Не серое

Наверное, готовь микстуру Регис, все вышло бы именно так, как они задумали: увидели последние сильные воспоминания Детлаффа, поняли его мотивы. Но завершающий ингредиент добавлял Геральт. И получилось совсем иначе. То, что он наблюдает, мало похоже на недавнее воспоминание; скорее на старое, очень ценное и оттого бережно хранимое. Краски приглушенные, будто поблекшие, как на старых картинах, долго простоявших на солнце, и Геральт часто моргает, стараясь привыкнуть. Дом, в котором он очутился, кметский, совершенно обычный — не понять, что здесь мог забыть Детлафф. Некоторые предметы размыты, некоторые же и вовсе представляют собой марево, как если бы тот позабыл детали. Четче всего выглядит широкая бадья, наполненная красновато-бурой массой, будто прямиком из котла Кладбищенской бабы. И сам Детлафф. У него огромные синяки под глазами, будто спал он давно и урывками; неопрятная одежда — расстегнуты верхние пуговицы рубашки, на закатанных рукавах видны бурые разводы. Существо, которое видел Геральт на складе в Боклере, было уверенным и собранным, действовало нечеловечески сосредоточенно и точно. Существо, которое видит Геральт сейчас, кажется совершенно иным — усталым, до невозможного вымотанным. Разбитым. Он невольно напрягается, представляя, с какого толка воспоминаниями может быть связан этот момент. Детлафф — время идет, не стоит на месте — осторожно опускается у той самой бадьи. Опирается ладонями о бортик, делает глубокий вдох, будто собираясь с силами. Геральт инстинктивно замирает, не имея ни малейшего понятия, что тот может хотеть сделать. Детлафф прижимает одну из ладоней к жиже, прикасается удивительно осторожно, с необъяснимым трепетом. Пальцы его, против ожидания, не проваливаются внутрь — будто бы натыкаются на что-то плотное. Геральт заинтересованно опускается рядом на корточки. Жидкость — совершенно точно не из-за потоков воздуха — коротко плещется о пальцы Детлаффа. По поверхности проходит мелкая рябь: внутри явно что-то происходит. Геральт смотрит пристально, внимательно; прежде такого ему видеть не доводилось. Когда дрожь стихает, жидкость сама тянется к руке Детлаффа. Узнает, с возрастающим удивлением понимает Геральт. И теперь льнет к ладони, ласково оплетает ее темной вязкой пленкой. Отростками-волнами закручивается вокруг пальцев, будто поглаживая прижимается к запястью. Детлафф приподнимает уголки губ. Немного устало, но до невозможного тепло, словно расслабленно — и это совсем не вяжется ни с его внешностью, ни с поведением. Вторая ладонь поднимается с бортика, тоже оказывается над кроваво-бурой массой. Не вплотную, надвисает сверху, но не соприкасается. Деформируется — слишком быстро, даже ведьмачьим глазам не успеть за движением. В один момент Геральт видит, как пригоршней сжимаются его пальцы, а уже в следующий — как удлинившиеся когти розовато-влажными концами выходят с другой стороны запястья, пробив его насквозь. Темная кровь с тихим плеском начинает стекать в бадью. И тогда кусочки мозаики окончательно складываются в целостную картинку. То, что наблюдает Геральт сейчас — не кровавый ритуал неведомым богам, не алхимический эксперимент. Даже не временное помешательство. Регенерация. То, о чем говорил Регис, когда рассказывал, что Детлафф выходил его из состояния расплавленной массы, в которую превратил Вильгефорц; что дал новую жизнь ценой собственной крови. Эта субстанция — он сам. Кровь не задерживается на поверхности, тотчас же втягивается внутрь. Детлафф не скупится, не жалеет себя — запястье стремительно начинает синеть, проступать набухшими черными венами. Кожа покрывается болезненной испариной. Нет сомнения, что то, что он делает, причиняет ему сильную боль. Геральт думает, что даже для высшего вампира такая объемная и частая кровопотеря не может остаться без последствий; что, возможно, жертва Региса в Тесхам Мутна была соизмерима. Детлафф не говорит ни слова, но нет никакого сомнения в том, что они общаются — жестами, почти незаметными глазу движениями. Плотно сжатые губы смягчаются, когда Регис — до чего же странно осознавать, что это он — невесомо гладит его запястье. Когти снова становятся ногтями, когда кровь перестает втягиваться внутрь. Геральт чуть усмехается: его старый друг даже в таком состоянии остается самим собой. Отчетливо видно, что остатки исчезают с поверхности слишком быстро, что тот может — и хочет — взять гораздо больше. Но — отказывается. Проявляет заботу. Рана на запястье Детлаффа затягивается медленно, с неприятным звуком — вероятно, когти разрезали не только вены и сухожилия, но и кости. Регис чуть плотнее сжимает его ладонь, не понять, что хочет выразить. Но Детлафф, видимо, понимает. И слабо смыкает пальцы в ответ. Регис тянет его на себя — если можно назвать таковым вихреобразное движение бесформенной массы. Кисть Детлаффа завораживающе медленно опускается в плотную субстанцию: пальцы, запястье, почти четверть предплечья. Геральту хочется отвести взгляд. Судя по тому, что он наблюдал, Регис, хоть слабо и наверняка неполноценно, но чувствует; отчего-то неловко представлять, что может ощущать он сейчас, когда чужая ладонь погружается внутрь его нынешнего тела. На лице Детлаффа мелькает удивление — приподнимаются брови, тело чуть подается вперед. Он ведет ладонь на себя. Не вынимает полностью, против ожидания, но подносит так близко к поверхности, что можно разглядеть сомкнутые на чем-то пальцы. Геральт невольно наклоняется ближе. На ладони Детлаффа покоится кость. Небольшая, еще толком не сформировавшаяся. Позвоночная, определяет Геральт навскидку. Детлафф бережно, кончиками пальцев очерчивает контур позвонка. Шумно выдыхает. И улыбается, не скрывая клыков. Мышцы Геральта сводит напряжением от инстинктивного ощущения опасности, которую совершенно точно не несет в себе этот жест. Он чувствует чужие эмоции — те самые, сильные, перехлестывающие через край, что сохранили это воспоминание в отсеченной конечности. Невольно опирается на ладонь, переживая чужую радость, тихую, но невозможно искреннюю и глубокую. И, вместе с тем, собственное удивление — неужели такое могло стать причиной эмоциональной вспышки, остаться в памяти столь надолго? Детлафф бережно опускает ладонь обратно; картинка начинает терять цвет и резкость. Воспоминание, важное и трепетное по непонятным Геральту причинам, заканчивается. *** Следующее воспоминание гораздо больше похоже на то, что им нужно. Геральт опознает портовый район Боклера, замечает дожидающегося своей очереди в обувную лавку Детлаффа. Цвета вновь меняются. Если краски в воспоминании о Регисе казались чуть затертыми, как на медальонном портрете, к которому обращались слишком часто, то в этом будто выцвели вовсе — остались только черный и белый, смешивающиеся во всевозможных градациях. Это странно, потому как Геральт замечает Де Ла Круа, а значит, наблюдаемое им сейчас случилось спустя годы после воскрешения Региса. Эмоции тоже нельзя сравнить. Геральт ощущает короткую вспышку злости, а после — смазанную благодарность. Ни в какое сопоставление не идет с тем, что чувствовал он до этого. Единственное, что объясняет сохранение воспоминания — его недавность. *** Геральт уже не удивляется, когда видит Региса в следующем воспоминании. Скорее, испытывает смазанную неловкость: тот ведь предпочел умолчать о времени, проведенном с Детлаффом, решил оставить это за собой. И, вероятно, имел на то определенные причины. Он снова оказывается в том кметском доме, с уже привычно размытыми деталями, явственно намекающими, что суть и смысл не в этом. Регис выглядит гораздо лучше. Уже не бесформенная масса плоти — существо, неотличимое от человека, пусть будто бы и истощенного тяжелой болезнью. Геральт машинально отмечает, что кожа у него бледная, просвечивающая тонкими синеватыми сосудами. Пальцы чуть подрагивают — видно, что напряжение мышц стоит ему сил. Детлаффа искать не приходится. Они сидят рядом, бок о бок, будто невзначай соприкасаясь локтями и, может быть, коленями. Перебирают травы, неряшливой горкой возвышающейся в центре стола — длинные стебли с эллиптическими листьями, густые метелки белых цветков. Горец, определяет Геральт. Вспоминает наставления Весемира: усиливает регенерацию, снимает воспаление и боль. Лучший выбор при кровопотере. Выходит, Детлафф все еще поит Региса собственной кровью. А тот не желает оставлять этого просто так. Геральт терпеливо ждет, когда случится то, что сохранило это воспоминание, выделило его среди других. Но ничего не происходит. Только Регис иногда замирает, хмуро разглядывая очередной стебель в своей ладони, и откладывает в сторону, признав негодным. Или Детлафф отводит плечи назад и потягивается, разминая мышцы. Минуты утекают одна за другой, а отгадка так и не появляется. Жидкость в сосуде поодаль начинает кипеть, и оба поднимают головы. Регис явственно хочет подойти — его ладони расправляются, опираясь о столешницу, выпрямляется доверительно ссутуленная спина. Детлафф выскальзывает из-за стола раньше, чем ему это удается. Касается ладонью плеча, чуть сжимает пальцы, и тот расслабляется, решив верно, что противиться бесполезно. Они не говорят друг другу ни слова. Только Регис спустя мгновения клонится в сторону Детлаффа и прижимается виском к его предплечью. Трется коротко, будто выражая благодарность, чтобы затем так же естественно вернуться к своему занятию. Геральт удивленно приподнимает брови. Он помнит, что Регис пусть и не избегал прикосновений, принимал как неизбежную часть чужой культуры, но никогда к ним не стремился. Впервые на его памяти тот проявляет инициативу в подобной близости. Он напоминает себе, что перед ним представители иной расы, со своими собственными укладами и нормами. Однако ощущение, что видит он не предназначенное для чужих глаз, так и не проходит. Детлафф действует быстро и скупо — ни единого лишнего движения; от этого еще страннее воспринимаются те праздные прикосновения. Он гасит спиртовку движением ладони, накрывает горло сосуда почерневшей металлической пластинкой и возвращается к столу — будто в едином неразрывном движении. Геральт надеется, что ему не доведется узнать, каков он в серьезном бою. Он задумчиво приваливается к ближайшей стене. Несвоевременно приходит мысль, что, раз уж не удается понять видимое, имеет смысл попытаться заглянуть глубже, в чужие эмоции — выходило же у него это раньше, хоть и не по своему желанию. Геральт прикрывает глаза, сосредотачиваясь. Когда ощущения не лежат на поверхности, не оглушают вспышкой, обнаружить их оказывается неожиданно трудно. Слишком просто спутать со своими собственными — так органично и понятно они воспринимаются. Он чувствует спокойствие, глубокое и ровное, и трудно поверить, что чье-то присутствие рядом может дарить такую уверенность. Ощущает щекотное тепло внутри, на самой периферии. Геральт хмурится, пытаясь распознать, что это: чувство дружеской близости, кровавых семейных уз, звериной симпатии? Похоже, узнать ему этого не суждено. Он неизбежно начинает обращать внимание на незначительные детали, которые для Детлаффа складываются в завораживающее и правильное целое. Что дом пахнет деревом и, совсем немного, пылью; что кончик языка пощипывает — жгуче, из-за разложенного на столе горца, и горько, от непонятно откуда взявшейся полыни. Что шорох травы сплетается с размеренным дыханием Региса и тягучим током его крови. Откуда-то знает, что предплечье у него теплое, и Детлафф чувствует это даже сквозь слои ткани, находит необходимым ощущать. Геральт чувствует себя мухой, барахтающейся в смоле, но только увязающей все больше и больше. Он ведет плечами, стряхивая с себя чужие ощущения. Единственное, в чем остается смысл — дождаться окончания этого странного воспоминания. Остальное явно не имеет никакого отношения к тем убийствам, из-за которых он все это видит. *** Следующее воспоминание тоже имеет цвет. Но если в моментах с Регисом краски были приглушенно-мягкими, успокаивающими, то сейчас они резкие, насыщенные чрезмерно. Геральт на мгновение прикрывает глаза, устало массирует виски. Переулок перед ними узкий, невозможно захламленный. Толком не оглядеться — Детлафф проскальзывает между домов, приходится спешить за ним. Это явно не простая прогулка по живописным задворкам, слишком целеустремленно движется тот, слишком уверены и скупы его жесты. Лишь однажды они останавливаются — перед развилкой. Детлафф замирает прямо посреди движения, будто цепенеет; Геральт замечает, что белки глаз у него красные. Тот не вслушивается, не пытается взять запах. Ждет, явно чувствуя что-то, что Геральту недоступно. И дожидается — в одном из проходов мелькает край плаща, невозможно алого, слышится резкий стук каблуков. Женщина, удивленно осознает он. Детлафф преследует женщину, и, судя по его состоянию, явно не затем, чтобы поговорить. Движения становятся невозможно быстрыми, перетекают одно в другое с нечеловеческой плавностью. Геральт с трудом поспевает за ним. Не будь ведьмаком, давно бы отстал, затерялся в хитросплетении переулков. Детлафф настигает ее, чем-то неуловимо напоминающую Йенн, в небольшом саду и резко вжимает в ствол разросшегося вяза. Геральт отворачивается, не желая наблюдать за кровавой расправой. И слышит переливчатый смех. — Поймал, — улыбается она, смыкая руки на шее Детлаффа. Пальцы игриво расцарапывают кожу — Геральт видит красноватые полосы, возникающие и тут же затягивающиеся под ее ногтями. Вместо ответа Детлафф осторожно касается пальцами ее лица, заправляет выбившуюся прядь — она вызывающие щурит глаза и мотает головой, возвращая ее на место — и целует. Геральт понимающе хмыкает. Выходит, он стал свидетелем не расправы — любовной сцены. И, судя по тому, что Детлафф бережно хранит воспоминания о ней спустя время, очень важной. Его руки плавно ложатся на талию, и она по-женски томно выгибается, жмется ближе. Даже на расстоянии нескольких шагов Геральт слышит, как учащается ее дыхание. Он совсем не уверен, стоит ли ему это видеть. Воспоминания, вот неожиданность, оказываются до невозможного личными. Обычно Геральт предпочитает оставаться отстраненным, не вмешиваться в чужую жизнь, но сейчас особый случай. На руках Детлаффа кровь четырех человек. Подтверждение или опровержение слов Региса хранится здесь, в его памяти. И вряд ли только в одном лишь воспоминании. Это в балладах незначительная мелочь может стать причиной эпохальных событий; опыт Геральта утверждает, что превращению мирного существа в алчущего крови монстра проходило не так просто. И он отстранено наблюдает, как Детлафф долгим поцелуем касается ее шеи. Как она запрокидывает голову; как вплетает пальцы в его волосы и чуть дергает за кончики; как выдыхает полустоном. Откуда-то знает, что пахнет она сладко, как смертельно опасный яд — патокой и спелыми яблоками. Она слишком явно хочет большего — несмотря на выходящие в сад окна, на царапающе-жесткий ствол вяза. Стонет протяжно и громко, без капли смущения, закидывает ногу на бедро. Рвано опускает ладонь на пряжку ремня. Стон совершенно неожиданно переходит во вскрик. Геральт невольно хватается за серебряный меч, позабыв, что ничего не может сделать. Детлафф отшатывается. На лице его нет ни жестокости, ни кровавой пелены — только растерянность. Геральт делает несколько шагов вперед, чтобы осмотреться, понять, что же все-таки произошло. В глаза сразу же бросается деформировавшаяся кисть: удлиненные пальцы, бритвенно-острые когти. И невозможно яркие разводы крови на них. У нее порван камзол на боку, в аккуратных прорехах видна светлая кожа, расцвеченная длинными, сочащимися красным царапинами. Неглубокие, определяет Геральт на глаз. Но болезненные. Каркасом этого воспоминания оказывается вина. И удушливо-липкий страх — не за себя, понимает он. За нее. Детлафф делает шаг к ней, тянет уже человеческую ладонь к пораненному боку. — Ренаведд, — отрывисто выдыхает он. Замирает, не зная, что сказать, как передать ей все свое сожаление. Она раздраженно бьет его по руке. Отворачивается, прикрывая бок ладонью, пряча лицо, и Геральт отчетливо понимает — это уже не в первый раз. Только прощать и надеяться на лучшее сил больше не осталось. Детлафф тянется к ней, хочет коснуться уже плеча. Но замирает, так и не дотронувшись — будто воочию видит стену, вставшую сейчас между ними. И опускает руку. На мгновение, короткое, мимолетное, становится похож на себя самого из первого воспоминания. Геральту почти жаль его. Эта женщина, что стоит, обхватив себя руками, явно дорога Детлаффу, он не хочет ее потерять. И ничего не может сделать. Особенно, если каждая попытка исправить заканчивается болью и обидой, неизбежными ранами и обоюдной усталостью. Геральт не спрашивал у Региса, отчего союзы между людьми и вампирами столь редки, но то, что видит он сейчас — хорошее объяснение. Это воспоминание так и заканчивается на неловком молчании и горьком сожалении. И послевкусие оставляет такое же дурное, как похмелье после Регисовой настойки. *** В новом эпизоде памяти цвета снова мягче и приглушеннее, и Геральт уже знает, что найдет здесь Региса. Невольно думает, что того как-то слишком много в чужих — самых важных, самых сокровенных — воспоминаниях. Хотя, стрыга их разбери, может, это как раз и есть проявления той мифической связи, которой нет ни названия, ни описания в человеческом языке. В этот раз он видит их у высокого искристого костра, сидящих на расстеленном плаще Детлаффа. Отмечает — весь холм в золотистых всполохах, ветер несет отзвук голосов и пьяного смеха. Пахнет можжевельником и аиром, дымом и влажной листвой. Беллетейн, Майская Ночь. На границе света мелькают две девушки, простоволосые, обнаженные, с крепко-накрепко переплетенными пальцами. Бруксы, с удивлением осознает Геральт, и одна из них — та самая, из Корво Бьянко. Видно, как люди сбиваются вместе, чтобы встретить новый виток возрождения природы, так и чудовища не желают оставаться одни. Регис выглядит непривычно расслабленно — это видно по его мышцам, лишенным всякого напряжения, по открытому выражению лица. По клыкам, пусть и не выставленным напоказ, но и не скрываемым за привычной сжатой улыбкой. Геральт разглядывает его с любопытством — знает, что вряд ли ему доведется видеть такое в настоящем, какими бы дружескими не были между ними отношения. Он наблюдает, как Регис чуть склоняет голову набок, слушая рассказ Детлаффа; как смеется, негромко, но удивительно искренне, безбоязненно открывая шею, выставляя напоказ сеть голубоватых, гулко пульсирующих артерий-вен. Детлафф наклоняется ближе, будто этот жест его привораживает и противиться нет никаких сил. Кажется, что сейчас укусит — неуловимым жестом сомкнет клыки, разорвет кожу и мышцы, выпустит из сосудов кровь. Вместо этого он осторожно касается губами плеча у самого ворота — невозможно бережно, будто чтобы даже случайно не оцарапать. От Региса, в кои то веки не скрывающегося за своими травами, пахнет полынью и мелиссой — это помнит Детлафф, это знает и Геральт; пахнет ненавязчиво, почти неуловимо. И если запах той женщины, Ренаведд, будоражил, то этот — влечет. Зовет чем-то смутно знакомым, напоминающем о далеком, связанным с Сопряжением Сфер и чужим-родным миром. Еще Детлафф помнит, что пальцы Региса едва заметно смыкаются на подкладке его плаща, что он поворачивает голову и ласково трется щекой о его висок. Отвечает на прикосновение прикосновением, будто во всем происходящем нет ничего странного. Их жесты лишены пьяного дурмана, беллетейновой разгоряченности, когда все равно, с кем и где — будь оно так, Геральту было бы проще понять. Но ничего такого в них нет. Зато есть трепетность и осторожность, и невозможная интимность. Они смотрят друг другу в глаза, когда Детлафф так же осторожно поднимается выше: размеренно касается губами шеи возле адамова яблока, подбородка, угла губ. Чуть отстраняется. Геральт видит, как его взгляд — белок залит кровью, зрачки сжаты до иголочного ушка — отрывисто касается лица, губ, снова лица и вновь губ. Не отделаться от ощущения, что как раз этого он видеть не должен. Не ссоры с Реннавед, не вспышки перед лавкой чистильщика обуви, а этого — глубокого и насквозь личного, до мурашек по позвоночнику. Навязчиво хочется приписать неверие Региса в чужую вину, желание оправдать во что бы то ни стало именно этим. Геральт заставляет себя оставаться непредвзятым. В конце концов, не стали же чувства преградой в случае с суккубом или с той вампиршей из Вызимы. Все происходит слишком просто, до невозможности естественно. Как будто так — правильно, чуть подавшись вперед осторожно прикоснуться к губам. Одновременно дотронуться до кисти: мимолетно провести по костяшкам, бережно сжать ладонь в своей. А потом, дополняя ответное движение, переплести пальцы. Невесомое прикосновение к губам незаметно становится поцелуем. Неспешным, лишенным всякой суетливости, но не осторожности. Долгим. Геральт видит, как Регис чуть крепче сжимает переплетенные пальцы; как другая его ладонь плавно ложится на затылок Детлаффа. Как тот в ответ укладывает руку ему на поясницу в стремлении оказаться еще ближе. И потом не отстраняется — целует вновь, только уже коротко, отрывисто, а потом снова, как будто не может заставить себя остановиться. Детлафф чуть наклоняет голову в сторону, касается носом ямки под ухом. Замирает. Вслушивается в запах, прикрыв глаза, щекоча кожу дыханием. Закусывает губы, будто ему хочется знать, каковы на вкус эти влекущие полынь и мелисса, и, не сдержавшись, украдкой трогает языком. По спине Региса проходит отрывистая дрожь. Ощутимо прогибается поясница; Геральт замечает, что глаза у него тоже прикрыты, веки чуть подрагивают. Он отводит взгляд, предпочитая смотреть на всполохи-костры. Но не слышать не может — ведьмачий слух чуток, гораздо чувствительнее людского. Регис не такой громкий как Реннавед, в нем нет ее наигранности и стремления раздразнить. Геральт слышит выдохи, приглушенные и сбивающиеся — когда Детлафф задерживается губами на коже, когда неловко оцарапывает клыками, когда прикасается слишком сильно — невзначай ли? — оставляя следы. Слышит шорох поспешно снимаемой одежды: шуршание стаскиваемого камзола, звон пряжек ремней, постукивание пуговиц — кажется, их выдирают с нитками, но обоим плевать. Детлафф рычит — низкий, вибрирующий звук, отзывающий ощущением опасности — и в ответ Регис отчаянно как-то царапает его спину, прижимается лбом ко лбу. Явно слышит в этом не выражение агрессии, как Геральт, а нечто иное — может, проявление силы или заявление собственности. Черт их разберет, этих высших вампиров, с невозможным переплетением человеческого и звериного. Не смотреть не слишком-то помогает. Геральт знает все, что хранит в себе память Детлаффа. А тот, кажется, помнит эту ночь до последнего движения, до каждого звука. Он невольно оборачивается, когда очередной выдох переходит во вскрик. Удлинившиеся когти Детлаффа прорывают кожу, входят под ребра почти на всю длину; для человека это было бы смертельно. Регис же только сильнее запрокидывает голову, прикрывает глаза. Дышит шумно и часто, ловя воздух раскрытым ртом — можно разглядеть чуть загнутые кончики клыков и медленно регенерирующие ранки. Детлафф аккуратно целует его во влажный висок. Не торопится, как тогда, с Ренаведд, вытаскивать когти и тонуть во всепоглощающем чувстве вины. Геральт знает, что это ощущение — собственных когтей в податливом, горячем теле — кружит ему голову лучше любого вина. Дыхание Региса выравнивается. Он коротко проводит языком по губам — не напоказ, но гораздо более чувственно — ведет расправленными ладонями по лопаткам, плечам, и ниже, до самых запястий, единым неразрывным жестом. И мягко, но уверенно надавливает на них, заставляя протолкнуть когти глубже, до самого основания, чтобы кончики пальцев оказались в ране, чтобы темная кровь побежала по ладоням. Человек был бы мертв уже дважды. Детлафф целует его нетерпеливо и глубоко, долго; Геральт отстраненно замечает, что в углу его рта запекается кровь — явно общая. Когти, влажные, чуть розоватые, завораживающе медленно выходят из ран, пока внутри не остается едва ли четверть. Чтобы затем снова резко быть протолкнутыми внутрь. Регис выгибается, невозможно и пошло, прижимаясь вплотную, кожа к коже. Детлафф поворачивает голову, открывая шею, не случайно, намеренно, и Регис не отказывается от предложения. Кусает, вспарывая кожу чуть ниже линии челюсти, глубоко, задевая мышцы и крупную артерию, разрывая их в лоскуты. Глотает кровь жадно и спешно, будто низший вампир, а потом зализывает раны, рвано, бережно — широкими осторожными движениями без единой тени вины. Геральт думает, что понятие о равенстве у них странное. Человеческого в них обоих остается все меньше и меньше. Ногти Региса тоже удлиняются, но не входят в плоть, а только царапают, вжимаются острой кромкой в кожу, врастая в нее в ходе непрерывной регенерации и разрезая снова. Геральт вновь отворачивается, не испытывая желания наблюдать полную трансформацию и животное совокупление. Ему и без того неловко будет смотреть в глаза Регису. Он продолжает слышать их дыхание — вконец сбитое, громкое — отдающее дрожью в медальоне рычание. Чувствовать удовольствие, острое, иногда болезненное, отзывающееся неуютной сухостью во рту и тяжестью в солнечном сплетении. Геральт постарается как можно скорее позабыть о том, как Детлафф выцеловывает тонкие, медленно регенерирующие шрамы на ребрах Региса после того, как они заканчивают; как Регис с неспешной бережностью отводит влажные волосы с его лба; как их дыхание становится все медленнее от приятной усталости. О том, какими они могут быть друг с другом. *** Геральт видит Де Ла Круа еще несколько раз. Воспоминания все такие же черно-белые, отрывистые, напоминающие вспышки. Короткое довольство за стаканом явно чего-то горячительного; удушающая горечь в гремучей смеси с виной. Геральт ловит себя на мысли, что, возможно, не так уж сильно высшие вампиры отличаются от людей. *** Следующее воспоминание кажется страннее всех предыдущих вместе взятых — непривычно умеренные тона, цвета без преобладания. Только спустя секунды Геральт понимает, что это действительность. Он лежит на импровизированной койке в склепе, у него под поясницей сбитый ком одеяла, а в висках — тяжелая пульсация. Сидящий рядом, рукой подать, Регис смотрит внимательно. С долей беспокойства и сопереживания, как и положено доброму другу, но без… Без чего? До Геральта не сразу доходит, что ему не хватает той самой, ставшей привычной ласковой теплоты, что всегда возникала в глазах Региса рядом с Детлаффом. — Ты проснулся, — констатирует тот с заметной долей облегчения. Геральт коротко морщится, приподнимаясь с лежанки. Мышцы сводит тянущей болью — сколько же времени он провел в чужих воспоминаниях? — Ты метался, как зверь, пойманный в силки, — замечает Регис, незнакомым жестом сцепляя пальцы. — Я уже начал бояться, что тебе конец. Геральт инстинктивно замирает, находя в его движениях, в излишней расслабленности мышц и бесстрастности голоса неправильность. Мог ли он, сам того не желая, проговаривать свои мысли вслух, как случалось во время ведьмачьей работы? Мог ли пытаться повторить свои действия в реальности? Вряд ли Регис даст ему прямые ответы на эти вопросы. — Что ты видел? — спрашивает тот, внимательно наклонив голову. Соотношение спокойствия и интереса кажется Геральту слишком выверенным. «Я видел вас с Детлаффом», должен сказать он. «Я знаю, почему ты так защищаешь его», может сказать он. «Я, пусть отчасти, но понимаю, что ты чувствуешь», хочет сказать он. Вместо этого Геральт ведет плечами и честно отвечает: — Де Ла Круа. В конце концов, о некоторых вещах можно и умолчать. Когда-то Регис помог ему, не имея на то ни малейшей причины. Теперь пришла очередь Геральта сделать ответный жест.