Ты моя

За окном раскрывалась глубокая ночь, небо было, что шерсть у вороного жеребца. Звезды прятались в его глубине, будто стыдясь обратить свой взор на землю. В комнате внезапно стало душно, и Санса подошла к окну, чтобы открыть его. Ручка поддалась не сразу. Холодный, слегка влажный воздух отрезвил ее. Девушка стала вглядываться в темноту, пытаясь разобрать пугающие очертания несуществующих теней. Ночь пахла страхом, и ужас закрался в самые уголки сознания. Скрипнула дверь. Какая-то часть разума еще кричала Сансе о том, что нужно кинуться к матрацу и достать кинжал. Но тело ее окаменело и отказывалось слушаться. Все, что она смогла сделать – развернуться в сторону вошедшего. Комната была полна тусклым светом керосиновой лампы. Тень Сансы дрожала, хотя ей казалось, что она перестала дышать. Другая, высокая и огромная, легла от порога и до самого окна. Девушка могла узнать его только по запаху пота и вина, но все же подняла взгляд. Пес смотрел на нее пристально и хищно, как никогда прежде, его изуродованный рот изогнулся в жуткой ухмылке. - Закрой окно, пташка, простудишься. Наверное, он мог бы сказать это с заботой, предостережением или насмешкой, но в этот раз в словах не было ничего, только яд. Впервые рядом с ним Санса почувствовала себя в опасности и послушно попыталась закрыть окно. Тугая ручка никак не хотела двигаться с места. - Беспомощная пташка, - пропел Сандор, оказавшись возле нее за считанное мгновение и наблюдая за ее жалкими попытками. Его рука, мозолистая и тяжелая, легла на ее руку и закрыла окно одним движением. Рама хлопнула от сквозняка, и входная дверь закрылась одновременно с окном, отрезая последний путь к бегству. Санса знала, что сейчас произойдет. Она хотела умолять его, просить пощадить ее, отпустить,… а все слова застряли где-то на уровне глотки. Лишь тихий крик вырвался у Сансы прежде, чем он накрыл ее рот своими губами. Едва ли это можно было назвать поцелуем. Здесь не было ни нежности, ни любви – одна похоть. В тот миг Пес действительно показался ей страшным. Блики от керосиновой лампы танцевали на его оскаленном лице, он по-настоящему зарычал и дернул ее за волосы больнее металлических тисков. Страшный сон. Жадные руки обхватили ее талию. - Не надо, - успела пролепетать Санса, едва он отстранился от ее губ. Но тут же он стал целовать и кусать ее шею, ключицы, оставляя на нежной коже будущие синяки после своих шершавых губ. - Ты моя, - прохрипел Пес, и она понимала, что это правда, потому что не могла двинуться с места из его отчаянной хватки и больше не владела своим телом. За какие-то считанные секунды он разорвал шнуровку на ее простом сером платье (а оно ей так нравилось) и, когда оно упало на пол, с остервенением отбросил его в центр комнаты. Она могла бы попытаться сбежать тогда, но не шелохнулась, а лишь закрыла глаза. Сознание ее то просыпалось, то падало в пропасть. В одно из таких озарений она поняла, что Пес прижимает ее, прикрытую лишь тонкой ночной рубашкой, к своей поросшей волосами груди. В следующий миг он усадил ее, как куклу, на подоконник и развел колени. Ужас теперь сбросил свои железные цепи, и бряцанье металлических пут разбудило ее. - Прошу, не делайте этого, - то ли прокричала, то ли прошептала она и схватила его за запястье. Какая ирония, ее рука была меньше его в два раза, и все-таки смогла ему помешать. – Сандор… Он замер на несколько секунд, избегая смотреть ей в глаза. - Прошу вас, я боюсь. От этих слов у него заболело сердце. Он бы прижал ее к себе, чтобы успокоить, но в тот момент это бы только сильнее ее испугало. Чувства боролись с похотью, они же подталкивали к неизбежному. Не сделай он этого сейчас, его пташка достанется напыщенному лорду, которого выберет ей брат. - Не сжимайся, - проскрипел Пес, и в этом была вся забота, на которую он был способен. Комната закачалась перед глазами, когда он вошел в нее, резко и грубо. Пообещав себе терпеть, Санса все равно закричала. Жгучая боль стянула живот и опустилась ниже. Она попыталась сдвинуть ноги, но Пес держал их сильно и продолжал пытку. - Какая ты тесная, - послышался его шепот-хрип. Он приподнял ее тонкие ноги, чтобы облегчить вхождение, и толкнулся глубже. Она почувствовала, как бедра обжигает теплая кровь. Он отпустил ее руки, и она схватилась за его плечи, как за свое последнее спасение. Мужчина больше не мог сдерживаться и стал двигаться в ней до упора. Его полустоны-полурычания сменялись ее криками. Его движения были судорожными, рваными. Жесткие волосы на его груди царапали ей кожу, жадные руки вцепились в бедра, оставляя багрово-красные следы, твердые губы терзали впадинку между ключиц, напряженный большой отросток разрывал ее на части. Ничего этого она не чувствовала – была только одна невыносимая боль, сковавшая все тело. Наконец, мужчина в последний раз вторгся в ее растерзанное тело, заставил ее прогнуться в спине и излил свое семя. Железная хватка ослабла, и Санса почувствовала себя свободной. Она с трудом свела судорожно раздвинутые ноги. Бедра покрывала алая кровь, в сумерках нереально яркая. Только тогда она поняла, что до сих пор сжимает пальцы на плечах Пса, и отняла их. На огрубевшей коже остались красные вмятины. Ему, наверное, тоже больно… - Простите, - пролепетала Санса, дотрагиваясь до этих отметин. Он посмотрел на нее с таким отчаянием в глазах, что Санса повторила еще раз. – Простите. Пес отпрянул от девушки, будто от прокаженной, и кинул ей порванное платье. Дрожащими руками она стала натягивать на себя одежду. Пес справился с этим раньше и, даже не посмотрев на нее, ушел. Дверь за ним захлопнулась громко, и петли зазвенели во внезапно опустевшей комнате, словно колокола в храме. В прошлый раз колокола звонили по смерти короля.