Merry Christmas

Пищание мобильника отвлекло Вилле от раскладывания одежды по полкам - майки сверху, штаны снизу - как учила мама. Последнее время он во многом следовал ее советам. Вилле просмотрел сообщение и, поморщившись, отложил телефон. "Что ты делаешь на Рождество?" - интересовался Бэм. Аккуратно сложенная стопочка на первую полку, потом на вторую. Ответ где-то между вежливым "ничего" и жестким "никого не хочу видеть". Нужно еще разложить шарфы и достать подаренный в прошлом году свитер. Вилле вспомнил о сообщении к вечеру. Он задумчиво покрутил в руках телефон, прежде чем написать "праздную с семьей". Последнее время они видели его только на фото. После реабилитации Вилле все чаще возвращался к родителям - дома было слишком пусто. Он понял, что должно быть важнее всего, когда мама держала его руку с иглой капельницы в вене, там, в клинике. Когда он плакал как пятилетний от ужасной боли, от того что запутался в себе и отец вытирал его слезы своим старым синим платком. Когда Йессе увез его от всех домой, в Хельсинки. Вилле задумчиво улыбнулся - он не был дома на Рождество десять лет. Сочельник блестел гирляндами, звездами и ангелами. Мелкий снежок кружил в свете фонарей, и Бэму казалось, будто он попал в стеклянный шар. Он знал эту дорогу наизусть и мог пройти по ней хоть слепой, хоть пьяный. Несколько часов назад он сбежал от друзей, родителей и всех окружающих говнюков сюда, в Хельсинки. Когда - то он прилетал сюда раз в неделю, один раз даже встретил Санта Клауса. Он потоптался возле двери и хихикая от нетерпения, позвонил. Дверь открыл Вилле. Весьма посвежевший, с аккуратным хвостиком и в фиолетовом свитере с широким горлом. - Привет, Вилла! Джингл Беллз! - Что ты тут делаешь? - спросил Вилле, впуская Бэма внутрь. Ему совершенно не хотелось ничего выяснять на людях. И так про него слишком много всякого пишут. - Прилетел поздравить тебя с Рождеством и весело его отпразновать! - Вилле? - Бэм обернулся на голос и встретился взглядом с братом Вилле Йессе. - О, привет! Рад тебя видеть! - Не могу сказать то же самое - ответил Йессе и спросил что-то у Вилле на финском. Бэм разбирал только интонацию и некоторые слова - судя по всему, они оба были чем-то недовольны. В конце концов, Йессе кивнул и вышел за дверь. - Он меня не очень любит, да? - Он относится к тебе, как Эйприл ко мне. Я же сказал, что на Рождество буду с семьей, Бэм. Вилле заметно нервничал, он сжимал в пальцах ручку так, словно это было сигарета и Бэму отчаянно захотелось закурить. Просто так. Назло Вилле. - Я думал, ты шутишь. - Нет, Бэм. Рождество - это семейный праздник. Твои родители, подумай о них. Они наверняка были бы рады... - Пошли они нахер! Я полмира пересек ради того, чтобы ты отправил меня обратно? Какого черта, Вилла? - Бэм. Мои планы неизменны. Я предупреждал тебя и ты сам виноват, что не послушал меня. У Бэма затряслись руки и он едва сдержался, чтобы не ударить по этому красивому псевдоспокойному лицу. - Хорошо. Хорошо, блять, я виноват. Прости меня, мудака. Счастливого Рождества, Вилле Вало. Бэм хлопнул дверью так, что задрожали стекла. Он выбежал на улицу и встал в тени за фонарем. Сигарета раскурилась только с пятого раза. Минут через десять из дома вышел Вилле в легком коротком пальто и сел в ждущую его машину. Он уехал, оставляя Бэма в его торжественном одиночестве. Бэм мог бы вернуться домой, но вместо этого достал мобильник и набрал нужный номер. - Эй, Юсси, с Рождеством! Бэм проснулся далеко за полдень с такой головной болью, которой не было уже лет пять. Вчера было Рождество и он в Хельсинки, спит на неудобном диване у Юсси. Плевать на все остальное. Бэм достал из кармана телефон – 13:26 и пятнадцать пропущенных вызовов от Вилле. Бэма скрутило, он поднялся и, не разгибаясь, пошел в ванную, сжимая в руке телефон. Пятнадцать вызовов. Где, блять, он был вчера, когда Бэм напивался с горя, пока все праздновали? Хотел узнать, улетел ли Бэм домой? Как там Эйп и Фил? Эйп и Фил катятся ко всем чертям. Бэм рухнул на колени и вцепился в унитаз. - Бэм, Бэм, мне поссать нужно, открой. - Да заходи. В ванную ввалился помятый и все еще пьяный Юсси. Бэм, уже избавившийся от последствий ночного загула, сидел, привалившись спиной к стене и деятельно разбирал мобильник. Он вытащил сим-карту и вместе с ней все пятнадцать пропущенных. - Ты что творишь? - А вот хуй с ними. Хуй с ними, понимаешь? Я ссать на них на всех хотел. Пошли они все, блять, в жопу со своей заботой. Своей ебаной жалостью, своими семьями, телками и детьми. Бэм выкинул сим-карту в унитаз и выполнил свое желание. - Ах, блять, у меня же с собой еще два. Будто почувствовав прилив сил, Бэм вышел в гостиную и достал из сумки два телефона – рабочий и «на всякий случай», на каждом по паре пропущенных от Вилле. Он с остервенением разобрал их и вытащил сим-карты. Больше никакой связи, никаких воспоминаний, никаких приездов в Хельсинки, никаких «почему не берешь трубку, я думал, ты шею сломал», никакой «Right Here In My Arms» на звонке. Пошло все на хуй. Бэм разгрыз одну симку и проткнул ножом вторую. За окном ярко светило солнце, отражаясь в витринах и сугробах. Новая жизнь, новое счастье, новое дыхание. Бэм шел по знакомой улице, мимо магазина, в котором он когда-то купил свой самый первый диск HIM. Будь проклят трижды тот день. Разве он мог подумать, что это все так растянется? Что это все так кончится. С витрины все так же смотрел Вилле. Розовый фон, вензель татуировки и сигарета в чувственных губах. Демон-искуситель, элитная блядь, на которую лишь у единиц хватит денег. У Бэма были деньги, но Вилле, как оказалось, не продавался. - Пошел ты нахуй со своим Razorblade Romance. Юсси отказался пить с утра, и Бэм шел в бар один. Может быть, его даже узнавали фанаты, но подойти к нему, небритому и всклокоченному, не решались. Пиво, пиво, потом еще раз пиво, потом в баре поставили «Ode to Solitude» и Бэм уткнулся лбом в стол и закрыл уши. Везде он, что уж тут, большой герой маленькой страны. Герой, который чуть не сдох на руках у тупого американского скейтера. Надо было оставить его задыхаться в его чертовом приступе, надо было порвать все сразу. Пиво, еще пиво. Знакомый кашель. - Ты еще здесь? - Какое тебе нахуй дело? - Юсси позвонил, сказал, что это счастье, что ты еще не вышел из окна. Почему? - Что почему? Вилле поднес к носу чашку с кофе, перебивая запах сигарет. Он абсолютно не вязался с обстановкой бара в этом своем аккуратном шарфе и собранными в хвост волосами. Это не Вилле Вало. Он не пьет кофе, он пьет водку и курит две пачки Мальборо Лайтс в день. - Почему ты не уехал? Почему ты вообще приехал? Бэм ухмыльнулся. У нового Вилле проблемы с памятью. - Потому что хотел отпраздновать рождество с тобой. Это, блять, охуенно нормально праздновать рождество с теми, кого мы любим. Это сойдет за ответ? Или мне повторить то, что я сказал вчера? Вилле устало потер переносицу. - Нет, Бэм, я все прекрасно помню. Просто, мне кажется, тебе пора научится слушать, что тебе говорят, о чем тебя просят. Ты живешь в собственных желаниях, говоришь, что любишь, а на самом деле, ты любишь себя. И вот, что в итоге – ты здесь, пьешь и затыкаешь уши, чтобы не слышать меня. - А теперь давай как в Южном Парке, Вилле, «сегодня я многое понял»… - Да, Бэм, именно так. Мне очень жаль, что ты потратил время зря. - Пошел ты, Вало, пошел ты со своей жалостью. Бэм беспомощно обнял себя за плечи. Сколько же можно унижать его? - Улетай домой, Бэм. Это не приведет ни к чему хорошему. Хочешь, я провожу тебя? - Знаешь, Вилле – Бэм вытер слезящиеся глаза – я тоже уже не тот мальчик, который катался за тобой по миру. Я тоже повзрослел и тоже многое пережил. Все, что у меня оставалось – безграничная вера в то, что у меня есть ты и что я могу в любой момент приехать к тебе, и ты будешь мне рад. Мне, а не деньгам, которые я зарабатываю. У меня нет ничего своего, везде они все, везде камеры, везде люди, которым нужен Чудак Бэм Марджера и нигде нет того, кому нужен просто Бэм. С другой стороны, ты хотя бы не врал мне. И теперь я, пожалуй, послушаюсь, Вилла, и вернусь домой к этим ублюдкам и кровопийцам. Пусть делают, что хотят. С Рождеством еще раз, Вилле. Бэм поднялся и, не оглядываясь, вышел из бара. Самолет в 22:00. Что-то неизменное в океане времени. Кто-то снова тряс стеклянный шар, и белое накрывало собой красно-зелено-золотистое Рождество, праздничный саван для обреченного. Вилле стоял на ступенях бара, задумчиво смотрел в черное снежное небо и нервно сжимал в ладони початую пачку Мальборо. Сначала он хотел вытащить одну сигарету, прикурить, затянуться так, чтобы легкие наполнились до самого дна. Но потом он просто смял ее и выбросил в урну. Время избавляться от вредных привычек. Он усмехнулся и пошел к дому. Пешком. По свежему снегу.