пусть противник — гений или Ушивака, но только вместе мы сможем одержать над ним победу! Выдохшись, Иваизуми тяжело вздыхает.  — Эм… Ива-чан?  — Чего тебе?  — Спасибо. Ты опять меня спас.  — Ага, только за тобой следить и приходится. Мне же нужно как-то развлекаться.  — Грубо, Ива-чан! — они оба усмехаются и начинают смеяться. Оикава чуть не врезается в фонарный столб, и у Иваизуми, идущего ровно по тротуару, но внезапно споткнувшегося, на глазах выступают слёзы. Два подростка валяются на дороге, раскинув руки и ноги, и заходятся в истерике, окончательно разбившей возникшее было напряжение между ними. Не драматизм привёл их в Аоба Джосай. Всё проходит так гладко, что Оикава почти забывает, что Иваизуми — супергерой. Не случается этого, опять же, из-за мелочей. Если кто-то из первогодок отсутствует, он всегда провожает других домой — ради безопасности. Он не дал Ханамаки упасть с лестницы, успев схватить того за воротник. Когда Кётани и Яхаба серьёзно подрались в раздевалке и чуть было не опрокинули на себя один из шкафчиков, Иваизуми вовремя придержал его, закрыв второгодок. Получил, правда, вылетевшим из открывшегося шкафчика ботинком в глаз, но синяк заживёт гораздо быстрее, нежели сломанные кости товарищей. Один раз Иваизуми даже получает кулаком в лицо. Ватари тренирует подачу с задней линии, но неправильно прыгает — не под прямым углом — и начинает закручиваться в воздухе. Пока все шокированно смотрят на него и отходят подальше, Иваизуми подбегает и ловит Ватари, обеспечивая мягкое приземление, только тот не успевает остановиться и ударяет старшего кулаком прямо в нос. Кровотечение, кажется, никогда не прекратится, но Иваизуми лишь смеётся и извиняется, немного качаясь от сильного головокружения и потери крови. Оикаве интересно: понимает ли Иваизуми вообще, насколько сильно жертвует собой ради других? И всё ли с ним будет в порядке, когда они разойдутся по университетам и он останется без опеки Тоору? Его лучший друг, верьте или нет, нуждается в Оикаве также, как и сам Оикава в Иваизуми. В конце концов он решает, что всё будет в порядке. Они будут созваниваться как можно чаще, разговаривать — как можно дольше, чтобы компенсировать отсутствие физического контакта и возможность видеть друг друга. В день выпуска Оикава выпускает свою нахальную сторону на свободу и совсем не следит за ней.  — Ива-чан, у меня есть для тебя подарок! — Иваизуми принимает аккуратный свёрток с растерянным выражением лица и светло-розовыми щеками.  — Для меня? Но я ничего тебе не приготовил.  — Неважно! Открывай! Давай же! — Ханамаки и Матсукава дуэтом наблюдают за Иваизуми, разворачивающим упаковку и достающим… Огромный прямоугольный кусок материи? Он такого же цвета, что и знамя Сейджо, только мягче и немного светлее. Его, наверное, нужно надевать на себя, подумал сначала Иваизуми, но отверстий для рук и ног не оказалось. Просто большой прямоугольник.  — Что за шуточки, Оикава? — связующий лишь усмехнулся, забирая ткань из рук друга и накидывая её на его плечи, и завязал небольшой узел спереди.  — Всё настоящие супергерои носят плащи, Ива-чан!