Как она есть

На свадьбе волейболистки подружки невесты два часа не давали букету упасть. О том, что я вас пожалела, я пожалела много раз.

В непоколебимость принципа родных душ Ирка исправно верила до шестнадцати лет, пока не узнала, что одноклассница Таня выходит замуж по залёту и вовсе не за наречённого, а за Витьку-Махаона из столярного техникума. — Мам, но зачем она?! — искренне не поняла Ирка. — Ну, строго говоря, это и не обязательно, — рассеянно ответила мама, помешивая гуляш в сковороде. — Ждать наречённого, я имею в виду. Мы же с твоим папой... Она осеклась, но было поздно. — Вы с папой? — повторила Ирка. — Вы с папой?!.. Она вскочила и убежала к себе, заперлась, не отвечая ни на стук матери, ни на увещевания отца. Они, правда, скоро оставили её в покое, но не ушли, ждали рядом. Ирка услышала, как отец негромко сказал: — Дай ей привыкнуть к этой мысли, — он вздохнул и укорил: — Эх, Алёнка... Для Ирки мир и вправду перевернулся. Она знала теоретически, что бывают люди, влюбляющиеся без наречения, бывают и несчастные, рождающиеся вообще без ключ-фразы, но ни первых, ни вторых она не воспринимала всерьёз и не верила, что для неё возможен иной вариант, кроме наречённого. И Бог с ней, с Митенкой, но — мама с папой?.. Она задрала футболку и потрогала чуть выпуклые буквы под левой грудью. Ей повезло, кстати, она всегда это знала. Другим приходилось прятать ключ-фразу под шарфы, длинные рукава и длинные юбки, митенки — ну, хорошо, Танькиным митенкам Ирка даже завидовала пару лет, пока фанатела по волосатым оторванным рокерам, — но это не отменяло везения. Все её ограничения сводились к тому, чтобы не мыться в общей душевой спортзала лицом к другим девчонкам, только и всего. У мамы вот ключ-фраза была на предплечье, тоненькая вязь непонятных Ирке французских слов; Ирка пару раз задумывалась, откуда бы папе знать французский, а потом решила, что он нарочно выучил что-то эффектное, чтобы поразить родную душу. А дело оказалось не в этом. Вот, значит, почему мама не поехала с Иркиной командой на соревнования во Францию: боялась встретиться с наречённым, боялась, что кто-нибудь на улице подойдёт и спросит: — Vous savez que m'a aveuglé comme le soleil?.. Что тогда делать маме? Говорят, встреча с родной душой — это одновременно как выигрыш в лотерею и удар поддых, невозможно отказаться и невозможно забыть — о, Ирка столько раз об этом думала, представляя, как однажды кто-то похожий одновременно на папу, тренера Олега Борисыча и солиста "Амальгамы", подойдёт и скажет... — ...Пятьсот пятый? — спросила эта стрёмная девица. — Перевыпуск, — буркнула Ирка, не желая вдаваться в подробности. И замерла со смартфоном в руках. Она уже не ждала и не верила, променяв романтическую наивность на слегка циничное отрицание. Мама с папой по-прежнему жили душа в душу, в этом году у них жемчужная свадьба, и им не нужны были никакие ключ-фразы, чтобы любить и беречь друг друга, и, глядя на них, к своим двадцати четырём Ирка потихоньку приходила к мысли, что надо и ей успокоиться и согласиться, когда Гошка в очередной раз позовёт замуж: он, по крайней мере, сильнее и выше неё, больше зарабатывает и не мешает ей играть, даже если в другом городе. Останавливало одно: Танька-Митенка. Она тоже жила с Махаоном без изысков, но и без ссор и особых проблем, родила ему двойняшек, кудрявых рыженьких девчонок, и об этих-то девчонках её и спросил новый участковый терапевт: — Ну, уважаемая, и кто из них кто? Танька ревела два дня, показывая всем и каждому закольцованную на ладони надпись, а потом взяла детей и ушла к наречённому. — Но как, мам? — снова спросила Ирка. — Зачем? Куда ему её дети? — Родную душу и с детьми возьмёшь, и с долгами, и с судимостью, — ответила мама. — Глупость какая-то, — не поверила Ирка. — А как же Витька? Почему родные тогда не могут поближе друг к другу рождаться? А если бы она в другую поликлинику пошла? И вообще, их участок — по Витькиной прописке, получается, не было бы детей, Танька с ним и не встретилась? — Получается, так, — согласилась мама. От этих мыслей у Ирки голова шла кругом, но поделиться было не с кем: на заочном отделении института дружбы как-то не сложилось, а её команду как раз расформировали, разводя девчонок по другим клубам. Ирка хотела уже спросить саму Таню, что та думает об этой дурацкой истории, но не успела: история из дурацкой стала трагической, когда Витька подкараулил терапевта после приёма и проломил ему голову. Такой жизни Ирка себе точно не хотела, а потому сексом с Гошкой занималась, но в целом держала на расстоянии, не позволяя даже намёков на серьёзные отношения. И никогда не показывала ключ-фразу. Ни ему, ни кому-то ещё. Стрёмной Кетовой неоткуда было узнать, чтобы подшутить. Она сказала всерьёз. Это было её первое обращение к Ирке, и это значило, что Евгения Кетова — её, Иркина, родная душа. Но почему девка? Как?! — Книжки поддерживает? — спокойно спросила Кетова. Ирка смотрела на неё во все глаза. Если Кетова назвала её ключ-фразу, значит, Иркин ответ должен быть ключ-фразой тоже, но Женя не подавала виду, словно не поняла. — Только в фиве, — просипела Ирка. Кетова кивнула и отошла, потеряв к разговору интерес. — Бля, — обречённо выдохнула Ирка. Кетова была доигровщицей стартового состава. Чуть ниже Ирки, белобрысая, с бестолковой стрижкой: каре до плеч, даже в хвост не завяжешь; на тренировках она подбирала волосы платком, красным с чёрными подковами, завязывала его надо лбом совершенно по-деревенски, носила эластичные рукава и скучные безликие шмотки из O’stin и H&M. И сама была скучной до невозможности: за те недели, что Ирка провела с "Ленинградкой", Кетова открыла рот хорошо если дважды и каждый раз после тренировок удирала из раздевалки первой, словно куда-то опаздывала. — Мама, — жалобно сказала Ирка в трубку, — мама, моя родная душа — девчонка в команде, и она не признаёт, что она — моя наречённая! Что мне делать?! — Поговори с ней, — предложила мама. — А что делать? Это наречение. Скажи ей как есть. Сказать?.. Ирка смотрела на Кетову и даже по имени её не могла называть, не понимала, как с ней общаться, как её любить, унылую и отмороженную, а Кетова её игнорировала, никак не подтверждая, что "перевыпуск" был её ключ-фразой — ключ-словом вообще-то, если уж придираться к деталям. — Не хочешь после тренировки посидеть где-нибудь? — спросила Ирка, набравшись храбрости. Кетова взглянула на неё исподлобья и покачала головой. — Спасибо, нет, у меня дела, — отказалась она. Она не носила обручальное кольцо, но и серьги не носила, только шнурок с крестиком и медальоном на шее и фитнесс-браслет; Ирка развела посплетничать Нику Гагарину и между делом, между прочими именами, спросила о Кетовой. Вероника только плечами пожала: — Да кто её знает. Говорили, вроде, она замужем была, но я без понятия, что там у неё. Мужа никто не видел, по крайней мере. Может, и нет его. Ирка вспыхнула внезапно для себя, облилась потом и стиснула зубы. Замужем?! Её наречённая — замужем?!.. Потом вспомнила о Гошке, пришлось прикусить язык. Она написала Гошке письмо из одной строчки, но не отправила, позвонила вместо этого и призналась: — Я нашла родную душу. Так что, сам понимаешь... — И кто это? — ревниво осведомился Егор. — А чтоб я знала, кто это, — пробормотала Ирка, но Гошке напомнила: — Не ревнуй. Я тебя предупреждала. Её радовало, что он проверять не поедет. То есть, он ведь Кетову не тронул бы. Наверное. Ирка не хотела рисковать. — Любишь "Амальгаму"? — она кивнула на Женькину футболку, воодушевляясь. — Подарили, — отмахнулась Кетова. — Я даже не знаю, кто это. Ирка из этого вынесла только одно: кто-то дарил Кетовой одежду. Кто-то был ей так близок, что она эту одежду носила. "А-пятьсот пятый" смартфон — такой же, как у Ирки, — купленный Кетовой, тоже взаимопонимания не добавил, как и то, что тренер Борщевская перевела Ирку в стартовый состав. — Каблукова, Гагарина — местами поменяйтесь! — велела она на тренировке в понедельник. Кетова даже не моргнула, продолжила стоять, упираясь руками в поясницу. — Как тебе? — полюбопытствовала Ирка, уходя с площадки после игры. — Нормально, — Женя пожала плечами. — Суетишься слишком. — Ну, спасибо! — обиделась Ирка. — И это всё, что ты можешь мне сказать?! — А что ты хочешь услышать? — Кетова оглянулась. — Сезон покажет. Глаза у неё были холодные и острые как гвозди. Ирка больше не жаловалась маме, вообще никому ничего не рассказывала: плакаться не позволяла гордость, а хвастаться было нечем. Родная душа выглядела слишком чудесной на всю голову, чтобы кому-то её демонстрировать. В одном Ирка уже была уверена на сто процентов: ошибки нет. Эта отмороженная — её наречённая. — Я не услышать, я увидеть хочу, — Ирка постаралась вложить в голос как можно больше яда. — А то ты тоже не блещешь. Ты всегда так тормозишь или только на предсезонке под нагрузками? Кетова промолчала, только плечом дёрнула, но Ирка удовлетворилась и этим. — Ладно, милая, — пообещала она вполголоса. — Не хочешь по-хорошему — будем по-плохому. Я тебя достану. В остроумных шутках она была не сильна, так и не научилась, но, злясь на Кетову, подозревала, что остроумные шутки цели и не достигнут, тут надо попроще. Это отдельно ужасало: Ирка не представляла, как можно жить с этим человеком, что с ней делать вечерами, как знакомить её с родителями. А дети, опять же? Что с детьми делать, усыновлять?.. "Девки, спасайте! — написала она на форуме, с которого ушла сто лет назад. — Знаете примеры, чтобы наречённые одного пола были?" "Дофига, — ответила Oksana57. — Или тебе кто известный нужен?" "Ну, ваще встречаеться, — подтвердила SonikEsya. — KaIr, ты для себя спрашеваешь или вцелом?" "Да какая разница? — подключилась Morskaya. — KaIr, что конкретно хочешь узнать? Го в личку, я те расскажу". Ирка посомневалась, но написала. Она опасалась, что её будут расспрашивать: говорить не хотелось ни о себе, ни, тем более, о Кетовой, — но Морскую её жизнь не интересовала. "Во-1ых, — начала она, — ты не паникуй. Это не крайность вроде двухголового телёнка. Вариант нормы. Ну, как левшизм или ранняя седина. Внезапно, но не страшно на самом деле". "Я не знаю, что мне с ней делать, — пожаловалась Ирка. — Я всегда думала, это нельзя игнорировать!" "Родители — не наречённые? — мгновенно поставила диагноз Морская. — Ага, норм. реакция. Идеализация. Слушай, вот работаешь кем? Неважно. Смотри..." Она на какое-то время пропала, но в окне переписки мигала иконка клавиатуры: "Собеседник набирает сообщение". Ирка ждала, нетерпеливо кусая губы. "Призвание — это полдела, — появился наконец целый абзац. — Напр., ты по призванию хирург. Что, вот так пошла оперировать? Ни фига же. Пошла учиться. Потошнилась на экскурсиях в морг, порезала лягушек, потом только людей. А призвание-то с самого начала было. Или хочешь иконы писать. А родители хотят видеть дочу манагером. Куда идём? Правильно, в офис. Что с призванием? А оно есть. Сколько бы ты ни закрывала на него глаза. Дело в другом: ты нигде не будешь так счастлива, как в операционной. Или с иконами. Или чем ты занимаешься, не суть. И то, что она не отвечает, тоже вариант нормы: она не знает, как будет с тобой. Не с чем сравнивать. Какие у неё установки? Что хотели родители? Чем она живёт? Ты можешь на эти вопросы ответить?" Ирка не сразу поняла, что Морская спрашивает не риторически, настучала: "Нет. Я не знаю. Блин, я ничего о ней не знаю, она не говорит!" "Пхха, — отозвалась Морская. — И хочешь, чтобы она бросилась на шею незнакомой бабе? Если тебя смущает, что родная душа твоего же пола, думаешь, ей легко?" Раздосадованная, Ирка отвернулась от экрана. Морская была права: если Кетова казалась Ирке стрёмной, то вряд ли и она Ирку воспринимала хорошо. "Обиделась? — по-своему истолковала её молчание Морская. — Брось. Подружись с ней, узнай, чем она дышит, легче пойдёт". "Не хочу я знать, чем она дышит! — не выдержала Ирка. — Я семью планировала! С детьми! Как я с ней детей заводить буду?!" "Усыновите, — предложила Морская. — Смирись, KaIr. Всё равно уже не откажешься. Можно завести себе кого-то до родной души, но не после. Разве что..." "Что?" — жадно спросила Ирка. "Разве что ты её убьёшь, — отозвалась Морская. — Отсидишь лет восемь, как раз успокоишься, потом можешь искать мужика и детей рожать, за это время должно попустить. Но не факт, не гарантирую". Ирка закрыла окно личных сообщений и форум вообще, отпихнула ноутбук и спрятала лицо в ладонях. На следующий день её от Кетовой мутило, и вместе с тем сердце замирало каждый раз, когда Женя оказывалась рядом; Ирка старалась не обращать внимания и молчать, но вспыхнула, когда Кетова неодобрительным взглядом проводила её подачу в аут. — Что?! — выкрикнула Ирка. На неё обернулись все, даже Борщевская перестала выговаривать второму составу и приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть. — Теряешь мяч, — спокойно сказала Кетова. — Глазами держи. — Да пошла ты, — ответила Ирка. — Давай. Подай как надо. Покажи класс. — Котички, брейк, а? — попросила либеро Сашка Трубачёва, задирая голову. — Ириш, Жень. Ничего страшного же. Давайте ещё раз. Сашке Кетова благоволила, насколько у неё это вообще было возможно, вот и сейчас только кивнула и отвернулась. Ирка немедленно вцепилась в представившийся шанс. — Шурик, — прошептала она. — Пойдём вечером в кафе посидим? Позови Кетову, вдруг согласится! — Не согласится, — Саша покачала головой. — Но я позову. Чего вы цапаетесь? Женя хорошая. Ирка промолчала. В кафе Кетова действительно не пошла, попрощалась со всеми до воскресенья и уехала, поминутно поглядывая на часы. — Куда она всё время опаздывает? — поинтересовалась Ирка. — Шур? — Дела, — неопределённо отозвалась Трубачёва. Субботу Ирка провалялась в кровати, смотрела сериалы и ела мороженое. Разговаривать ни с кем не хотелось, даже с мамой она поболтала всего несколько минут, оправдалась тем, что уходит, и расстроилась из-за собственного вранья, разозлилась на Кетову: это ведь всё из-за неё. Из-за того, что она делает вид, будто ничего не изменилось. Накануне после бокала вина Ирка вспомнила совет Морской: "Узнай, чем она дышит", но сказать это было проще, чем сделать. Саша подтвердила, что Кетова редко остаётся на командные вечеринки, но ничего не ответила о таинственных "делах", лишь пожала плечами; Кетовой не было ни в Одноклассниках, ни в инстаграме, а информация о ней в Википедии и на сайте "Ленинградки" сводилась к данным о росте, весе и любимых цветах. "Шур, дай мне Кетовой номер, пжлст", — написала Ирка. Саша откликнулась только часа через полтора, скинула визитку с комментарием: "Я её предупредила, что ты можешь позвонить". — Вот спасибо, — буркнула Ирка, закапываясь в подушки. В квартире было прохладно, Ирка уже достала себе махровые носки и кофту, чтобы пойти на кухню варить кофе, но передумала, укуталась в плед и в самом деле позвонила. Кетова, к её удивлению, ответила. — Что тебе нужно? — спросила она. Ирка растерялась, потом разозлилась: — Поговорить! А ты куда-то опаздываешь? Муж в кроватке ждёт? — Нет, — Кетова вздохнула. — Но будет лучше, если ты это прекратишь. — Прекращу что? — Ирка подобрала ноги. — Что ты ломаешься, Кетова? Ты же прекрасно понимаешь, что происходит! Ты не можешь не понимать, я сказала твою ключ-фразу! На этот раз Кетова помолчала, потом негромко посоветовала: — Забудь это, Ирина. Ничего не выйдет... — Не забуду! — перебила Ирка, но Кетову это не смутило. — ...потому что я на это не пойду, — закончила она. — Не звони мне больше просто так, или я сменю номер. Она отключилась. Ирка сжала и разжала кулак. — Сучка, — выругалась она бессильно. — Дрянь какая, а, ты посмотри!.. Прекращать она точно не собиралась. В одночасье из странной и стрёмной коллеги по команде Кетова превратилась для Ирки в тот самый Святой Грааль, в суперприз, который Ирка обязана была получить хотя бы затем, чтобы он не достался кому-то другому. Что дальше делать с этим призом, она пока не думала, пила кофе и сочиняла стратегию по выведению Кетовой из равновесия. Кетова, правда, моментально её раскусила. — На правой или левой? — громким шёпотом спросила Ирка, указывая глазами на Женины рукава. — Твоё ключ-слово? — Ирин, — Кетова наморщила лоб. — Прекрати это, правда. Ничего не будет. — Но ты признала, — Ирка развела руками. — Это уже шажок в нужном направлении! Кетова натянула майку, выпрямилась. — Ирина, — сказала она наконец, — нет никакого "направления". И никаких шажков. Не нарывайся. — На что? — Ирка провела языком по губам, но на лице Кетовой ничего не отразилось. — Ничего не будет, — повторила она. На площадке пришлось взять себя в руки и не мельтешить. Попасть в стартовый состав сразу по приходе в команду было здорово, но удержаться в нём — не так просто. Борщевская вывела Нику, потому что Ника не тянула, и это Ирке подтвердили все по очереди (кроме Кетовой), но Саша на площадке сменяла именно Ирку и никогда — Яну, младшую из сестёр Кузнецовых и вторую центральную блокирующую. Яна с Инной вообще были двужильными, отыграть пять партий с полной выкладкой им как будто ничего не стоило, это Ирка знала ещё по прошлым сезонам, когда они встречались с "Ленинградкой" на предварительном этапе. В сборную Кузнецовы ездили на постоянной основе, даже вопрос никогда не стоял, но некоторое время назад прошёл слух, что Яной интересуется московское "Динамо", и это давало Ирке надежду стать своеобразным номером первым на своей позиции в следующем (а то и в нынешнем) сезоне. Пахать для этого следовало "like a pony", и Ира пахала. — Какой ещё пони? — не поняла мама, когда Ирка так и сказала по телефону. — Бессмертный, — пояснила Ирка. — Мамуль, ты не помнишь, что ли? "От работы дохнут кони, ну а я — бессмертный пони"! Мама посмеялась и велела поберечься на тренировках. Ирка пообещала. Они обе знали, что беречься она не будет, но соблюдали негласную договорённость во имя родительского спокойствия. Сейчас настроение Ирке подпортило лишь то, что наигрываться Кетова ушла во второй состав под опеку Тони Бачиной, а следом туда же удрала Трубачёва, и вдвоём с Бачиной они ухитрились Кетову чем-то рассмешить. "Сучка", — снова подумала Ирка, подпрыгнула и надела мяч на уши Ане Князевой, второй диагональной. Яна показала большой палец. — Умка, — похвалила она. Ирка заулыбалась. После тренировки её перехватила Борщевская. Ирка стояла, замотанная в полотенце, и могла только бессильно смотреть, как Кетова собирается и уходит; Татьяна Павловна обернулась, но не поняла, похоже, что Ирку так заинтересовало за её спиной. — Ирин, — спросила она, — поучаствуешь в пресс-конференции? — А почему я? — удивилась Ирка. — Нет, если надо, вы же знаете — на кирпичный завод я, на бетонный тоже я. А когда? — На той неделе, — Борщевская зачем-то постучала по часам. — Я тебе поближе скажу, сама точно не помню, но в пятницу, вроде, в час. Инна ещё пойдёт из девочек. Старшая Кузнецова была капитаном команды, но Ирка мысленно одобрила выбор по другой причине: красоваться перед прессой Инна любила ничуть не меньше, чем выигрывать, можно было не сомневаться, придёт при полном параде, с кудрями и декольте. Журналистам понравится, а это плюсик в копилку престижа "Ленинградки" в СМИ. — Да и мы не лыком шиты, — Ирка насупилась, разглядывая содержимое шкафа. — Это не то, это тоже не то... А если?.. Неудовлетворённая результатом, она попятилась и села на кровать, подумала, написала сообщение: "Кетова, сходи со мной по магазинам, а? Мне на прессуху идти не в чем!" "Отъебись", — посоветовала Женя в ответ. Ирка закусила губу. Она не ждала ничего другого, на самом деле, но резкость Кетовой причинила ей реальную, не выдуманную боль; Ирка шмыгнула носом и набрала: "Ну, ты хамка!" Кетова перезвонила ей сама через несколько минут. — Я же просила, — сказала она. — Ирина, что тебе от меня надо? — Любви и ласки, — огрызнулась Ирка. — А ты как думаешь? Миллион долларов? Ты — моя наречённая, я хочу тебя себе! — А я не хочу, — возразила Кетова. На Ирку как будто ведро воды вылили. — Врёшь, — обвинила она. Кетова вздохнула в очередной раз. — Ирин, — терпеливо начала она, — это всё — сказки для бедных, понимаешь? Не бывает любви с первой фразы. Отношения — это работа, основанная на взаимном уважении и симпатии. А теперь скажи, что ты обо мне думала до того, как я к тебе обратилась. Ирка молчала, но теперь Кетова останавливаться не собиралась. — Ирина, — надавила она. — Что ты думала? — Что ты стрёмная, — призналась Ирка, вздёрнула подбородок, чувствуя, как по щеке ползёт слеза. — И скучная. И стрижка у тебя говно. Кетова усмехнулась. — Вот видишь, — сказала она грустно. — Уймись, глупая. Займись чем-нибудь другим. Пробейся в сборную, выйди замуж, роди ребёнка. — Дура ты, — перебила Ирка. — Как ты можешь? Ты же сама чувствуешь, не можешь не чувствовать, зачем ты это делаешь?!.. Она разревелась и бросила трубку. Второй раз Кетова не позвонила. Ирка написала Морской напрямую. "Извини, что я тогда пропала. А бывает так, что на ключ-фразу не отвечают? То есть, отказываются?" "Бывает, — ответила Морская так быстро, словно ждала на форуме. — Жизнь-то портить себе все мастера. Хорошо не будет, не выйдет". "Она же мне даже не нравилась! — Ирка вытерла слёзы. — Она не верит в родные души". "И так бывает, — Морская помедлила. — Тогда тебе не повезло". "И что со мной будет?" — спросила Ирка. "Знаешь анекдот? — парировала Морская. — Военные учёные собрали робота. Их спрашивают: а что будет, если его включить? Ничего, отвечают учёные. Примерно в радиусе километров пятидесяти". Ирка невольно заржала, забрызгав слюной экран ноутбука, полезла за салфеткой, фыркая и всхлипывая одновременно. "Да ну тебя! — она поставила смайлик. — Я серьёзно!" "И я серьёзно". "У меня нет будущего без неё?" "Я не знаю, — честно ответила Морская. — В моей практике не было случаев, чтобы РД упёрлась насмерть. Ну, то есть, "насмерть" как раз было, но ты же не станешь с крыши прыгать, я надеюсь?" "А бывало и такое?" — Ирка проигнорировала вопрос. "Да". Ирке стало не по себе, таким лаконичным было это "да" в сравнении с предыдущим энтузиазмом. "У тебя... кто-то из близких?.." — она не закончила фразу. "У тебя так не будет, — пообещала Морская. — KaIr, ты не волнуйся. Ещё слишком мало времени прошло. Она поймёт и передумает. Обязательно". "Извини", — попросила Ирка. Наутро ей не хотелось даже вставать с кровати, она с трудом привела себя в порядок и, доехав до спорткомплекса, едва не забыла сумку в такси. — Ириш, ты что-то неважно выглядишь! — обеспокоилась Оля. — Плохо себя чувствуешь? Лёлька — Оля Старостина, — была кудрявая и улыбчивая, открытая, её все любили, даже Кузнецовы, несмотря на свою заносчивость, Олю обожали и не упускали случая потискать как плюшевую игрушку. И только Кетова была к ней равнодушна — и ко всем, кроме, разве что, Трубачёвой. — Тебе Шурик нравится? — спросила Ирка, подсаживаясь к Кетовой. — К ней только не прикапывайся, — предупредила Женя. — Саша — хороший человек. — Лёлька тоже хорошая, — возразила Ирка. — Но ты выделяешь только Трубачёву. Кетова помолчала, потом в свою очередь поинтересовалась: — Почему ты всех по фамилии зовёшь? — Зову — только тебя, — поправила Ирка. — Тебе не нравится? — Всё равно, — Кетова пожала плечами, но прежде чем она встала, Ирка поймала её за руку и слегка сжала. — Заплети мне колосок, — попросила она, кусая губу. — Ты умеешь, я видела, ты Шурику плела! Пару секунд на лице Кетовой отражалась явная внутренняя борьба, и на мгновение Ирка позволила себе понадеяться, но результат всё-таки вышел не в её пользу. — Нет, — отрывисто бросила Кетова. — И не подходи больше ко мне, я от тебя устала. Это было более чем доступно и внятно. Ирка ссутулилась и свесила голову. Распущенные волосы доставали почти до пола, Ирка вдруг разозлилась, подумала: "Отрежу к чёрту!" Она никогда не предполагала, что может так обернуться. В её мечтах родная душа радовалась встрече, в мечтах они всегда могли договориться, пусть даже Ирка и не думала иметь дело с женщиной: это теперь казалось ей меньшей из проблем. Кто-то погладил её по голове. — Давай я тебя расчешу, — предложила Лёлька. — И французскую косу заплету, это быстро, мы успеем. — Спасибо, — сказала Ирка и снова заплакала, не поднимая головы, ничего не смогла с собой поделать. Оля тут же встала на колени и крепко её обняла, зашептала: — Ириш, ну ты чего, кто тебя расстроил? Всё хорошо будет, всё образуется, не плачь! — ПМС? — сочувственно спросила Яна, садясь рядом и приобнимая Ирку с другой стороны. — Ну, котик, не реви, глазки распухнут. Давай затренируем это дело. Нет такой проблемы, которую нельзя исправить лишним километром на дорожке. Лёль, дай ей водички. — Ничего, — Ирка вытерла глаза и попыталась улыбнуться. — Всё в порядке, спасибо, девочки. От Кетовой она отвернулась. Кетова, впрочем, так ничего и не сказала. Ночью она Ирке приснилась: подошла в душевой, дотронулась до плеча, попросила: — Покажи ключ. Ирка откинулась на стену, руками прижала грудь, прикрывая соски и давая Кетовой прочитать вязь букв, чуть расплывшуюся со временем. Тёплая вода струилась по её телу и по лицу Кетовой, крупные капли собирались на ресницах и подбородке. — А ты?.. — Ирка задержала дыхание, когда Кетова коснулась её тела кончиками пальцев. Кетова отвела руку, демонстрируя тёмные, почти чёрные буквы над левым локтем. Ирка потянулась поцеловать её, прижалась — и проснулась, всем телом вздрогнув, застонала тихонько от досады. В окно светила луна. Ирка завернулась в махровый халат и босиком пересекла комнату, поджимая пальцы от тянущего по полу сквозняка. Из её окна видно было Неву и Летний сад на другом берегу; по ночам разводили мосты, Ирку это поначалу завораживало, потом первое очарование прошло, она поняла, почему девчонки делали скучные лица, когда заходила речь о летних ночных прогулках. Сейчас мост тоже был разведён. Ирка обхватила себя руками за плечи, вздохнула, подышала на стекло и прижалась к нему, оставив носом след. "Я просто ей не нравлюсь". Вообще-то, это давало Ирке шанс: ей ведь тоже не нравилась Кетова поначалу, да и сейчас ещё Ирку обуревали сомнения, что у них может что-то получиться, и дело было даже не в сексе, секс казался Ирке меньшей из их проблем... наверное. Она вернулась на кровать, забралась под одеяло, но сон не шёл. Ирка лежала на спине, разглядывая высокий свежевыбеленный потолок съёмной квартиры, скользила взглядом по лунному лучу на стене. "Что бы я с ней делала?" Ирка закусила губу, сглотнула. Общие раздевалка и душевая не оставляли простора для воображения, да и форма скрывала не слишком много, но Ирка вдруг поняла, что не помнит Кетову, не помнит её тело, ничего, кроме чёрных эластичных рукавов и медальона на цепочке. — Ты права, — прошептала Ирка беззвучно. — Ты права, так нельзя. Я должна заняться чем-то другим. Выйти замуж. Родить ребёнка... Её передёрнуло при одной только мысли о том, чтобы написать Егору. "Что я буду делать с тобой? Что ты будешь делать со мной?.." Она расплатилась утром с таксистом, доставившим её к спорткомплексу, посмотрела с недоумением на протянутую визитку. — Ты же каждый день почти ездишь, — сказал он дружелюбно. — Бери, бери. Будешь мне напрямую звонить. — Услуга "Персональный водитель"? — Ирка усмехнулась. Его ключ-фраза была на шее: "Мы можем догнать эту машину?" — Догнали? — спросила Ирка, указывая на него. — Не-а, — таксист тоже ухмыльнулся. — Передумали. — И... всё хорошо? — Ирка помедлила, разглядывая визитку. Она гласила, в частности, что таксиста звали Максимом. — А у тебя, судя по всему, не очень, — Максим сочувственно помолчал. — Ничего, какие твои годы. Образуется. Дай ему в лоб, он сразу всё поймёт! Ирка покачала головой, но визитку взяла, сунула в прорезь на тыльной стороне бейджа. Таксистом, по крайней мере, Макс действительно был хорошим, довёз он Ирку быстрее обычного, так что в раздевалку она вошла третьей: опередить Кузнецовых всё-таки не удалось. — О, русалочка! — Яна с ней расцеловалась, Инна помахала пальцами. — Сегодня не плачешь? Принц вернулся? — Ой, в жопу принцев, — мрачно ответила Ирка. — Чем таким вкусным пахнет? — Инка новую брызгалку купила, — Яна кивнула на сестру. — Ин, как называется? Я забыла! — Begin от Ники Тейлор, — неохотно отозвалась Инна, вытащила из сумки голубой флакон. Ирка из вежливости подошла и понюхала крышку. Аромат ей действительно понравился, но покупать духи как у старшей Кузнецовой стала бы только самоубийца. — Приятненько, но мне не пойдёт, — вслух произнесла Ирка, чтобы окончательно пресечь возможные домыслы. — Ин, в чём на прессуху пойдёшь? — Не знаю ещё, — Инна встряхнула головой и начала закручивать волосы в высокий хвост. Вместе пришли Бачина и Юля Михайлова из второго состава, выставили на общий стол картонную коробку с персиками. — Лопайте, — велела Юля. — Мне тётушка привезла, экологически чистый продукт. Мытые. Ирка персик с удовольствием взяла, села на своё место и вытянула ноги на всю ширину прохода. Ночное пробуждение не помешало ей выспаться, но сон с участием Кетовой заставлял Ирку стыдиться и волноваться одновременно; она пообещала себе, что непременно рассмотрит Кетову сегодня во всех подробностях, даже если Женя за это снова на неё наедет. Приходила Кетова всегда одной из последних, так что Ирка не боялась её пропустить, спокойно копалась в сумке, когда кто-то ахнул, а затем Яна с оторопью спросила: — Кетова?! Ирка торопливо обернулась и тоже обалдела. Кетова подстриглась. Вместо дурацкого неровного каре у неё теперь была ультракороткая пикси с рваными прядями и даже как будто с лёгким колорированием в пепельный; реакция раздевалки заставила Кетову притормозить на пороге, и Ирка пользовалась этим и таращилась на неё во все глаза, забыв закрыть рот. — Женька, какая ты потрясная! — завизжала Саша и бросилась Кетовой на шею, Кетова неловко, криво улыбнулась и обняла её в ответ, спросила: — Правда хорошо? — Я бы вдула, — сказала Михайлова. — В очередь, — огрызнулась Ирка, по-прежнему не отводя взгляда, затем встала и подошла к Кетовой почти вплотную. — Вот какая ты. Кетова молча обогнула её и села на своё место — Женёк, с чего вдруг такие перемены? — полюбопытствовала Влада Балуева. — Решила обновиться к сезону? Или замуж собралась? — Узнала, что стрижка у меня — говно, — спокойно ответила Кетова. — Жалко, что только сейчас узнала. Несколько секунд было тихо, потом Лёлька прыснула в кулак, сказала: — Ну вот, опять всё опошлила! — Ну, каре и правда было ни в пизду, — заметила Яна. — Но ты же никого не слушаешь! — Тем интереснее, — поддержала Тоня, — узнать, кто таки заставил тебя так восхитительно преобразиться! Давай, Кеточка, колись! "Кеточка", — повторила про себя Ирка, стиснула зубы. Теперь она видела, что ошиблась: Кетова не поддерживала активных контактов с командой, всё так. Но она была в команде. На сто процентов. Её здесь могли не понимать, но в коллектив принимали со всеми её тараканами в голове. — Это было замечание между делом, — отперлась Кетова. — Девки, ну правда. Мне приятно, но больше я ничего не скажу, потому что больше ничего нет. И тут присвистнула Трубачёва. На неё зашикали, но Сашка не обратила внимания, сказала громким шёпотом: — Девочки!.. Кто-то и вправду замуж пойдёт!.. — Что ещё? — Кетова нахмурилась. — У неё ключ на шее! — объявила Сашка. — Вот почему она не стриглась! Кетова досадливо вздохнула, но сопротивляться, когда её начали крутить, чтобы посмотреть, даже не пыталась. Ирка тоже подошла поближе, взглянула на чёткое, словно тушью выведенное слово "Перевыпуск" под светлым пушком в основании черепа. Новые духи Инны, персики и тётушкины сплетни Юли и вчерашние Иркины рыдания больше значения не имели, Кетова моментально стала звездой дня. — Кто он? — Сашка села перед ней на корточки, сложив руки ей на колени. — Девки, я ничего не скажу, — повторила Кетова, выпрямившись. — Не приставайте. Не будет никакой свадьбы. Просто больше нет смысла скрывать. Но это ничего не значит. — Отказываешься от наречения, что ли? — громко спросила Ирка. Кетова бросила на неё быстрый взгляд и отвернулась. — Жень, серьёзно! — заволновалась Тоня. — Ты что, отказала ему? Почему? Кто он, чем он тебе так не угодил? Неужели не понравился? Так не бывает! — Дура, — так же громко заявила Ирка и ушла на своё место натягивать гольфы. — Ну, Ириш, зачем ты так? — от общей группы отделилась Лёлька, подсела к ней. — Всякое бывает. У Женьки наверняка есть какая-то причина, чтобы так решить. Мы же ничего не знаем, а кто откажется без причины? Это, — Лёля перешла на шёпот, — как смысл жизни потерять. Навсегда!.. Ирка не ответила, только покачала головой. А Кетову начали потихоньку жалеть. Она не замечала, но Ирка видела со стороны снисходительную опеку, которую проявляют женщины по отношению к менее удачливым подружкам, и бесилась до слёз, потому что Кетова этого не заслуживала, даже если бы её и впрямь кинул какой-то мужик, даже если бы не она отказалась, а от неё. Злиться на саму Кетову Ирка больше не могла, разве что краткими вспышками, а потом смотрела на неё и замирала, прикипала глазами к розовой коже за ухом, липнущей ко лбу чёлке, бессовестно и не скрываясь разглядывала длинные ноги и грудь, тем более, было на что посмотреть: грудь у Кетовой была красивая и для волейболистки большая. — Цэ? — спросила Ирка, поддевая пальцем лямку лифчика. Кетова вздрогнула от неожиданности и скинула её руку. — Ты обалдела? — парировала она, понизив голос. Ирка смотрела ей в глаза. — А всё-таки?.. Кетова глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду. — Отстань, — ответила она наконец и отвернулась, пряча лицо. Ирка не стала продолжать, отошла к кулеру, попила воды. Она испугалась не столько реакции Кетовой, сколько своей: перехватило дыхание, бросило в адреналиновый жар, потяжелел низ живота. Ирка невольно свела бёдра и вся поджалась, постояла, опираясь рукой о край стола. "Ух ты", — мелькнула мысль. В тот день Ирка к Кетовой больше не подходила, но не думать уже не могла. Дома она растянулась на кровати, раскинула руки и прикрыла глаза, слушая шёпот Лары Фабиан в наушниках. Свет из коридора выхватывал неправильную трапецию на полу и кровати; Ирка пошевелила пальцами ног, глядя рассеянно, как мерцает перламутровый лак. ...Кетова ногти не красила, только подпиливала. Кетова не носила кружево и шифон, не пользовалась декоративной косметикой, в её гардеробе не было платьев, и при этом никто не смог бы упрекнуть её в недостатке женственности, стоило ей подстричься, и это бросилось в глаза — и нет, дело вовсе не в третьем размере!.. Ирка тихо рассмеялась, провела руками по лицу, по ключицам. И нерешительно ещё просунула пальцы под резинку домашних шорт. Она хотела бы знать, как это будет. Хотела бы сама стянуть с Кетовой майку, расстегнуть на ней лифчик; соски у Кетовой были маленькие и тёмные, живот — твёрдый и плоский, с ложбинкой посередине. Ирка подумала, что Кетовой пошёл бы пирсинг в пупке, и от этой мысли внутри снова всё поджалось. Она опустила руку ниже и закрыла глаза, представляя, будто трогает чужое тело, будто Кетова трогает её в ответ. Это легко было вообразить, и это возбуждало; Ирке стало жарко, она раздвинула ноги и пальцем растёрла выступившую смазку, согнула колено. "Кетова, — сказала она мысленно. — Кетова, давай..." Ирка помнила минеральный запах Жениной туалетной воды и плотно простроченную лямку лифчика, белый пушок на её загривке; Ирка плотно прижала пальцы на мгновение и вздрогнула, задержала дыхание. "Кетова". Ей больше не было страшно, ей было хорошо, и не хватало лишь неловкого, неуклюжего поцелуя, Ирка застонала от невозможности его получить и прикусила палец, выгнулась, упираясь лопатками в постель, подалась навстречу своей — чужой! — руке, бессвязно умоляя не останавливаться, и ахнула: — Да!.. — и замерла, сжимая колени и не дыша, обмякла бессильно и беспомощно. В съехавших наушниках Лару сменила Лана Дель Рей. — Кеточка, — прошептала Ирка по слогам. Дело было за малым: убедить Кетову хотя бы попробовать. — Я в синем буду на прессухе, — сказала Инна на следующий день. — Угу, — Ирка кивнула. — Учту. Ничего новенького она себе так и не купила, не раскачалась на поход по магазинам в одиночестве, и это был удачный момент для второй попытки. То есть, на Иркин взгляд удачный, потому что, когда она подошла к Кетовой и спросила: — Так ты точно не хочешь составить мне компанию на шопинг? — Кетова сперва закрыла глаза и медленно выдохнула, затем произнесла, не поворачиваясь: — От. Ва. Ли. — Ну и дура, — беззаботно отозвалась Ирка. Оскорбление достигло цели: Кетова выпрямилась и напружинилась, словно перед прыжком, открыла рот, но Ирка не дала ей заговорить, подначила: — Что? Ну, что? Я недостаточно хороша для вашей светлости? Что ты ломаешься как тульский пряник? — Достала, — процедила Кетова, выбросила руку вперёд и, намотав Иркин хвост на кулак, толкнула её лицом в висящую куртку. Больно было так, словно Ирка налетела лицом на битое стекло. Вскрикнув, она шарахнулась назад, чудом устояв на ногах; со лба потекла кровь. — Дура, — повторила Ирка ошеломлённо, проследив за падающей на пол каплей. — Кретинка, имбецилка!.. Кетова подхватила лежащее рядом белое полотенце и прижала к её лицу. Сама она цветом не сильно от полотенца отличалась, у неё вдруг задрожали губы и намокли глаза. — Ира, — сказала она. — Ирина, я не хотела. — Девки, вы чего?! — воскликнула Яна, подлетая с другого конца раздевалки. — Ой, Ирка! К Хохлову, бегом! Женька, что случилось?! — Это я... — начала Кетова. — Нога подвернулась, — быстро перебила Ирка и сама прижала полотенце к лицу, поморщилась, когда защипало. — А там ремень. Кажется. Или крюк?.. — Пошли, — велела Яна, подхватывая её под локоть. — Хорошо, не глазом. С ногой-то нормально? Ирка понадеялась, что у Кетовой хватит ума помолчать до их возвращения и не каяться на всю "Ленинградку" в своих глупостях. Яна в историю о крюке под одеждой поверила, сетовала всю дорогу до медпункта на Иркину неловкость и беспокоилась о её ноге. — Не хочу я Нику обратно, — призналась она якобы по секрету. На самом деле о том, что она недолюбливает Гагарину и считает её заторможенной, знали все, включая саму Веронику, но возражать Яне Ирка, естественно, не собиралась. — Да всё хорошо будет, — пообещала Ирка и мысленно скрестила сама за себя пальцы: ей тоже совсем не улыбалось жить со шрамом на лбу, даже если останется он стараниями наречённой. Хохлов, впрочем, над ними посмеялся, потрепал Ирку по голове. — Перепугались? Лицо всегда кровит, — заметил он. — Каблукова, я тебя заклею, шить не буду. Ранка небольшая. Пластырь не сдирать! Не мочить, голову не мыть. Потерпишь, если шрамов не хочешь. До понедельника никаких тренировок. В понедельник покажешься, там решим. Сейчас напишу тебе, что дома делать. Если будешь меня слушать, никаких следов не останется. Фамильярное прикосновение Ирка молча перетерпела, подождала, пока Хохлов закончит писать. Яна в это время переминалась с ноги на ногу, распустила и растрепала волосы, хихикнула: — Русалочка, как ты завтра на прессуху пойдёшь? Инна спросила то же самое другими словами. — Офигеть, — протянула она. — Каблукова. Ты представляешь, что Татьяна сейчас скажет?! Ты не можешь в таком виде завтра прийти! — Да, с этой звездой во лбу она тебя определённо затмит, — поддержала Влада с самым серьёзным лицом. Лёлька за её спиной прыснула, Юля прикрыла рот рукой, и даже Яна заулыбалась, похлопала сестру по плечу. — Да не пойду я, — спокойно сказала Ирка. — Пусть вон Татьяна Кетову возьмёт, какая разница? — Ой, действительно, — Яна закатила глаза. Инна молча покрутила пальцем у виска, и даже Тоня поддержала: — Жень, при всей моей любви к тебе: Ирок, это не самый удачный выбор. — Почему? — Ирка пожала плечами. — Пойду Татьяне предложу. На Кетову она не оглядывалась, но останавливать Кетова её не стала, наоборот, догнала и пошла рядом. — Ирина, прости, — попросила она в коридоре. — Я не хотела так. Ирка взяла её за руку. Кетова напряглась, но не отстранилась. — Ты мне должна, — сказала Ирка, ликуя. — Пойдёшь на прессуху? — Татьяна не согласится, — Кетова покачала головой. — Я никогда не ходила. — Первый раз?.. — Ирка заулыбалась, и Кетова вдруг покраснела и отвела взгляд. — Ирина, — начала она и замолчала. — Кто тебя так драться научил, кстати? — полюбопытствовала Ирка. — Техника-то отточена годами, я смотрю! — В спортивном лагере, — Кетова вздохнула. — У меня там, ну, не сложилось. Ирка кивнула, постучала в дверь кабинета Борщевской и сразу просунула голову. — Татьян Пална, можно? — Каблукова! — ахнула Борщевская, приподнимаясь из-за стола. — Ты что с собой сделала? — Я не нарочно, — отперлась Ирка. — Татьян Пална, за меня Кетова... Женька на прессуху сходит, ладно? Вам же не критично именно меня, правда? Теперь Татьяна Павловна уставилась на Кетову. — Женя, — спросила она недоверчиво, — ты пойдёшь на пресс-конференцию?.. — Ты её удивила, — намекнула Ирка в коридоре. — Я много раз отказывалась, — Кетова пожала плечами. — Я не даю интервью вообще. — Почему?.. Кетова ответила не сразу, помолчала, кусая губу, затем предложила: — Поедешь со мной? — К тебе? — Ирка приподняла брови. — Даже не вопрос. Знала бы, что ты станешь такой покладистой, сама бы ударилась. Лоб, как выяснилось, она разбила о ремень Влады, тяжёлый, кожаный, с кованой пряжкой, и была, как флегматично заметила Влада, протирая его салфеткой, не первой жертвой. — Он у меня кровожадный, — сказала она, застёгиваясь. — Зато счастливый, всем, кто бился, потом везло долго. — Да мне, в общем-то, уже повезло, — отозвалась Ирка. — Не хочешь на прессуху? — Влада кивнула. — Никто не хочет, кроме Инки, она единственная, кому нравится. Женёк, я тебе сочувствую. Кетова посмотрела на неё, но не ответила, словно вообще не поняла, о чём Влада говорит. Позвав Ирку с собой, она потерялась, сидела и вертела в руках телефон, явно не замечая, что происходит вокруг. Ирка косилась на неё, одеваясь, и чувствовала себя неуютно. Она хотела Кетову раскрутить, всё так, но не собиралась давить и точно не планировала вынуждать её делать что-то через силу. Наконец Ирка не выдержала, подошла, сказала: — Слушай, если ты передумала, это нормально... — Собирайся быстрее, — перебила Кетова. — Я очень сильно опаздываю. — Куда? — опешила Ирка. Кетова поморщилась и неопределённо качнула головой. — Собирайся, — повторила она и встала, надела и застегнула куртку. Обеспокоенная и заинтригованная, Ирка торопливо покидала вещи в сумку, натянула сапоги и вслед за Кетовой спустилась на парковку академии. Кетова водила тёмно-серый "тигуан". В салоне пахло ёлкой, переднее пассажирское сиденье было отодвинуто под чей-то высокий рост, Ирке даже не пришлось подстраивать под себя. — Кто с тобой ездит? — ревниво спросила она. Кетова нахмурилась, потом её лицо разгладилось, она усмехнулась: — Я и ездила. Последний раз там сидела я. После тест-драйва, — она выехала на Вязовую и закончила: — Не ревнуй. У меня никого нет. — А муж? — не удержалась Ирка. — И мужа тоже, — Кетова бросила на неё ещё один взгляд. — И никогда не было. Она свернула на Лазаревский мост, а оттуда — на Новоладожскую и Ждановскую. Ирку этим маршрутом возил Максим, и она пошутила: — Так мы к тебе едем или ко мне? — В смысле? — не поняла Кетова. — А где ты живёшь? — На Петровской набережной, — Ирка махнула рукой в ту сторону. — А, — Женя снова сделала паузу. — Хорошо тогда. — Чем хорошо? — удивилась теперь уже Ирка, хмыкнула, предсказуемо не дождавшись ответа. Знакомым путём они проехали по Кронверкской набережной, но с Мичуринской свернули на крошечную Пеньковую улицу, в конце которой располагалось морское училище, Ирка не раз видела тамошних курсантов в полосатых воротниках. Кетова остановила "тигуан" примерно посередине Пеньковой, заглушила мотор, посидела, глядя перед собой. Ирка её не теребила, не стала даже подкалывать на тему, не живёт ли Кетова на заводе, что по левую сторону, и была вознаграждена за терпение тем, что Кетова сама взяла её за руку, хоть и тут же отпустила. — Ирин, — сказала она. — Сейчас мы выйдем. Войдём в детский сад. И заберём моего сына. Его зовут Коля, ему пять лет. И он — вся моя жизнь. Ирку как обухом по голове ударили. Она бессмысленно смотрела на Кетову, потом повторила: — Сына?.. — Он — самое важное, что у меня есть, — повторила Кетова. — Ира, ты меня понимаешь? Ирка кивнула, не в силах открыть рот. Чувствовала она себя так, словно вышла из дома, забыв надеть юбку под пальто, и обнаружила это где-нибудь в метро: возвращаться домой можно, но поздно, придётся ехать дальше с осознанием масштабов своего идиотизма. Она подозревала у Кетовой мужа, любовника, даже фригидность, но совершенно не подумала о том, что у двадцатишестилетней женщины может быть ребёнок, ради которого она не ходит по командным вечеринкам и торопится домой сразу после тренировок. — Ирина?.. — позвала Кетова. — Вот я дура, — вырвалось у Ирки. Кетова наморщила лоб. — Пойдём, ладно? — попросила она. — Я и так опоздала, он там один с воспитательницей. Ирка шла за ней как в тумане. Кетова поднялась на крыльцо, нажала кнопку звонка, стоя перед камерой. — Мама! — раздался внутри ликующий вопль. Кетова улыбнулась, светло и легко, поразив этим Ирку ещё раз: никогда она так не улыбалась в команде, никому, даже Трубачёвой. — Вот и мы, Катерина Тимофеевна, — сказала Кетова. — Вы простите, пожалуйста, что я вас опять задерживаю, внезапно получилось. Она села на корточки и раскрыла руки, обнимая сына, погладила его по голове. — Ну, ковбой, как дела? Я по тебе соскучилась. Ирка привалилась плечом к стене, встретилась взглядом с воспитательницей, шевельнула губами; ей показалось, что она заговорила, но на самом деле ей не удалось издать ни звука. Николай обратил внимание на незнакомое лицо, задрал голову, сказал отважно: — Я — Николай Андреевич, а ты? — Ира, — Ирка заставила себя улыбнуться и поддержала заданный тон: — Ирина Андреевна. Николай нахмурился, усваивая, затем просиял, спросил: — Твой папа — Андрей? Ты — моя сестра? Ирка вновь опешила, а Кетова рассмеялась и притянула сына к себе. — Чудо в перьях, — она потёрлась лицом о его макушку. — Твой папа — не единственный Андрей в России, ты помнишь? — Жалко, — огорчился Николай. — Я хочу сестру. Или брата. А ты красивая, — он опять посмотрел на Ирку. — Почти как мама. Кетова снова расхохоталась и подхватила его на руки, обернулась к воспитательнице: — Спасибо, Катерина Тимофеевна. Мы поедем, доброго вам вечера. — А ты кто? Ты — новая няня? — продолжил допрос с пристрастием Николай, ожидая возле машины, пока Кетова достанет из багажника и закрепит детское кресло. Ирка беспомощно взглянула на Кетову, но та её спасать не собиралась. — Нет, я, — Ирка помолчала, присела на корточки, чтобы находиться хотя бы приблизительно на одном уровне. — Я подруга твоей мамы. Мы вместе играем в волейбол. — А, — Николай кивнул. — Ты поедешь к нам в гости? — Если пригласишь, — Ирка улыбнулась уже спокойнее. — Ты хочешь, чтобы я поехала? — Хочу. Он говорил чётко и не по-детски солидно, не глотая звуки и выговаривая все буквы; глаза у него были Кетовские, стальные, и светлые волосы, и когда он наморщил лоб, Ирка с трудом сдержалась, чтобы не засмеяться, так похож он стал на Кетову в этот момент. — А почему у тебя это? — Николай указал на пластырь. — Я её ударила, — вмешалась Кетова. Ирка вытаращила на неё глаза. Николай обернулся. — Почему? — он насупился. — Мы сильно поссорились, — объяснила Кетова, тоже садясь на корточки. — Я очень рассердилась и совершила ошибку. Я была неправа, и я попросила прощения. — Вы помирились? — Николай посмотрел уже на Ирку, и Ирка всё-таки развеселилась, заулыбалась, кивнула: — Да. Мы помирились. Я тоже была неправа, твоя мама имела право... сердиться. Николай успокоился и полез в машину, подождал, пока Кетова застегнёт карабины кресла. Женя захлопнула дверь, и Ирка поймала её за руку. — Зачем ты это сказала? — полюбопытствовала она. — В нашей семье не врут, — серьёзно ответила Кетова. — Привыкай. Едешь с нами? Или идёшь домой? "С вами? Пить чай с тортиком, что ли?" — едва не вырвалось у Ирки. Она прикусила язык, вспомнив слова Кетовой: "Он — вся моя жизнь". — Конечно, с вами, — произнесла она вслух. — Меня твой сын пригласил. Кетова сморгнула — и улыбнулась. — А ты смелая, — сказала она. — Садись, пристёгивайся. Николай болтал всю дорогу, радуясь новому слушателю. Кетова за рулём была ещё менее разговорчива, чем обычно, и Ирка отвечала Николаю сама, сначала с усилием, потом втянулась и даже нашла это занятие весьма забавным; когда Кетова снова улыбнулась, Ирка почувствовала неуёмное внутреннее торжество, изрядно, впрочем, приправленное досадой: всё-таки, она не так уже представила себе сегодняшний вечер. Совсем не так. Жили Кетовы на набережной Карповки, недалеко от Ботанического сада (о саде тоже сообщил Николай, сама Ирка слышала о нём впервые). Женя припарковала машину во дворе, высадила сына, начала снимать кресло, но остановилась, посмотрела и махнула рукой. — Ладно, — сказала она неуверенно. — Пусть будет. Чудесного полного перевоплощения, разумеется, не произошло, но всё же дома Кетова была значительно мягче, чем в раздевалке. Ирка наблюдала за ней вполглаза и смутилась, когда Кетова пристально посмотрела на неё в ответ. — А ты останешься ночевать? — спросил Николай. — С удовольствием бы осталась, — призналась Ирка. — Ковбой, а ты хорошо подумал? — поинтересовалась Кетова. — Если Ирина Андреевна останется, она будет спать со мной, в гостиной спит только няня. Ирка застыла, заливаясь краской; запылали уши, по спине пробежали мурашки, Ирка сжала колени и медленно подняла взгляд на Кетову. "Да ты издеваешься", — подумала она. Николай снова наморщил лоб, обхватил обеими руками чашку с тёплым молоком. — И мне нельзя будет к тебе прийти? — уточнил он. — Совершенно верно, — Кетова поцеловала его в макушку. Николай уставился на Ирку. — Нет, пусть всё равно остаётся, — решил он. — Она мне нравится. Кетова за его спиной показала Ирке большой палец, и Ирка с трудом сдержала смех. — Спасибо, Николай Андреевич, — поблагодарила она. — Значит, ты не боишься спать один? — Я уже взрослый, — с достоинством ответил Николай. — Я ничего не боюсь, — он покосился на Кетову и исправился: — Ну, только пауков. — Я проверю, чтобы их не было, — пообещала Кетова. Потом она повела сына купаться перед сном, и Ирка осталась одна. Поколебавшись, она вышла в коридор. Детскую Николай ей уже показал и заставил пересмотреть все машинки, пока Кетова готовила ужин, так что Ирка заглянула в проходную гостиную, потрогала флисовую толстовку, забытую на подлокотнике дивана. "В гостиной спит няня", — повторила она про себя. Сердце забилось чаще. Ирка остановилась на пороге спальни, посмотрела на освещённую уличными фонарями широкую кровать, подошла и села, опрокинулась на спину. Шелковистое покрывало пахло чем-то очень знакомым, Ирка погладила его пальцами, глубоко вздохнула. Ей определённо было над чем подумать. Она представить не могла, что всё так обернётся; ей казалось, проблема в том, что Кетова ей не отвечает, да?.. И что теперь? Ирка видела: она действительно не нужна Кетовой настолько, чтобы та сама что-то делала. У Кетовой уже есть смысл жизни, а новые отношения — это перемены и новые трудности, и стоит ли того малознакомая девица с непонятными капризами и амбициями? Что она, Ирка, может Кетовой дать? Секс? Серьёзно?.. Ирка закрыла лицо руками, мечтая провалиться сквозь землю. Теперь ей понятно было, отчего Кетова тогда прочитала ей целую лекцию, отчего так долго сопротивлялась и отнекивалась и почему сегодня изменила своё решение и привезла Ирку знакомиться. Кто бы ни был отцом Николая, он ушёл из жизни Кетовой, и вряд ли Женя хотела повторения, особенно теперь, когда это коснётся не только её; с другой стороны, это была проверка Иркиных намерений: чего ты хочешь, Каблукова? Повстречаться, пару раз заняться сексом и расстаться? Или ты готова подтвердить свои слова делом и принять наречённую со всей её жизнью?.. В ванной Кетова выключила воду. Ирка поднялась, не спеша вышла в коридор, улыбнулась Николаю, завёрнутому в чёрный махровый халат, стелющийся по полу. — Спокойной ночи, Ирина Андреевна! — звонко сказал Николай. — Спокойной ночи, приятель, — Ирка подошла и присела на корточки. — Можно тебя поцеловать на ночь? Николай с готовностью подставил щёку и сам обнял Ирку за шею. — Подожди меня на кухне, — попросила Кетова. Ирка кивнула. Она включила чайник, запустила посудомоечную машину и вытерла со стола, постояла у окна, глядя, как во дворе вальяжный кот с пушистым хвостом гуляет по забору. — Ты ему нравишься, — негромко заметила Кетова, входя на кухню. — Это хороший знак. Ему мало кто нравится. — Яблочко от яблоньки, — Ирка повернулась, упёрлась руками в подоконник. Кетова усмехнулась, кивнула, достала из навесного шкафа запечатанную бутылку вина, спросила: — Будешь? — Буду, — Ирка села к столу. — Я допущена к экзамену? — Что? — не сразу поняла Кетова, потом сообразила, покачала головой: — Дурочка. Это не экзамен. — Нет, — согласилась Ирка. — Экзамен ещё впереди. А это пока только допуск на сессию. Кетова откупорила вино, разлила по бокалам. — Я думала промолчать, — призналась она, делая глоток. — Я могла бы просто переспать с тобой на выезде, да хоть в Москве уже, и ничего не говорить, но это было бы ложью. Ирка невольно приоткрыла рот. — Не подумай, что тебя это к чему-то обязывает, — добавила Кетова. — Я тебе хоть нравлюсь? — спросила Ирка невпопад. Кетова опустила глаза. — Пойдём в комнату, — сказала она вместо ответа, взяла бутылку и бокал. Ирка выключила свет, на ощупь дошла до поворота коридора и налетела на Кетову, ждущую её в темноте. — Как тебя по отчеству? — шепнула Ирка, чувствуя под рукой мягкую округлость груди. — Николаевна, — так же тихо отозвалась Женя, вдохнула судорожно, когда Ирка через майку сжала её сосок и сразу отпустила, испугавшись собственной резвости. — Тебе зачем сейчас?.. Ирка скользнула ладонью вверх по её шее, притянула к себе и поцеловала, стукнувшись бокалом о бутылку; Кетова отпрянула, прижала ей пальцы к губам, за локоть потянула за собой. — Тише, — попросила она, проходя через гостиную. — Он крепко спит обычно, но всё-таки!.. Она скинула тапки и забралась с ногами на кровать. Ирка подошла, поставила бокал на пол, расстегнула и сняла джинсы. Кетова наблюдала за ней с интересом. — Ничего такого, — предостерегла Ирка и тоже залезла на кровать, одёрнула блузку на манер халатика. И неловко замолчала, растеряв запал. Кетова мелкими глотками пила вино. Уличные фонари светили ей в спину, так что Ирка почти не видела её лица, но затем Кетова наклонила голову, и видно стало, что она улыбается. — Спрашивай, — разрешила она. — Я тебе нравлюсь? — повторила Ирка. — Да, — Кетова кивнула. — Янка права: ты русалочка. Сирена. У меня не было шансов. Ирка фыркнула. — Стоило сопротивляться, — поддела она. — А ты бы на моём месте не стала? — парировала Кетова. Ирке почудился подвох, и вместо того, чтобы отшутиться, она задумалась, отпила вина, пытаясь представить себя в такой ситуации. Кетова её не торопила, но Ирка всё-таки отвлеклась, спросила: — Кстати, а где же муж? — В Уфе, — сказала Женя. — Если ты имеешь в виду Колиного отца, потому что мы не расписывались, он даже официально не отец. Ирке понадобилось некоторое время, чтобы это усвоить. Кетова подлила ей вина, вытянула ноги, оперлась на локоть. — Он не хотел ребёнка, — добавила она. — Не заставлять же. — Но ваши отношения, — заикнулась Ирка. — Отношения — это работа, в основе которой лежат уважение и симпатия, — напомнила Кетова. — А я перестала ему нравиться. Ну, и в целом не сложилось, не устроили мы друг друга. Она усмехнулась и щёлкнула Ирку по колену. — Не переживай, Ирина Андреевна, — посоветовала она. — Всё давно прошло. Я довольна своей жизнью. — Я бы не решилась, — призналась Ирка. — Сейчас я бы тоже не решилась, — отозвалась Кетова. Некоторое время они молчали. Кетова пила вино, Ирка больше крутила бокал, не зная, как выразить всё, что чувствует. Хорошо было считать Кетову равной и вываливать на неё свои романтические и наивные представления о родной душе, но как общаться теперь, когда между ними — пропасть в размере пятилетнего ребёнка?.. — Я бы вообще прибила, — проговорила наконец Ирка. — Если бы я растила сына, одна, втайне от всех, и меня бы домогалась инфантильная дура, которая ни черта обо мне не знает, но на что-то претендует... Она закусила губу и замолчала. Ей уже не хотелось секса, зато стало стыдно за снятые джинсы, за поцелуй в коридоре; Ирка вообще не понимала, зачем она это сделала, она испортила всё: первый поцелуй не повторишь, первое впечатление не произведёшь дважды, и Кетова ещё к ней снисходительна, Кетова гораздо терпеливее, чем Ирка того заслуживает. — Ты к себе слишком сурова, — Кетова как будто подслушала её мысли. — Но мне нравится, что ты понимаешь меня, правда. Это тоже хороший знак. — Я всё испортила, — Ирка покачала головой. — Ты сидишь у меня дома, пьёшь со мной вино и разговариваешь. Ты нравишься моему сыну и всё ещё хочешь нравиться мне, хоть я и разбила тебе лоб, — Кетова пожала плечами. — Ты ничего не испортила, русалочка. Мы ещё даже не начинали знакомиться по-настоящему. Ирка невольно улыбнулась и потрогала подсохший пластырь. — Больно? — по-своему истолковала её жест Кетова. — Прости. — Маме по скайпу звонить пока не буду, — Ирка кивнула. — Хотя она в курсе, что у нас с тобой всё сложно, может, её это даже повеселит. — Это вряд ли, — усомнилась Кетова. — Это я тебе как мама говорю. Они замолчали. Ирка не знала, о чём думает Кетова, а самой ей пришло вдруг в голову, что у неё детей не будет никогда: не от кого, никак, невозможно, да и надо ли?.. Если у них всё сложится, Николай станет общим ребёнком так или иначе. ...а мама хотела внуков... — Кетова! — спохватилась вдруг Ирка. — В чём ты завтра на прессуху пойдёшь?! — Не знаю, — Кетова снова пожала плечами. — Что-нибудь найду. — "Что-нибудь"? — переспросила Ирка. — Рядом с Кузнецовой? Она сразу пожалела о своих словах, увидев, как Кетова выпрямилась и расправила плечи. — Мне нет дела до Кузнецовой, — отрезала Кетова. — Гламурная киса из меня всё равно не выйдет. И это пресс-конференция, а не Неделя моды. — Ты в курсе Недели моды? — удивилась Ирка, засмеялась. — Ты не безнадёжна! Она взяла Кетову за руку, не давая ей отстраниться, позвала: — Жень. Я не собираюсь тебя переделывать. Просто покажи мне, что у тебя есть. Ты не обязана затмевать Инку, но я не хочу, чтобы ты потерялась на её фоне. Ну, пожалуйста. Доверься мне. Кетова продолжала пристально на неё смотреть. — А я думала, у меня только стрижка — говно, — сказала она наконец. — Оказывается, и гардероб тоже. Только теперь до Ирки дошло, как должны были прозвучать для Кетовой её слова. Ирка застонала и закрыла лицо рукой. — Вот теперь я точно всё испортила, — подытожила она. На этот раз Кетова не возразила, но и не подтвердила, помолчала, предложила: — Ещё вина налить? — Думаешь, я поумнею? — усомнилась Ирка, протянула бокал. — Наливай. Напьюсь, буду целовать твои колени и просить прощения. Кетова наклонила бутылку, спросила, не поднимая глаз: — И что не так с моим гардеробом? Терять было уже нечего, так что Ирка глубоко вздохнула и призналась: — Он скучный. То есть, слушай, я понимаю теперь, что ты намеренно не привлекаешь к себе внимания, но рядом с Инкой это не прокатит. Тебе нужно себя подчеркнуть. Ты шикарно подстриглась, нужно всё остальное привести к стрижке. Показать твои... сильные стороны. — Вот эти? — Кетова рукой покачала грудь. Ирка невольно приоткрыла рот, сглотнула, тряхнула головой. — Слушай, — сказала она невпопад, — я, кажется, начинаю понимать мужиков. Насчёт магического воздействия третьего размера. Кетова засмеялась и встала с кровати. — Пошли, роковая соблазнительница, — она кивнула на дверь, напомнила: — Только тихо. Свет всё-таки пришлось включить. Кетова распахнула шкаф и отошла, предоставляя Ирке возможность самой копаться в гардеробе; Ирка сперва робела, потом осмелела и зарылась в висящие на плечиках вещи, вынырнула с серым в тонкую полоску платьем. — Я думала, у тебя только брюки, — заметила она с удивлением. — Ну-ка, надень! — У меня туфель нет, — предупредила Кетова, но отставила бокал, скинула домашние штаны и футболку и влезла в платье, повернулась спиной: — Застегни, пожалуйста. Ирка не сразу выполнила её просьбу. Кетова чуть наклонила голову, видимо, по привычке, чтобы волосы не попали в молнию; Ирка прижалась лицом к её затылку, поцеловала ключ-фразу под светлым пушком. Кетова задержала дыхание, и Ирка поцелуями спустилась до седьмого позвонка, с усилием заставила себя отстраниться. — Это идеально, — сказала она, когда Кетова обернулась. — Да, да, я помню: туфель нет. И не надо. Вовремя вспомнив о том, что в квартире маленький ребёнок, Ирка бесцеремонно влезла в Женькины штаны, босиком сбегала в прихожую и принесла свою кожаную куртку. — Надевай. — С ума сошла? — спросила Кетова, но куртку надела. Ирка подумала ещё немного, сдвинула вешалки в сторону и вытащила тонкий, почти невесомый шейный платок, намотала на Кетову и отступила на пару шагов, кивнула удовлетворённо. — Очень хорошо. Кетова прикрыла дверь шкафа и посмотрела на себя в зеркало. — Это странно, — решила она. — Это стильно, — возразила Ирка. — Не спорь со мной. — Не спорю, — Кетова подняла раскрытые ладони, сняла куртку. — Колготок у меня тоже нет. Я это платье сто лет не носила, купила ещё до беременности, — она помедлила и добавила с ноткой смущения: — Тогда оно на груди хуже сидело. — Колготки по дороге купить можно, — Ирка протянула руки. — Расстегнуть? Кетова повернулась спиной. На этот раз Ирка обняла её и закрыла глаза, слушая тепло тела и запах туалетной воды. Женя погладила её по рукам, осторожно потёрлась щекой и ухом. — Я не уверена, что готова, — проговорила она с запинкой. "Я тоже", — подумала Ирка. Вино ударило в голову, Ирке было тепло и легко, но сегодня она наделала уже достаточно глупостей, чтобы не понять, что пора остановиться; она в последний раз поцеловала Кетову в шею и медленно разжала руки, расстегнула молнию. — Мы никуда не опаздываем, — сказала она хрипловато. — Я тебя не тороплю. Кетова дала ей пижаму, маечку и шортики из нежного голубого трикотажа, посмотрела, как Ирка заплетает плотную косу, прежде чем лечь спать. — Как ты? — спросила она. — Трушу, — Ирка беспомощно улыбнулась. — А ты? — Я за тебя волнуюсь, — Кетова покачала головой. — Ты ещё маленькая, русалочка. У тебя вся жизнь впереди. Ты можешь найти себе кого-то лучше меня. Не такого... странного. Без — без детей. Ирке стало обидно, но она сдержалась, понимая, что Кетова тоже попросту боится. — Я никогда не найду никого лучше родной души, — сказала Ирка тихо. — Слышишь? Я не буду никого искать. Я нравлюсь тебе и нравлюсь Николай Андреичу, что ещё надо? Слышишь?.. Кетова обняла её сама, привлекла к себе и затихла, Ирка чувствовала её дыхание на своей щеке. — Сама-то больно старенькая, — пробормотала она. — Дурочка, — шепнула Кетова, начиная её укачивать, поцеловала осторожно в висок, в переносицу. Ирка погладила её по лицу. — Я тебя не тороплю, — повторила она. Они заснули в обнимку, а проснулась Ирка одна, лёжа по диагонали в пустой постели. Подтянув к себе телефон, Ирка посмотрела, сколько времени, и уронила голову обратно на подушку. Вошла Кетова, уже в джинсах и футболке, спросила: — Завтракать будешь? Или поспишь, пока я Николая в садик отвезу? — Буду завтракать, — Ирка приподнялась на локтях, смахнула волосы с лица. — Какая ты свежая, я сейчас умру от зависти! Кетова улыбнулась. — Умоешься — приходи на кухню. Николай сидел за столом, болтая ногами. — Как спалось, приятель? — Ирка взъерошила ему волосы. — Что снилось? — Хоккей! — радостно сказал Николай. — Я за СКА играл! И забил! — Хочешь стать хоккеистом? — удивилась Ирка. — Не хочешь как мама? — Мама — девочка! — Николай посмотрел на неё, словно она глупость сморозила. — А я хочу как мальчик. Кетова с любопытством наморщила лоб, но промолчала. — Мальчики тоже в волейбол играют, — заметила Ирка. — Нет, — вежливо, но веско прервал Николай. — Я буду играть в СКА. Ирка кивнула. — Хорошо, — согласилась она. — Круто тогда. Позовёшь за тебя болеть? Николай пообещал. Кетова поставила перед ним тарелку и стакан с молоком, передала тарелку Ирке и ушла в ванную, но дверь не закрыла, и Ирка слышала, как она там плещется. — Мама, а когда мы пойдём хоккей смотреть? — крикнул Николай. — Мы пойдём, мама? Он резко повернулся и столкнул стакан на пол, не разбил, но молоко расплескалось по ламинату. — Мама, я молоко разлил! — тут же завопил Николай. — Поздравляю! — громко ответила Кетова. — Ты знаешь, где тряпка. Ирка даже дёрнуться не успела: Николай и в самом деле знал, соскочил со стула, вытащил тряпку из-под кухонной раковины и деловито принялся осушать лужу. Кетова принесла ему пластиковое ведёрко с водой, и Николай прополоскал тряпку в нём. — Помощник растёт, — оценила Ирка. — Он взрослый, — серьёзно ответила Кетова. — Он у меня умница. Николай просиял. Уходя в группу, он обнял Кетову и Ирку, помахал рукой и убежал без слёз и просьб. Кетова тихонько переговорила с воспитательницей и поманила Ирку за собой, тоже не оглядываясь и не ища сына глазами. — Почему ты не отдашь его в хоккей, если он хочет? — спросила Ирка в машине. — Не могу, — Кетова поморщилась. — У меня нет времени его водить. А с нянями у нас не складывается, он и правда мало кого любит. Ирка помолчала. — А бабушка? — осторожно поинтересовалась она. Кетова усмехнулась. — Если ты про мою маму, то мы с ней не разговариваем, — сказала она. — Она неплохо приложила руку к тому, что мы с Андреем разошлись. Я её не виню, но не могу отрицать её участия. Она вообще не хотела, чтобы я рожала. — Извини, — Ирка покачала головой. — Зайдёшь к себе? — Кетова её как будто не услышала. — Пока мы рядом. Она осеклась. — То есть, — произнесла она медленно, — ты вообще ведь можешь остаться дома. Тебе нет нужды со мной кататься. Ирка откинулась на спинку сидения. — А ты зайдёшь ко мне? — она провела рукой по колену. — Если ты приглашаешь, — отозвалась Кетова. Она боялась, это было видно. В лифте Ирка взяла её за руку, спросила: — Что не так, Кеточка? — А ты знаешь, что я не люблю своё имя? — вопросом на вопрос ответила Кетова. — Ни в какой форме. Ирка растерялась. — А ты знаешь, что ты странная? — парировала она. — Я думала, ты скучная, но нет же! — Я скучная, да, — согласилась Кетова. В квартире она огляделась, повесила парку на крючок, сунула ноги в Иркины тапочки — осторожно, словно боялась, что они развалятся. — Ты живёшь одна? — уточнила она недоверчиво. — Никогда бы не подумала. Чувствовала она себя по-прежнему неуютно. — Я делаю что-то не так? — перефразировала Ирка свой предыдущий вопрос. — Чего ты боишься? Кетова отошла к окну, обхватила себя руками. Ирка остановилась рядом, не решаясь её обнять, дотронулась до плеча, отпустила. — Я себя боюсь, — неохотно проговорила Кетова. — Я привыкла, что не нужна никому, кроме сына. Я не верю в наречение, понимаешь? Не понимаю, как это возможно. Всегда думала, что нельзя привязаться к другому человеку на основании одной лишь фразы. Что-то ещё должно связывать. Общие интересы. Общие намерения. Я не хочу... Она замолчала. Ирка всё-таки обняла её, переплела их пальцы. — Мне страшно, что ты уйдёшь, — медленно закончила Кетова. — Уйдёшь, а я останусь с дырой в груди. Когда мы разошлись с Андреем, я не переживала: к этому шло, я видела, что всё заканчивается. Он не был мне нужен на самом деле. Но ты мне нужна. Я не знаю, зачем. Я никогда не верила в наречение, не верила, что это всерьёз что-то значит, и это меня гложет. Особенно теперь, когда ты не испугалась и не ушла, узнав, что у меня ребёнок. Лучше бы ты ушла, — она сжала Иркину руку, противореча самой себе. — Мне было бы проще. Я не думала бы, что мне с собой делать. — Встречаться со мной? — предложила Ирка шёпотом. — Кетова. Не морочь себе голову, давай попробуем встречаться. Общаться, дружить. В кино, например, сходим. В зоопарк. Вы были в зоопарке? — Были, — выдавила Кетова, снова стиснула Иркины пальцы. — Русалочка, как ты-то с этим живёшь? — Трудно, — честно сказала Ирка. — Я запаниковала сначала. У меня родители — не родные души, я же идеализировала наречение по максимуму! — А теперь?.. — А теперь ещё больше идеализирую, — Ирка выдохнула Кетовой в шею. — Теперь я это чувствую. Всё будет хорошо, Кетова. Мы никуда не опаздываем. — Ну, если только на пресс-конференцию, — согласилась Женя. Ирка засмеялась. Она накрасила Кетову в машине на парковке академии, заставила перебраться на заднее сидение и сама села верхом ей на колени. — Голову запрокинь, — велела она. — А теперь смотри на мои сиськи. Сделай вид, что они есть! Кетова прыснула, но глаза послушно опустила. — Ты себя недооцениваешь, — заметила она. — Это ты недооцениваешь мой пуш-ап, — Ирка высунула кончик языка от усердия. — А потрогать можно? — спросила Кетова. Ирка замерла, посмотрела на неё, кивнула: — Можно. От диафрагмы вниз покатилась тёплая волна, Ирка сглотнула и попыталась свести колени, заёрзала, задержала дыхание. Кетова положила ладонь ей на грудь, сжала, прикрыла глаза, и Ирка невольно прогнулась в спине, упёрлась рукой в подголовник сидения. — Тебе нравится? — голос Кетовой дрогнул. — Когда... трогают? — Ещё, — попросила Ирка, не отвечая напрямую. Кетова засунула руку ей под футболку, другой рукой приобняла за талию. — Ты такая красивая, русалочка, — сказала она. Ирка погладила её по голове, прикусила губу. — Кетова, — позвала она жалобно. — Кетова, не совращай меня в машине! Ты на прессуху уйдёшь, а мне тут что делать?.. Ей очень хотелось запустить руки Кетовой под платье, задрать его до талии, обнажив кружевную резинку чулок (Ирка сама не верила, но Кетова согласилась на чулки), хотелось посмотреть, какое на Кетовой бельё — и какая она без белья. Ирка представила, как под пальцами насквозь промокает тонкая ткань, и ахнула, сгребла в горсть короткие Женины волосы. — Я так хочу тебя трахнуть! — выдохнула она, не отдавая себе отчёта в том, что говорит. Кетова сморгнула, спросила: — Я приеду к тебе, когда пресс-конференция кончится?.. — Только попробуй не приехать, — пригрозила Ирка сдавленно. Она ждала, не находя себе места: приняла душ, сварила кофе, но не выпила, забыла на подоконнике, ходила по квартире, обнимая себя за плечи, садилась и вставала. И текла. Думала о Кетовой, о том, как это будет — раздевать её, и кулаки сжимались сами собой, Ирка кусала пальцы, перекладывала ноги и чувствовала, как сочится влага; ей было неловко: обещала же не торопить! — и страшно: она никогда не была с женщиной, никаких приключений в лагере или на сборах, Кетова станет первой. Если приедет. Если захочет. Если не передумает. — Кетова, — сказала Ирка, распахивая дверь. Женя сама её поцеловала прямо в прихожей, обхватила руками её голову, прижалась, напряжённая и взволнованная. — Как ты? — Ирка дышала ею, чувствовала губами солёную полоску на шее. — Как ты там? Кетова подставлялась, сжимала в кулаке Иркину рубашку и сама втолкнула Ирку в комнату, отпустила и повернулась спиной, прося расстегнуть платье. Шторы Ирка задёрнула заранее, и дневной облачный Петербург создал им ощущение сумерек; Ирка расстегнула молнию и поцеловала Кетову между лопаток, Кетова вздрогнула и покрылась гусиной кожей, словно от холода, но руки у неё были горячие и влажные. Она перешагнула упавшее платье, отвела глаза, а затем тряхнула головой и взглянула на Ирку в упор. Ирка утащила её на кровать. Бельё оказалось розовым, кружевным, с застёжкой спереди, чулки оставили след на бёдрах, фитнесс-браслет впечатался Ирке под рёбра, и всё происходило совсем не так, как она себе представляла. Гораздо лучше. Проще. Спокойнее. Ирка целовала Кетовой грудь и живот, и Кетова смеялась и жаловалась на щекотку, Кетова сжимала коленями её ногу, расстегнула Иркин лифчик и сказала: — Ты всё-таки себя недооцениваешь, русалочка!.. Ирка чуть не кончила от её дыхания, соски стали вдруг настолько чувствительными, что она боялась к чему-то прикасаться и нависала над Кетовой, опираясь на локти. Кетова дёрнула её к себе, Ирка соскользнула по её согнутой ноге и ахнула, засмеялась, позволила опрокинуть себя на спину, но лишь затем, чтобы удобнее было тянуть руки. — Ирина!.. — Кетова вжалась затылком в подушку, застонала тихонько. — Ири... Ирка спрятала пылающее лицо у неё на животе, выдохнула медленно, прикусила влажную кожу. — Пирсинг, — пробормотала она. — Тебе очень пойдёт бусина в пупке... — Ни. За. Что, — Кетова закинула руку ей на плечо. — Нет. — Посмотрим, — пообещала Ирка. Они целовались, трогали и разглядывали друг друга, потом замёрзли, и зарылись в одеяло, и начали всё сначала, теперь на ощупь; Кетова закрыла глаза, шептала что-то одними губами, прерывисто вздохнула, до боли стискивая Иркину руку, и Ирка в ответ укусила её за ухо, оставив на мочке розовое пятнышко. — Дурочка, — Кетова прижалась к ней лбом. — Хочешь меня везде пропирсинговать?.. Ирка гладила её по ключицам, по груди, пропускала сквозь пальцы шнурок с медальоном. — Кто внутри? — спросила она чуть ревниво. — Николай Андреевич, — Кетова улыбнулась. — Посмотри сама. Фотографий было две: младенческая и актуальная. Ирка разглядывала их, продолжая водить пальцем по телу Кетовой, пока Женя не поймала её за руку. — Я сказала сегодня о нём на пресс-конференции, — призналась она. Ирке отчего-то стало холодно, она закрыла медальон и натянула одеяло до самого лица. — Кто-то тебя спалил?.. — предположила она. — Нет, — Кетова как будто не почувствовала, как изменилось Иркино настроение. — Про личную жизнь речь зашла, они Инку спросили, а потом мне досталось. Мол, никто ничего не знает. Я и сказала. Только о нём, не об Андрее. Подумала, сейчас — самое время. — Правильно, — одобрила Ирка, положила голову Кетовой на плечо и затихла. Кетова некоторое время молчала, потом позвала уже другим тоном: — Ирин?.. Что-то не так? — Я не знаю, — ответила Ирка. Не было даже момента ухудшения, всё было хорошо, а потом стало плохо. Ирка ещё лежала у Кетовой на плече, но уже чувствовала, что Кетовой здесь нет, она оделась и ушла, она заводит машину, чтобы объехать квартал вокруг и забрать Николая домой, потому что Николай — всё, что у неё есть, и всё, что ей надо. "А я?" — подумала Ирка. Кетова высвободила руку и села, подтянув колени к груди. — Ты обиделась, что я не сказала о тебе? — спросила она, помолчала. — Ирина. Я, ну, не хочу. Я боюсь, понимаешь?.. — Не оправдывайся, — Ирка тоже села и покачала головой. — Ты мне ничего не должна. На самом деле, ты даже ещё не соглашалась со мной встречаться. Я всё понимаю. — Не понимаешь, — проговорила Кетова, вздохнула. — Русалочка, мне жаль, что я тебя расстроила, правда. Если бы она на этом и закончила, Ирка потянулась бы к ней сама, но Кетова добила: — Я не могла по-другому. Ирка смотрела на неё. — Только не уходи, — попросила она. — Кетова, не уходи. Женя опустила голову. — Не надо было, — сказала она. — Прости, Ирин. Я не должна была. Ирка закрыла глаза, чтобы скрыть непрошеные слёзы, вытянулась, легла лицом в подушку, уверенная, что Кетова сейчас встанет, оденется и уйдёт наконец полностью, не только мысленно. — Русалочка, — позвала Кетова. Ирка не ответила, почувствовала, как прогнулась кровать, босые ноги зашлёпали по полу. Ирка тихо всхлипнула. Кетова вышла в прихожую, взвизгнула молния сумки, затем снова послышались шаги. — Я поставлю будильник на полшестого, — сказала Кетова. — Чтобы мы не забыли про Николай Андреича. Она села на кровать, потом легла, прижавшись к Ирке всем телом, подтянула одеяло повыше, спросила: — Поедешь к нам ночевать?.. Ирка повернула голову. — Тушь потекла, — Кетова вытерла ей щёку подушечкой пальца. — Вот за это терпеть не могу косметику. Смоешь меня потом? Я не умею. — Я тебя научу, — пообещала Ирка, улыбаясь и глотая ком в горле. — Я научу. Теперь уже она прислонилась лбом к лицу Кетовой, шепнула: — Прости. Я истеричка. Ты ничего не должна делать, если не хочешь, я понимаю, правда. Это просто... — Просто ты волнуешься, — Кетова поцеловала её в лоб и встревожилась: — Ирин. Пластырь отклеился. Ирка дёрнула плечом. — Пусть, — отозвалась она. — Всё равно уже поздно. — Это да, — согласилась Кетова удручённо. Они лежали, держась за руки. Ирке не хотелось ни шевелиться, ни разговаривать; Кетова смотрела на неё, потом закрыла глаза, задремала. У неё тоже осыпалась тушь, создав внезапные "смоки айз", и Ирка мысленно сделала себе пометку тушь поменять. "Потому что говно, — подытожила она, напомнила: — И не ругаться при Николай Андреиче!" Ей стало стыдно за своё поведение, за глупые капризы на ровном месте; Ирка подумала, что умудрилась испортить и первый поцелуй, и первый секс, и Бог знает, что ещё она успеет сделать, прежде чем сама перестанет бояться и дёргаться. — Спасибо, — шепнула она Кетовой. — Спасибо, что осталась. Кетова чуть наморщила лоб, но не проснулась. Ей пришлось вечером снова взять Иркину куртку. — Не подумала, — осудила она себя. — Хоть бы кофту в машину кинула. — Испортила бы стиль, — Ирка пожала плечами. — Никаких кофт. Надо тебе такого типа куртку купить. — Не лезь в мой гардероб, — Кетова покосилась на неё. — Куда мне ещё не лезть? — Ирка вздёрнула брови. Кетова даже не покраснела — побагровела. — Ирина Андреевна! — сказала она. Ирка прижала палец к губам и заулыбалась, пообещала: — Не буду. Правда. Но тебе хорошо в платье. Кетова только головой покачала, однако на стороне Ирки выступил Николай. — Мама! — закричал он. — Ты такая красивая! Ты как сестрички! — Кто? — не поняла Ирка. — СКА Sisters, — объяснила Кетова, подбрасывая сына в воздух и ставя на пол. — Группа поддержки СКА. Николай Андреевич очень их уважает, да, ковбой? Мне приятно, спасибо тебе! — Может, всё-таки куртку?.. — выразительно поинтересовалась Ирка. Кетова явно хотела что-то ответить, но передумала и внезапно для Ирки легонько шлёпнула её по заднице. — Мне кажется, я не жила раньше, — призналась она Ирке, когда они ложились в постель. — Вообще не жила до Николая и лишь наполовину — до тебя. Это и есть наречение? Ирка пожала плечами. — Мне всё ещё стыдно за мои сопли, — сказала она. — Но если у тебя такие концерты входят в понятие полноценной жизни, обращайся, я сделаю всё, что в моих силах! Кетова рассмеялась и легла рядом, взяла Ирку за руку. — Завтра вечером другой концерт будет, — она вздохнула. — Наша лучшая няня уехала на ПМЖ в Канаду, завтра придёт другая, надёжная, но Николай её... не ценит так, как я. Ирка молча кивнула. Она не стала напрашиваться на выходные, предполагая, что Кетова и без неё будет достаточно занята, зашла утром к себе и приехала в академию на такси. — Ого! — Максим свёл брови, увидев её разбитый лоб. — Кто тебя обидел? — А ты хочешь за меня заступиться? — удивилась Ирка. — Нет, спасибо. Я в полной безопасности. — Ну, смотри, — Максим не успокоился, но не настаивал, болтал всю дорогу о городских новостях, о том, что скоро закроют Тучков мост, и вот тут-то начнутся настоящие пробки, о том, что на Стрелке будут сегодня шарики детям раздавать, о новом супер-трамвае, который всем хорош, но вообще-то трамвайные пути — и, кстати, знает ли Ирка, что Петербург долго удерживал звание самого трамвайного города мира?.. Ирка не знала, слушала Макса и улыбалась. — Сложилось? — дружелюбно поинтересовался Макс, прежде чем уехать. Ирка молча скрестила пальцы перед его лицом. — Понял, — кивнул Максим. — Не дурак. Кетова пришла чуть позже. Ирка взглянула на неё и отвернулась. Они договорились, что не будут пока ставить в известность команду, но Ирке стоило большого труда не подсесть к Кетовой, не подойти хотя бы, чтобы дотронуться, обменяться парой слов, просто почувствовать её рядом. — Слушай, а прилично ты ударилась! — нахмурилась Яна, бесцеремонно разворачивая Ирку к свету. — Шрама-то не будет? — Зашлифую, если что, — беззаботно отозвалась Ирка. — Ин, как прессуха прошла? — А Женька тебе не сказала? — Инна подняла голову. — А, ну да, ей сравнивать не с чем. Как обычно, знаешь. Ничего выдающегося. Даже лица все знакомые, только микрофоны поменяли. — Значит, я ничего не потеряла, — Ирка потёрла руки. — Я, правда, вряд ли кого-то узнала бы, но и не стремлюсь. — Женёк, ты задумчивая такая, — за спиной Ирки произнесла Саша. — Что-то случилось? — Отстань от неё, — посоветовала Влада. — Женька и так за неделю все свои секреты спалила, дай ей время завести новые. Ирка оглянулась и увидела, как Кетова улыбается. — Всё хорошо, Саш, — сказала Кетова. — Так, дела домашние. После тренировки она подвезла Ирку до Пеньковой, высадила на углу с Мичуринской, задержала на мгновение Иркину руку. — Ты точно не обижаешься? — спросила она настойчиво. — Нет, — Ирка торопливо поцеловала её пальцы. — Удачи вам с няней. Хохлов не допустил её к тренировке и велел вообще завтра не появляться в академии, но Борщевская снисходительно на него посмотрела и намекнула Ирке, что большей глупости она в жизни не слышала. Но приехать — не означает заниматься ОФП, и Ирка купила в "Волне" бутылку вина, набрала ванну с эфирным маслом и улеглась в тёплую воду с бокалом и телефоном. Она позвонила родителям, Тане-Митенке, потом Женьке Бобровой из "Омички". Ирка успела соскучиться по девчонкам, с которыми провела два года, однако ожидаемого удовольствия от разговора не получила: ей не хватало Кетовой, хотелось позвонить, хотя бы написать сообщение, увидеться. Ирка убеждала себя, что это издержки "конфетно-букетного" периода, лёгкий флёр влюбленности, и вовсе незачем себе потакать, но телефон отложила с большим трудом, глубоко вздохнула, налила себе ещё вина. Телефон она так в ванной и забыла, высушила волосы, намазалась кремом-бронзатором, полюбовалась, как мерцает кожа на руках и ногах, и услышала сигнал, когда пошла на кухню, чтобы налить себе стакан сока и что-нибудь съесть. Звонила Кетова, и уже довольно давно, видимо, потому что телефон замолчал в тот момент, когда Ирка взяла его в руки. "Пропущенных вызовов: 3", — отобразилось на экране. Перепугавшись, Ирка поспешно набрала Кетову сама. — Что случилось? — выпалила она, когда Кетова ответила. — Ирин, ты не спишь? — спросила Женя, сглотнула. — Прости, пожалуйста. Ирин, ты можешь приехать? — Кетова, ты что, плачешь?! — оторопела Ирка, успела подумать, что с Николаем что-то случилось, но услышала в этот момент на заднем плане его истошный крик: — Она плохая, плохая! — Я выезжаю, — пообещала Ирка. — Кеточка, я сейчас буду, слышишь? — Спасибо, — сказала Кетова и отключилась. Ирка шумно выдохнула и вызвала такси, оделась, взяла документы и дорожную сумку, чтобы в понедельник быть готовой к перелёту в Москву даже в самом крайнем случае, подумала и сунула сверху свитер: прогноз погоды не радовал. К её приезду Кетова уже более-менее справилась с собой, умылась и даже улыбалась. Глаза были ещё красные, чёлка слиплась мокрыми прядями, но в целом она выглядела неплохо, только очень устало. — Прости, Ирина, — попросила она снова. — Я не знаю, что мне делать. Сегодня ужас какой-то, никогда он так себя не вёл!.. Ирка обняла её и гладила по спине и волосам, пока не почувствовала, что у Кетовой смягчились плечи. — Он надулся, когда услышал, что тебя не будет, — сказала Кетова тихо. — Всю дорогу бухтел себе под нос. Потом отказался от ужина, сидел в комнате с игрушками, пока не приехала Лена, это наша няня, и вот тут начался просто ад какой-то. Ирин, я не знаю, как мне лететь послезавтра. Мне не с кем его оставить, я не могу его в таком состоянии никому доверить! — Ему не нравится няня? — Ирка отпустила Кетову, ещё раз погладив напоследок по голове. — Кстати, а где она? — Я её отпустила, — Кетова вздохнула, кивнула в сторону детской. — Он категорически против. Он же слышит нас сейчас, но дуется, делает вид, что спит, — она помолчала. — Хотя, может, уже действительно заснул. Хорошо, завтра я отвезу его в садик, слава Богу, он частный, они без выходных работают для таких, как я. А в понедельник что?.. — Иди сюда, — Ирка за руку отвела её на кухню, усадила и села сама, спросила шёпотом: — Кетова. Ты доверила бы его моей маме? — Он не согласится, — Кетова посмотрела на неё. — Ты серьёзно, что ли? Ирин, послушай... Дверь детской распахнулась, громко ударилась о стену. Ирка обернулась, взглянула на Николая, стоящего на пороге, и подумала, что вот это и есть её настоящая проверка на прочность. Не секс, не разговоры с умницей Кетовой, нет. Если она верит, что наречение — это правильно и навсегда, она должна сейчас убедить пятилетнего пацана полюбить приходящую няню и отпустить маму на первый тур предварительного этапа. Иначе дело швах, как выражается отец. — Иди чай пить, приятель, — пригласила Ирка. — Я ужасно голодная, ты тоже? — Не пойду, — Николай не двинулся с места. — Жалко, — Ирка сложила брови домиком. — Я думала, ты составишь мне компанию. Кетова поднялась, и Николай отступил на шаг назад, но Женя всего лишь наполнила и включила чайник, достала из холодильника банку ореховой пасты и мягкий сыр. — Мама говорила, ты не приедешь, — обвинил Николай, продолжая стоять в темноте коридора. — Я не собиралась, — подтвердила Ирка спокойно. — Но ты приехала! — Николай подошёл ближе. Кетова (Ирка видела боковым зрением) заставила себя расслабиться, закрыла глаза, и только елозила пальцами по разделочной доске. — Мне позвонила твоя мама, — Ирка развернулась, сложила руки на коленях. — Она очень расстроилась. — Почему?.. — спросил Николай. — Потому что ты расстроился, — сказала Ирка как само собой разумеющееся, выпрямилась. — Твоя мама хочет, чтобы тебе было хорошо. — Мне не хорошо, когда Лена! — Николай насупился. — Она плохая! Ты хорошая! Полина хорошая! — Полина уехала в Канаду, ковбой, — напомнила Кетова, не оборачиваясь. — Вот она не вернётся, как бы мы с тобой ни расстраивались. — А почему ты не любишь Лену? — полюбопытствовала Ирка. Николай надулся окончательно, пыхтел некоторое время себе под нос. Ирка ждала. Кетова засыпала заварку в чайник, залила кипятком, накрыла стёганым тряпичным колпаком. Николай посмотрел на неё, потом, видимо, решился, подошёл к Ирке вплотную и громко зашептал ей на ухо: — Она маме не нравится! Она меня не любит! — Тогда мне бы она тоже не понравилась, — так же на ухо ответила ему Ирка, похлопала себя по колену. — Иди ко мне, приятель. Николай забрался ей на руки, притих. Кетова покосилась на них, но ничего не сказала, поставила на стол три чашки, насыпала в миску печенье. — Зачем она пришла? — спросил Николай угрюмо. — Лена? — уточнила Ирка. — Потому что мне нужно уехать в понедельник, — объяснила Кетова, села напротив и протянула Николаю руку, но он обхватил Ирку за шею, и тогда Ирка взяла Кетову за руку сама. — Я тебе говорила, ковбой, — продолжила Кетова. — Меня не будет пару дней. Лена бы за тобой присмотрела. — Она плохая, — заупрямился Николай. Ирка посмотрела на Кетову. — Она надёжная, — сказала Кетова с отчаянием. — С ней я уверена, что ты не обожжёшься и не выпадешь из окна, она точно тебя накормит и уложит спать! Коля, ты же оставался с ней весной!.. У Николая запрыгали губы, и Ирка поспешно вмешалась: — Послушай, приятель, у меня к тебе деловое предложение! Готов? Подумай-ка, хочешь ли ты, чтобы за тобой присматривала бабушка? Кетова открыла рот, но всё-таки промолчала. Николай тоже рот открыл, вытаращил глаза, возразил неуверенно: — У меня нет бабушки. — Теперь есть, — Ирка дала ему чашку, он машинально взял и сделал глоток. — Бабушка — это мама мамы, — Николай нахмурился. — Но у мамы нет мамы. — Это будет моя мама, — пообещала Ирка. — Она хорошая. Мне нравится, по крайней мере. И она хочет с тобой познакомиться. Но для того, чтобы бабушка приехала, нужно, чтобы ты совершил подвиг и пару дней побыл с Леной. И тогда мы с твоей мамой привезём тебе бабушку. Идёт? — Ты с ума сошла, — подытожила Кетова, когда Николай заснул. Он сидел у Ирки на коленях, пока не начал клевать носом, и лишь тогда запросился на руки к Кетовой, крепко обнял её и заявил, что очень любит. — Я тоже тебя очень люблю, ковбой, — Кетова поцеловала его в лоб. — Пойдёшь спать? Он заснул даже раньше, чем оказался в кровати. Кетова укрыла его одеялом, подоткнула со всех сторон и бессильно опустилась на ковёр, сдвинула в сторону разбросанные машинки. Ирка опустилась рядом, погладила её по щеке. — Я говорила с родителями сегодня, — сказала она шёпотом. — Они хотят познакомиться. И они с удовольствием посидят с маленьким ребёнком. Кетова положила голову ей на плечо. — Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — она вздохнула. — Повтори мне это ещё раз завтра утром. — Повторю, — согласилась Ирка. — У него бывает иногда, — заметила Кетова невпопад. — Я — плохая мать, ему меня не хватает. Он скучает, я понимаю же, но иногда это невыносимо. И ты не обязана в это влезать, правда. И тем более — твои родители... Ирка молча обняла её за плечи. — Пойдём спать, — предложила она. — Ты устала. Я устала. Пойдём. — Не могу, — Кетова покачала головой, взялась за край кровати сына. — А если он проснётся и испугается, что меня нет? — Поставь радионяню, — сказала Ирка наобум. — У тебя же есть?.. Она тоже обессилела, как всегда бывало, когда самое страшное или неприятное оставалось позади, теперь ей хотелось лечь, прижаться к Кетовой и проспать всё на свете... ну, хорошо. Хотя бы до семи утра. — Мы поговорим завтра, — пообещала она. Она действительно много всего хотела Кетовой сказать, однако утро тоже не задалось: после вчерашней истерики у Николая поднялась температура и начался кашель. — Вызывай врача и поезжай на тренировку, — решила Ирка. — А я посижу. Позвоню Татьяне, не убьёт она меня, всё равно мне Хохлов нагрузки запретил. Приятель, останешься со мной? Николай кивнул и обнял подушку. Кетова встала на колени у его кровати, поцеловала в лоб, попросила: — Будь умницей, ковбой. Я вернусь как смогу. Она позвонила врачу и няне Лене, помедлила, уже стоя в дверях. — Ирин, — проговорила она. — Ирин, у него ключ-фраза на груди. Затейпируй, пожалуйста. Он тебе покажет, где тейп. — Всё сделаю, — Ирка погладила её по руке. — Не волнуйся. — Если что, — начала Кетова. — Никаких "если", — перебила Ирка. — Внимательнее на дороге. Борщевская, конечно, не обрадовалась, но и не сильно удивилась. — Вот оно что, — сказала она. — Я-то думаю, чего ты Женьку продвигаешь. Учти, в стартовый состав я Гагарину поставлю, я не могу на тебя рассчитывать. — Ставьте, что уж, — Ирка пожала плечами. Ей было невероятно досадно, но о своём решении она не жалела, согрела чайник, развела в стакане воды пару ложек малинового варенья и принесла Николаю, села рядом с ним на пол. — Поспишь, приятель? — спросила она. — Или, хочешь, я тебе почитаю? Только скажи мне, где у вас тейп, мама велела тебя заклеить! — Там, — Николай наполовину осушил стакан и указал на тумбочку с игрушками. — В ящике. Он сам расстегнул пижаму, подставил Ирке грудь. Ключ-фраза была у него чуть выше сердца: "Сержант Бутко, ваши документы, пожалуйста". Ирка невольно улыбнулась. — Хороший ключ, — сказала она. — Маме тоже нравится, — кивнул Николай. — А ты теперь будешь жить с нами, да? Ирка растерялась. — Почему ты так думаешь? — она взяла у него пустой стакан, поставила на тумбочку. — Ложись пока. Её беспокоило, что он очень горячий, но она понятия не имела, что с этим делать, и старалась не показывать своё волнение. — Мама говорила, ключ никому нельзя показывать, только семье можно, — бесхитростно объяснил Николай. — Ты теперь семья? — А ты бы хотел? — снова уклонилась от ответа Ирка. — Да, — признался Николай. — Ты же маму любишь? Ирка помедлила. — Люблю, — согласилась она наконец. — Наверное, люблю. — А меня? — Николай наморщил лоб, добавил: — Вот папа меня не любит, поэтому у меня его нет. Он сказал это так просто и печально, что Ирка чуть не разревелась. — Мама говорит, он был не готов, чтобы я был, — продолжил Николай. — Я думаю, он маму тоже не любил на самом деле. — Скорее всего, ты прав, приятель, — Ирка сглотнула. — Зато мама тебя любит. — И ты?.. — И я, — подтвердила Ирка. — И бабушка с дедушкой тебя полюбят, я уверена. Ей пришлось отвлечься на звонок домофона: приехал врач. Иркиному присутствию он не удивился, но Ирка не сразу поняла, что он просто принял её за новую няню. Она не стала его разубеждать, выслушала и записала рекомендации; Николай в присутствии постороннего притих, и Ирка умолчала о случившейся накануне истерике. — Переутомился, поздно лёг, — сказала она, ничуть не погрешив против истины. — Да, он с нянями тяжело сходится, — суховато ответил врач. — Сегодня ещё молодцом, я смотрю. — Он всегда молодцом, — обиделась за Николая Ирка. Врач с сомнением покосился на неё и пообещал позвонить, когда будут готовы результаты анализа крови. — Я не хотел расстроить маму, — покаялся Николай, когда врач ушёл. Ирка перестала набирать сообщение Кетовой, подняла глаза от телефона. — Мама хочет, чтобы тебе было хорошо, — улыбнулась она. — Что уж тут поделаешь. — Я её сильно люблю! — Николай прижал руки к груди. — И тебя люблю! Ты будешь с нами жить? Ирка погладила его по голове, перебрала пальцами шелковистые волосы. Молчать было страшно, но отвечать — ещё страшнее; она так и не обговорила ничего с Кетовой и понятия не имела, как Кетова отнесётся к тому или иному её заявлению. — Немного позже, — нашлась Ирка. — Мне нужно уладить свои дела. Это Николаю на удивление оказалось понятно (впрочем, почему "на удивление", спохватилась Ирка: чего ещё ожидать от сына Кетовой, как не рассудительности). — А когда? — уточнил он только. — Думаю, до Нового года, — осторожно спрогнозировала Ирка. Когда Кетова примчалась домой после первой тренировки, Николай спал, обнимая плюшевого мишку. Температура снизилась без особых Иркиных усилий, Ирка даже уговорила его съесть банан и выпить ещё чаю с малиной. — Кровь хорошая, — сказала Ирка тихо, чтобы не разбудить. — Врач уже звонил. Он считает, это психосоматика: устал, перенервничал, организм выдал реакцию. Кетова бесшумно подошла к детской, заглянула, держась за дверной откос, потом вернулась к Ирке, села на стул. Ирка обняла её, поцеловала в макушку. — Не волнуйся, — шепнула она. — Всё будет хорошо. Кетова покачала головой, не сомневаясь в Иркиных словах, но раздумывая, спросила: — Ты действительно думаешь, что твоя мама захочет приехать и сидеть с чужим ребёнком? Ирку так и подмывало сказать, что Николай её маме уже не чужой, но она вовремя сообразила, что Кетову такой ответ не устроит. — Маме интересно, вообще-то, кто моя наречённая, — Ирка села напротив, взяла Кетову за руки. — И по детям она соскучилась. Я-то уже давно выросла. Кетова не улыбнулась, смотрела рассеянно куда-то мимо Ирки. — У тебя свой должен быть, — заметила она упрямо. — Ирин, ты очень хорошая, но я действительно не хочу поломать тебе жизнь. — Ой, всё! — Ирка закатила глаза. — Уймись. Давай решать проблемы по мере их поступления. На этот раз Кетова посмотрела на неё в упор. — Не выйдет, — сказала она. — Ирина, я не хочу, чтобы Николай к тебе привык, а ты потом ушла. — Я вот тебе сейчас врежу, — пообещала Ирка, не выдерживая. — Ты меня достала, Кетова. Куда я уйду? Ты головой ударилась на тренировке? Я — твоя наречённая, всё, прилипли! Пока смерть не разлучит нас, слышала такое? Она видела по лицу Кетовой, что та ей не верит. — Дура упоротая, — в сердцах бросила Ирка. — Ну, что ты проблему на ровном месте раздуваешь? — Мама?.. — позвал из детской Николай. Кетова стремительно поднялась, ушла в комнату. Ирка осталась сидеть. — Мама, а где Ирина Андреевна? — спросил Николай. — Она здесь? — Я здесь, — громко сказала Ирка. — Хочешь чаю, Николай Андреевич? — Хочу! — отозвался он. Уже с чашкой в руках Ирка остановилась, оперлась о столешницу, закрыла глаза на мгновение. Не то чтобы она сомневалась в том, что чувствует, но и не верить Кетовой не могла, а Кетова — Кетова, кажется, была на сто процентов убеждена в своей правоте. Ирке нужна была консультация. "Можно, я ещё спрошу?" — написала она. "Спрашивай, — ответила Морская. — Только сначала я: как твои дела?" "Намного лучше, чем я могла ожидать", — набрала Ирка, посмотрела на Николая, но он снова спал. Кетова уехала на вторую тренировку, няню Лену ждали к восьми часам вечера. Николай смирился с перспективой её появления, но вытребовал у Ирки обещание, что из Москвы они обязательно вернутся с бабушкой. Кетова заложила страдальческую складку между бровей, но промолчала. Ирка была признательна уже и за это. Она позвонила маме ещё утром и обо всём договорилась, так что пообещать было нетрудно. Недоверие Кетовой причиняло Ирке гораздо большее беспокойство и дискомфорт. "Скажи, а бывает, чтобы наречённые расставались?" — спросила она. "Бывает, — Морская поставила многоточие. — Но это редкость. Надо очень постараться, чтобы не найти компромисс. Вы изначально настроены друг на друга, вы на одной волне, но если поставить себе такую цель, угробить можно даже наречение". "Зашибись, — отреагировала Ирка. — Я надеялась на другой ответ". "На однозначное "нет"? — Морская поставила катающийся от смеха смайлик. — KaIr, ты страшно наивная даже для ребёнка не-наречённых родителей. Возраст в профиле честный?" "Ой, иди ты, — отозвалась Ирка. — Я не понимаю! Это же наречение! Связь на всю жизнь!" "Не совсем. Это *возможность* связи на всю жизнь. Понимаешь разницу?" "Нет", — призналась Ирка. Морская снова прислала хохочущий смайлик. "Бедный зайчик, — фамильярно посочувствовала она. — Смотри: банк крови — это *возможность* спасти кому-то жизнь. Но спасение жизни зависит от грамотного обращения. Возьмёт врач не ту гр.крови, и реципиенту труба. С наречением та же фигня. Вы *можете* быть счастливы. Но если возьмёте неверное направление, можете запросто пострадать. Обе". "А как этого избежать?" "А у меня нет рецепта, — отперлась Морская. — Ни у кого нет. Разговаривайте больше, слушайте друг друга, ищите компромиссы. Вы встретились здесь и сейчас, потому что здесь и сейчас вы можете сделать друг друга счастливыми. Постарайтесь уж". "Погоди, — попросила Ирка. — А бывает так, что расстаются через какое-то время? Через год, два?" "В моей практике не было ни разу", — ответила Морская. "В твоей практике, — процитировала Ирка. — А ты кто?" "Статистик в области семьи и брака. Убедительно?" "Убедительно, — согласилась Ирка. — Спасибо тебе. Ты меня очень поддерживаешь". "Я на тебе работу работаю: статистику собираю", — Морская разразилась целым шквалом смайликов. Ирка улыбнулась, отложила телефон и опустила голову на край кровати Николая. "Кетова, — подумала она, — я тебя пришибу, если ты ещё будешь артачиться. Всё будет хорошо". Няня Лена ей тоже не слишком понравилась. — По-моему, она косит под Мэри Поппинс, — поделилась Ирка с Кетовой, пока Лена умывалась перед сном. — И меня смущает, что она будет спать под нашей дверью! — Мы пробовали вариант, когда няня приезжает с утра, — Кетова пожала плечами. — Николаю легче, если она остаётся с вечера. Она помолчала, потом призналась неловко: — Знаешь, я одно время думала, что он, ну, особенный. Аутист или вроде того. Ирка вздёрнула брови. — По-моему, нормальный ребёнок, — сказала она. — Впечатлительный. Ну, а чего ты хотела, когда ты у него единственная, и при этом постоянно куда-то ездишь. Кетова махнула рукой. — Я знаю, я паршивая мать, — она пригладила волосы. — Сейчас я бы не рискнула одна рожать вот так. Без поддержки, без семьи, с такой работой. А что мне делать было? Бросить волейбол, пойти секретаршей на двадцать тысяч?.. Ирин, я ничего больше не умею. Я экономический закончила, но что толку, у меня нет ни опыта, ни понимания на самом деле, ты же знаешь, как спортсменам отметки ставят!.. Ирка притянула её к себе. — Помолчи, — попросила она. — Ты отличная мать. У тебя замечательный ребёнок. А теперь у вас есть бабушка, поэтому больше не будет истерик по поводу няни. Дальше будет только лучше, Кетова, ты слышишь?.. Кетова вздохнула. Ирка заснула не сразу, слушала, как за дверью, стараясь не шуметь, укладывается Лена, и думала, что понимает Николая: в этой квартире няня была чужой, лишней, она мешала Ирке почти физически. — Что?.. — пробормотала Кетова сонно. — Что?.. — встрепенулась Ирка. — Ты пыхтишь, — Кетова накрыла её рукой. — Спи, русалочка. Ирка поцеловала её в лоб. С утра она ещё раз условилась с Николаем: — Ты нас терпеливо ждёшь, мы привозим тебе бабушку. Сделка? — она протянула ему мизинец. — Сделка! — охотно подтвердил Николай. — Хватит воспитывать бизнесмена из моего сына, — упрекнула Кетова, улыбаясь. Ирка показала ей кончик языка. Их совместный приезд запалили на парковке академии. — Ага, — задумчиво произнесла Влада. — Вот оно что. Но, девки, вопрос-то прежний: когда свадьба? — Вы — наречённые? — не поверила Яна. — Серьёзно, русалочка? Ирка смерила её взглядом, спросила с недоумением: — А что тебя удивляет? — Всё, — Яна развела руками. — Женька, да ты просто коробочка с секретами! Кетова пожала плечами. Она отнеслась к срыву покровов спокойнее, чем Ирка ожидала, хотя и волновалась: когда Ирка взяла её за руку, ладонь у Кетовой была влажная и холодная. — И давно вы нас за нос водите? — спросила Юля, перегибаясь через спинку сидения в автобусе. — С начала предсезонки? — Мы никого за нос не водим, — начала Кетова. — С пятницы вообще-то, — перебила Ирка. — Нет, серьёзно. С начала предсезонки я её уламывала! — И это никого не касается, — закончила Женя, передразнила: — Нет, серьёзно. — Да, тогда о свадьбе говорить рановато, — согласилась Влада. — Вот ещё! — вмешалась Саша. — Чего ждать-то? — Ой, да, Шурик, ты бы не ждала! — развеселилась Яна. — Ты бы в тот же день подала заявление! Женька, чего ты ломалась-то столько времени? Неужели Иришка тебе не понравилась? Кетова наморщила лоб, но не ответила, и Ирка возразила за неё: — Я слишком понравилась. Aveuglé par le soleil, — добавила она, вспомнив мамину ключ-фразу. — Пришлось подождать, пока первый шок пройдёт. — Ты по-французски говоришь? — удивилась Инна, приподнимая голову. — Пару фраз всего, — Ирка качнула головой. — В Тулузу ездили ещё со школой, с тамошними ровесниками поиграть. — Так вы распишетесь или нет? — настойчиво спросила Сашка. — Тебе неймётся выгулять новое платье, что ли? — поддразнила Юля. Трубачёва немедленно смутилась. — Не знаю, — сказала Кетова. — Спросите Ирину, за праздники в моей жизни отвечает она. Несколько секунд было тихо, потом Влада поинтересовалась: — Женька, ты что, сейчас пошутила? Кетова снова пожала плечами. — Ты не обиделась? — она взяла Ирку под локоть, когда от них отстали наконец. — Я что-то не подумала. — Надеюсь, что всё-таки подумала, — Ирка прижалась к ней плечом. — Потому что ты доверила мне таки важное решение, между прочим! — Ничего я тебе не доверила, — Кетова хмыкнула. — Я же знаю, что ты не откажешься. А мне штамп в паспорте — в твоём паспорте! — обеспечит душевное спокойствие и умиротворение. — Коварная какая, — Ирка засмеялась и осторожно укусила её за ухо. Им никто не мешал и не контролировал, вечером они остались одни, не пришлось даже ничего придумывать, чтобы просто уйти в номер после ужина; Ирка заперла дверь и прижала Кетову к стене. — И никакой няни за стенкой, — сказала она мечтательно, расстёгивая на Кетовой олимпийку. — Думаешь, будет легче, если вместо няни будет твоя мама? — полюбопытствовала Кетова, обнимая Ирку за талию. — Мы что-нибудь придумаем, — пообещала Ирка. В номере было теплее, чем в Иркиной квартире, так что нужды забираться под одеяло не возникло. Ирка уложила Кетову на кровать, стянула с неё джинсы, поцеловала живот и кончиком языка провела дорожку от пупка до спортивных серо-зелёных трусов, зацепила их зубами, стащила на пару сантиметров ниже. — Кеточка, — сказала она неразборчиво, целуя Женькины бёдра. — Котичка! Хорошая моя!.. Кетова погладила её по спине. Ирка раздела её полностью, неловко, но быстро избавилась от своих джинсов, вместе с ними сняв и бельё, уселась Кетовой на ноги, и уже Женька потянулась к её груди, смяла в горсти футболку, заставила Ирку наклониться и расстегнула крючки лифчика на спине. — Кеточка, — шепнула Ирка снова. Она устроилась сверху, наполовину на Кетовой, наполовину на кровати, трогала, тискала и целовала, облизывала, тёрлась лбом и животом, обхватывала коленями Женькины ноги; Кетова чуть слышно постанывала и почти не отвечала, тянула и бессильно роняла руки, словно забывала на середине движения, чего хотела. Ирку это возбуждало, она осторожно, невесомо пробежалась пальцами по гладкой коже — и соскользнула, пропала, не смогла больше дразнить. Кетова выгнулась ей навстречу и замерла, зажмурилась, мотнула головой. Ирка смотрела на её лицо, целовала скулы и подбородок и забывала дышать, но жадно хватила воздух ртом, когда Кетова забросила руку ей на шею и притянула к себе. Ирка прикусила её за шею, и Кетова глухо, хрипловато ахнула и свела ноги, вытянулась, как в блоке, и обмякла, в долю секунды став пластичной и невесомой. — Хорошая, — повторила Ирка. — Родная моя... Кетова поцеловала её ладонь. Теперь Ирка не могла понять, как они жили друг без друга. Кетова сказала, что жила наполовину до их встречи, а Ирка думала о том, как она вообще ухитрялась с кем-то встречаться, целоваться, заниматься сексом — зачем? В этом не было смысла. Никакого, ни на йоту. Это казалось ей милым — Гошка казался!.. — но на самом деле она ведь была права в своих детских мечтах: наречение есть. И оно оправдывает каждую секунду ожидания. Перед разминкой Кетова погладила Ирку по бедру и отошла, и Ирка тоже сосредоточилась на себе и на мяче, не поднимала головы и тянула мышцы, разогревалась. Борщевская выполнила своё обещание и заявила в стартовый состав Нику, но Ирка всё же надеялась, что ей дадут хоть немного времени, особенно если Ника снова попадёт под руку Яне, как уже не раз случалось. По жребию первая подача досталась "Динамо" и конкретно Насте Столяровой. Как и Кузнецовых, Настю звали на все соревнования, но втихаря, Ирка знала, Настю считали невезучей: она травмировалась минимум один раз в сезон и, хотя результаты показывала отличные, не было никакой гарантии, что травма не случится в самый важный для команды момент. Ирка отвернулась, чтобы ненароком не пожелать Насте дурного, подняла глаза на трибуны и сама себе не поверила, увидев Гошку. Он помахал ей рукой, развеивая сомнения. Ирка опустила голову, потёрла пальцами переносицу. "Тебя только не хватало", — подумала она с досадой. В то, что он пришёл смотреть на "Динамо", она не верила. Гошка был далёк от спорта в принципе и волейболом интересовался ровно настолько, чтобы знать, в какой команде играет его девушка, и ориентироваться в расписании домашних матчей. Нет, волейбол ни при чём. Гошка решил воспользоваться её приездом и выяснить отношения лично, вот и всё. Ирка сдвинулась к центру скамьи, чтобы между ними оказалось как можно больше игроков, снова размяла запястья и пальцы. — Готова, что ли? — спросила Борщевская мельком, но ответ слушать не стала, интересуясь больше площадкой, чем скамейкой. Ирка потёрла шею, вздохнула, когда Сашка Трубачёва не успела за мячом. При счёте в партии одиннадцать — семь в пользу "Динамо" Борщевская взяла тайм-аут и всех разбранила: — Вы куда смотрите? Давайте, вы "Ленинградка" или кто вообще? Балуева, выше пасуй, ты же не с колен играешь! Старостина, а ты не спи! Кетова одна везде не успеет. Инна, где высота? Пружины подкрутить? Нике она не сказала ничего, а на Ирку даже не посмотрела и выставила её на замену только в середине второй партии. — Слава Богу! — бросила Яна, когда Ирка встала рядом. — Давай, русалочка, мне тебя не хватало! Ирке казалось, что она чувствует на себе Гошкин взгляд. "Я. Тут. Лучшая", — произнесла она про себя, ожидая подачи со стороны "Динамо". Она очень хотела выиграть свой первый матч в составе "Ленинградки" и доказать Борщевской, что во всём превосходит Гагарину, даже пропустив пару тренировок. И ещё она хотела понравиться Кетовой: по-настоящему Кетова в деле её не видела, только на тренировках, а это не считается. — Вообще-то, видела, — заметила Кетова после игры. — Даже запомнила в том сезоне. Мы же встречались. — Встречаемся мы теперь, — поправила Ирка. — А тогда мы виделись. И по ту сторону сетки я должна была производить не такое приятное впечатление. Кетова покосилась на неё с усмешкой, но промолчала. Егор шагнул им навстречу на выходе из стадиона. — Можно тебя на минутку? — спросил он, беря Ирку под локоть, кивнул Кетовой: — Извини, подруга. — Я тебе не подруга, — отрезала Кетова. — И отпусти её. Прямо сейчас. Гошка опешил, и Ирка воспользовалась этим, чтобы отнять руку и сделать шаг назад. — Спасибо, — сказала Ирка. — Гоша, ты вообще страх потерял? У меня автобус. — Я тебя надолго не задержу, — пообещал Егор. — Всего пару минут, — он бросил взгляд на Кетову. — Если, конечно, твоя, эм, коллега разрешит. Он хотел поддеть Ирку, намекая на то, что она никогда не спрашивала ничьего одобрения, но сейчас это показалось Ирке нелепым и ужасно смешным. — Подожди в автобусе, пожалуйста, — попросила она, улыбнувшись. Кетова отошла, но в салон не поднялась, стояла у дверей, внимательно разглядывая Егора. — Пригласишь меня на свадьбу? — забросил удочку Гошка. — Нет, — Ирка покачала головой. — Это было бы безответственно. — Действительно, а вдруг я напьюсь и приставать начну, — Гошка ухмыльнулся. — Скажи хоть, кто он: тренер, сосед? Участковый? Продавец в ближайшем магазине? Где ты его нашла так быстро? — Её, — поправила Ирка. Теперь уже Гошка посмотрел на Кетову. — Ага, — сказал он медленно. — Угу. Сочувствую. И как?.. — Что — как? — не поняла Ирка, пожала плечами. — Это наречение. Встретишь родную душу — поймёшь. Гошка кивнул. — Угу, — повторил он. — Ладно. Но ты звони, если что, — он изобразил, что подносит телефон к уху. — Если скучно станет. Или, там, чего-то будет не хватать. — Пошёл на хер, — посоветовала Ирка, отвернулась и направилась к автобусу. — Я подожду, — крикнул Гошка ей вслед. — Кстати, как насчёт Нового года в Праге? Ирка даже оглядываться не стала, поднялась в салон и села на свободное место с противоположной стороны от входа, чтобы не видеть Гошку в окно. — Вылитый мой Андрей, — подытожила Кетова, садясь рядом. — С той только разницей, что Андрей меня удержать не пытался. — Извини, — попросила Ирка. — Он, ну, он просто был в моей жизни. Я не могу закрыть глаза и всё отменить. — И не надо, — согласилась Кетова. — Он тебя расстроил? Ирка подумала, сказала с удивлением: — Знаешь, нет. Мне всё равно. — Ну и хорошо, — Кетова взяла её под руку. — Так и запишем. Дома она сама полезла Ирке под футболку, пока Иркина мама проходила ритуал знакомства с машинками Николая. — С ума сошла! — ахнула Ирка и, сама себе противореча, притянула Кетову ближе. — Услышат! — А ты не шуми, — Кетова погладила её соски, чуть сжала, призналась: — Как мне нравится, когда ты без лифчика! Ирка покраснела. — Хорошенькая, — Кетова прижалась к её лицу. — Куколка, русалочка!.. Они обнимались до ужина и после, пока смотрели "Спокойной ночи, малыши" вместе с Николаем; он сидел между ними и грыз печенье, а Ирка лежала головой на плече Кетовой, и Женя перебирала её распущенные волосы. — Что, ковбой, — спросила она, — бабушка тебе понравилась? Николай кивнул, не оглядываясь. — Она добрая, — сказал он. — Это да, — Ирка улыбнулась. — Меня она успешно избаловала, приятель, ты следующий на очереди. — Алёна Геннадьевна очень великодушная женщина, — серьёзно заметила Кетова. — И самоотверженная. Всё бросить и поехать вот так в другой город... Ирка вздохнула. — Знаешь, — проговорила она медленно, — мама мне как-то обещала, что, когда я закреплюсь где-то. Найду родную душу. Распишусь. Они тогда приехали бы. В любом случае. Чтобы помочь с детьми, чтобы мне не пришлось бросать спорт. Мама очень хотела внуков. Так что, мне кажется, она и правда счастлива. Кетова задумчиво кивнула. Они уложили Николая, Ирка написала сообщение маме, поставила будильник. Когда она вернулась из душа, Кетова сидела на кровати, поджав ноги, и подняла голову на звук шагов. — А ты не хочешь, русалочка? — спросила она. — Родить?.. Ирка растерялась, подошла, опустилась на край постели, разгладила одеяло. — Кетова, — сказала она запальчиво. — Мы вместе без году неделя! Куда нам ещё один ребёнок сейчас?! — Ну да, — признала Кетова. — Ты права. Я тороплюсь. Но теоретически, Ирина? Она положила ладонь Ирке на живот. — Напомни мне об этом через пару лет, — попросила Ирка, опрокидываясь на спину. — Если Николай всё ещё будет хотеть сестричку или братика, я приложу все усилия, клянусь! Кетова вытянулась рядом, провела рукой по её лицу, по шее, закинула ногу ей на бедро. — Я напомню, — пообещала она, распуская шнурок Иркиных пижамных шорт. В конце недели показали фотографии с пресс-конференции. Как Ирка и предполагала, вместо куртки Кетовой дали канареечно-жёлтую олимпийку "Ленинградки", но на паре кадров Женю поймали на входе в академию, запечатлели в движении и в полном великолепии. — Хорошо получилась, — неохотно одобрила Инна, заглядывая Ирке через плечо. — Ты тоже, — Ирка вернулась назад, на кадр, где у машины так же ловко подловили Кузнецову. — Шикарно смотришься! — Здорово ты её причёсываешь, — шепнула Ирке Влада, когда Инна отошла. — На Инку многие злятся, она же резкая как понос. — Да ну, — Ирка поморщилась. — Обычная девчонка. Она прикусила язык, чтобы не добавить: "Свадьбу хочет, как все". В "Ленинградке" только Лёлька и Лена Тищенко уже встретили родную душу, ну, теперь ещё Ирка с Кетовой. Остальные по мере сил и желания заводили и прекращали отношения на уровне симпатий, и напоминать о том, что главное в жизни знакомство пока не состоялось, казалось Ирке неуместным и даже грубым. А свадьба потребовала и сил, и времени. Изначально ни Ирка, ни Кетова не собирались устраивать конкретно праздник, но планы наломал Николай, спросил: — Мама, а ты будешь в белом платье? — Я?.. — удивилась Кетова. — Будешь? — Николай требовательно свёл брови и наморщил лоб. — Буду, — сдалась Кетова. Сын вообще вертел ей как хотел, это Ирка уже поняла и успела похихикать про себя, прежде чем Николай развернулся и осведомился уже у неё: — А ты? — Обязательно, — пообещала Ирка сдавленно. Николай сощурился и протянул мизинец, Ирка зацепилась за него своим. — Сделка, — кивнула она. У неё была папка на ноутбуке, и вечером она показала её Кетовой. — Платья, — она прокрутила бегунок вниз. — Букеты. Торт. Боже, какая глупость!.. — Красиво, — Кетова положила голову ей на плечо. — Почему глупость? — Это не наш вариант, — Ирка выделила мышью торты и украшенные интерьеры ресторанов и отправила в корзину. — Нам это не подойдёт. — Почему? — Кетова остановила её руку, увеличила букет в виде волейбольного мяча, хмыкнула. — Устанем, — Ирка выкинула и всю папку с мелочами вроде бокалов и салфеток и статьями о ритуальном хлебе с солью и рассыпании риса. — Ты, я, Николай Андреевич. Удовольствие получат разве что мои родители, — она помедлила, затем осторожно спросила: — Кеточка. Твоя мама приедет? Кетова вздохнула. — Я могу ей написать, если хочешь, — предложила она без энтузиазма. — Но, думаю, она даже не ответит. Она оказалась права. Ирка старалась не напоминать об этом, но догадывалась, что Кетовой трудно удержаться от сравнения, когда Иркина мама сидит с Николаем, помогает им с меню вечеринки, когда она предлагает варианты, но не давит и не настаивает. Потом приехал отец, сразу, как смог перевестись в петербургский филиал своего института, и Ирке стало вдвойне неловко. — А... твой отец? — она коснулась плеча Кетовой. — Умер, — Кетова покачала головой. — Я маленькая была. Почти не помню его. Ирка молча обняла её, и Кетова затихла, уткнувшись носом в её шею. Она выбрала себе платье по типу того, в котором ходила на пресс-конференцию, но чуть короче, цвета слоновой кости, с вышивкой на плечах и подоле, долго смотрела на себя в зеркале, спросила Ирку: — Как думаешь, туфли обязательны? — Туфли — нет, — Ирка развернула к ней экран телефона. — А вот интересные ботинки я уже нагуглила. Поехали смотреть? В машине она хотела поцеловать Кетову в губы, но Женя в последнюю секунду увернулась, и Ирка лишь мазнула губами по её щеке, оставив след помады. — Ирина Андреевна! — укоризненно сказала Кетова, улыбаясь. — У меня предсвадебное безумие, мне можно, — Ирка округлила глаза. Она и вправду чувствовала себя немножко сумасшедшей. Приближался перерыв в матчах предварительного этапа, связанный с чемпионатом мира. Кузнецовы тянули мышцы и шлифовали форму для сборной, Князева завидовала их вызову и в открытую злилась, считая себя ничем не хуже Инны. Лёля потихоньку планировала ребёнка и собиралась летом уйти в декрет, Саша изнывала в ожидании свадьбы Ирки с Женей. Влада смеялась, что Сашка волнуется сильнее виновниц торжества, Яна посмотрела на неё, потом на Трубачёву и посоветовала ловить оба букета, для верности, чем поставила в тупик уже Кетову и рассмешила Ирку. — Главное, на Владку не пасани по привычке, — добавила вторая либеро Аня Когай, смутив Сашку до слёз. — Владка, даже не думай! — крикнула Юля с другого конца раздевалки. — Ты помнишь? Клуб одиноких сердец, ждём до тридцати пяти, потом расписываемся!.. — Дурочки, — снисходительно шепнула Кетова Ирке, улыбаясь. Они вторую половину ноября открыли посещением хоккейного матча вместе с Николаем и Иркиным отцом, прикипевшим к внезапному внуку ничуть не меньше мамы. Посадив Николая на шею, он шёл с ним впереди, а Ирка с Кетовой не спеша шагали сзади, держась за руки. — Наши в какой форме будут? — спросила Ирка втихаря. — В синей, — шёпотом ответила Кетова. — Москва в белой. Я за прошлый год более-менее их запомнила. Ирка взяла программку, уткнулась в неё носом, прокомментировала: — А ничего мальчики! Инки на них нет. Кетова засмеялась. — Сводница, — сказала она. — Ты хочешь всем личную жизнь устроить? — Когда ты счастлив сам, счастья пожелай другим! — напела Ирка. Кетова снова засмеялась. — Поделись, — поправила она. — Не перевирай классику. Ирка небрежно махнула рукой. — Знание классики никогда не было моей сильной стороной. — Зато ты хорошая блокирующая, — Кетова замолчала на время исполнения гимна, затем продолжила Ирке на ухо. — Не исключено, что тебя на Гран-при позовут летом. Уйдёт Янка, ты первым номером будешь на своей позиции. Ирка скрестила пальцы на обеих руках. Её радость от происходящего омрачали две вещи (и обе — не вещи на самом деле). Во-первых, Гошка. Он не звонил ей, нет, но настойчиво бомбардировал лайками и сообщениями её страницу на фейсбуке, присылал смешные и романтические картинки. Ирка терпела некоторое время, не отвечала, однако Гошка не успокоился, и ей пришлось его заблокировать. Второй неприятный момент был связан с Жениной мамой, вернее, с тем, что откровенный разговор Кетовой с Иркиными родителями услышал Николай. Они не сразу об этом узнали, Николай не шумел и ничем себя не выдал, прячась за дверью, но вечером, когда Ирка на руках отнесла его в постель (он был не слишком тяжёлый для пятилетнего), спросил: — Другая бабушка меня не любит? Как папа? Она думает, я плохой? Ирка встала на колени возле его кроватки. — Что ты, — возразила она, сглотнув комок в горле. — Нет, ты не плохой. Никто бы не стал так думать... Она замолчала, не представляя, как объяснить ему сложную даже для взрослого ситуацию. — Мне жаль, что тебе приходится узнавать такие вещи, ковбой, — от дверей сказала Кетова. Она подошла и тоже опустилась на колени, подоткнула Николаю одеяло и поцеловала в лоб. — Ты у нас замечательный, лучший мальчик в мире. "У нас", — машинально отметила Ирка и прикусила губу, растрогавшись. — А моя мама, — Кетова помолчала, — понимаешь, ей было трудно, когда умер мой папа. Я тогда была совсем маленькая. Она уставала со мной и на работе. И она связала у себя в голове, что маленькие дети — это плохо. Она просто боится, что ей снова будет плохо. Николай хмурился. Ирка ждала, затаив дыхание. Наконец, Николай спросил: — А почему мы не можем ей рассказать, как на самом деле? — Думаю, она ещё не готова, — Кетова грустно улыбнулась. — А когда будет? — Николай как будто всерьёз заинтересовался. — Мама, я хочу братика! Мы покажем моей другой бабушке меня и братика, и она сразу всё поймёт! Кетова рассмеялась и сгребла его в охапку, стиснула, поцеловала несколько раз. — Ты мой хороший, — сказала она. — Золотой мой мальчик. Будет тебе братик. Или сестричка. Чуть попозже. Вот Ирина Андреевна решится, и сразу будет. Ирка ущипнула её под прикрытием кровати, но Кетова даже не моргнула, а Николай переключился моментально. — Ирина Андреевна, ты родишь мне братика? Ирка залилась краской от макушки до пят. Это, по правде говоря, было третьим её беспокойством, но им она не делилась ни с кем, даже для себя толком не сформулировала, что именно её тревожит, и в конце концов просто перестала об этом думать, отложив на неопределённое время. Первого декабря они расписались. Отметили дважды: днём пообедали с Иркиными родителями и Николаем, а на вечер забронировали стол в клубе ("Два стола", — педантично уточнила Кетова), позвали всю команду, включая тренеров и Хохлова. — А летом ещё раз, с друзьями? — между делом полюбопытствовала Борщевская. — Не исключено, — Ирка заулыбалась. — Не думали пока. Она не чувствовала никакого неудобства за то, что солгала: это никого не касалось, но близких друзей у Кетовой не было, и Ирка не собиралась проводить "одностороннюю" вечеринку. Познакомить Кетову со своими друзьями хотела, но просто так, без причины, а устраивать торжество — нет, ни за что. Ей не нравилась эта идея. — В "Убить Билла" это плохо закончилось, — отмахнулась она от недоумения Кетовой. Кетова скептически изогнула бровь. — Думаешь, Андрей приедет и всех перестреляет? — спросила она. — Серьёзно? — Нет, — Ирка пожала плечами. — Но я даже возможности такой предоставлять не хочу. — Дурочка, — сказала Кетова и поцеловала её в плечо. Она расцвела на глазах, Ирка молчала об этом, но не могла не удивляться, а вслух за неё говорила вся "Ленинградка". Кетова больше улыбалась, Кетова шутила и носила платья, она даже на площадке раскрепостилась, что не преминула отметить Борщевская. — Любовь тебе на пользу, — заметила она как-то после тренировки. — Если не провалишься до конца года, могут и на Гран-при позвать. — Мне не важно, — Кетова покачала головой. — Я бы просто хотела чемпионат в этом году выиграть. — Амбиций тебе не хватает! — посетовала Татьяна Павловна. — Каблукова, научи её, как надо! — О, я научу, — Ирка ухмыльнулась. Кетова порозовела. Она раскрывалась сама, Ирка ничего специально не делала и не говорила, но, успокоившись за состояние и безопасность Николая, Кетова наконец позволила себе получать удовольствие от жизни. Во всех смыслах. — Это что? — спросила она, когда они разбирали Иркины вещи после переезда на набережную Карповки. Ирка подняла голову. — Это?.. — она взяла коробочку из рук Кетовой. — Ты можешь не говорить, русалочка, — Кетова неправильно истолковала её тон. — Я только к тому, чтобы знать, куда это положить. — Под подушку, — заговорщически шепнула Ирка и раскрыла коробку. Выражение лица Кетовой доступно объяснило ей, что жест не удался. — Это что? — повторила Кетова, морща лоб. — Клиторальный вибратор, — медленно, растягивая слова, сказала Ирка. Кетова вспыхнула. — Он не, — она сбилась. — То есть, я не... — Я поняла, что ты "не", — Ирка поиграла бровями. — Кетова, уверяю тебя... — Пе. Ре. Стань, — попросила Кетова, закрыла рот рукой. Ирка широко улыбнулась. — Перестать? Ты ещё даже не знаешь, о чём речь! Кетова посмотрела на вибромассажёр. — Нет, — отрезала она и отвернулась, шумно выдохнула. — Ладно, — согласилась Ирка, продолжая улыбаться, и сунула коробку в дорожную сумку. Она уговорила Кетову попробовать в первый же выезд. Женя смутилась почти до слёз, но Ирка видела, что она не против, и не настаивала, ласкала пальцами и языком, целовала и шептала всякую нежную ерунду, и после первого оргазма Кетова сдалась, кивнула, когда Ирка провела вибратором по её бедру. — Это, ну, странно, — охарактеризовала она потом свои ощущения, снова покраснев. — Приятно, но... — Если не захочешь, мы не будем, — пообещала Ирка, обнимая её. Кетова покачала головой. — Нет, я, — она рассмеялась, приподнялась на локте и протянула руку. — Дай сюда и покажи мне, как им пользоваться. Ирка провела языком по зубам и запрокинула голову. Она была счастлива. По-настоящему, без вопросов, без сомнений. Она чувствовала себя на своём месте, и ей хотелось спортивных побед, но не хотелось ничего менять вне спорта; они много гуляли, много читали: Кетова с книгами не расставалась и приучила Ирку, — разговаривали и занимались любовью, ещё Кетова решилась наконец отдать сына в хоккей, как он хотел, и по выходным они иногда выбирались на каток, втроём или впятером, с Иркиными родителями. Под Новый год Ирка написала Морской. "Спасибо тебе, — поблагодарила она. — Я, возможно, справилась бы сама, но это стоило бы мне уймы нервов и душевных терзаний. Спасибо, что говорила со мной, что поделилась информацией. У меня всё прекрасно, я даже представить не могла, что может быть настолько хорошо. Я ещё в августе понятия не имела, что моя жизнь может так измениться". "Я за тебя искренне рада, — ответила Морская. — Ты умничка, я верю, что у вас всё будет замечательно. И помни: если тебе что-то ещё понадобится, пиши мне в любой момент и без всяких реверансов вежливости". — Мне невероятно везёт на хороших людей, — сказала Ирка, лёжа вечером рядом с Кетовой. — Правда. Мой первый тренер, Олег Борисыч, помог мне по-настоящему полюбить волейбол. Татьяна — лучший взрослый тренер из всех, что у меня были. Мои родители всегда меня поддерживали и понимали, — она помолчала. — А вы с Николай Андреичем — это же вообще что-то невероятное. У меня слов нет, Кетова. — У тебя отличные родители, — согласилась Женя. — А с остальными — просто обратка. Ты сама умничка и котик, вот люди тебя и любят. — Спорим, ты так не считала, когда я начала тебя домогаться? — поддразнила Ирка. — Я всегда так считала, — Кетова поцеловала её в кончик носа. — У меня не было шансов устоять. Я ударила тебя тогда, потому что очень боялась. Злилась на себя. И до сих пор злюсь, но уже за то, что не сдержалась. Прости, русалочка. — А я рада, — призналась Ирка. — Сколько бы ты ещё от меня отмахивалась, если бы не вышла из себя тогда?.. — Долго, наверное, — согласилась Кетова задумчиво. В январе они впервые подняли вопрос о том, чтобы Ирка усыновила Николая и официально числилась вторым родителем; Ирка загуглила список документов и махнула рукой, сказала: — Давай до весны отложим. До Греции успеем, а больше, по сути, ни за чем это не надо, всё равно Николай Андреича везде бабушка водит! Да, по сути, это и в Греции не надо... — Надо, — заупрямилась Кетова. — Мало ли, что. — Ладно-ладно! — Ирка подняла руки, сдаваясь. — Я всё сделаю. Николая перспектива слегка смутила. — А ты мне будешь кто? — спросил он, морща лоб. — Мачеха, — Ирка пожала плечами. — Страшно? Они сидели на ковре в детской: Кетова все ответственные переговоры с сыном вела на полу или хотя бы на корточках, "чтобы не давить интеллектом", как она сама выразилась. Ирка её, в общем-то, понимала: при росте сто восемьдесят пять сантиметров нависать над пятилеткой попросту самой же неудобно. Она тоже быстро привыкла и даже нашла в этом особую прелесть, тиская Николая при любой возможности, тот верещал, хохотал, а потом лез обниматься или устраивался у Ирки в сложенных ногах как в гнезде. — Я птица! — заявил он как-то, махая руками. — Мама, смотри! Я тут буду яйца высиживать! Ирку сложило, она обхватила Николая и ржала ему в плечо, Кетова тоже тихонько всхлипывала и вытирала глаза, потом сказала: — Извини, ковбой, но это мероприятие требует времени, я не могу тебе Ирину Андреевну отдать для этих целей, обходись подушками. Ирка снова захохотала, утешила: — Не переживай, Николай Андреевич, у тебя потом сержант Бутко будет для этих целей! Сержант тебе точно разрешит! Кетова закрыла лицо рукой. При этом разговоре она тоже присутствовала, заполняла бумаги для хоккейной школы и проверяла, всё ли собрано к отпуску, но в диалог не вмешивалась, позволяя жене и сыну выяснить всё самостоятельно. — В сказках мачеха злая, — Николай задумался. Ирка ждала, не мешая, с любопытством за ним наблюдала, чувствуя при этом на себе взгляд Кетовой. Николай наконец нашёл для себя ответ и просиял: — В сказках же не всё — правда! — сказал он торжественно. — В сказках делают, чтобы интересно было. А мне с тобой и так интересно. Ты — хорошая мачеха! Я сам сказку придумаю, как должно быть! — Валяй, — одобрила Ирка. — И про маму тоже. Не одной же мне отдуваться. — Да! — Николай кивнул и полез в коробку, где держал карандаши. Кетова улыбнулась. Ирка показала ей язык, покосилась на Николая и стремительно лизнула воздух. Кетова вспыхнула и бросила в неё плюшевым лосем, валявшимся рядом. — Ты меня провоцируешь, — шутливо упрекнула Кетова позже. — Я тебя завожу, — Ирка прижалась губами к её шее. — Обожаю, когда ты краснеешь. И не только краснеешь... Она скользнула пальцами по кромке серых спортивных трусов, остановилась, нащупав влажное пятнышко. Кетова вздрогнула. — Ирина, — беспомощно выдохнула она. — Кеточка, — Ирка ткнулась в неё лбом. — Моя девочка. Моя хорошая. — Я люблю тебя, — сказала Кетова. — Я люблю тебя, Ирин, я без тебя не могу!.. — А тебе и не надо — без меня, — прошептала Ирка в ответ. — Тебе надо — со мной, вот так, ну, что ты... Иногда ей хотелось взять Кетову за руку и не отпускать, сгрести в охапку и дышать ей в затылок; Кетова быстро привыкла к тоненькому кольцу на безымянном пальце и крутила его, когда задумывалась, Кетова спросила: — Русалочка, может, мне уши проколоть? — Может, — согласилась Ирка. — И пупок. — Отстань, — велела Кетова, но через два дня Ирка застала её за изучением ассортимента украшений для пирсинга. — Почему они называются "бананами"? — Женя даже не оглянулась. — Я не буду спрашивать банан в ювелирном, это глупо. — Ты можешь вообще ничего не спрашивать, а заказать на дом, — Ирка улеглась рядом, свернулась вокруг Кетовой, как змея. — Что-то приглянулось? Кетова развернула к ней экран. — После отпуска, может, — предположила она. — Чтобы свежий прокол никуда не возить. В марте, когда осталось шесть туров предварительного этапа, Ирка подала документы на усыновление. Волновалась она ужасно, пожаловалась маме: — А если не разрешат? — С чего бы? — мама погладила её по голове. — Всё в порядке же. — Я не проходила ШПР, — Ирка озабоченно насупилась. — И вообще, мало ли, к чему можно придраться. — Тебе разрешат, — повторила мама. — Всё хорошо будет, Ириш. Не переживай. Кетова тоже так считала. — Ты исключительно положительная девочка, русалочка, — напомнила она. — Ты отвечаешь всем требованиям. Ирка уныло вздохнула. Петербург встретил их мокрым снегом, липнущим к окну автобуса и сразу тающим на тёплом стекле; из службы опеки не звонили, пока "Ленинградка" была в Воронеже, но Ирка проверяла телефон чуть ли не поминутно, и Кетова напрасно убеждала её, что за неделю ничего не решается, а им вообще торопиться некуда. — Ты такая забавная, — сказала она наконец и поцеловала Ирку в макушку. — Ну, что ты? Даже если им голову замкнёт, и тебе откажут, никто же Николая не заберёт. Попробуем ещё раз. Столько раз, сколько будет нужно. Ирка взяла Кетову за руку и крепко сжала. И вздрогнула, когда в соседнем ряду истошно завизжала Трубачёва. В следующую секунду оглушительной силы удар опрокинул и развернул автобус. Ирку швырнуло на переднее сидение, потом назад, она ударилась головой о стекло и то ли оглохла, то ли вообще потеряла сознание на какое-то время; перед глазами вспыхивало и искрилось, Ирка поняла, что не может дышать носом, хватила воздух ртом и испугалась, что сейчас ей выбьет зубы. "Какие зубы", — мелькнула мысль и исчезла. Автобус перестал крутиться. В первое мгновение было невероятно тихо, а затем на Ирку одновременно обрушились сильная боль и шум, какой-то треск и ритмичный грохот; кто-то кричал, кто-то стонал и плакал. — Кетова, — выдохнула Ирка. Нос не дышал. При попытке пошевелиться как огнём ожгло руку и бок, ноги чем-то зажало, Ирка попыталась их высвободить, но от усилия потемнело в глазах. Где-то далеко взвыла сирена. — Кетова, — Ирка повернула голову набок. — Кетова... Она не сразу узнала лицо, а когда узнала, не смогла даже закричать. Вместе с ней на крыше перевернувшегося автобуса лежала Сашка Трубачёва, глаза её были открыты и неподвижны, под головой собралась лужа крови. Ирка вновь потеряла сознание. Боли не было, когда она открыла глаза. Ничего не было, как ей сперва показалось. Затем в полумраке она разглядела очертания штанги с подвешенной на кольцах занавеской; Ирка могла дышать носом, но ничего более, ни пошевелиться, ни заговорить: рот просто не открывался, губы спеклись коркой. Что-то тихо пищало. "Кетова", — подумала Ирка. Она не знала, сколько ещё пролежала, бессмысленно глядя на поблескивающую штангу. Колец оказалось тринадцать, Ирка считала, сбивалась и начинала заново, но получила одинаковое число несколько раз подряд и успокоилась, прикрыла глаза. Кто-то прошёл совсем рядом. — Кетова, — позвала Ирка, но сама не услышала ни звука. Занавеску отвели в сторону, но светлее не стало. — Ирина Андреевна, вы слышите меня? — попросила женщина в белом халате. — Не двигайте головой. Моргните, если да. Ирке удалось наконец разлепить губы. — Я... — она закашлялась. Ей дали воды через соломинку, не позволяя поднять голову. — Где Кетова? — Ирка хотела поймать женщину за руку, но грудь и плечо прошила боль, не такая сильная, как прежде, но достаточная, чтобы Ирке стало страшно. Повернуть голову мешали валики по бокам. — Ирина Андреевна, у вас черепно-мозговая травма, переломы и маточное кровотечение, — сказала женщина отрывисто. — Вам нельзя двигаться. Нужен полный покой. — Где Кетова?! — у Ирки перехватило дыхание. — У меня нет информации о других пассажирах, извините, — женщина проверила мониторы, что-то записала себе. — Вы помните, что случилось? Ирка закрыла глаза. — Автобус, — произнесла она. — Грузовик занесло на обледеневшей трассе, — сказала женщина. — Много пострадавших. Направляли в разные больницы. Как только ваше состояние станет стабильным, кто-нибудь навестит вас и всё расскажет. Сейчас хотите, чтобы я что-нибудь передала вашим близким? Несколько секунд Ирка собиралась с мыслями. Голову словно набили песком, Ирка не была уверена даже в том, что всё услышала и поняла правильно. — Маме, — выдавила она. — Я люблю их с папой. И Николая Андреевича. Пусть присмотрит за ним. Пусть скажет Кетовой, что всё будет хорошо. — Я передам, — пообещала женщина, должно быть, медсестра. Ирка осталась одна с тринадцатью кольцами, пересчитала их ещё раз, и это как будто отняло у неё последние силы, она снова уплыла в ничто, полное спазмов, удушья и дурных предчувствий. Её куда-то возили, каждый раз в темноте, и капельницу возили вместе с ней, давали пакет Ирке в руку перед тем, как отправить её в очередную машину, которая гудела и светилась, Ирка видела отблески под повязкой. — Что у меня с глазами? — спросила она. — Лучше, чтобы вы их не напрягали, — сказали ей. — Нужно исключить повреждения мозга. — Где Кетова? — Ирка с трудом сглотнула. — Что с ней? Через несколько секунд ей ответили и на это. — Евгения Кетова в нашу больницу не поступала, извините. Ирка скрестила пальцы на левой руке. Перечень травм ей огласили: перелом правой руки в двух местах, переломы ключицы и шестого и седьмого рёбер с правой стороны, перелом носа, ушиб печени, множественные ушибы мягких тканей и маточное кровотечение пока неизвестной этиологии. И черепно-мозговая травма. — Я волейболистка, — сказала Ирка. — Мне нельзя черепно-мозговую. Я должна вернуться. Её молча отвезли обратно в палату, где она почти всё время спала, просыпаясь лишь на еду и обследования. Она уставала, кажется, уже от того, что открывала глаза в полумраке, уставала дышать даже с помощью трубки в носу; ей всё время было больно, Ирка плакала, и нос снова закладывало, приходилось дышать ртом, и от этого пересыхали и трескались губы. Иногда Ирка вспоминала неподвижные глаза Трубачёвой. Саша погибла, в этом Ирка не сомневалась. Кто ещё? Грузовик, она помнила. Должно быть, Сашка увидела его и завизжала. Кто сидел с ней у тех окон?.. Когай, кто ещё? Гагарина. И, кажется, Валя Александрова, из второго состава, она так мало играла в сезоне, что Ирка не сразу о ней вспомнила. И Кузнецовы. Ирке стало не по себе. Кузнецовы сидели прямо перед Сашкой, Яна у окна, Инна у прохода. "Господи, — взмолилась Ирка, не отдавая себе отчёта в том, что делает, — только не Кеточка и не Кузьки!.." Кто-то принёс ей часы со слабо светящимся циферблатом, потом стал ярче свет (черепно-мозговая не подтвердилась), медсестра убрала ширму с тринадцатью кольцами. — Все ваши украшения отдали вашей маме, — сказала она, спохватившись. Ирка не ответила, она повторяла про себя: "Только не Кеточка, только не Кузьки!" Открылась дверь. — Ирина? — спросил женский голос. Ирка повернула голову. Женщина выглядела неуловимо знакомой. Она подошла и села, заправила за ухо выбившуюся из тугого пучка каштановую прядь, посмотрела на Ирку строго и равнодушно, как медсестра. — Вы кто? — проговорила Ирка. — Вы не врач. — Я не врач, — эхом повторила за ней гостья. — Ирина, я пришла сообщить вам, что Евгения Кетова умерла. У Ирки онемел затылок и скулы, рот наполнился вязкой и кислой слюной. — Нет, — сказала она из последних сил. — Три дня назад, в ночь аварии, — добила женщина. — Её пытались спасти, но шансов не было. Открытый пневмоторакс, размозжение лёгкого и вторичное кровотечение. Мне жаль. Ирка завыла. Она даже не пыталась справиться с собой, выла, выгибаясь на постели, попыталась удариться головой о спинку кровати, но не успела. Ей сделали укол и, должно быть, не один, потому что она уснула, а когда открыла глаза, не ощутила ничего, кроме тяжести во всём теле и пустоты внутри, там, где прежде теплилась надежда. Не хотелось никого видеть, слышать, даже дышать. Хотелось не поверить, но это не было вопросом веры. Та женщина была в палате, сидела в кресле с книгой. — Я не буду говорить тебе, что понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — сказала она, закрывая книгу. Ирка не повернула головы. — Ты думаешь, наверное, зачем я так с тобой поступаю? Ирка молчала. — Ты захочешь знать правду, — женщина подошла к ней. — И возненавидишь того, кто тебе её даст. Пусть это буду я. В конце концов, немного я тебя понять могу: она всё-таки была моей дочерью. На этот раз Ирка медленно подняла на неё глаза. — Я Ольга, — сказала женщина. — Ольга Кетова. — Уходите, — попросила Ирка. Она не могла плакать, она словно остекленела, застыла в своём отчаянии, и даже не могла произнести про себя имя, только повторяла: "Нет, нет, нет", — как будто что-то изменилось бы, как будто её желание что-то решало. Ольга тихо ушла, а через некоторое время в палату пустили Иркину маму. — Я люблю тебя, — прошептала Ирка, когда мама взяла её за руку. Мама расплакалась и встала на колени у её кровати. — Ирочка, Ириша, — твердила она, — милая, ребёнок мой драгоценный, Господи, как же мы напугались! Нам передали, что ты сказала, солнышко, ангел мой, ты только поправляйся теперь, мы с папой за тебя молимся утром и вечером!.. — Не надо, — Ирка кашлянула. — Кетова умерла. Ты знаешь, что она умерла?.. — Мне очень, очень жаль, девочка моя, — мама села на край постели, глядя на Ирку с состраданием. — Солнышко моё, мы очень тебе сочувствуем! Ирка отвернулась. Впервые в жизни ей хотелось сказать маме, что она ничего не понимает, она так и не встретила родную душу, а потому не может, не имеет права судить о том, как Ирка сейчас горит изнутри, что вообще с ней происходит!.. Ирка промолчала. Она не могла плакать и не хотела ни о чём говорить, она хотела бы тоже умереть и больше не думать о том, что осталась одна, не чувствовать ошеломляющую своими размерами бездну где-то в груди, между крыльями лёгких, там, где у Кетовой открылось кровотечение. Мама промокнула её щёки бумажной салфеткой, и только тогда Ирка поняла, что по её лицу катятся слёзы. — Где Николай? — спросила она. — С папой, — мама шмыгнула носом. — В комнате отдыха. Там, дальше по коридору... — А Ольга? — выдавила Ирка через силу. Мама опустила голову. — Мы не сказали Коленьке, кто это, — принялась оправдываться она. — Она не хотела, говорила, что всё равно скоро уедет... — Я хочу его увидеть, — Ирка нащупала здоровой рукой кнопку и приподняла изголовье кровати. — Он знает?.. Мама отвернулась и потрясла головой. "Всё должно быть не так, — подумала Ирка. — Это неправда. Я в коме. Я проснусь, и Кеточка будет жива". Николай выслушал её молча, уточнил: — Мама теперь на небесах? Она больше никогда не придёт? — На небесах, — повторила за ним Ирка. — Она будет смотреть на нас, приятель, но никогда больше не придёт... Николай взял за руку её отца, сказал тихо: — Деда, я хочу писать, пойдём в туалет. Ирка закрыла глаза. — Он не понимает пока, — начала мама. — Он маленький, он... — Он всё понял, мама, — перебила Ирка. — Просто он очень храбрый мальчик. Мама заплакала. Ирка отвернулась, попросила: — Позови Ольгу. И побудь пока с Николаем. Не думать о Кетовой было невозможно. Ирка думала, но не о мёртвой, а о живой, представляла, что Кетова лежит в соседней палате, скажем, с переломом бедренной кости. Она не может ходить с такой травмой, конечно, и просто ждёт, пока Ирке разрешат вставать, тогда они снова увидятся, будут лежать рядом, разговаривать и осторожно целоваться, дышать друг другом и строить планы — много планов, в конце концов, у них целая вечность впереди!.. — Я задержала похороны, — сказала Ольга, и мир вокруг Ирки разбился. Ольга не садилась, подошла к окну, стояла к Ирке спиной. Она хорошо выглядела для своего возраста (Ирка предположила, что ей под пятьдесят), носила туфли, а не больничные бахилы на сапоги, и современное платье прямого покроя. И ещё у неё было кольцо на правой руке. На том самом пальце. — Я подумала, — продолжала Ольга, — что ты захочешь её проводить. — Зачем ты приехала? — спросила Ирка глухо, тоже переходя на "ты". Ольгу это не покоробило, она посмотрела через плечо, помедлила, приблизилась, но всё равно не села, словно торопилась куда-то. — Женя писала мне раз в неделю, — сказала она, не глядя на Ирку. — На электронную почту. Я никогда ей не отвечала, а она всё равно писала. Она лучшая дочь, чем я — мать. — Я знаю, — перебила Ирка. — Она вообще — лучшая. Они говорили о живой Кетовой, и об этом Ирка готова была говорить вечно. Вот только Ольга не собиралась поддерживать её иллюзии. — У неё был мой номер в телефоне, поэтому мне позвонили, — объяснила она. — Так я узнала. Обсудила с твоими родителями всё в общем виде, но решать всё равно придётся тебе, ты её жена. — Что решать? — Ирка стиснула зубы. — Есть два вопроса, — Ольга сделала ещё шаг вперёд и сложила руки на груди. — Первый: возьмёшь ли ты опеку над Николаем? — Я уже подала документы на усыновление, — Ирка сверлила её глазами. — Он мой сын. Я его никому не отдам. Я за него горло порву. Ольга пристально смотрела на неё. — Он чужой тебе, — сказала она наконец. — Он чужой тебе, — Ирка сделала ударение на последнем слове. — Даже не думай. Я отдам всё, что у меня есть, но ты его не получишь. — Потому что он сын моей дочери? — не поверила Ольга. — Разве наречение... — Замолчи! — крикнула Ирка. У неё самой зазвенело в ушах и закружилась голова, но она приподнялась, глядя на Ольгу с вызовом. — Он. Мой. Сын. Прибежала медсестра, отсоединила капельницу, проверила реакцию Иркиных зрачков, осведомилась напоследок: — Всё в порядке? Приёмные часы вообще-то... — Всё в порядке, — тихо сказала Ирка. — Спасибо. Медсестра вышла. Ольга некоторое время стояла у окна, затем медленно опустилась в кресло. — Ты не поняла меня, — проговорила она, — но я сама виновата. Я ничего не знаю о наречении, так что, видимо, я спросила что-то нетактичное, — она пожала плечами. — Не смотри на меня так. У меня нет ключ-фразы. Так бывает. Поэтому я спрашиваю. Они молчали. На улице темнело, поднимался ветер, выл в оконных рамах, стучал антеннами. — Я помогу тебе с оформлением опеки, — пообещала Ольга, вставая. — И откажусь от наследства. Мне оно не нужно, а вам пригодится. — Я сама достаточно... — начала Ирка, но теперь уже Ольга её прервала: — Нет, не достаточно. Ты вся переломанная. На тебе маленький ребёнок. Это очень, очень дорогой, — она помялась, — проект. Тебе пригодится. И ему тоже. Ирка не знала, что сказать. — А второй вопрос? — вспомнила она. — Как ты хочешь, чтобы её похоронили? — голос Ольги всё-таки дрогнул на последнем слове. — Я вернусь завтра утром. Подумай спокойно. Она пошла к двери. Ирка бросила ей в спину: — Николай должен знать, кто ты. Ольга остановилась. — Нет, не должен, — возразила она. — Придумай что-нибудь. — В нашей. Семье. Не лгут, — отчеканила Ирка. — Он считает, ты не любишь его, потому что он — плохой. Скажи ему. Или скажу я. Она замолчала, просто ждала, слушая шум ветра. — Хорошо, — согласилась Ольга и вышла. От "Ленинградки" проводить Кетову приехали все, кто смог: администрация, тренерский состав молодёжной команды, Борщевская на костылях и с выбритой головой. Влада и Юля, обе в гипсовых шинах. Полина Даровских — она была третьей связующей, не взятой в Воронеж из-за травмы сустава. Полина смотрела в пол, рыдала и извинялась, словно её присутствие могло что-то изменить; Ирка обняла её здоровой рукой, поцеловала и попросила заткнуться. — И так тошно, — сказала она. — Кетова не оценит. Приехала Инна, отец катил её в инвалидном кресле, и Ирка обмерла, но Инна подняла безжизненные глаза и проговорила: — Они утверждают, я поправлюсь. Зачем?.. Она не соболезновала, Ирка тоже промолчала: Яну похоронили неделей раньше. Ирке с Инной не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Журналистов не было, об этом позаботилась Ольга — Ольга Михайловна, вообще-то, но она запретила Ирке звать её по отчеству. Она же узнала и рассказала Ирке об остальных. Кроме Кетовой, Трубачёвой и младшей Кузнецовой погибли Валя Александрова, оба помощника Борщевской и водитель грузовика. Хохлов сломал позвоночник, и у него были шансы на восстановление, если бы после аварии он не пополз обратно в автобус, чтобы помочь "своим девочкам". Ане Когай он спас жизнь, остановив кровотечение, но ей всё равно ампутировали ногу, Нике раздавило правую кисть, Лена Тищенко и Аня Князева до сих пор лежали в интенсивной терапии. Ирка слушала и плакала о них, не о Кетовой. Ольга иногда посматривала на неё, но ничего не спрашивала, не сочувствовала и не утешала, в отличие от Иркиных родителей, и Ирка предпочитала её отстранённое спокойствие их заботе. — Что ты сказала Николаю? — спросила она. — Правду, — Ольга пожала плечами. — Что я — его бабушка, и что он — хороший мальчик, но у меня непростая жизнь, и лучше нам пока подождать с близким общением, — она помолчала. — Он спросил, люблю ли я его маму. Я сказала, что да. Он улыбнулся. Ирка только кивнула. Николай держал её за руку всю церемонию, почти не вертелся, прижимался к её ноге. Когда Ирка помогла ему подняться по лесенке, чтобы поцеловать Кетову на прощание, Николай запротестовал на верхней ступеньке, шагнул назад и чуть не упал. — Это не мама! — заявил он. Иркин отец взял его на руки и отошёл в сторону. Ирка была с Николаем согласна. Она смотрела на женщину, лежащую в цветах и багряном шёлке, и не могла понять, кто это, что происходит, почему все эти люди говорят, что Кетова — её Кеточка, её девочка, — умерла. Ирке тоже хотелось развернуться и уйти, позвонить, спросить: — Кетова, где ты? Я страшно соскучилась! — Отпусти её, — тихо сказала Ольга. Ирка встала на колени (наклоняться было тяжело из-за бандажа) и поцеловала в заострившуюся щеку то, что недавно было её женой; Ольга помогла ей подняться, и они вместе отступили, давая возможность президенту клуба и главному тренеру молодёжки закрыть гроб. К Ирке снова кто-то подходил, выражал соболезнования, поддерживал и обнимал, ей обещали всевозможную помощь и говорили странные пустые слова о Кетовой: они проходили сквозь Ирку, не оставляя после себя ни смысла, ни эмоций. Ирка поплыла, растерялась, забыла, где она и что должна делать. Ольга вывела её в коридор крематория и принесла воды. — Почему ты не заботилась так о ней? — спросила Ирка яростно, с трудом не сорвавшись на крик. — Почему ты оставила её одну с ребёнком, а со мной теперь носишься?! — Потому что, — отрезала Ольга. — Я виновата перед ней, а не перед тобой, и отчитываться буду только перед ней! Её злость немного Ирку отрезвила. Допив воду, она разыскала Борщевскую; Влада деликатно отошла, позволив Ирке сесть рядом с тренером. — Что будет с командой? — Ирка пересчитывала плитки пола под ногами. — Соберём заново, — Борщевская помолчала. — Ты останешься? — Если разрешат играть, — Ирка подняла глаза на Инну, сидящую в кресле у застеклённой стены, чёрную и скорбную, с повязкой на щеке и шее, там, где горячий металл прижёг кожу. — Мне жаль, — начала Борщевская. — Не надо, — попросила Ирка, но Татьяна Павловна договорила: — Мне жаль терять таких игроков, как ты и Женя. Её я не смогу уже убедить, но если надо убеждать тебя, то я возьмусь. Жизнь продолжается, Каблукова. Даже если тебе кажется, что это не так. — Кетова, — поправила Ирка машинально, пояснила, видя, что Борщевская не понимает: — Она не любит своё имя. Её зовут Кетова. Она входила в квартиру со страхом и робостью, перешагнула порог, постояла. Николай оглянулся на неё, снял и повесил свою куртку и присел, чтобы расстегнуть Ирке ботинки. — Не наклоняйся, — сказал он сурово. — Спасибо, ковбой, — Ирка притянула его к себе. — Ты настоящий друг. Николай вывернулся. — Мама говорила, что я ковбой, — возразил он, хмурясь. Ирка замерла: она даже не заметила, что произнесла это, и взмолилась, чтобы мама с отцом не вмешались сейчас и не разрушили хрупкое спокойствие, с которым Николай ожидал реакции. К счастью, родители молчали, мама только вцепилась отцу в руку. — А мне она говорила, что я русалочка, — Ирка выдавила из себя бледную улыбку. — И я бы хотела услышать это ещё раз. А ты не хочешь? — Нет, — буркнул Николай, скинул ботинки и в носках, без тапочек ушёл в детскую. Ирка с трудом выпуталась из пальто, накинутого на одно плечо, остановилась на пороге, спросила: — Можно, я посижу с тобой? Николай мотнул головой. Ирка предпочла рассмотреть это как согласие, устроилась рядом на полу, примостив поролоновый бандаж на бедре, потом легла, подсунув локоть под голову. Она устала, у неё болела рука и болел живот: врач предупреждал, что так будет, но Ирке всё равно было страшно; ей сказали, есть вероятность, что у неё будут трудности с вынашиванием ребёнка. Она чуть не закричала в лицо врачу, но сдержалась, а теперь вспомнила, и её снова охватило отчаяние: ребёнок? Какой ребёнок, зачем?! Кетовой больше нет. Ничего нет. Всё кончилось. Николай встал, ушёл в другую комнату, вернулся и сел рядом с Иркой на пол. — Это мама, — сказал он, чем-то похрустев. Ирка приподнялась. Николай принёс фотоальбом, старенький и потрёпанный, в простой коленкоровой обложке. На первой странице была вставлена фотография Кетовой в форме "Уфимочки". Кетова почти улыбалась; Ирка невольно протянула руку, дотронулась до снимка. — Меня тогда не было, — сообщил Николай. — А вот тут я есть. Снимок со второй страницы кто-то порвал, а затем аккуратно склеил. На фото Кетова была беременна на позднем сроке, стояла в три четверти к объективу, нахмурившись и не выражая никакого желания позировать. Ирка спросила у Николая разрешения и вытащила снимок из конверта, перевернула. — Что там написано? — Николай заглянул ей через локоть. — "Тридцать пятая неделя", — прочитала Ирка. — "Потом спасибо скажешь. Сергей". — Кто такой Сергей? — тут же насупился Николай. — Я не знаю, — Ирка покачала головой, вставила снимок обратно и перевернула страницу. Фотографий новорожденного у Кетовой не было. Когда она (или тоже Сергей?..) решила запечатлеть сына, он уже глядел в камеру вполне осмысленно и улыбался. "Год и три месяца", — надписала Кетова на обороте. А на следующем снимке трёхлетний Николай стоял в кожаном жилете с бахромой, в ковбойской шляпе и с двумя огромными револьверами. — Я — ковбой, — сказал он. — Да, — Ирка сглотнула. — Ты — ковбой... И тогда Николай наконец заплакал, тихо и печально, размазывая слёзы рукавом; Ирка обняла его и привлекла к себе, поцеловала в макушку, вдыхая запах детского шампуня и ладана. Ей тоже хотелось плакать, но глаза оставались сухими, и она лишь баюкала Николая и шептала: — Мама тебя любит. Мама всегда тебя любила больше всех, ты — самое важное, что у мамы было, самое главное, ты — самый лучший мальчик на свете, золотой, замечательный!.. Перед сном она долго стояла в ванной, глядя на себя в зеркало и думая, сколько всего они не успели, сколько всего она не знала и уже не узнает о Кетовой. Полгода — это так мало, невероятно, катастрофически ничтожно. Так не могло, не имело права случиться. Кетова сама должна была показать ей этот альбом и их с Николаем любимый пляж в Греции, Кетова хотела, чтобы Ирка научилась водить её "тигуан", Кетова собиралась проколоть уши и пупок; они вместе отвели бы Николая в первый класс и вместе ждали бы его с выпускного, они бы летали в Европу, в Таиланд, в Египет, поехали бы на чемпионат Европы — не поучаствовать, так посмотреть, выиграли бы Финал Четырёх, проводили Янку в "Динамо" и у "Динамо" выиграли... — Я родила бы тебе ребёнка, — прошептала Ирка, слепо глядя сквозь зеркало. — Он был бы наш, неважно, как. Она выключила свет и добрела до кровати, села и только тогда увидела, что поверх одеяла уснул Николай, должно быть, пришёл, но не дождался её. Ирка вытащила из комода плед и накрыла его, чтобы не будить, осторожно устроилась рядом. — Никому тебя не отдам, — пообещала она тихо. — Ты мой сын, мой мальчик, мой ковбой. Сосредоточиться на Николае было проще, чем на себе. Ирка исправно посещала врача и проходила обследования, принимала по часам прописанные препараты, много спала — и только. Она не хотела есть и мало пила, она сама это знала, видела, как сохнут губы и лицо, как сыплются волосы; на ней висели любимые джинсы и болталось кольцо, Ирка всё время мёрзла и приматывала кольцо пластырем, чтобы не потерять. Николая она из детского сада забрала, как только получила положительный ответ по делу об усыновлении. Ольга улетела в Уфу сразу после этого; Николай простился с ней спокойно и без сожалений, не попытался ни удержать, ни обнять напоследок. Ирке даже показалось, что он забыл её, едва отвернулся, но дома, уже лёжа в постели, Николай сказал: — Бабушка Ольга не похожа на маму, я её не хочу. Хорошо, что она улетела. Она не вернётся? — Нет, — Ирка легла рядом. — Не вернётся. — Хорошо, — удовлетворился Николай. — Я люблю бабушку Алёну и деда. Ирка погладила его по голове. Он спал рядом с ней на их с Кетовой кровати. Места хватало обоим; Ирка боялась оставлять его одного в детской, он просыпался иногда ночью и плакал, и тогда она тоже просыпалась и утешала его, обещала, что никогда не бросит, а потом лежала в темноте до утра и гадала, сможет ли сдержать обещание. Кетова тоже вряд ли думала, что так выйдет. Кетова хотела в Грецию. Ирка не стала отменять бронирование отеля, только исправила регистрационные данные; третьим человеком с ними ехала теперь её мама, Ирка хотела вписать и отца, но институт на лето в этот раз не закрывался, так что отец велел им отдохнуть и за него и привезти ему хорошего вина и миллион фотографий. — Миллион — это много? — спросил Николай. Ирка выгребла из коробки стеклянные шарики. — Один, — сказала она, выкладывая шарик на стол и рисуя на салфетке единицу. — Если мы припишем нолик, — она нацарапала кривое колечко рядом и добавила шариков, — будет десять. Если мы допишем ещё нолик, будет сто — десять кучек по десять. — И сколько ноликов, когда миллион? — Николай подпёр голову руками. — Шесть. — Очень много, — оценил Николай. — Деда будет потом миллион дней смотреть фотки! — Точно, — согласилась Ирка. Она собрала шарики, пересыпала из ладони в ладонь, покатала в пальцах: физиотерапевт велел разрабатывать правую руку, но не нагружать, он и выдал ей эту коробку вместе с длинным перечнем разнообразных упражнений. Ирка терпеливо делала всё, начинала сразу после завтрака, повторяла после обеда. Рука уже не болела, но о серьёзных тренировках пока не стоило и заикаться. Мама поставила тарелку перед Николаем, потом перед ней. — Я не хочу, — отказалась Ирка. Николай перестал наворачивать борщ и посмотрел на неё. — Нет, приятель, ты кушай, пожалуйста... — Бабушка говорит, ты похудела! — Николай отпустил свою ложку, и она немедленно погрузилась в тарелку до середины черенка. Ирка вздохнула. — Приятель... Он взял её ложку, набрал борщ и поднёс к Иркиному лицу. — Ложечку за маму! — сказал он звонко. Ирка разревелась. Она рыдала, словно прорвало плотину, дрожала, ударилась рукой об стол и намочила волосы в борще, прежде чем её мама догадалась отодвинуть тарелку. Ирка плакала и чувствовала, как разжимается что-то внутри, как тело становится невесомым; она покачнулась, взмахнула рукой в попытке удержать равновесие и вновь заплакала, уже тише, спрятав лицо в ладони. Николай принёс ей салфетки, Ирка потянулась к нему, чтобы погладить по щеке, и увидела, что у него тоже текут слёзы; Ирка сползла на пол и позвала: — Иди ко мне, ковбой. На этот раз он не возразил. Ирка слышала, как тихо ушла из кухни мама, а они всё сидели, чуть покачиваясь, успокаивая дыхание; Ирка шептала Николаю, что он умница, потом вспомнила какую-то детскую песню, запела без слов, только мелодию. Николай притих, крепко держа её за руку. — Мама совсем-совсем не вернётся? — спросил он жалобно. — Совсем-совсем, — повторила шёпотом Ирка. — Она умерла. Так бывает, ковбой. Это был несчастный случай. Мама никогда бы тебя не оставила. — И тебя, — согласился Николай. Они просидели на диване весь вечер, когда ушла Иркина мама, обнявшись под пледом и читая "Кошачьи истории" Хэрриота. — Я бы хотел кота, — признался Николай. — Но тренер говорит, мы будем заниматься ещё больше. У меня не будет времени на кота. За ним надо ухаживать? — Ты такой чудесный парень, — не удержалась Ирка. — Ты — вылитая Кетова, ковбой. Ты совсем как твоя мама. — Это хорошо, — Николай повеселел. — Я бы хотел быть как мама! На ночь он ушёл в свою комнату. Ирка поставила себе радионяню, но Николай не просыпался. Ирка лежала в темноте, раскинув руки, смотрела в потолок и твердила как молитву, даже не отдавая себе отчёта: — Я позабочусь о нём, Кеточка. Я буду с ним. Я постараюсь научить его всему, чему бы ты его научила. Кеточка, котичка моя. Я позабочусь о нём. Но сначала предстояло позаботиться о себе. Ирка позвонила Борщевской. — Мы в игре? — спросила она. — Слава тебе, Господи, за наши маленькие радости! — сварливо отозвалась Татьяна Павловна. — Я уж думала, ты упрямее Кузнецовой окажешься. — А Инна?.. — Ирка осеклась. — Инна всё, — Борщевская шумно выдохнула. — Видела я её. Как будто она наречённую потеряла, а не ты... Теперь уже она оборвала себя, сказала другим тоном: — Извини, Каблукова. Я не хотела. — Жизнь продолжается, Татьяна Пална, — Ирка сглотнула комок в горле. — У меня ещё ФТП и всё такое, но пока противопоказаний нет. От Борщевской она узнала, что из прежнего состава в "Ленинградке" остались Влада с Юлей Михайловой и Аня Князева. У Лены Тищенко после аварии вскрылись проблемы с дыханием, с Инной пока было неясно. — С Когай я тут общалась, — добавила Борщевская, чуть повеселев. — Она не унывает, в паралимпийцы собралась, в лёгкую атлетику. А остальные... Ну, что. Сейчас переговоры ведут по России. К концу июля, думаю, видно будет, что мы дальше делаем. Ирка не стала спрашивать, кто из девчонок ушёл из "Ленинградки", а кто — из спорта вообще, она сама не знала ещё, как почувствует себя, снова оказавшись в автобусе, а она пострадала меньше многих. Физически. В тот вечер она открыла форум впервые с Нового года, набрала: "Morskaya?.." — и замерла в нерешительности. "Слушаю тебя вся, — откликнулась Морская через пару минут. — Чего молчишь?" Ирка поставила пальцы на клавиатуру и поняла, что не знает, с чего начать, как подойти к тому, что беспокоило её сейчас. Она посмотрела на Николая поверх экрана ноутбука, улыбнулась, когда он оглянулся на неё. — Я тут, — сказала она. — И я тут, — отозвался Николай и вернулся к рисованию. "Я потеряла родную душу", — напечатала Ирка одним пальцем и стёрла, посидела ещё немного, глядя в окно чата. "Давай начнём по-другому, — предложила Морская, видимо, отчаявшись дождаться её реплики. — В отпуске были?" "Вылетаем через неделю, — ответила Ирка. — В Грецию". "Отличный выбор, — обрадовалась Морская. — Надолго?" "Четырнадцать дней", — Ирка отослала сообщение и решилась, вышла на сайт "Ленинградки" и быстро, не глядя, скопировала статью, которую пресс-служба опубликовала после катастрофы. "По-белому завидую", — Морская добавила смайлик-солнышко. "Не надо, — написала Ирка и вставила ссылку, добавила: — Каблукова — это я. А моя наречённая погибла". На этот раз уже Морская долго молчала. "Я соболезную, — набрала она наконец. — Мне очень жаль, малышка". "Я лечу в Грецию с её сыном, — написала Ирка торопливо. — Я усыновила его, он мой теперь, я за него отвечаю. Она всегда возила его на море, и я тоже отвезу, это меньшее, что я могу сделать для него". "Ты, — Морская помедлила, — боишься лететь?" "Я боюсь не лететь, — ответила Ирка. — И мне тошно и стыдно". "За что? За то, что ты выжила?" "За то, что я, — Ирка помедлила, но всё-таки выдавила это из себя: — Я не могу сказать, что согласилась бы пострадать больше, лишь бы она осталась жива! Понимаешь?! Я... я эгоистка! Мне даже в голову ни разу не пришло, что было бы лучше, если бы я, например, потеряла ногу, но она — выжила!" Она, должно быть, всхлипнула, потому что Николай снова поднял голову, а затем подошёл к ней и обнял, сказал: — Ты расстроилась и злишься. Мама тоже злится, когда расстраивается. Они оба нет-нет, да говорили о Кетовой в настоящем времени. Ирка не пыталась это исправлять: со временем пройдёт, а если не пройдёт, значит, так и надо, пусть так и остаётся. — Мы с тобой ещё долго будем расстраиваться, ковбой, — Ирка обняла его в ответ. — Как иначе. Я очень-очень скучаю по твоей маме. — Я тоже скучаю, — Николай выпрямился. — А можно к тебе на колени? Я не буду подсматривать! Ирка раскрыла руки, он быстро залез и уткнулся лицом ей в шею, а Ирка взглянула на экран. "Ты винишь себя в том, что пострадала меньше других, я тебя правильно понимаю?" "Нет, — набрала Ирка снова одним пальцем. — Я виню себя в том, что не чувствую в себе готовности пострадать больше ради спасения её жизни!" "Но ты в любом случае не могла бы это изменить, — Морская поставила многоточие, потом ещё одно и ещё. — Ира... Ничего в жизни не происходит просто так. Её судьба была — умереть. Твоя — жить дальше. Никто не знает, как было бы, если бы мы сделали что-то иначе. Ты не можешь её спасти. И ты не должна хотеть пожертвовать собой, понимаешь? Я знаю, о чём ты думаешь. Все эти "лучше бы я". Как раз это — эгоизм. Умереть — проще. Жить и помнить, жить и воспитывать её сына — труднее. Ты УЖЕ жертвуешь. И УЖЕ страдаешь: ты тоскуешь о ней. Тебе её не хватает. У тебя уже отняли часть тебя, как ты можешь хотеть утратить что-то ещё?!" "Ты не понимаешь", — написала Ирка, отчаявшись сформулировать словами свои ощущения. "Я — понимаю, — ответила Морская. — Я хотела спрыгнуть с крыши, когда узнала, кто мой наречённый. Он пытался меня поймать и упал вместе со мной. Я выжила. Он — нет. И я прикована к инвалидной коляске, но моя жертва ничего не решает. Я потеряла часть своей души и часть своего тела, но в своей беде я виновата сама! Ты — нет! То, что с вами случилось — несчастье, ужасная трагедия. Но ты не виновата! Ты не должна желать отхватить от себя кусок физический, потому что это может и не сберечь тебе кусок душевный, понимаешь?!" — Ты дыши, пожалуйста, русалочка, — сказал Николай. — Почему ты не дышишь? Ирка заплакала. Морская тоже прислала ей ссылку. — Ковбой, на экран не смотреть! — велела Ирка, шмыгая носом. Николай отвернулся, положив подбородок ей на плечо, спросил: — А почему? — Там грустная история других людей, — честно сказала Ирка. Морскую звали Мариной, и её наречённый оказался на сорок лет старше неё. Врачи пытались спасти их обоих, но вытащить смогли только Марину, её несостоявшийся муж умер на операционном столе. "Пневмоторакс, — вспомнила Ирка. — Размозжение лёгкого". Ей стало холодно, несмотря на летнюю жару и духоту. Она посмотрела на дату статьи, покачала головой. "Мне жаль", — написала она. "Время лечит, — ответила Морская. — Дай себе время, малышка". Ирка отвела глаза. У неё не было четверти века на то, чтобы прийти в себя. У неё был маленький сын, нуждающийся в матери. Этой ночью ей наконец приснилась Кетова, второй раз за всё их знакомство. Кетова лежала с книгой в шезлонге у бассейна и при появлении Ирки сдвинула очки и прикрыла глаза от солнца, улыбнулась: — А вот и ты. Я тебе место приберегла. Она сдёрнула полотенце с соседнего шезлонга. Ирка послушно присела на край, спросила: — Что читаешь? — "Курс выживания для подростков", — Кетова вдруг застеснялась. — Ковбою скоро в свободное плавание, а мне всё кажется, я только вчера его от груди отняла. — У твоей груди ему больше точно делать нечего, — вырвалось у Ирки. Кетова поперхнулась и прикрылась книгой. — Ирина Андреевна!.. — она наморщила лоб. — Ты опять? — Я — снова, — Ирка встала перед ней на колени. — Кеточка... Она проснулась, внезапно и без причины. Часы показывали начало четвёртого; Ирка прислушалась к радионяне, затем встала, подошла к окну, обхватив себя руками за плечи. "Я просто должна выжить, — подумала она. — Ради неё. Ради всего, что было, и всего, что так и не случилось". Поколебавшись, Ирка открыла ящик комода, взяла из шкатулки кольцо Кетовой. После аварии на нём осталась крупная зарубка: что-то ударило Кетову по руке; Ирка прижала кольцо к губам, закрыла глаза, затем медленно надела поверх своего. До утра ей больше не снилось ничего, до самой Греции не снилось. Накануне отлёта Ирка заехала к Кузнецовой. Она долго сомневалась, но всё-таки позвонила Максиму и сразу, садясь в машину, предупредила: — Ни слова о моей личной жизни. — Ладно, — согласился Макс. — Будем говорить о моей. Куда едем? — На Малую Морскую, — Ирка сверилась с адресом, присланным Борщевской. Дверь открыл отец Инны, с которым Ирка виделась в крематории. Он тоже Ирку вспомнил, нахмурился. — Инна на даче, — сказал он. — Она не будет больше играть. Оставьте её в покое. — Я не собираюсь её уговаривать, — Ирка пожала плечами. — Я улетаю завтра, хочу попрощаться. Она не соврала ни в одном слове, просто недоговорила, но этого оказалось достаточно: Валерий Петрович смягчился, велел: — Давайте телефон, я сброшу вам карту. Карту Ирка сунула Максу. — Найдёшь? — спросила она. Макс покрутил, сориентировался. — Найду, — ответил он уверенно. — Глухомань, конечно. Сейчас диспетчеру стукну, чтобы меня до вечера не искали. На выезде на шоссе Ирка напряглась, выпрямилась, смяла в кулаке ремень безопасности. Макс покосился на неё. — Плохо? Остановить? — Нет, — Ирка заставила себя закрыть глаза и глубоко дышать. — Померещилось. — Там бутылка воды в бардачке, — предложил Максим. — Запечатанная, не бойся, всё гигиенично. — Такая трогательная забота о пассажирах, — Ирка усмехнулась. — Спасибо. — Я люблю возить людей, которые мне симпатичны, — отозвался Макс с энтузиазмом. — У меня всего человек пять таких, зато я у них — то есть, у вас, — практически персональный водитель. Так что это в какой-то степени моя обязанность. — И как ты всё успеваешь, — пошутила Ирка, отпила воды, повторила: — Спасибо. — Всегда к вашим услугам, — в тон ответил Макс. Он остановил машину возле высоких железных ворот, выкрашенных в приятный цикламеновый цвет. Калитка была приоткрыта, Ирка заглянула внутрь, но никого не увидела. — Я тебя подожду, — Макс заглушил мотор. Ирка обернулась. — Я не знаю, сколько я там пробуду, — предупредила она. Макс кивнул. — Иди-иди, — сказал он. — Я не допущу, чтобы моя пассажирка обратно на каком-нибудь олене ехала. Внутри участок был ухоженный, но засаженный деревьями и кустами так плотно, что Ирка не сразу увидела дом. По выложенной плитками тропинке она вышла к пустой веранде и здесь уже услышала голоса, прислушалась и узнала Аню Когай. Ноги подкосились. Ирке пришлось прислониться к стене и постоять так некоторое время; Аня тем временем повысила голос, Ирка разобрала отдельные слова: — ...город, и что?.. "Ампутировали ногу, — напомнила себе Ирка. — Не смотреть на ноги". Она обогнула дом, стараясь производить побольше шума, чтобы привлечь внимание, и это у неё получилось. — Тебя тут не ждали, прямоходящая, — встретила её Аня, усмехаясь. — Тут съезд колясочников. Она действительно сидела в инвалидном кресле, но рядом с ней, прислонённые к столу, стояли костыли, а из-под юбки выглядывали два мокасина. Напротив неё в таком же почти кресле сидел Хохлов, а поодаль от них, на детских качелях — Инна, и она взвилась на слова Ани: — Я не колясочница! — А кто ты? — парировала Аня. — Весь день сидишь, всю ночь лежишь, ты жиром обросла и скоро плесенью покроешься! — Ты оскорблять меня приехала?! — обозлилась Инна. — Вали отсюда, я тебя не звала, я никого из вас не звала, просто оставьте меня в покое! Ирка пересекла поляну, наклонилась и поцеловала Хохлова в щёку, сказала: — Рада вас видеть, Сергей Давидыч. — И я тебя, Ириш, — Хохлов погладил её по плечу. — Какими судьбами? — Стреляли, — фыркнула Аня, повернулась обратно к Инне. — Ну, давай, встань хотя бы! Докажи, что я не права! — Не собираюсь я тебе ничего доказывать! — крикнула Инна. — Ехала мимо, — поддержала Ирка шутливый тон. — Дай, думаю, зайду, а там калитка открыта. — Точно, — спохватилась Аня, снова отвлекаясь. — Пойду закрою. Это я машину пропускала, забыла. — Склеротичка, — буркнула Инна. — Может, я?.. — начала Ирка и заткнулась, когда Аня снисходительно на неё посмотрела и ловко встала, опираясь на ручки коляски, взяла костыли. — Вот газон тут, прямо скажем, не английский, — объяснила она насмешливо. Ирка как заворожённая проводила её взглядом, обернулась к Хохлову. Тот пожал плечами. — Главное — воля к жизни, — сказал он. — Остальное приложится. Инна, Когай дело говорит. — Идите к чёрту, Сергей Давидович, — посоветовала Инна. — Это моя жизнь. — Это — не жизнь, — вмешалась Ирка. На щеке у Инны остался шрам от ожога, неглубокий, но тёмный, Инна всё время наклоняла голову, чтобы завесить его волосами. Ирке она не ответила, отвернулась, толкнулась ногами, разгоняя качели. — Прости, что я на похороны не приехал, — тихо сказал Хохлов. — На растяжке держали. Ирка кивнула. И нахмурилась, сопоставив кое-что. — Сергей Давидович, — начала она. — А Кетову... Инна подняла голову, посмотрела на неё в упор, и Ирке пришлось собраться, чтобы продолжить: — Кетову вы сфотографировали беременную? Фото подписано — "Сергей". — Я, — подтвердил Хохлов. — Ты не знала? Она меня в "Ленинградку" привела из районной консультации. Ирка невольно засмеялась, потом сказала грустно: — Не знала. И много чего уже не узнаю. — И как ты собираешься с этим жить? — спросила Инна дрожащим от злости голосом. — Как жить, когда ты каждую секунду помнишь?! Ирка пожала плечами. — Во всяком случае, я не собираюсь умирать, — отрезала она. — У меня есть сын, которому я нужна. У меня есть родители. Команда. Да, чёрт возьми, спасибо, что напомнила, что в каждой новой секунде у меня больше нет Кетовой, а то я без тебя не знала, чего же мне не хватает!.. Хочешь себя жалеть — жалей. Я не буду. У меня нет на это сил. За её спиной трижды хлопнула в ладоши Аня, дошла до кресла, села, отставила костыли. Ирка только теперь сообразила, что кресло, скорее всего, вообще не Анькино, что оно осталось у Инны после травмы, а Аня им просто воспользовалась, чтобы Инну провоцировать. — Хорошо, что ты приехала, Каблукова, — сказала Аня удовлетворённо. — Люблю адекватных людей. Кстати, я тебе ещё не хвасталась, гляди! Она задрала юбку. Инна отвернулась, а Ирка, напротив, уставилась на металлопластиковый протез от середины бедра. — Интеллектуальная нога, — похвасталась Аня. — Сейчас подгонка идёт, а к следующей весне спортивную модель сделают. Вот тогда побегаем! Сыграешь потом со мной? Инка вот ссыт, боится, я её задавлю, — Аня покачала протезом, — интеллектом. Ирка глубоко вздохнула. — Я обязательно с тобой сыграю, — кивнула она. — Даже не вопрос. Обратно она ехала, рассеянно улыбаясь. Максим пересказывал ей свежие новости, болтал о кино, о дорожных работах, о том, что они с родной душой подумывают завести собаку, а лучше двух; Ирка изредка вставляла пару слов и вновь замолкала, слушала, пристроив затылок на подголовнике и глядя на проносящийся за окном лес. Когда въехали в город, Макс осторожно полюбопытствовал: — Удачно хоть прошло?.. — Надеюсь, что да, — Ирка повернула голову. — Посмотрела на протез ноги и накричала на девчонку, которая потеряла сестру. Думаю, очень удачно. — Это хоть были разные люди? — Максим невозмутимо приподнял брови. Ирка посмотрела на него, подумала. — Мне нравится твой цинизм, — сказала она наконец. — Мой цинизм? — Макс сделал ударение на первом слове. — На себя бы посмотрела! Ирка так и сделала: опустила солнцезащитный козырёк, полюбовалась на себя в зеркало, потрогала едва заметный шрам на лбу. "Ты разбила мне голову и сердце, — мысленно обратилась она к Кетовой. — Будешь должна". Шрам оказался сильно заметен на загорелой коже. — У тебя звезда во лбу! — восхитился Николай, забираясь с утра к Ирке в кровать. — Твоя мама мне её оставила, — Ирка обняла подушку. — Это маячок, чтобы она всегда знала, где мы с тобой находимся. — А когда я без тебя, мама меня не видит? — забеспокоился Николай. Ирка выругала себя за просчёт, заверила: — Тебя мама видит и без маячка, она же тебя родила, в тебе и так её частичка. — Да?.. — Николай наморщил лоб. Ирка села. — Да, — сказала она твёрдо. — Не сомневайся. Она видела, что не убедила его, но предпочла не теребить, зная, что он сам придёт со всеми своими вопросами, и он пришёл. Вернее, пришла Ирка, когда он проснулся после купания, обеда и тихого часа; Ирка села рядом с ним на кровать, и Николай с готовностью улёгся ей на колени. — А мама правда на небесах? — спросил он вдруг. — А почему ты спрашиваешь? — удивилась Ирка. — Бабушка Алёна говорит, что все хорошие люди попадают на небеса, — серьёзно сказал Николай. — Но другие говорят, что Бога нет. И небес тоже нет. И мама меня не видит больше. Ирка вздохнула. — Я не знаю, есть Бог или нет, — ответила она наконец. — И ты решишь этот вопрос для себя сам, когда подрастёшь. Но, знаешь, мне нравится думать, что он есть, что он заботится о нас как может. — А почему тогда он не спас маму?! — выпалил Николай, резко садясь. — Они говорят: если Бог есть, почему он не спас маму?! Вопрос ударил Ирку под дых. Почему?.. Она вспомнила Аню и её "интеллектуальный протез", вспомнила свою Таню и её рыженьких близняшек, оставшихся и без отца, и без отчима, Ольгу, прилетевшую из Уфы и придержавшую похороны, чтобы Ирка могла попрощаться с женой. — Говорят, — медленно повторила Ирка. Николай смотрел на неё во все глаза. — Говорят, мы приходим в этот мир, чтобы чему-то научиться. Помнишь, как ты ушибся на тренировке, когда снял перчатки? — Помню, — Николай кивнул. — Ты пришёл на тренировку, чтобы научиться, — Ирка помолчала. — И если тренер будет всё время держать тебя за руку, спасать и останавливать, ты не научишься, правда? Ты должен сделать свои ошибки и всё попробовать, чтобы понять, как надо. Николай принялся крутить в пальцах солдатика, сосредоточенно обдумывая услышанное, потом спросил: — Значит, он просто не мог, да? — Наверное, не мог, — согласилась Ирка. — Я не думаю, что Бог хотел, чтобы мы с тобой страдали, ковбой. Думаю, просто так вышло. — Но мама на небесах? — снова вскинулся Николай. — Она меня видит? Ирка облизала губы. — Я думаю, — она понизила голос, — разные люди скажут тебе по-разному. Но я — лично я, — верю в то, что она видит. И переживает за нас. И ей хочется, чтобы у нас всё было хорошо, тогда она сможет быть за нас спокойна. Может быть, это не конкретно небеса. Но я — я, — верю, что она всё равно за нами приглядывает. "И надеюсь, что она одобряет всё то, что я тебе тут говорю", — добавила она про себя. Николай снова лёг, обхватив руками исцарапанную коленку. Ирка погладила его по голове, вытянулась рядом поперёк кровати, свесив ноги. Мама позвала через балкон: — Дети, гулять пойдём? Николай помотал головой. — Нет! — громко ответила Ирка. — Иди одна. Я тебе позвоню, если мы передумаем. Она терпеливо ждала. Наконец Николай посмотрел на неё, спросил: — А ты меня не бросишь? — По своей воле — ни за что, — сказала Ирка. — Я не могу тебе обещать, что со мной ничего не случится, ковбой. Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы быть рядом всегда, когда тебе это нужно. Николай подполз к ней, влез в объятия и затих маленькой ложечкой. Ирка держала его и всем своим существом чувствовала, какой он расстроенный и несчастный. — Всё будет хорошо, — прошептала она Николаю в макушку. — Мы справимся, ковбой. Твоя мама сможет нами гордиться. На следующий день Николаю исполнилось шесть. Они планировали устроить праздничный обед, позвав детей, с которыми Николай играл на пляже, но утром Николай потянул Ирку за руку и заявил: — Я не хочу гостей. Давай поедем кататься на яхте: ты, я и бабушка Алёна. — И всё? — уточнила Ирка. — Хорошо. Сегодня твой день, Николай Андреевич, сегодня ты решаешь. — И можно есть мороженое на обед, если я решаю? — Николай хитро сощурился. — Да хоть на ужин, — Ирка заулыбалась. Два и два у неё сложились прекрасно: кто-то из этих детей или их родителей Николая и расстроил, и сын не стал жаловаться, но это было и не нужно. Ирка сама приняла решение и воплотила его в жизнь, даже не советуясь с мамой. Остаток отпуска они провели втроём: ездили по окрестностям на маленькой, видавшей виды машинке, купались и загорали; Николай научился нырять, наел щёки, спавшие было после похорон Кетовой, и по утрам сам, без напоминаний, делал упражнения, рекомендованные хоккейным тренером. О получивших отставку приятелях он ни разу не заикнулся, и Ирка мысленно поставила себе плюсик. О Кетовой она больше не плакала, но видела её во сне каждую ночь. Чаще всего Кетова просто была рядом: сидела, лежала, плавала; однажды они с Иркой лазали по холмам, Кетова протянула Ирке руку на склоне и подняла к себе, обняла, показала: — Смотри, какой закат! В этот раз Ирка помнила во сне, что Кетова погибла, и помнила беспокойство Николая. — А ты видишь нас? — спросила она, пытаясь разглядеть лицо Кетовой против солнца. — Конечно, русалочка, — Кетова засмеялась. — Я только на вас и смотрю! — Мне тебя не хватает, — сказала Ирка и проснулась, повторила шёпотом в потолок: — Кеточка, мне так тебя не хватает!.. Перед медосмотром в клубе она прошла отдельный осмотр, рекомендованный физиотерапевтом, затем повторила для "Ленинградки". На тестах клуба присутствовал Хохлов, разъезжал по коридорам в кресле и шутил, что теперь у них будет своё доброе привидение с моторчиком: администрация не уволила его, а перевела на должность консультирующего специалиста. На медосмотр пришла и Кузнецова, продефилировала по коридору мимо новеньких, вздёрнув подбородок, но Владу с Юлей обняла, с Князевой расцеловалась, остановилась перед Иркой. — Где загорала? — поинтересовалась она таким тоном, словно солнце Ирка отобрала лично у неё. — В Греции, — Ирке вдруг стало смешно, она сама обняла Инну и поцеловала в щёку. — Я тоже рада тебя видеть! — Ой, только не думай, что это ваша с Когай заслуга! — Инна поморщилась. — Две психопатки. Она зашлифовала след ожога, теперь его было едва видно; поймав направление Иркиного взгляда, Инна поджала губы, молча достала платок, послюнявила кончик и провела по коже, демонстрируя, что никакой косметикой дополнительно не пользовалась. — Тебе бы тоже не мешало обработать, — заметила она, глазами указывая на Иркин лоб. — Могу телефон дать. — Спасибо, — Ирка покачала головой. — Это мне на память. Но я правда рада, что ты пришла. Ты — лицо "Ленинградки". Без тебя не то. Инна хмыкнула, но далеко не ушла, осталась рядом с Иркой и даже подождала её после тестов, спросила: — Подвезти тебя куда-нибудь? Ирка помолчала, потом призналась: — Я хотела на кладбище съездить. — Поехали, — Инна пожала плечами. Она водила тёмно-синий "мерседес", длинный, намытый до блеска, и делала это весьма агрессивно, не слишком считаясь с другими участниками движения. — Штраф за опасную езду тебе светит, — сказала Ирка, когда Инна в очередной раз перестроилась экстремальным образом. Инна указала на бардачок. — Их там пачка. Я оптом оплачиваю. — Твоё право, — Ирка кивнула. — Но сейчас либо ты едешь аккуратно, либо высаживаешь меня на ближайшей остановке. — Боишься? — Инна презрительно наморщила нос. — Боюсь, — согласилась Ирка. — У меня маленький ребёнок. И было бы глупо разбиться на машине по дороге на могилу погибшей в автокатастрофе жены. Инна не ответила, но сбросила скорость и промолчала, когда её подрезали на перекрёстке, только наклонила голову, снова скрывая шрам волосами. Для надгробия Ирка ещё весной выбрала фотографию Кетовой с той самой предсезонной пресс-конференции; Ольга, оформлявшая документы, долго рассматривала снимок, потом заметила: — Может, я её и родила, но создала её ты. Инна сказала примерно то же. — До твоего появления в команде я считала её некрасивой, — она наклонилась и положила цветы к надгробию. — До того, как она произнесла мою ключ-фразу, я тоже не понимала, какая она красивая, — Ирка вздохнула. — Это ведь я ей сказала, что стрижка у неё — говно. Она закусила губу. — Смелая, — протянула Инна то ли с завистью, то ли с насмешкой. — Меня не допустили к тренировкам, кстати. Назначили физиотерапию. Повторное обследование — через пять недель, может, тогда... — Я придержу тебе место в раздевалке, — пообещала Ирка. В детский сад она Николая больше не возила, нашла вместо этого развивающие курсы, нечто среднее между старшей группой сада и первым классом школы; Николай не возражал, хоккей увлёк его, захватил целиком и полностью, он подружился с ребятами в секции, и Ирка поняла, что всё хорошо, когда он спросил: — Русалочка, можно, я позову Вадика в гости? — Зови, — одобрила Ирка. — Отличная мысль. Она нашла в себе силы наконец разобрать вещи Кетовой и сложить их в коробки, но разрыдалась над опустевшим шкафом, залезла внутрь, в угол, и долго сидела в темноте, обхватив колени руками и тихо всхлипывая; потом сигнал будильника напомнил, что пора ехать за Николаем. Ирка умылась и поехала, остановилась по дороге лишь затем, чтобы купить черешни. Она научилась водить "тигуан": после греческой чудо-машины это оказалось совсем несложно. Ирка даже полюбила его: некрасивый, на её взгляд, он был максимально безопасен для ребёнка, а это теперь интересовало её больше всего. — Я Вадик Глухов, — сказал приятель её сына и протянул ей липкую от мороженого руку. — А я Ира, — она пожала руку и только потом вручила Николаю пачку антибактериальных салфеток. — Оботритесь, хоккеисты, а то всю пыль в машине соберёте, я сегодня там не чистила. Потом Вадик спросил в детской, где на столе стоял портрет Кетовой в простой деревянной рамке: — А это кто? — Мама, — ответил Николай, добавил сразу: — Она умерла. — Жалко, — огорчился Вадик. — Без мамы плохо. — У меня есть Ира, — возразил Николай. Ирка улыбнулась и дальше не слушала, ушла в спальню, переоделась в спортивный костюм, закрутила волосы в корзинку на затылке. В спальне не было фотографий. Общая, семейный портрет с Николаем и Иркиными родителями, стояла в гостиной в книжном шкафу; снимок со стола Николая Ирка напечатала для спальни, но по пути из фотоателье решила, что это плохая идея. Фотографии хранились на фейсбуке и на жёстком диске ноутбука; на всякий случай Ирка дополнительно сохранила весь архив на флэшку и — лучшие кадры — на телефон. И это было всё, что у неё осталось: ключ-фраза, фотографии и два кольца на пальце. И Николай. Ирка позвала его и Вадима ужинать, поела с ними, с интересом послушала рассказы о хоккейной школе. Николай определённо получал удовольствие, бегая по льду, Вадим — меньше, но он загорался от энтузиазма приятеля, и его тоже начинало распирать. Они рассмешили Ирку и тронули своим восторгом, а потом умчались обратно в детскую доигрывать в "Капитана Моргана". Ирка собрала посуду, почистила часть черешни от веточек, вымыла и отнесла мальчишкам, поставила рядом с ними на пол. И написала Морской: "Рутина затягивает". "Но спасает", — отозвалась Марина. "Да, — Ирка подержала пальцы над клавиатурой. — Я привыкла, что её нет. Уже привыкла. Я боюсь сказать об этом кому-то, кроме тебя". "Ты можешь говорить мне обо всём, — утешила Морская. — Ты знаешь, я не стану осуждать. Тем более тебя. Скучаешь по ней?" "Ужасно, — подтвердила Ирка. — Скучаю невыносимо. Но я не жду, понимаешь? Не ищу её, когда просыпаюсь. Мне не мерещится её голос. Я знаю, что её больше нет, и я... Я не знаю, как это описать". "Каждый горюет по-своему, — Морская поставила многоточие. — Возможно, дело в том, что у тебя это ещё впереди. Бывает, что горе слишком сильное, чтобы его пережить, и тогда твой мозг просто запрещает тебе его воспринимать. Ты понимаешь факт, но не можешь прожить и принять его в полном объёме". "Я плакала о ней", — начала Ирка и остановилась. "А иногда люди справляются с горем быстро, — продолжила Марина. — У тебя теперь ребёнок, это огромная ответственность, и ты не можешь позволить себе иллюзии, даже самые прекрасные и утешительные". "Мне советовали психотерапевта", — написала Ирка невпопад. "И что ты об этом думаешь?" — заинтересовалась Морская. "Он мне не понравился, — Ирка поставила смайлик. — Я теперь как мой сын: оцениваю людей по первому впечатлению и не поддерживаю контактов с теми, кто не показался хорошим человеком". "Никаких вторых шансов?" — поддразнила Морская. Ирка подумала, набрала: "Только если в виде исключения". Она помедлила и написала ещё: "А ты вообще не выходишь из дома?" "Редко. Почему ты спрашиваешь?" Ирка глубоко вдохнула. "В октябре мы играем в Казани. Ты же в Казани? Я подумала, может, ты смогла бы приехать". Морская долго молчала, затем выдала серию коротких сообщений. "Я рада, что ты вернулась в спорт". "Но я не уверена..." "Послушай". "Какого числа?" "Пятнадцатого, — Ирка сверилась с календарём в телефоне. — Это пятница". "Будний день — это хорошо, — непонятно ответила Морская. — Я подумаю. Не обещаю тебе. Никогда не была сторонницей развиртуализации". За Вадиком приехал отец, хмурый красавец с седыми висками. Ирка понаблюдала в окно, как он сажает сына в машину, и хихикнула, вспомнив, как Глухов-старший опешил, обнаружив, что ему приходится смотреть на женщину снизу вверх. — А я вырасту, как ты и мама? — спросил Николай. — Очень может быть, — Ирка обернулась и присела на корточки, руками расчесала ему влажные после душа волосы. — Ты уже высокий для своих лет. Хорошо вечер провели? — Ничего так, — Николай кивнул. — Но с тобой интереснее. Вадик только мультики смотрит. И о кошках не читает, говорит, это для девчонок. — Вот так! — Ирка состроила раздосадованную гримасу. — Ну и ладно. А мы пойдём читать о кошках на ночь? Или хочешь что-нибудь более, — она понизила голос и продемонстрировала бицепс, — брутальное? — Что такое "брутальное"? — тут же спросил Николай. Ирка рассмеялась и встала. — Пойдём читать о кошках, — сказала она. Николай тосковал так же, как она сама, Ирка видела это, когда наблюдала за ним исподтишка. Он мог весело носиться по катку, а потом вдруг останавливался, отъезжал к борту и стоял, ковыряя лезвием конька лёд или разглядывая перчатки; он затихал иногда посреди игры и водил ладонью по ковру, он приходил к Ирке и обнимал её, а однажды заплакал сразу, как перестал смеяться. Ирка взяла его на руки и сидела, укачивая, пока он не успокоился, а потом слеза соскользнула с её щеки Николаю в ухо, и он засмеялся снова, и она не смогла не присоединиться, они держались за руки и хохотали, как сумасшедшие, без причины — без другой причины, кроме бесконечной грусти. В сентябре, пока была возможность, Иркины родители съездили на море вдвоём и привезли Николаю кожаную куртку с бахромой. Куртка была великовата, но Ирка оценивающе взглянула, поддёрнула рукава и сказала: — Носи, ковбой! Круто выглядишь. Сейчас тебе ещё платок шейный найдём, у Кетовой точно был, я помню... С платком Николай даже спал, наматывал его на руку, и сперва Ирка завязывала ему узелок, а потом он наловчился сам, помогая себе зубами. Ирка улыбалась и целовала его на ночь; радионяню она всё ещё ставила, но предупредила, что готова выключить её по первому требованию, если Николай решит, что ему больше не надо. Он помотал головой. — Я ничего не боюсь, когда ты слушаешь, — признался он. — А ты меня слушаешь, Кеточка? — спросила Ирка шёпотом, лёжа в темноте. — Если мне приснится кошмар, ты услышишь моё дыхание?.. — Я ненавидела Янку в детстве, — сказала Инна, когда они после тренировки сидели в инфракрасной сауне. — Всегда думала, что родители её больше любят. — Все старшие дети так думают, — заметила Ксюша Потапова, новая центральная блокирующая. — У меня младший брат и сестра, я тоже всё детство считала, что их любят больше. Инна не обратила на неё никакого внимания, продолжала смотреть в потолок. — А теперь я с ней разговариваю, — продолжила она. — Вслух. — Сейчас — тоже с ней? — полюбопытствовала Ирка. Инна вздрогнула, повернула голову, расправила плечи. — Ну ты стерва, — протянула она с удивлением и как будто даже с восхищением. — А что делать, — Ирка пожала плечами, взглянула на часы над дверью. — Пойдём, Ин. А то я опять в пробку встану. Кузнецова легко поднялась, накинула полотенце. — Пойдём, — согласилась она. В тот день она впервые помахала всем рукой, уходя из раздевалки. — Я даже на паркете её вижу, — сказала она Ирке по пути на парковку. — Ксюха чёрная, как назло. Вижу хвост этот, и обмирает всё, думаю: Янка!.. А потом понимаю: нет, опять мерещится. Ты видишь свою Кетову? Ирка покачала головой. О снах она умолчала. О снах и о пустоте внутри, которая никак не желала заполняться. О том, что ей стало спокойнее, когда "Ленинградка" вывела из обращения игровые номера Кетовой и остальных погибших. О том, что в бардачке "тигуана" до сих пор лежит недочитанная Кетовой книга с календариком-закладкой. — Я бы без тебя пропала, ковбой, — доверительно сообщила Ирка Николаю, забирая его с занятий. — Как я рада, что ты со мной! — Я тебя не брошу, русалочка! — солидно ответил он. Ирка с трудом сдержала смех и взъерошила сыну волосы, спросила: — Пойдём на хоккей в ноябре? На кого билеты брать, на ЦСКА или на "Йокерит"? — На ЦСКА! — Николай посмотрел на неё с упрёком. — Это же армейское дерби! Ирка всё-таки расхохоталась. И взяла билеты на оба матча, но отец огорчил её, сказав, что на "Йокерит" не попадает никак, улетает в командировку в Екатеринбург и вернётся лишь накануне встречи с ЦСКА. На маму в этом смысле надежды не было, в хоккее она ничего не смыслила, и Ирка, заручившись согласием Николая, наудачу спросила Инну: — Не хочешь с нами? Покричим, попрыгаем. — Ты не напрыгалась, что ли? — удивилась Инна, вздёргивая брови, но пожала плечами. — А пойдём. На мужиков хоть посмотреть... сверху вниз! В подтверждение собственных слов она приехала в сникерсах на танкетке. Николай задрал голову и наивно полюбопытствовал: — А тебе там не холодно? Ирка рывком подхватила его на руки, подняла повыше и в свою очередь поинтересовалась: — А тебе? Николай завопил от восторга, но Ирка уже опустила его обратно. — Ты тяжёлый, ковбой! — сказала она. — Отъелся за лето! — Это мускулы! — гордо заявил Николай. Инна прыснула, но промолчала. Хоккей её не особенно заинтересовал, только когда на площадке завязалась драка, Инна привстала и высунула кончик языка от нетерпения, пытаясь разглядеть, чем дело кончится. — Надо было тебя на бокс позвать, — пошутила Ирка. — Боксёры лысые и страшные, — отмахнулась Инна. — А эти ничего так, если верить фоточкам на этой штуке, — она указала на видеокуб. Дерущихся разняли и разогнали по штрафным боксам. Инна выпрямилась, откинулась на спинку кресла, кусая губу. Ирка с интересом её разглядывала, пока Инна не рассердилась: — Ну что? Да, я люблю, когда мужики отношения выясняют, меня это заводит! На неё обернулся болельщик из нижнего ряда, но Инна даже внимания не обратила. В перерыве она прошлась по Ледовому, сделала селфи с ростовой куклой Волка и выпила пива, сказала, вернувшись: — Прикинь, меня мальчик узнал, который пиво разливает! Автограф взял. Вот уж где не ожидала. — А пиво за счёт заведения не предложил? — развеселилась Ирка. — А у хоккеистов берут автографы? — вмешался Николай. Ирка купила ему сетку СКА, она была тоже чуть великовата, но Ирка подозревала, что уже к весне это кардинальным образом изменится, и впервые задумалась о том, что с мамой-волейболисткой Николай и впрямь должен вырасти, мягко говоря, не маленьким. — Берут, — подтвердила она. — Хочешь, пойдём на бэкстейдж. В смысле, покараулим их после матча. Если не устанешь. Ручку и блокнот пришлось купить тут же, в Ледовом, потом Инна вспомнила: — У меня маркер был в машине, хочешь, принесу? Они же быстро не выскочат, пока им там раздеться-умыться! — Давай, — Ирка благодарно кивнула. Кроме них выход из Ледового караулило ещё человек десять. К ночи подморозило, Ирка попрыгала на месте, чтобы согреть озябшие ноги, проверила, застёгнута ли у сына куртка, потрогала его щёки и руки. — Мне не холодно! — воспротивился Николай. Вернулась Инна, сказала: — Хорошо, я общественным транспортом не езжу, там такая толпа на вход в метро! — она потёрла замёрзшие руки. — Чем они такие стадионы собирают? Были бы хоть драки почаще, а то одна на весь матч, ни о чём! — Ничего ты не смыслишь в мужском спорте, — Ирка рассеянно улыбнулась, присела на корточки. — Ковбой, а чей автограф-то хочешь, кого будем ловить? — Евгения Карпова! — мгновенно ответил Николай. — О! — удивилась Ирка. — А почему его? Он ничем не отличился, вроде. Даже не подрался, — она выразительно посмотрела на Инну. — Он мне нравится, — Николай помялся и добавил: — Он в школу приходил. Только я тогда забоялся и к нему не подошёл. А Вадик подошёл. — А ты его узнаешь, когда он выйдет? — Узнаю, — уверенно кивнул Николай. Он и правда узнал, подпрыгнул на месте и показал пальцем, но тут же застеснялся, убрал руку и отступил Ирке за спину. — Держись, ковбой, — подбодрила Ирка. — Назад пути нет. Про себя она ещё раз поразилась выбору: на её взгляд, Карпов был никакой. Не красавец, не самый высокий, не самый успешный — ничего выдающегося. Ирке больше понравился, например, задиристый и шумный Громов, который вылетел из дверей Ледового первым, размашисто расписался на подставленных кепках и, сердито фыркая, ушёл к автобусу. Или вот ещё улыбчивый и дружелюбный Хлебников; он, правда, неудачно повернулся и напомнил Ирке Егора, после чего свою прелесть в её глазах растерял, но всё же он был определённо интереснее и талантливее Карпова. — Ты вообще смотришь, куда идёшь? — огрызнулась за её спиной Инна. Ирка обернулась. — Да было б на что смотреть! — рявкнул в ответ Громов. "Вот хамло!" — поразилась Ирка. Хоккеисты нравились ей всё меньше, однако Инна и Громов отчего-то застыли, глядя друг на друга, потом Инна неуверенно повела плечом, переступила с ноги на ногу, а Громов выпрямился и как будто попытался встать на цыпочки, но вовремя опомнился. — Русалочка!.. — Николай отчаянно потянул её за рукав. Спохватившись, Ирка широко, дежурно улыбнулась и шагнула наперерез Карпову, держа маркер как микрофон. — Это мой сын Николай, — сказала она, выпихивая его перед собой, — и он онемел от восхищения, но всё равно очень хочет ваш автограф! Заготовленная заранее фраза прозвучала невероятно глупо, и Карпов, судя по всему, тоже так подумал, но справился с удивлением и взял маркер. — Я готов расписаться в любой момент, — ответил он, глядя почему-то на Ирку, а не на Николая. Ирка глазами указала на сына, расстегнувшего куртку. Карпов поставил на его сетке подпись и свой номер, закрыл колпачок, выпрямился, но уйти не торопился, предложил уже сам: — Фото на память? — Лови момент, Николай Андреич, — обрадовалась Ирка, забрала маркер и достала телефон. — Улыбочку! Её беспокоило, что Карпов продолжает на неё смотреть. Сделав несколько кадров, чтобы потом выбрать лучший, Ирка взяла Николая за руку, и тут Карпов спросил, обращаясь уже к нему: — Николай, а как маму зовут? Ирка перестала дышать. — Женя, — сказал Николай, снова отступая Ирке за спину. — Женя, — повторил Карпов, улыбаясь. — Тёзки, значит? Будем знакомы. Ирка с трудом сдержалась, чтобы тоже не сделать шаг назад. Она понятия не имела, как его поправить, она вообще не понимала, зачем он это делает и чего от неё хочет. — Мы не тёзки, — нашлась она наконец. — Спасибо за автограф, удачи вам. Она развернулась, ища глазами Инну, но Инна всё ещё стояла с Громовым, они, кажется, даже не пошевелились за это время. Ирка едва не запаниковала, но взяла себя в руки, глубоко вздохнула и просто повела Николая к машине, решив, что Инна не маленькая и прекрасно разберётся со своими делами сама. Николай молчал, как будто чувствовал её состояние. Ирка разблокировала "тигуан", посмотрела, как сын пристёгивается в кресле, поцеловала его в нос. — Сейчас поедем, ковбой. Подремлешь по дороге, а дома чаю и спать, верно? — Ага, — Николай кивнул. — А что такое "тёзки"? — Это когда у людей одинаковые имена, — объяснила Ирка. — Он решил, что я — твоя мама, вы немного друг друга не поняли. — А, — протянул Николай и задумался. Ирка захлопнула дверь с его стороны и чуть не вскрикнула: рядом с машиной стоял Карпов. — Я не "немного", я совсем ничего не понял, — сказал он. — Он твой сын, но ты — не его мама? Это как? — Это не твоё дело, — ощетинилась Ирка. — Что тебе нужно? Николай в машине завертел головой. Ирка порадовалась, что стекла опускаются только кнопкой рядом с водителем, а значит, он хотя бы ничего не услышит. — Мне?.. — переспросил Карпов. — А тебе — нет? Серьёзно? — Уйди, — выдавила Ирка. — Или я закричу. — Что?.. — Карпов опешил. — Я закричу, — повторила Ирка. — Там полиция, а у меня в салоне — маленький ребёнок. Мне поверят, что бы я ни сказала! Карпов отступил на шаг и поднял перед собой раскрытые ладони. — Хорошо, хорошо, — произнёс он. — Да что с тобой такое?! — Уходи, — велела Ирка, исправилась: — Нет, стой!.. Он посмотрел на неё как на полную идиотку, но Ирке не было никакого дела до его мнения. Она вспомнила, что Николай говорил о школе, сказала: — Если ты попытаешься причинить вред моему сыну, если я только узнаю, что ты подошёл к нему близко... Она не договорила, потому что некому было слушать: Карпов молча махнул рукой, развернулся и ушёл, не оглядываясь. Ирка оперлась о машину, постояла так несколько секунд, затем открыла дверь, погладила Николая по голове. — А что он хотел? — жадно спросил Николай. Он не испугался, наоборот, успокоился и страшно интересовался теперь происходящим; Ирка снова поцеловала его и сказала: — Он пытался понять, как это: ты мой сын, но я не твоя мама. Она обошла машину, оглянулась на всякий случай, но Карпов и правда ушёл. — И что ты ответила? — Николай наклонился к ней в салоне. Ирка посмотрела на него, помедлила. — Я ничего ему не ответила, — проговорила она наконец, справившись с собой. — Почему? — удивился Николай. — Я забоялась, — Ирка развела руками. — И не смогла. — У, — Николай вздохнул. — Тогда в другой раз я за тебя скажу! Как ты за меня сегодня! "Я надеюсь, другого раза не будет", — Ирка на мгновение закатила глаза. По дороге домой она сообразила, что Карпов никак не сможет найти Николая, ему в голову не придёт искать ребёнка фактически у себя под боком, а значит, Николаю (и ей) ничего не грозит; успокоившись, она задумалась о другом: что он вообще от неё хотел? Вряд ли он знакомится с каждой женщиной, которая берёт у него автограф. — А он тебе понравился, Николай Андреевич? — полюбопытствовала она. — Карпов, я имею в виду. Николай поморгал, сказал: — Он хорошо говорил с нами. Понятно и не быстро. И ни на кого не сердился. И он сидел на корточках, как ты и мама. Мне не нравится задирать голову. — Неплохая характеристика, согласна, — признала Ирка. Дома она дала Николаю тёплого молока с печеньем, подождала, пока он вымоется, уложила, поправила подушку и вручила плюшевого лося. — Спокойной ночи, ковбой, — пожелала она. — Спокойной ночи, русалочка, — отозвался он и широко зевнул. Сетку с автографом Ирка повесила над его кроватью, так, чтобы он мог дотянуться, и Николай погладил её, прежде чем закрыть глаза. Ирка погасила свет и тихо вышла, забралась с телефоном на свою постель и позвонила Инне. — Что ты там с Громовым тёрла? — осведомилась она весело, когда Инна ответила. — Я не думала, что он такой хам! — Он не хам, — рассеянно возразила Инна. — Хотя нет, хам. Ты слышала, что он сказал, да? — Трудно было не услышать! — Ирка хмыкнула. — Но ты не поняла, — Инна помолчала, Ирка услышала характерное бульканье. — Инка, ты там бухаешь, что ли?! — изумилась она. — Забухаешь тут! — парировала Кузнецова. — Он сказал мою ключ-фразу! В ответ на то, что я назвала его! — Он твой наречённый? — Ирка присвистнула. — Вот это да!.. — Звезда, — мрачно отозвалась Инна. — Ты его видела? Это неандерталец! Питекантроп! Всех интересов — побегать, поспать и почесаться! Она шумно отхлебнула и подытожила: — Я понятия не имею, что мне с этим делать. И он — тоже. Он мне даже имя своё не сказал! Мне гуглить пришлось, понимаешь?! Он считает, его все знают, что ли?! Телефон он у меня взял, обалдеть!.. — Но он правда крутой игрок, — посочувствовала Ирка. — Серьёзно, он один из лучших сборников, звезда российского и мирового масштаба. В этом смысле, конечно, он бы удивился, что ты его не знаешь. — И знать не хочу! — бросила Инна в сердцах. — Ира, он меня на семь сантиметров ниже! На все пятнадцать, когда я на каблуках! Пятнадцать сантиметров! — В горизонтали это не будет иметь значения, — ляпнула Ирка и сама захохотала, представив, какое у Инны сейчас лицо. — Ну, спасибо! — обиделась Кузнецова. — Вот ты меня утешила! Ирка упала назад, на матрас, прижимая телефон к уху, с усилием вытянула уставшие ноги. — Всё будет хорошо, Инка, — пообещала она. — У вас всё будет замечательно. Просто не отталкивай его сразу, дай ему шанс. Он справится, я тебя уверяю. Тебе ещё все завидовать будут, такой парень достался! Перспектива чужой зависти немного примирила Инну с действительностью. — Думаешь? — спросила она с сомнением. — Ну... На лицо он и вправду ничего. И он по крайней мере сильный, не хлюпик какой-нибудь. Могло быть и хуже, конечно. Ирка отправила спать и её, снова тихо засмеялась, отбросив телефон. — Вот так, — сказала она шёпотом. — Кеточка, ну как бывает, а? Ты это видела? Инка нашла себе достойного партнёра! Звук собственного голоса в пустой комнате её отчего-то расстроил, Ирка перевернулась набок и обняла подушку, потёрлась о неё щекой и вспомнила о стрёмном Карпове. Вставать за ноутбуком не хотелось, но гуглить с телефона хотелось ещё меньше; Ирка полежала немного и неохотно поднялась, с ноутбуком залезла обратно в подушки, натянула плед на босые ноги. Википедия знала о Карпове всего ничего, официальный сайт СКА тоже информацией не баловал. Ирка посмотрела фотографии, прочитала пару интервью, но никакого мнения составить не смогла. Он выглядел скучным, совершенно обычным, с чего вдруг он к ней прицепился? "Псих, — решила Ирка наконец. — Проиграли, думал компенсировать. Перебьёшься". Она не стала ничего говорить маме, но следующие дни внимательно слушала, что она и Николай скажут о хоккейной школе; из командировки вернулся отец, гордый Николай продемонстрировал ему автограф, и Ирка навострила уши, но сын упомянул лишь о своей более ранней встрече с Карповым и о бэкстейдже. — Давайте только завтра караулить не будем? — попросила Ирка. — А то потом у меня выезд, поспать хочется! Николай после заминки согласился с явной досадой в голосе, и Ирка успокоилась окончательно. В рабочем смысле, правда, выезд её не волновал, поскольку шансов выиграть у казанского "Динамо" у них практически не было. "Ленинградка" ещё притиралась друг к другу; в октябре, после первого тура, в "Уралочку" ушла Князева, сказала, что не хочет больше делить с Инной позицию диагональной нападающей, и от старой "Ленинградки" они остались вчетвером: Инна, Ирка, назначенная капитаном Влада и Юля. Борщевская держала их в стартовом составе, дополнив Потаповой и доигровщицей из МХЛ А Катей Березиной, основной либеро стала Майка Лугина из "Омички". Ирке она привезла от её прежней команды большую коробку с ворохом сердечек-записочек и разными приятными мелочами, Ирка растрогалась и целый вечер писала письма и шмыгала носом, разбирая приветы от девчонок, и в итоге часть её симпатий к "Омичке" досталась персонально Майке. Единственным, что Ирку раздражало, был шлейф, который теперь за ними тянулся. — Знаешь, может, Анька права, что ушла, — сказала она ещё в октябре Владе, когда они встретились в раздевалке поутру. — Дело ведь не в позиции. Дело в свободе. Пара туров, и никто не вспомнит, что она из Той Самой "Ленинградки". Ей не надо больше видеть портреты в коридоре, — она помолчала. — А я спиной чувствую иногда, как на меня смотрят и жалеют. А потом не жалеют, потом думают, что меня жалеют и поэтому дают поблажки. Мы типа привилегированный состав... — Скажи мне, какая дура это ляпнула, я ей тёмную устрою, — предложила Влада вполне серьёзно, подошла и обняла Ирку. — Держись, Ириш. Мы с этим справимся. С теми, кто может работать, мы подружимся, а другие вылетят, Татьяна за красивые глаза в состав не воткнёт. Ирка кивнула. Она никому не говорила, как Борщевская вызвала её после ухода Князевой, усадила перед собой и сказала: — Каблукова, подумай очень крепко. Я могу устроить тебе перевод в "Динамо". Они хотели Яну, но ты им тоже нравишься. Я тебя отпущу, и Петров отпустит, никуда он не денется. А тебе легче будет. — Не будет, — Ирка подняла голову. — Я никуда не уеду. Если "Ленинградка" расторгнет контракт, я в "Экран" к Совкину уйду, они меня с руками оторвут. — "Экран" будет тебе платить копейки, — начала Борщевская. — Вы не понимаете, — перебила Ирка. — Здесь Кетова. Я никуда не уеду из Питера. Татьяна Павловна побледнела, потом обняла её и больше эту тему не поднимала. Что Ирку реально заботило сейчас, так это Морская. Ирка написала ей, когда и где будет игра с казанским "Динамо", и написала, что вход свободный, но Морская не ответила ни в тот же день, ни позже; Ирка волновалась, но сделать ничего не могла и лишь напоследок, перед выходом из дома отправила сообщение со своим номером телефона. В автобусе теперь с ней сидела Инна. Они друг другу не мешали, занимались своими делами, но изредка Инна брала Ирку за руку, сплетала пальцы и сразу отпускала; Ирка ничего не спрашивала и никогда об этом не упоминала, однако в этот раз Инна была настроена поговорить. — Он шлёт мне смайлы-розочки, — сказала она и протянула Ирке свой айфон. — Ты посмотри на это! Ирка пролистала переписку, усмехнулась. — Надо же, — задумчиво удивилась она. — А по внешнему виду и не догадаешься, что он такой романтик. — Мы знакомы меньше недели, — напомнила Инна, наклонилась. — Ира, он даже не предлагал мне поехать потрахаться! Что это вообще?! — Лучшее, что могло с тобой случиться, — тихо ответила Ирка, поглаживая экран. Она улыбнулась и заплакала, продолжая сжимать айфон, беззвучно засмеялась сквозь слёзы, вспоминая, как предложила тогда Кетовой пройтись по магазинам и как Кетова перезвонила в гневе, потому что уже сходила с ума по ней. Это было, а потом закончилось, и слишком больно ещё было дотрагиваться. — О боже, — Инна ахнула. — Иришка! Господи, вот я дура!.. Она обняла Ирку за плечи и притянула к себе, попросила шёпотом: — Ириша, Ирочка, прости меня, я не хотела, честное слово!.. — Я знаю, — отозвалась Ирка, всхлипывая, выпрямилась, вытерла нос. — Цени его, Инка. Вот такого романтичного дурака, каким он тебе кажется. Просто отправь ему тоже какой-нибудь глупый смайл, выбери самый глупый, он будет идеален!.. Инна кивнула и отослала приоткрытые губы. — Ничего более идиотского я не делала ни разу в своей жизни, — сообщила она, избегая смотреть на Ирку. — Готовься, — Ирка похлопала её по руке. — У тебя всё впереди. Кстати, "Инна Громова" звучит очень круто. Отчего-то это озадачило Инну сильнее даже, чем все её с Громовым несовпадения. На разминке в казанском Центре волейбола Ирка огляделась, помня, что инвалидов в колясках обычно размещают перед первым рядом кресел, но никого не увидела. Морская не приехала: не смогла или не захотела. — Ну что, девочки? — спросила Борщевская. — Играть будем? Или по сто грамм и по домам? — Сто грамм — это несерьёзно, — категорично отказалась Влада. — Меньше чем за пол-литрой и бегать не стоит. Мы лучше поиграем. Её объявили первой, она хлопнула всех по рукам и ускакала на площадку, за ней вызвали Березину, потом Ирку. Она же и вышла на подачу: по жребию начинала "Ленинградка". "Глазами держи, — вспомнила Ирка тот давний совет Кетовой, расправила плечи, пообещала: — Я буду. Я удержу. Я. Тут. Лучшая". Она подпрыгнула, ударила по мячу — и мысленно засчитала себе первый эйс в матче. "Жалко, что ты не видела, — написала она Морской сразу после игры. — Мы сегодня молодцы". "Я видела, — ответила Марина, — но не решилась спуститься. Я старая больная тётка, не хочу показывать тебе своё настоящее лицо. Однако если ты спросишь на вахте, когда будешь выходить, тебе кое-что передадут". Картонную коробочку Ирка открыла в автобусе, улыбнулась, взяв в руки глиняного кота в тюбетейке. — Сувениры от поклонников? — полюбопытствовала Ксюша. — От подруги, — Ирка показала ей кота. — Не смогли увидеться, хоть так. Ещё в коробочке были завёрнутая в жатую бумагу невесомая пиала с орнаментом и бутылочка бальзама "Бугульма". "Спасибо, — набрала Ирка. — Кот — просто прелесть!" — Он смотрел, — поделилась с ней Инна. — Ир. Этот идиот смотрел матч, представляешь? — Представляю, — Ирка скрутила пробку с бальзама, с наслаждением понюхала и поманила Инну пальцем. — Давай сюда свой термос. Дорогу можно сделать немного приятнее. Она наблюдала за Кузнецовой с искренним любопытством (вот как выглядит наречение со стороны!..) и тихой грустью; в самолёте она заснула, и Кетова приснилась ей, зимняя, раскрасневшаяся с мороза, сказала: — Ирина, ты обещала меня познакомить со своими друзьями! — Как только смогу, — начала Ирка, но Кетова указала ей за спину: — Ну, знакомь! Ирка обернулась и увидела Морскую, инвалидная коляска которой не оставляла следов на снегу. Лицо Морской было завешено волосами, руки покрылись цыпками и белыми пятнами от холода. — Марина? — неуверенно позвала Ирка. Морская подняла голову, и Ирка увидела лицо Сашки Трубачёвой с неподвижными закатившимися глазами; вздрогнув всем телом, она проснулась, хватила ртом воздух. — Ириш?.. — спросила Майка, отрываясь от рукоделия — в самолётах и автобусах она вышивала, если позволяло освещение. Ирка бессмысленно взглянула на неё и вышла в туалет, там умылась, уставилась на себя в зеркало. Больно будет всю жизнь, поняла она вдруг. Так или иначе. Будет наступать временное облегчение, а затем что-то или кто-то напомнит ей о Кетовой, и захочется вновь забиться в угол, плакать и перебирать любимые фотографии, чтобы хоть на секунду почувствовать, как было хорошо. Ирка закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. — Главное, — заметила она наставительно своему отражению, — не мешать по этому поводу Николаю строить его личную жизнь, когда придёт время. Господи, если ты есть, помоги мне не стать сумасшедшей мамашкой из тех, что стремятся удержать ребёнка рядом с собой навсегда! — У вас всё в порядке? — спросила бортпроводница за дверью. Ирка криво усмехнулась. "Кетовой нет. Её больше нет. Так будет всегда". — Всё в порядке, — сказала она вслух и вышла. Петербург встретил их мокрым снегом, тающим на руках и на стёклах машин, и Ирка встала на пороге здания аэропорта, не в силах сделать следующий шаг. — Я не поеду! — она смахнула с плеча чью-то руку. — Нет. Я в автобус не сяду. Ночная темнота ноября была слишком похожа на темноту марта. У Ирки задрожали губы, она попятилась в зал ожидания и замотала головой, когда к ней подошла Борщевская. — Каблукова, — начала Татьяна Павловна. — Я. Не сяду. В автобус, — раздельно повторила Ирка. — Делайте что хотите. Я туда не сяду. — Тсс, — Борщевская взяла её за руки. — Каблукова, ну-ка, дыши, дыши, девочка. Никто тебя не заставляет. Не хочешь — не поедешь, давай возьмём тебе такси. Я всё понимаю. Она просто стояла и ждала, и через некоторое время Ирку отпустило, ей стало неловко за привлечение внимания — девчонки и случайные соседи по залу ожидания смотрели с той самой жалостью и снисходительностью, — но решения она не изменила. — Я позвоню знакомому водителю, — сказала Ирка Борщевской. — Если он не сможет... "...тогда есть Карпов", — чуть не вырвалось у неё, и она невольно рассмеялась от идиотизма этого варианта. Ты хотел познакомиться, приятель? Отличный момент, когда ты можешь сделать это с пользой для меня!.. — Ирина? — Татьяна Павловна нахмурилась. — По щекам побить, или ты уже нормально? Ну-ка, давай, при мне звони! Она оглянулась, крикнула: — Чего стоим? Грузитесь потихоньку, я сейчас подойду! Ирка достала телефон, набрала Максима. — Прости, что разбудила, — сказала она, когда он ответил. — Ты можешь забрать меня из Пулково сейчас? Макс приехал с компанией: на заднем сидении его машины (не служебной, но тоже жёлтой) лежал гладкошёрстный чёрный пёс. — Надеюсь, ты не имеешь ничего против собак, — Макс взял у Ирки сумку и положил в багажник. — Мы подумали, мало ли что. А Джок — хороший охранник. Летом в приюте взяли, красавец, правда? Ирка улыбнулась. Ей стало легче, как только уехал автобус; Инна потребовала, чтобы Ирка написала ей, когда приедет домой, Борщевская хотела того же. В обмен Ирка попросила, чтобы и Кузнецова ей отчиталась, пошутила напоследок: — Громову привет! Ожидая Макса, она пила кофе и болтала по телефону с мамой. Николай уже спал; мама сказала, что он весь день хандрил, но к вечеру оживился, посмотрел мультфильм и улёгся без капризов, только спросил, приедет ли Ира. — Ты говоришь это нарочно, чтобы я растрогалась! — обвинила Ирка маму. — Ну, так вот: я растрогалась, сижу тут и хлюпаю носом теперь! Часть этой нежности она выплеснула на Джока, когда Макс разрешил его погладить, и Джок немедленно доказал, что он хороший мальчик: вылизал ей лицо и положил лапы на колени. — Вот так воспитываешь собаку, а потом она тебя позорит, — подытожил Макс. — Ну, поехали? — Только не быстро, ладно? — попросила Ирка. — Не волнуйся, — Макс подмигнул. — Буду предельно осторожен. Он молчал до площади Победы, за это время Ирка успела задремать, обнимаясь с Джоком; когда она открыла глаза на светофоре, снег прекратился, а Максим спросил: — А разве вас не должен забирать автобус? Не подумай, что я в претензии за вызов, просто интересно. — Я не поехала, — сказала Ирка, глядя в окно. — Полгода назад наш автобус разбился в такую погоду. Макс вполголоса выругался. — Прости, — произнёс он, выдержав паузу. — Я должен был догадаться. Слушай, я помню, ты велела ничего не спрашивать, но я же не тупой совсем. Ты потеряла, — он запнулся, — родную душу? Тогда?.. — Да, — Ирка не поворачивала голову. Снег пошёл снова, налипал на стекло. Джок заворочался у неё на коленях, Ирка машинально его погладила и вздохнула. — Прости, — повторил Макс. — Мне страшно жаль, Ира. На этот раз он не сказал больше ничего до конца пути, неохотно взял деньги, но не убрал, вышел из машины, комкая их в руках. Джок свесил лапы из открытой двери. — Ира, — Макс придержал её за рукав. — Слушай, я не могу... — Ты берёшь деньги или я больше не звоню никогда, — предупредила Ирка. Максим кивнул. — Знаешь, это, — он щёлкнул пальцем по шее, подразумевая ключ-фразу, — была глупая история. Я выкинул его из машины, когда услышал. Заорал, чтобы он убирался, ну, по известному адресу, и даже выскочил сам, чтобы дать ему по морде, я почему-то решил, что это издевательство, чья-то тупая шутка. Увидел его лицо и понял, что ни черта это не шутка, — он усмехнулся и передёрнул плечами. — И уехал. И чуть не спился на нервах, пока он меня не нашёл по номеру такси. Теперь уже кивнула Ирка. — Я думала, это сплошной сахарный сироп и счастье, как в романах, — проговорила она медленно. — Они взялись за руки и убежали в закат. А потом оказалось, что дерьмо случается. Спокойной ночи, Макс. Спасибо, что отвёз. Она погладила Джока, добавила без улыбки: — Езди аккуратно. Макс приложил два пальца к виску. Ирка нога за ногу поднялась по лестнице, набирая сообщения Инне и Татьяне Павловне. Они обе уже были дома, Инна отписалась, как обещала; Ирка подумала, что к завтрашнему дню её окрестят параноиком в "Ленинградке", пожала плечами и вставила ключ в замок. Мама тоже спала. Ирка тихонько умылась, попила воды и на цыпочках прокралась в детскую, опустилась на колени у кровати Николая и поцеловала его в лоб. Он не проснулся, только чмокнул губами и вздохнул, перевернулся на другой бок. — Сладких снов, ковбой, — шепнула Ирка. О Карпове она забыла, и тем сильнее было потрясение, когда она увидела его, выйдя на парковку академии после тренировки. — Гром и его дама сердца облегчили мне задачу, — сказал он, вставая у Ирки на пути. — Найти человека по номеру машины не так просто, как я думал. Особенно если запоминаешь номер неправильно. "Сучка", — мысленно влепила Ирка Кузнецовой, а вслух спросила: — Что тебе от меня нужно? Карпов пару секунд с интересом её разглядывал. Он был ниже неё, как многие, собственно, но его это как будто не смущало, а вот этим уже могли похвастаться далеко не все. Ирка даже прониклась к нему мимолётной симпатией, впрочем, испарившейся, как только Карпов снова открыл рот. — Послушай, — произнёс он, — я понимаю, что тебе непросто. Размеренная, налаженная жизнь. Сын, опять же. И тут появляюсь я. Понимаю. Но тебе придётся признать, что это неизбежно. Чего ты ждёшь? Хочешь, чтобы я сам поговорил с твоим мужем? Я поговорю, не проблема. — Ты о чём?! — Ирка болезненно поморщилась. — О чём ты собрался говорить? Какой ещё муж? Она оглянулась, но охранник на вахте, как назло, смотрел в другую сторону. — Твой, — Карпов пожал плечами. — Отец твоего сына. — Ой, всё, — не выдержала Ирка. — Хватит морочить мне голову. Она обошла его (на этот раз он не пытался её удержать), разблокировала "тигуан" и села за руль. — Ты не сможешь бегать от наречения вечно, — сказал Карпов ей в спину. Ирка застыла, чувствуя, как холодеют руки. Карпов подождал, подошёл ближе, остановился рядом с ней, не мешая, впрочем, закрыть дверь, если бы она захотела. — Хорошо, ты хоть это не оспариваешь, — хмыкнул он. — А то я уже волноваться начал. Ирка бессмысленно смотрела перед собой, держась обеими руками за руль. Больше всего ей хотелось развернуться и пнуть его в пах: он этого заслуживал. Определённо заслуживал. — Ирина, — снова заговорил Карпов, так и не дождавшись ответа. — Пошёл на хер, — процедила Ирка, крикнула: — Пошёл, блядь, на хер! Она захлопнула дверь машины и тронулась с места, не прогревая мотор. Карпов остался стоять и смотреть ей вслед; Ирка увидела его в зеркало заднего вида, и её затрясло так сильно, что "тигуан" вильнул на выезде с парковки. "Дыши", — велела себе Ирка. Психанув, она пропустила поворот к мосту, свернула на Динамо не в ту сторону и остановилась у тротуара, убедившись предварительно, что за ней никто не едет, включила аварийный сигнал и спрятала лицо в ладонях, пытаясь отдышаться. Ей было страшно, у неё онемели и дрожали губы, пересохло во рту, и ещё очень хотелось в туалет. Ирка выпрямилась, откинулась на спинку сидения, отстегнула ремень безопасности и всё равно не выдержала, выскочила из машины и пнула колесо, ударила кулаками по крыше. — Господи, — простонала она. — Господи, за что мне это?.. Фраза о наречении расставила всё по местам. Карпов решил, что она — его родная душа, оттого и пошёл за ней, оттого и удивлялся её безразличию. "Я должна была сразу догадаться", — Ирка провела рукой по лицу, села обратно за руль, прикрыла дверь, но не захлопнула. Что она тогда произнесла? "Это мой сын Николай", как-то так?.. Не самый сложный ключ, конечно. "Надо вернуться и объяснить ему, — Ирка выдохнула, сложив губы трубочкой. — Сказать, что я — не его наречённая". Ей даже стало его жалко на пару секунд: она его понимала, Кетова так же отвернулась от неё, услышав ключ-фразу, и упиралась до последнего, но воспоминание же Ирку и ожесточило, её переполнила мгновенная и жаркая ненависть к Карпову за то, что он заставил её снова почувствовать боль. Как будто ей мало. — Дебил, — процедила Ирка, захлопнула дверь и пристегнулась. — Пошёл ты к чёрту. Возвращаться на привычный маршрут она не стала, развернулась и поехала по Динамо через Малую Невку и дальше на Каменоостровский мост, держала скорость не выше пятидесяти, несмотря на то, что дорога была практически пустая. Её слегка знобило, но повышать температуру в салоне она не стала, чтобы не разморило на нервной почве; вспомнив, что в бардачке оставалась бутылка с водой, Ирка ещё раз остановилась на набережной и напилась, плеснула немного на руку и умыла лицо. Тем не менее, в целом ей стало спокойнее. Карпов не был сумасшедшим, по крайней мере, он ошибся, но и только, в этом не было ничего страшного, и задним числом Ирка вновь пожалела, что наорала на него. "Дважды!" — напомнила она себе и пожала плечами: он мог бы с самого начала сказать напрямую, а не ходить вокруг да около. Дома она приняла контрастный душ, накапала в чай бальзама и посидела, обнимая чашку, попыталась читать, но сосредоточиться на тексте не получалось; отложив книгу, Ирка взяла телефон, открыла папку с фотографиями Кетовой и заплакала. — Я не хочу жить без тебя, — шепнула она, всхлипывая. — Я должна. Но я не хочу. Я не могу быть одна!.. Постепенно слёзы высохли, Ирка даже улыбнулась, глядя на фото Кетовой с празднования Нового года в "Ленинградке". "Ты самая красивая, — сказала она мысленно. — Хорошая моя". Успокоившись, она задумалась, встала, походила по кухне. Карпов не оставит её в покое сам, в этом Ирка не сомневалась. Шанс, что он встретит свою родную душу, прежде чем достанет до печёнок её саму, был если не равен нулю, то к нулю стремился, а Ирка не хотела вздрагивать каждый раз, выходя на улицу, озираться и прятаться. А значит, следовало форсировать события. Она набрала Инну и сказала: — Возьми у Громова телефон Евгения Карпова. Он мне нужен очень срочно. Он тебе даст, если попросишь. — Знаешь, полагаю, действительно, даст, — странным голосом ответила Инна. — Перезвоню. Номер она сбросила минут через сорок сообщением, затем позвонила, поделилась: — Ира, он у меня из рук ест. Это невозможно. Я читала его интервью, вообще погуглила, это другой человек! Он же хамло и задира, без него ни одна драка на площадке не обходится! А со мной — такой котик, мне даже как-то не по себе. — Ты хочешь, чтобы он и тебе хамил? — Ирка рассмеялась. — Радуйся, глупая. — Я радуюсь, — мрачно отозвалась Инна. — Но, слушай, мне правда страшно. Это наречение так действует? А что потом? А если это пройдёт? Я не хочу выйти замуж за котика, а потом обнаружить в своём доме сумасшедшее чудовище! — Он же тебе нравится? — парировала Ирка. — Да, — неохотно признала Инна. — Знаешь, я тоже, ну, не могу над ним издеваться. Думала, оторвусь, раз он всё позволяет, но я, ну, не могу. — Ещё бы, — Ирка хмыкнула. — Привыкай, Ин. Привыкай. Номер Карпова она занесла в телефонную книгу с пометкой "СКА", добавила сразу в чёрный список, чтобы он не мог звонить ей сам. Подышала. Попила ещё воды. И позвонила. — Слушаю, — сказал он. — Тогда слушай внимательно, — Ирка подошла к окну. — Завтра я улетаю в Екатеринбург, вернусь в субботу. Вы будете здесь или на выезде? — На выезде, — ответил Карпов сипло. — Тридцатого вернёмся. Ирка посмотрела на календарь. — Отлично, — подытожила она. — Тридцатого в девятнадцать ноль-ноль я буду ждать тебя в "Галерее" во "Fridays". Найдёшь? — Найду, — согласился Карпов. — Придёшь с мужем? — А ты — с Громовым? — Ирка наморщила лоб. — Хамить тебя он учил? — Нет, хамить он учил тебя, — не остался в долгу Карпов, но голос у него даже как будто повеселел. — Меня ещё никогда женщина на хер не посылала. — У тебя было тепличное воспитание, — отозвалась Ирка. Он засмеялся. — Погоди, — попросил он. — Ну поговори со мной ещё. Я не кусаюсь по телефону, правда. Ирина. Ирка сглотнула и прижалась лбом к стеклу. — Давай поговорим тридцатого, — предложила она. — Не ищи меня до тех пор. — Ладно, — Карпов вздохнул. — Ты всегда такая упёртая или только со мной? "Меня жена научила", — подумала Ирка, улыбнулась. — С тобой — всегда, — сказала она и сбросила звонок. "Галерею" Ирка выбрала как одно из самых людных и при этом нейтральных мест и приехала заранее, чтобы для душевного равновесия пройтись по магазинам. Она волновалась и сердилась, но больше боялась и жалела, что не посоветовалась с Морской. Теперь поздно было суетиться; Ирка усмехнулась, увидев фирменный магазин СКА на первом этаже, покачала головой и прошла мимо, купила себе новые духи от Ники Тейлор и масло для губ. Без четверти семь она уже сидела с имбирным чаем за столиком в середине зала "Fridays" и рассеянно листала меню. На самом деле ей хотелось выпить вина, но она не рискнула, чтобы не наговорить лишнего под влиянием алкоголя. — У тебя шикарные волосы, — отметил Карпов, подходя сзади. Он принёс тугую белую розу, положил перед Иркой, поскольку она даже не шелохнулась, чтобы взять цветок, и сел напротив, нашёл в себе силы усмехнуться и пошутить: — Как ты меня не любишь всё-таки. Ирка вздохнула и не ответила. Они переждали визит официанта; Карпов посмотрел на её чай и попросил того же, поставил локти на стол. — Ты обещала поговорить, — напомнил он. Ирка разглядывала его. Она заранее составила план действий и даже роза её из колеи не выбила, но Карпов выглядел таким спокойным и уверенным, что на секунду Ирка усомнилась в своей правоте и вновь испугалась. — Ты ошибаешься насчёт меня, — под прикрытием стола она до боли сжала сцепленные в замок пальцы. — Я — не твоя наречённая. — Ну да, конечно, — иронично подтвердил Карпов. — Мне каждый день мою ключ-фразу говорят. Бывает, ерунда какая. Прозвучало так, словно он тоже готов был к подобному началу с её стороны. Ирка покачала головой. — Она несложная, — снова начала она. — Это мог сказать кто угодно... — "Несложная"? — перебил Карпов. — Фраза в шестнадцать слов, серьёзно?.. — Почему — шестнадцать? — опешила Ирка. Этого не могло быть. Она сказала только о сыне, разве нет?.. Карпов терпеливо вздохнул. — Я покажу? — предложил он. — Раз ты забыла. Только, извини, мне придётся задрать штаны, она на ноге. Он выставил колено в проход и закатал джинсы, развернулся, чтобы Ирка могла прочитать чёрные печатные буквы вдоль голени: "Это мой сын Николай, и он онемел от восхищения, но всё равно очень хочет ваш автограф!" Ирка почувствовала, как кровь отлила от лица. — Это неправда, — запротестовала она. — Какая-то ошибка. Ты — ты это подстроил. — Что?! — теперь оторопел Карпов. — Ты с ума сошла? На кой ляд мне это надо? — Я не знаю, — Ирка выставила руки перед собой, уже не делая паузу, чтобы пропустить официанта, принёсшего чай. — Тебе виднее. Но это невозможно. Ты нарочно это сделал. Не знаю. Набил татуировку после того, как я сказала то, что сказала. Карпов присвистнул. — Кто тебе мозги-то так промыл? — спросил он серьёзно. — Муж? Родители? — Не начинай, — остановила его Ирка. — Просто не надо. Я не знаю, зачем ты это делаешь, но я — не твоя наречённая, и никакое твое желание этого не изменит. — Ты произнесла мою ключ-фразу, — напомнил Карпов. — Ещё раз показать? — Это не твоя ключ-фраза, — упёрлась Ирка. Карпов наморщил лоб, посидел некоторое время, затем как будто что-то решил. — Ладно, — согласился он. — Не моя — значит, не моя. Тогда найди на мне другую. У меня же должна быть настоящая, раз я эту набил!.. Он встал, снял куртку, бросил на диванчик и начал расстёгивать рубашку. Теперь уже не поверила Ирка: — Ты что, собираешься раздеться полностью? Ключ может быть где угодно. — Ну, у меня же нет других доказательств, — за рубашкой Карпов стащил футболку и взялся за ремень джинсов. Плечо у него было заклеено зелёным тейпом, на шее на толстой золотой цепи висел крест. — Стой, — велела Ирка, закрывая глаза. — Прекрати. Когда она снова посмотрела на него, он стоял в той же позе, держась за пряжку ремня. Ирка на мгновение спрятала лицо в ладонях, затем попросила: — Оденься, пожалуйста, обратно. Пока он застёгивался, она приняла решение, вытащила из кошелька тысячу, подложила под блюдце и кивнула на выход: — Идём. Карпов догнал её в дверях, пошёл рядом. — Слушай, — начал он. — Помолчи, — перебила Ирка. — Пожалуйста. Она галопом спустилась по эскалатору на этаж ниже, к магазинам, огляделась и свернула в O'stin, взяла с вешалки первое попавшееся платье и зашагала к примерочным. Карпов следовал за ней, начиная злиться, но Ирка снова не дала ему ничего сказать. — Ты сейчас сам увидишь, — пообещала она, сняла куртку и задрала свитер, демонстрируя свою ключ-фразу. — Вот. Вот, понимаешь? Это — моя ключ-фраза! И я уже на неё ответила! А то, что ответил мне ты, я даже не запомнила! Карпов смотрел на её живот, пока Ирка не опустила свитер. Она невольно ему посочувствовала. Она видела, он поверил и в момент потух, потерялся, прислонился к стене, словно боясь упасть. Ирке стало неловко, она взяла куртку и бесполезное платье-предлог, остановилась перед Карповым. — Мне жаль, — сказала она, испытывая нелогичное желание извиниться. — Женя, мне жаль, правда. Но я — не твоя наречённая. Он отвёл взгляд и ничего не ответил. Ирка вернула платье на стенд и медленно вышла из магазина, не испытывая отчего-то никакой радости. Они разобрались, история окончена, можно было расслабиться и ехать домой, но ей хотелось сесть прямо на пол у перил и разрыдаться. — Кеточка, почему? — прошептала она одними губами. — Тебе должно быть виднее! Почему?.. Напротив был "Costa Coffe", Ирка забрела туда и села за столик у самого входа, попросила официанта: — Что-нибудь сладкое. Всё равно. На ваш выбор. Ей принесли латте с карамельным сиропом. Ирка сидела над бокалом, помешивая кофе ложечкой, и чувствовала, как в глазах вскипают слёзы. — Кеточка, — шепнула она снова. — Девочка моя... Слеза сорвалась с ресниц на салфетку. "Я не хочу", — подумала Ирка. — Можно? — спросил Карпов над ней. Ирка подняла голову, но не ответила, и он, помедлив, снова сел напротив, сложил руки, сказал: — Надеюсь, ты плачешь не из-за меня. Ирка промокнула глаза платком, и он добавил: — Тушь потекла. Можно?.. Он лизнул подушечку пальца и вытер ей кожу под левым глазом, заставив Ирку невольно улыбнуться. — У меня влажные салфетки есть, — сказала она и засмеялась, и Карпов с облегчением подхватил, развёл руками. — Не смог удержаться, — признался он, посмотрел на официанта. — Сделайте чего-нибудь покрепче. — У них нет алкоголя, — заметила Ирка, когда официант отошёл. — Думаю, тебе сейчас принесут ристретто, это примерно столовая ложка очень крепкого кофе. — Прощай, сердце, — пошутил Карпов. — Впрочем, хуже не будет, ты мне только что его разбила. Они помолчали. Ирка мокрой ложкой рисовала по салфетке, Карпов смотрел на неё, затем кашлянул, спросил: — Почему ты плачешь? Прости, что лезу не в своё дело, но... — Почему ты просто не ушёл? — прервала его Ирка. — Я тебе всё объяснила. Ты мог просто уехать, всё, мы разобрались. — Мы не разобрались, — тихо сказал Карпов, наклонился вперёд. — Ирина, как у тебя с теорией вероятности? — О чём ты?.. — Ирка нахмурилась. — Я ещё лет в четырнадцать придумал ответ на свой ключ, — теперь уже Карпов не обратил внимания на официанта. — И я помню пароль-отзыв с точностью до буквы. А теперь давай представим, какова вероятность того, что однажды я встречу другую женщину, которая придёт на хоккей с сыном Николаем и ещё раз произнесёт эту пургу про восхищение моими довольно посредственными для топ-клуба результатами? Шестнадцать слов, Ирина! Ты воспроизвела их в точности! Это невозможно повторить, поверь мне. Ты... Он осёкся и вздохнул. — Ну вот, ты опять плачешь. Ирка шмыгнула носом и вытащила телефон, показала: — Это — пятьсот пятый. Моя ключ-фраза именно о нём. А это, — она открыла фото Кетовой, — моя наречённая и моя жена. И она погибла в автокатастрофе полгода назад, двадцатого марта. Не надо говорить мне о наречении. Я знаю об этом больше тебя. И меньше всего меня волнует теория вероятности. Карпов на секунду прикрыл глаза, длинно выдохнул и осторожно взял Ирку за руку, готовый отпустить в любой момент. — Извини меня, — попросил он. — Я сожалею. Ирина... Ирка руку отняла, отпила, наконец, остывший и оттого ставший приторным латте. Карпов тоже попробовал то, что ему принесли, поморщился, но промолчал. — Я предупреждала, — Ирка слабо улыбнулась. — О кофе или о наречении? — Карпов взглянул на неё исподлобья. — Я видел на вашем сайте статью о ДТП, но не стал читать, не подумал, что это важно. Это... тогда? Ирка кивнула. — Как её звали? — Как тебя, — Ирка снова улыбнулась. — Но я её зову по фамилии. Кетова не любит своё имя, — она запнулась, исправилась неохотно: — Не любила. — "Мама Женя", — вспомнил Карпов. — Да, — Ирка пожала плечами. — Он мой сын, но я не мама, я мачеха. Карпов покачал головой, выпрямился. — К такому меня жизнь не готовила, — сказал он откровенно. — Я не могу и не стану давить на женщину, только что потерявшую любимую. Даже если эта женщина — моя собственная наречённая, — он поднял руку, предупреждая возражения. — Особенно, если она — моя наречённая. И да, я уверен в этом. Я знаю. После такого кофе сердце не может ошибаться. Мне этот кофе прямо третий глаз открыл. Ирка снова засмеялась. — Не надо, — попросила она. — Не буду, — Карпов развёл руками. — Прости. Психанул. Хочешь, отвезу тебя домой? — Хорошая попытка узнать мой адрес, но нет, спасибо, — отказалась Ирка. — Возьму такси. Я твоему кофейному третьему глазу не особенно доверяю в смысле вождения. Прежде чем уйти, она поднялась во "Fridays" и забрала у них розу, немного раскрывшуюся за это время и нежно, едва слышно пахнущую. Карпов проводил её до такси (в этот раз звонить Максу Ирка не стала), постоял рядом, попросил: — Напиши мне смс, как доберёшься. Ирка не возразила, но набрала сразу, как только машина свернула на Невский: "Не надо больше меня искать, ладно? Я понимаю твой порыв, но тебе лучше дождаться того, кто на самом деле твоя родная душа. Так будет лучше для нас обоих". Карпов не ответил. Ирку это удивило, но не расстроило, и только дома, когда от Карпова пришло сообщение: "Возьми трубку уже!" — она вспомнила, что внесла его номер в чёрный список. На секунду ей стало интересно, сколько раз он позвонил ей, прежде чем догадался написать; она улыбнулась, и Николай тут же спросил: — А почему ты улыбаешься? Ирке стало стыдно за своё веселье, но она заставила себя сказать правду: — Мне пытается дозвониться твой обожаемый Евгений Карпов. — Ух ты! — Николай вытаращил глаза. — А откуда ты знаешь? Телефон же не звонил! — Я внесла его в чёрный список, — призналась Ирка, развела руками: — Ты же помнишь, что я его боюсь? И, кстати, кто-то обещал за меня с ним поговорить! — Давай! — храбро заявил Николай. — Я поговорю! Ирка подавила улыбку, залезла в настройки и разблокировала номер Карпова. Телефон зазвонил в ту же секунду. Ирка выразительно посмотрела на Николая и протянула трубку ему. — Ну, валяй, ковбой. Скажи ему всё, что ты думаешь! На этот раз Николай не растерялся, звонко выпалил: — Евгений Николаевич! Ирина Андреевна тебя боится, поэтому за неё буду я! Ирке пришлось отвернуться. Она думала, это будет смешно: такого Карпов точно не ожидал, но ей стало лишь невыносимо тоскливо: интонация Николая напомнила рекламу из её детства, ролик одного из сотовых операторов, когда такой же маленький мальчик говорил в трубку: "Алло, папа! Мы с мамой сидим в кафе!" Ирка представила, как улыбалась бы Кетова, и запрокинула голову, чтобы скрыть слёзы, выругала себя за истеричность. "ПМС, — подумала она. — Гормоны надо сдать, невозможно так жить!.." Она вышла в ванную буквально на минуту, а когда вернулась, Николай уже взахлёб рассказывал Карпову о хоккейной школе. Ирка привалилась плечом к дверному откосу. Паниковать и жалеть было поздно, но она ясно поняла, что совершила ошибку, отдав Николаю телефон: она ведь тоже решила в своё время, что сердце Кетовой надо завоёвывать через Николая. Неудивительно, что Карпов делает то же самое. Пытается, по крайней мере. — Ну что, ковбой? — спросила она, когда Николай протянул ей телефон. — Он всё ещё тебе нравится? — Он обещал ещё прийти в школу! — Николай кивнул. — И передал тебе привет. — Привет — это хорошо, — согласилась Ирка. После душа, с замотанными в полотенце волосами, она заглянула в детскую, послушала, как Николай сопит во сне, и, успокоенная, ушла в спальню, бросила телефон на постель и не сразу заметила, что он мигает светодиодом, сигнализируя о принятом сообщении. — И я догадываюсь, от кого, — пробормотала Ирка. Но сообщение было от Инны: "Ира, он сделал мне предложение. Этот псих сделал мне предложение меньше чем через месяц после знакомства!" "Надеюсь, ты согласилась?" — ответила Ирка. Инна ей перезвонила. — Я из дома сбежала, — сказала она. — Ты не представляешь, что тут началось, и, в общем, они правы же, просто я не могу больше терпеть, когда они на меня орут!.. — Кто орёт? Я ничего не поняла, — Ирка нахмурилась. Инна неохотно объяснила ситуацию. Громов сделал ей предложение примерно в то же время, когда Ирка разговаривала с Карповым в "Галерее", притащил кольцо и букет. Когда Инна расплакалась и сказала, что не может выйти замуж через полгода после смерти сестры, Громов шумно и искренне извинялся, и в итоге они решили, что Инна говорит "да", но регистрацию и праздник они откладывают до лета. — Кстати, ты приглашена, — между делом бросила Инна. — То есть, мы потом официально пришлём открытку, но будь готова. — Если только с сыном в качестве сопровождающего, — парировала Ирка. — Учтём детское меню, — пообещала Кузнецова. — Ты не одна такая с ребёнком. И потом, ты вообще можешь привести кого угодно! Если бы не ты, как бы мы с ним встретились? Я далека от хоккея, как Сашка — от высшей математики. "Сашка", — отметила Ирка, улыбаясь. Уже не "он" и не "питекантроп". Но если договориться с Громовым получилось, то родители устроили Инне скандал, заявив, что она не имела права соглашаться даже на помолвку. — Розы мать спустила в мусоропровод, — сказала Инна. — Потому что нельзя. Потому что у всех нормальных людей траур, а я — неблагодарная свинья и бездушная скотина... Она заплакала. — Я же не собиралась праздновать! — проговорила она сквозь слёзы. — Почему я не могу порадоваться тому, что у меня есть?! Я уже потеряла её, почему я обязана теперь запереться в комнате, носить чёрные рясы и избегать любых человеческих контактов?! Ира, они хотели мне волейбол запретить, потому что траур, а я в голом виде прыгаю!.. Ирка кусала пальцы и губы, чтобы тоже не заплакать, позвала: — Инка, Инночка, ну что ты, ты права, не надо так, ну, успокойся. Всё хорошо будет, они поймут, они ещё за тебя порадуются... — Не поймут, — отозвалась Инна, всхлипывая. — Мне сказали, либо я снимаю кольцо, либо могу проваливать. Я собрала вещи. На прощание мне сказали, что я им больше не дочь... Она снова зарыдала. — О, Господи, — пробормотала Ирка. — Инка, где ты сейчас?! — В гостинице, — Инна начала икать. — Куда мне ещё деваться? К тебе, сына твоего будить?.. Аргумент выбил Ирку из колеи напрочь, она тоже разревелась: чтобы Инна, стерва Инна подумала о том, что она может помешать спать маленькому ребёнку? — Вот ты ещё тут, — вспылила Инна. — Ну, ты-то чего?! — Ты замуж пойдёшь! — Ирка дотянулась до салфеток. — За наречённого! У тебя всё впереди! А я!.. Она замолчала, устыдившись собственной вспышки, и задумалась, тихо шмыгая носом. Инна шумно пила воду и икала, потом икать перестала, сказала: — Я всем завидовала. Тебе, Янке, Лёльке, Лене. А в итоге что? Ты Кетову потеряла, Лёлька детей иметь не сможет, Тищенко вообще на ингаляторе теперь живёт. Ирка, может, это у меня глаз дурной? Может, это я во всём виновата? Она всхлипнула по-новой, и Ирка попросила: — Ой, не дури. Сбрось мне в фейсбук быстренько, где ты находишься. Я тебе перезвоню. — Ты приедешь, что ли? — не поверила Инна, но через минуту прислала визитку гостиницы со своим номером. Ирка глубоко вздохнула, посмотрела на часы: первый час, отлично, нормальные спортсмены десятый сон видят!.. — и набрала Карпова. — Ирина?.. — Карпов помолчал, подхватился: — Что случилось? Мне приехать?.. — Нет, — Ирка задавила неуместную робость. — Но мне нужна твоя помощь. Позвони, пожалуйста, Громову и передай, что его невесту родители выставили из дома, она сейчас рыдает в "Сокосе" на Биржевом, в номере четыреста одиннадцать. Дальше он сам разберётся, я думаю. — Понял, — подтвердил Карпов. — Можно тебе потом перезвонить? — Нужно, — кивнула Ирка. Она успела только отправить Инне сообщение, дойти до кухни и согреть себе чайник, когда телефон завибрировал в кармане. — Саня пообещал их линчевать, — сообщил Карпов уже совершенно не сонным голосом. — Но, погоди, ты сказала: "Невесту"?.. — Я тебе ничего не говорила, — отперлась Ирка шёпотом. — Погоди, я в комнату уйду, чтобы сына не разбудить. — Ты меня интригуешь, — обрадовался Карпов. — Рассказывай! — Не буду, — отказалась Ирка. — Я и так ляпнула лишнего. Спроси у своего Громова, в конце концов!.. Взбудораженная, она ещё долго не могла заснуть, и в итоге чуть не проспала, забыв включить звук на телефоне. Разбудил её Николай, примчался в спальню и с разбега прыгнул на кровать с радостным кличем: — Утро! Ты дома! Ты никуда не идёшь, да? Ирка схватила телефон и обмерла, увидев, что времени доехать до академии у неё уже нет. Торопливо поцеловав Николая в макушку, она запрыгала по комнате, натягивая джинсы и набирая Борщевскую, выпалила: — Татьян Пална, я проспала, я прямо в аэропорт поеду, вы не сердитесь, пожалуйста, я успею, клянусь! — А чего мне сердиться, — на удивление спокойно отреагировала Борщевская. — Опоздаешь — полетишь за свой счёт! Ирка с облегчением рассмеялась, поцеловала Николая ещё раз и убежала в ванную чистить зубы и заканчивать утренний туалет. Волосы высохли кое-как и пушились, Ирка заплела их в тугую косу, чтобы хоть как-то спасти дело, обняла маму, жарящую на кухне блинчики, и крикнула: — Николай Андреевич, я улетаю до послезавтра! Он прибежал и обхватил её поперёк живота. — Я буду скучать, — сказал он. — Умница мой, — Ирка обняла его в ответ. В аэропорт она в итоге приехала раньше автобуса, оставила "тигуан" на платной парковке, мысленно ужаснувшись, сколько ей насчитают за три дня (сама виновата), и успела выпить кофе с булочкой, прежде чем прибыли остальные. — Предательница, — упрекнула Инна, глядя на неё в упор. — Ты представляешь, как я выглядела, когда он приехал? Красная, опухшая, вся в соплях... — И что? — безмятежно отозвалась Ирка. — Он разочаровался и уехал?.. Инна закатила глаза. Громов увёз её к себе, не слушая возражений, и по возвращении Инны с выезда они планировали подать документы в ЗАГС, чтобы расписаться в январе и сыграть свадьбу в июне. — Я не буду ждать, — сказала Инна упрямо и зло. — Раз так — даже с регистрацией не буду. Янка бы одобрила, она всегда плевать хотела на эти семейные ценности. — Яна бы не обиделась, это точно, — согласилась Ирка. Не заданный вопрос повис между ними в воздухе, но Инна всё-таки не спросила, и Ирка не обязана была ничего говорить. Вообще-то, она сама хотела бы знать ответ. Потому что сегодня была годовщина их свадьбы, первая, но уже несостоявшаяся. — Что тебе на день рождения подарить, ребёнок? — озадачил её по телефону отец. — Прыжок с парашютом, — пошутила Ирка через силу. — Если с моим ростом туда берут. Её день рождения был на следующий день после Кетовой. В этом — ещё в этом! — январе они отправили Николая в гости к Иркиным родителям и пошли в кино, а потом сидели в суши-баре до закрытия; Кетова подарила Ирке серьги-колечки с тонкой резьбой, а Ирка через московских друзей достала книгу, которую Кетова хотела. Они почти не пили, обсуждали фильм, смеялись; Ирка подбила Кетову посплетничать и гладила её ногу под столом, они целовались в такси по дороге домой, и Кетова сама к Ирке приставала, зажала её в дверях квартиры и тискала, пока Ирка не ахнула: — Кетова, прекрати это, я вся мокрая!.. — и, Господи, они никогда ещё так стремительно не раздевались, чтобы в итоге заняться любовью на полу в гостиной. А через два месяца Кетовой не стало, и всё, что Ирка хотела, это провести её и свой день рождения, свернувшись калачиком на кровати и обнимая подушку, отключив телефон, может быть, даже напившись. Она не знала, поможет ли это: не пробовала, — но подозревала, что никто не позволит ей остаться одной и в тишине. Будет прыжок с парашютом, будут поздравления от новой "Ленинградки", звонки московских друзей, и никто не поймёт, почему у Ирки вдруг заболит голова, и она уйдёт спать в "детское" время до полуночи. Ей будет двадцать шесть. Кетовой исполнилось и навсегда осталось двадцать семь. — Ириш, держись, — тихонько сказала Влада. — Мы помним. Ирка благодарно улыбнулась. Карпов тем временем нашёл её в фейсбуке и подал заявку на добавление в друзья, приписал: "И не говори, что дружить с тобой я тоже не имею права!" "Поздно пить боржоми, когда почки отвалились, — ответила Ирка. — Теперь уже от тебя не избавишься, я чувствую. Одна надежда, что тебе надоест". "И не мечтай", — Карпов поставил демонический смайлик. Ирка смотрела на его фото и думала, не спросить ли у Морской, бывает ли одностороннее наречение, но сама эта формулировка показалась ей такой безнадёжно глупой, что Ирка даже не открыла форум, махнула рукой и пошла спать, уверенная, что Карпов всё-таки ошибся, и его встреча с родной душой ещё впереди. И вновь увидела Кетову во сне. На этот раз Ирка не сразу поняла, что спит; она стояла перед закрытой дверью, одетая в кружевную ночную рубашку до пят, и собиралась постучаться, когда услышала голос Кетовой: — Не надо, русалочка. Ирка обернулась, но комната за её спиной была пуста, только ветер шевелил занавески на распахнутом окне. Ирка подошла, выглянула осторожно наружу, и у неё закружилась голова: стена под окном обрывалась вниз и в пустоту, где-то очень далеко скрываясь в тёмных грозовых облаках. — Кетова?.. — позвала Ирка с испугом. — Ничего не бойся, русалочка, — попросила Кетова. — Я здесь. Я за тобой присматриваю. — Я не могу без тебя, — сказала Ирка. — Я бы хотела к тебе, но я не могу и этого, у меня Николай Андреевич. — Покажу тебе кое-что, — предложила всё ещё невидимая Кетова. — Дай руку! Ирка протянула ладонь перед собой, почувствовала прикосновение и проснулась. — Кетова? — удивилась она темноте. — Ты здесь?.. Инна включила ночник. — Ириш?.. — спросила она тревожно. — Ты в порядке? Ирка смотрела на неё, потом закрыла глаза, и в этот момент, она готова была поклясться, кто-то бережно погладил её по спине. Ноябрьскую "автобусную" истерику ей не припоминали, возможно, потому что случая повторить Ирке не представлялось: больше снег не выпадал. Декабрь выдался сухим и тёплым, температура поднималась до пяти градусов выше нуля, открытые городские катки пустовали и покрывались зелёной травой. В десятых числах Ирку дома встретила смущённая мама, сказала шёпотом: — Ириш, послушай... Тут такое дело: папе на работе предложили путёвку в Прагу. На двоих... — Хотите поехать? — обрадовалась Ирка. — Конечно, давайте! После Греции мама, что называется, распробовала путешествия за границу, и теперь ей всё было интересно. Единственным табу оставалась Франция, но Ирка предполагала, что однажды мама решится и на Париж. — Сроки, — жалобно протянула мама. — Ириш. Она новогодняя. С двадцать седьмого по пятое января! Как вы тут без нас? — Поезжай, — велела Ирка. — Прямо сейчас звони папе и говори, что согласна. Мамуль, ну, ты что? Вы и так столько нам помогаете! Мы справимся. Отдыхайте и ни о чём не волнуйтесь. С няней она решила не связываться: игр в это время не было, только тренировки по ОФП и площадка. Ирка спросила: — Ковбой, будешь ездить со мной заниматься? Сначала ты у меня посидишь, потом я у тебя. Обменяемся опытом. Николай охотно согласился. За то, что он заскучает, Ирка не волновалась: Кетова научила его развлекаться самостоятельно, он успешно находил себе занятие даже в полном одиночестве и при отсутствии игрушек; читать он тоже умел, так что Ирка взяла для него книгу и пару машинок, закинула себе в планшет новый мультфильм. Чего она не предвидела, так это того, какой фурор Николай произведёт в команде. В раздевалке никто не задержался, девчонки переоделись молниеносно, и следующие минут двадцать Николая развлекали всем коллективом, таскали его на руках, играли с ним в мяч и кормили фруктами, с большой неохотой оставив его ради тренировки. — Ну, всё, — Юля похлопала Ирку по плечу. — Готовься, мать. Подрастёт — от девок вообще отбоя не будет. Ключ, не ключ... — Главное, чтобы не сделал меня бабушкой в тридцать шесть! — Ирка ухмыльнулась. — А в остальном — пусть гуляет, мне его красоты для девчонок не жалко. Её в хоккейной школе встретили далеко не так радостно: с детьми ходили преимущественно мамы, и на длинноногую девицу на дорогой машине они отреагировали без энтузиазма. Ирка никому не навязывалась, устроилась в углу с планшетом, вышла на форум. "Марин, — спросила она, — почему некоторые люди счастливы и без наречения, а другим и наречение не помогает?" "Философствуешь под НГ? — развеселилась Морская. — А почему кто-то поддерживает себя в форме, а кто-то ест только пиццу и гамбургеры (вот как я, напр.)?" "Всё шутишь, — Ирка тоже заулыбалась. — Кетова говорила, отношения — это работа, с наречением или без него". "Так и есть, — согласилась Морская. — Верная мысль. Возможность гармонии — ещё не гармония, и если не хочешь договориться, то и не договоришься". Ирка посидела задумчиво, разглядывая исподтишка тех немногих родителей, которые дожидались своих детей с тренировки, не уходя по магазинам, решилась, написала: "А в твоей практике было когда-нибудь, чтобы ключ-фразу сказали только с одной стороны?" "Твою КФ сказал кто-то ещё?" — уточнила Марина. "Нет, — Ирка помедлила. — Я сказала. Сложную, на шестнадцать слов. Я не знаю, что мне делать с этим". "Не пороть горячку, — посоветовала Морская. — Тебе нравится этот человек? А ты ему/ей?" Ирка задумалась, набрала одним пальцем: "Я ему — да. А он... Марин. Я не могу. Я жену потеряла!" "Но это не обязывает тебя провести остаток жизни в одиночестве, — возразила Морская. — Ты можешь сейчас меня забанить, но, Ир, тебе двадцать пять, у тебя все шансы прожить ещё в два раза больше. Ребёнок не будет с тобой вечно, да и потом, у тебя же пацан. Ему пригодится взрослый друг в будущем. Ты не всё сможешь ему подсказать". "Я не могу ему доверять, — отбила Ирка в ответ. — Потом он встретит того, кто на самом деле скажет ему эту фразу, и что тогда?" "Или не встретит, — предположила Морская. — Ты не узнаешь, пока не попробуешь. И то, что он встретился тебе именно сейчас... Ир, может быть, это знак? Ты не думала об этом? Если мир предлагает тебе помощь, не отказывайся". "Я потеряла жену, — повторила Ирка. — Я только что её потеряла. Полгода прошло. Какой ещё знак?.. Прости, Марин, я не могу. Я тебе попозже напишу, ладно?" "Ладно, — Морская поставила грустный смайлик. — Извини меня, Ириш. Я ведь тебя не уговариваю. Напиши мне, как сможешь". Ирка выключила планшет, накинула куртку и вышла на улицу, мимолётно пожалев, что не курит, и нечем занять руки и голову. Потому что Морская была права по обоим пунктам. Жизнь продолжалась, и впереди у Ирки не год и не два; Николаю хорошо с дедом, но Иркиному отцу уже за пятьдесят, он не сможет долго поддерживать физически сильного и здорового мальчишку во всех его играх, не будет плавать с ним, ездить на велосипеде и играть в хоккей. Карпов мог бы. Он считал её своей наречённой и хотел быть с ней. Он нравился Николаю, и это уже было колоссальным шансом на успех. Он мог бы. Но Ирку мутило от одной мысли, что к ней прикоснётся кто-то кроме Кетовой. Не сейчас. Не так быстро. ...а может быть, и никогда. Настроение у неё было совершенно не новогоднее, и несмотря на все её старания, оно передалось Николаю и захватило их обоих. Тридцать первого декабря Николай проснулся в слезах, зовя маму, и отпихнул сперва Ирку, когда она прибежала к нему босая и в ночной рубашке, а потом вцепился в неё как в плюшевую игрушку, защемив волосы. — Я хочу, чтобы мама вернулась, — всхлипывал он. — Это нечестно, что её нет!.. Ирка обнимала его и плакала вместе с ним, потом забрала в спальню, уложила маленькой ложечкой и тихонько запела колыбельную без слов; сын снова заснул, а вот у Ирки уже не получилось, она укутала его одеялом и перебралась в гостиную с ноутбуком, выключив звук на телефоне. Фейсбук пестрил поздравлениями. Ирка ответила на личные сообщения, сама отправила несколько открыток, написала маме и отцу и потерялась, затихла, бездумно глядя сквозь наряженную ёлку. Телефон завибрировал, но Ирка даже не пошевелилась. "Её нет, — подумала она отстранённо. — Я должна смириться. Жизнь продолжается. Я говорю это всем, но ведь она и правда продолжается". Николай в спальне вздохнул и перевернулся на другой бок. Ирка встрепенулась, привстала, глядя на него, и села обратно. Телефон завибрировал снова. У Ирки заболела голова. "Новый год удался", — решила она. Всё было в порядке вещей, это она понимала. Предпраздничное волнение обернулось повышенной возбудимостью; Николай выспится, позавтракает и посмотрит мультики, Ирка вымоет голову и перекрасит ногти, и им обоим станет легче, они вместе сделают салат, Ирка по маминому рецепту запечёт мясо, а потом они будут формочками вырезать печенье из имбирного теста и покрывать его новогодними узорами, когда оно остынет... Как в прошлом году. Только без Кетовой. Ирка закрыла ноутбук и легла, пристроив голову на подлокотник дивана, вытерла скатившуюся по щеке слезу. Телефон завибрировал. Ирка накрыла его подушкой и забыла, задремав; разбудил её Николай, удивлённый и улыбающийся. — А почему ты тут спишь? — спросил он. — Я занял всю твою кровать? — Я писала письма, — ответила Ирка. Не улыбаться ему в ответ было невозможно, она сгребла его в охапку и принялась целовать, добавила: — Но они такие скучные что-то получились! Без тебя вдохновения нет. — Теперь я есть! — Николай подпрыгнул. — Пойдём завтракать, я проголодался, а ты? — И я тоже, — согласилась Ирка. Она вспомнила о телефоне только к трём часам дня, когда решила проверить, ответила ли мама, опасливо поморщилась, увидев на экране уведомление о восемнадцати непринятых звонках. Впрочем, три были от мамы, пять — от Инны; ещё звонили Борщевская, Влада, Ксюха Потапова, звонила Ольга. Её Ирка набрала сразу, сказала: — С Наступающим! Я проспала всё на свете. — С праздником, — суховато ответила Ольга. — Я отправила вам посылку. Больше Коле, чем тебе, вообще-то, — она помолчала. — Придумай ему каких-нибудь нежностей от меня. Это не будет ложью, я бы написала сама, но не умею, у тебя выйдет лучше. — Хорошо, — пообещала Ирка. — Я придумаю. Держа телефон плечом, она позвонила маме и девочкам из "Ленинградки", разговаривая с ними и с Николаем одновременно, потом из спальни поболтала с Инной, вывалившей на неё по обыкновению ворох новостей об их отношениях с Громовым. Николай в это время читал книгу рецептов, и Ирка вернулась как раз вовремя, чтобы застать процесс взбивания белков для безе. Желтки были частично собраны в чашку, а частично — размазаны по столу, но в миску с белками на удивление не попали. Ирка расхохоталась и выдала сыну венчик вместо вилки. — Ты у меня не только хоккеист, но и кулинар, — похвалила она. — Давай посмотрим, что нам делать с желтками тогда!.. Телефон завибрировал. Николай вытянул шею, глядя на экран, и ойкнул: — Карпов! Это Евгений Николаевич, да?! Ирка сморгнула, сообразив вдруг только сейчас, что Карпов — полный тёзка Кетовой, она ведь Евгения Николаевна; растерявшись и не догадавшись отряхнуть руки от мокрой сахарной пудры, она упустила звонок, взяла телефон и засомневалась, стоит ли перезванивать. — Евгений Николаевич, да, — подтвердила она машинально. — Ковбой, послушай... Она замолчала, вовремя спохватившись, что вовсе ни к чему вываливать на шестилетнего ребёнка вопросы наречения, в которых и взрослые-то голову сломали, и спросила в итоге: — Хочешь сам с ним поболтать? — Хочу! — обрадовался Николай. Ирка нажала на кнопку, но сразу отдавать телефон остереглась и оказалась права. — Я по тебе соскучился, — сказал Карпов. Ирка хмыкнула. — Тут кое-кто по тебе тоже соскучился, — ответила она. — Николай Андреевич, твой выход! Пока они разговаривали, Ирка прибралась на кухне, протёрла стол и вымыла пол, переобулась в кроссовки и сбегала до мусорного бака с пакетом пищевых отходов и стеклом, а когда вернулась, Николай протянул ей трубку: — Теперь ты! — Да? — Ирка снова прижала трубку плечом. — Что скажешь? — Твой сын пригласил меня к вам встречать Новый год, — сообщил Карпов. — Я подумал, ты вряд ли обрадуешься такому развитию событий, так что ответь ему сама. Я не придумал, что можно соврать, чтобы не обидеть его и не влезать в ваши отношения при этом. — В нашей семье не врут, — Ирка перестала улыбаться. — Если ты не хочешь, так и говори. Карпов кашлянул. — Знаешь, — сказал он, — иногда ты такая дура, это просто уму непостижимо, уж прости за откровенность! Ирка молчала. У Николая вытянулось лицо, Ирка подмигнула ему и заставила себя улыбнуться. — ...ты ещё здесь? — спросил Карпов. — Чёрт. Ирина. Я очень хочу приехать. Я всё испортил, да?.. Рядом с ним что-то зашумело, заиграла громкая музыка, потом стихла. — Я пришлю тебе адрес, — решила Ирка, и Николай просиял. Карпов тоже шумно выдохнул. — С меня семь потов сошло! — признался он. — Не делай так больше. Я думал, плохо, когда женщина много говорит, нет, плохо — когда она много молчит! Ирка засмеялась. — Ладно, — сказала она. — Жди смс. — Он не хотел приезжать? — с волнением осведомился Николай. — Он был уверен, что я не захочу его видеть, — Ирка села и протянула руки. — Иди на колени. Почему ты его позвал? Николай взглянул на неё исподлобья. — Ты не будешь смеяться? — уточнил он. — Не смейся только. — Не буду, — Ирка протянула ему мизинец. — Клянусь. Николай уцепился за неё своим мизинцем, вздохнул и прошептал так тихо, что Ирка едва расслышала: — Я подумал: вот если бы он был моим папой!.. Ирку бросило в жар и сразу в холод, она задержала дыхание, но справилась с собой, обняла Николая крепче и спросила: — А ты бы хотел, чтобы он был? Николай кивнул. — Он похож на тебя и маму, — сказал он, успокаиваясь. — Он хороший. — Вот как, — Ирка поцеловала его в макушку. — Давай напишем ему адрес тогда. Николай смотрел, как она набирает текст, прижимался щекой к её плечу. От Карпова мгновенно пришёл ответ: "Еду. Что привезти?" — Что нам привезти, ковбой? — спросила Ирка. — О, слушай, мы же мороженое не купили. Пусть мороженое привезёт, ага? — Ага! — охотно согласился Николай. Обрадованный, он умчался проверить, порядок ли в детской, а Ирка осталась сидеть на стуле, бессильно опустив руки и глядя на опадающие белки в миске. Ей снова хотелось плакать. Она злилась на Карпова: понимает ли он, что привязывает к себе ребёнка, — и расстраивалась из-за Николая: ещё утром он рыдал, скучая по маме, а теперь мечтает об отце, — и за это сердилась уже на себя, потому что он ребёнок, конечно, он хочет всё и сразу, у него никогда не было отца, и даже самая лучшая мама в мире этого не компенсирует и не восполнит, когда за Вадиком приходит отставной военный с седыми висками. ...а уж мачеха не заменит и подавно. Николай прибежал обратно и крепко её обнял. — Русалочка, я так тебя люблю! — признался он. — Я тоже тебя люблю, ковбой, — Ирка обняла его в ответ. — Ты меня не бросишь? — спросил он тревожно. — Ни за что, — пообещала Ирка и снова дала ему мизинец. — Помнишь? Я не могу тебе гарантировать, что со мной ничего не случится, но по своей воле я ни за что тебя не оставлю. "Даже если ты уговоришь Карпова стать твоим папой!" — добавила она мысленно. Она посмотрела на себя в зеркало, прежде чем открыть дверь, и вспомнила, что не стала краситься с утра, но жалеть было поздно. Карпов вручил ей мороженое и прозрачную коробочку с синим ёлочным шаром. — Новый год всё-таки, — оправдался он и невпопад добавил: — Ты такая красивая! — Ира русалочка! — тут же доложил Николай с такой гордостью, словно это была его заслуга. — Да? — Карпов взглянул на него, затем снова на Ирку. — Согласен, дружище. Так и есть. Ирка вручила шар Николаю. — Повесишь на ёлку, ковбой? Она молча смотрела, как Карпов раздевается и снимает ботинки, спохватилась: — У нас нет больших тапок, папа босиком ходит... — Ну, и я похожу, — Карпов улыбнулся. — Можно? Ирка сделала шаг назад. — Я повесил! — крикнул из гостиной Николай. Ирка стрельнула глазами в ту сторону, но не шелохнулась. Карпов нахмурился, облизал губы, сказал: — Послушай, я же не монстр какой, — он вздохнул. — Если я тебе не нравлюсь, или пугаю, или мешаю... — Ира! — снова позвал Николай. — Я не знаю, что мне с тобой делать, — торопливым шёпотом объяснила Ирка и пошла в гостиную, по-прежнему с мороженым в руках. — Ничего не надо со мной делать, — посоветовал Карпов ей в спину. — Разве что покормить. А то я сбежал из-за праздничного стола практически. — Ты в гостях был? — удивилась Ирка. — И уехал? Шар Николай повесил на самое видное место, развернув к комнате эмблемой СКА. — Ах, вот оно что, — Ирка рассмеялась. — А то, — Карпов подмигнул Николаю. — Мы друг друга поняли, да, Николай Андреич? Дай пять. Николай посмотрел на него с недоумением. — Ирина, — укоризненно сказал Карпов. — Подай сыну пример. Он подставил ладонь, и Ирка неохотно по ней хлопнула. — Николай Андреич, повтори! — Карпов присел на корточки. — Это и называется "дать пять". Ирка попятилась и ушла на кухню, убрала мороженое в холодильник, машинально проверила мясо в духовке. Она чувствовала себя загнанной в угол и стремительно теряла контроль над ситуацией. Теперь Ирка вынуждена была признать: она надеялась, что приезд Карпова её обрадует, что его убеждённость в наречении поможет ей, успокоит или, напротив, разозлит и этим придаст сил. А вместо этого она испугалась. Она хотела бы запереться в спальне сейчас, забраться под одеяло и закрыть голову руками, а вовсе не делать бутерброды и уж точно не разговаривать с этим человеком!.. Карпов пришёл следом, без видимого усилия держа Николая на одной руке. Ирка натянуто улыбнулась, спросила: — Есть хочешь, ковбой? — Хоккеист всегда хочет есть, да? — Карпов подбросил его на руке, и Николай залился хохотом и схватил его за голову, чтобы удержаться. — Николай Андреевич сам может за себя сказать, — вырвалось у Ирки. Она изо всех сил продолжала улыбаться, но понимала уже, что надолго её не хватит, и безумно жалела, что разрешила Карпову приехать. Он захватил её территорию и завладел вниманием и расположением её ребёнка, и Ирка ничего не могла с этим поделать. — Ты права, — Карпов ссадил Николая на пол, примирительно поднял раскрытые ладони. — Николай Андреевич?.. — Хочу! — кивнул Николай. — Тогда мой руки, — велел Карпов. — Тщательно. А я пока помогу твоей, — он запнулся, качнул головой, неловко закончил: — Ирине Андреевне. Ирка испепелила бы его взглядом, если бы могла, но Николай послушно убежал в ванную, как будто ничего не заметив. — По-моему, ты меня ненавидишь, — предположил Карпов, подходя ближе. — До Луны и обратно, — согласилась Ирка. — Прекрати держаться так... по-хозяйски!.. — Я ничего специально не делаю, — Карпов пожал плечами. — Ириш. — Я. Тебе. Не "Ириша", — процедила Ирка, внутренне ужасаясь самой себе. Карпов помолчал, опустил голову, потом снова на Ирку посмотрел, и на этот раз Ирка увидела, какой ценой ему даётся спокойствие, и как он клокочет внутри, и ей стало легче от этого, она расслабилась и уже сама подняла руки. — Давай поедим, — предложила она. — Совместная трапеза, всё такое. А то мы пока даже кофе нормально не пили. Карпов медленно выдохнул. — Да, — проговорил он и улыбнулся. — Давай. Он тоже вымыл руки и вернулся, перехватил у Ирки противень. — Я не вторгаюсь, — предупредил он. — Но должен же я как-то помочь. — Если хочешь мне помочь, отойди и не мешай, — процитировала Ирка детский стишок. Карпов рассмеялся. — Не мой случай, — сказал он. — Сядь, пожалуйста, — попросила Ирка. Она опасалась, что смешение напитков выйдет ей боком, но ей нужно было снять напряжение, и она достала вино и штопор. Карпов протянул руку; Ирка помедлила и отдала всё ему. — А мне? — немедленно заинтересовался Николай. — Чайную ложечку! — Ирка опередила открывшего рот Карпова. — И тогда без шампанского. — Тогда не надо, — отказался Николай. В прошлый Новый год Кетова зачерпнула ему чайной ложкой шампанское из своего бокала, и Ирка пообещала сделать то же самое, превратив в традицию. Карпов промолчал, но Ирка видела, что он не одобряет. "Ты видишь моего сына второй раз в жизни, — сказала она мысленно, глядя на Карпова в упор. — Отвали от него и от меня со своими моральными нормами". Себе Карпов не налил, попросил воды. Ирке стало интересно, он не хотел вина или подавал пример Николаю, она попыталась скрыть усмешку, но не слишком в этом преуспела и подняла бокал: — Ковбой, твоё здоровье! Разговаривал за столом в основном Николай. Карпов ему отвечал, Ирка соглашалась по мере возможности; из бокала она сделала от силы два глотка и больше не захотела, но цели своей добилась, ей стало немного легче. Когда после ужина Николай с её телефоном убежал звонить бабушке с дедушкой, Ирка спросила уже без спазма в горле: — Почему ты приехал? У тебя же была своя компания. Мы тебе никто. — Ну, с этим я бы поспорил, — заметил Карпов. — Ты мне нравишься. Даже если мы закрываем глаза на то, что ты — моя наречённая. Ирка покачала головой. — Я не могу тебе доверять, — озвучила она аргумент, который выдвинула в разговоре с Мариной. — Сейчас ты думаешь, что я — Та Самая, потом ты встретишь её на самом деле и уйдёшь, и что мне сказать Николаю тогда? Карпов положил подбородок на сцепленные пальцы, помолчал, потом выпрямился. — Надо было коньяк купить ещё, — произнёс он с досадой. — Вино не люблю, но на трезвую голову такие разговоры — это ад, честное слово. Вот какого ответа ты от меня ждёшь? Клятвы в вечной верности? Но как я буду доказывать? Я-то знаю, что ты — Та Самая, как ты выражаешься. Но если на тебе нет моей ключ-фразы, я разбиться тут могу в лепёшку, но ты всё пропустишь мимо ушей! Я готов на тебе жениться прямо сейчас. Но ты же сама не согласишься, — он сбавил тон. — Да и сын твой, боюсь, не оценит такое форсирование событий. Он почесал ухо, наморщил лоб, сказал: — Слушай, ну люди же как-то живут даже без наречения, бывает ведь и такое! Годами, десятилетиями! И ничего им не мешает. Ирка отвела взгляд, вспомнив своих родителей. — Они знакомятся, узнают друг друга, — возразила она. — А не упираются лбом, как бараны, когда им говорят, что тут нет наречения. — Вот я и пытаюсь с тобой познакомиться, — Карпов развёл руками. — Я очень хочу тебе понравиться. Но всё, что я делаю, кажется, производит обратный эффект. — Чтобы понравиться мне, тебе придётся понравиться Николаю, — Ирка кивнула на детскую. Карпов оглянулся, затем снова посмотрел на неё, серьёзно и строго. — Твоя жизнь не состоит только из ребёнка, — сказал он тихо. — Ему я тоже хочу понравиться, да. Я понятия не имею, где его отец, но я бы с удовольствием им стал, он хороший пацан, я бы гордился таким сыном. Но, блядь, — он осёкся, кашлянул. — Извини. Но в первую очередь я хочу нравиться тебе. Потому что, когда он вырастет и уйдёт строить свою жизнь, значение будут иметь только наши с тобой чувства! Потому что ты — это не твой сын, и не он выбирает твой круг общения, как ты никогда не будешь выбирать, с кем дружить и встречаться ему. Не он решает, что ты чувствуешь. И если я понравлюсь ему, но не понравлюсь тебе, я могу просто ходить к нему на тренировки и быть ему другом, но я хочу большего, я хочу нравиться тебе и жить с тобой. Хочу, чтобы ты выбрала меня как мужа, а не только как отца своему ребёнку. Он замолчал, встал и отошёл к окну, сказал, не оборачиваясь: — Н-да. Извини. Я не собирался, — он снова кашлянул. — На приёме у психоаналитика я ещё Новый год не встречала, — проговорила Ирка, тоже встала, чувствуя себя ещё менее уверенно, чем прежде. Карпов посмотрел на неё, пожал плечами. — Да, я знаю о твоём существовании полтора месяца, — подтвердил он. — И я себе голову сломал за это время. Думаешь, я не пытался отвлечься и забыть тебя? Думаешь, ты первая женщина в моей жизни, и мне не с чем сравнивать? — Не надо, — попросила Ирка. Карпов кивнул. — Русалочка! — прибежал Николай, вручил ей телефон. Ирка поднесла его к уху, сказала, улыбаясь: — Да, мамуль? Маму, разумеется, заинтересовало, что за внезапные гости, но в конечном итоге она задала и тот самый вопрос, которого Ирка боялась. — Он тебе нравится, Ириш? — Нет, — честно ответила Ирка. — Мама, он не нравится мне. Мне нравится Кетова. Ты ещё помнишь Кетову, мама?.. Она с трудом договорила, скомкав разговор, и выключила телефон вовсе, бросила на кровать и села сама, обхватила колени руками. Приготовленное платье висело на плечиках на стене, матово поблёскивая в падающем в окно свете фонаря; Ирка посмотрела на него и вдруг поняла, что уже давно не слышит с кухни ни звука. Соскочив с кровати, она вылетела в коридор и остановилась на пороге детской. Карпов лежал на животе на ковре, Николай ползал рядом на коленках, и они возводили из лего какую-то конструкцию, определённо имеющую смысл, но не для Ирки. — А вот и ты, — Карпов посмотрел на неё через плечо. — Мы тут Зал Славы строим. Ирка прислонилась плечом к двери. — Здорово, — сказала она. — Молодцы. Я с вами посижу, можно? С её места было видно фотографию Кетовой. "Что ты думаешь об этом? — спросила Ирка мысленно. — Ты хотела бы, чтобы у Николая был отец?" Кетова улыбалась, глядела, чуть нахмурившись, тонкие пряди чёлки золотились на солнце. "Что мне делать, Кеточка?.." — Русалочка! — Николай обернулся к ней, демонстрируя двух человечков в костюмах. — Какой лучше? — Нам нужен комитет, — пояснил Карпов. — Распорядители. — Десять руководителей и один игрок, да? — не удержалась Ирка. Карпов рассмеялся, и Николай, хоть и ничего не понял, засмеялся тоже. — Берите обоих. Чем больше народу, тем веселее. Она сама не поняла, как они втянули её в постройку, но через некоторое время обнаружила и себя лежащей на полу и увлечённо болтающей ногами в воздухе, спохватилась: — Мы куранты не пропустим? — Я будильник поставил, — отозвался Карпов. — А, кстати, вот и он. Должен отметить, Ирина, у тебя отличное чувство времени! Он встал на колени, вытащил из кармана телефон (обыкновенную кнопочную "звонилку") и выключил будильник. — Русалочка! — вспомнил Николай. — А почему ты не в платье?! Ирка попыталась отмахнуться, но Карпов поднял брови и сказал: — Действительно, где платье? Переодевайся, а мы с Николай Андреичем пока шампанское обеспечим и прочий стол накроем, верно, приятель? Николай с энтузиазмом кивнул. "Один новогодний вечер ничего не значит, — твердила себе Ирка, переодеваясь и расчёсывая волосы, слегка волнистые после заплетённой с утра косы. — Хорошо быть вместо папы в праздник, а ты попробуй водить его на занятия, правильно кормить и одевать по погоде, посиди с ним, когда у него тридцать девять от расстройства, когда он клубникой отравился, когда все вокруг ветрянкой болеют, а он вдруг зачесался, вот тогда мы поговорим!.. Может быть". Она торопливо, почти на ощупь нарисовала стрелки и подкрасила ресницы, ногой придвинула туфли и остановилась, посмотрев на восьмисантиметровый каблук и живо вспомнив жалобу Инны: "Он меня на семь сантиметров ниже!" Вздохнув, Ирка затолкала туфли обратно под стол и вышла в гостиную босиком: платье позволяло и не такие фокусы. Карпов выпрямился и попытался расправить плечи ещё шире, встал, сглотнул, насупился. — Надеюсь, я не опоздала, — сказала Ирка. — Нет! — Николай включил звук на телевизоре, и Ирка услышала окончание речи президента: — ... именно поддержка близких и надёжность друзей всегда придают нам уверенность в себе, стремление отдать им больше, чем получили. Желаю вам здоровья и счастья! Пусть в каждом доме будет много радости, в каждой семье царит согласие и благополучие! С Новым годом, Россия! Карпов открыл бутылку без хлопка и без пены, продолжая смотреть на Ирку, молча разлил шампанское по бокалам и сам зачерпнул половину чайной ложки Николаю. — С Новым годом, — сказала Ирка, начиная волноваться. — С Новым годом! — звонко объявил Николай. — С Новым, — выдавил Карпов и залпом осушил бокал. Николай облизал свою ложку и тут же запил соком, повернулся к Ирке: — Можно, можно теперь смотреть?! — Вперёд, — Ирка указала на ёлку, покосилась на Карпова, покаялась шутливым тоном: — Тебе подарка нет, я с утра не думала, что нас будет трое. — Я натурой возьму, — сказал Карпов хрипло, тут же исправился, когда Ирка нахмурилась: — Поцелуем. На Новый год, вроде, всякие маленькие сюрпризы — самое оно. Ирка смерила его глазами, а затем сделала это ещё раз, когда Николай вытащил из-под ёлки две коробочки, которых Ирка туда не клала. И на одной из них было написано её имя. Карпов пожал плечами. — Я тут ни при чём, — отперся он. — Это Дед Мороз. — Деда Мороза не существует, — снисходительно посмотрел на него Николай. — Это миф. Теперь уже Карпов смерил Ирку взглядом. — Ты чему ребёнка учишь? — спросил он с искренним возмущением. — Я до десяти лет верил! — В нашей семье не врут, — Ирка развела руками. — Иногда это приобретает странные формы! Николаю Карпов подарил набор лего-хоккеистов, вызвавший бурю восторга. Ирка неторопливо пила шампанское и обнималась с сыном, слушала, что он сочиняет в процессе игры и изредка косилась на Карпова, ползающего по полу с не меньшим удовольствием, чем Николай; они всё-таки остановились, лишь когда Николай начал отчаянно зевать. — Пойдём спать? — предложила Ирка, отставляя бокал. Николай сгрёб в кулак одного из хоккеистов, насупился, наморщил лоб и зашептал Ирке на ухо: — А пусть он останется, можно, можно?.. Ирка взяла его на руки, но Карпов осторожно Николая забрал, сказал: — Давай я. Умоемся и ляжем. А ма... — он снова осёкся и зажмурился, — Ира нам пожелает спокойной ночи. — Ира мне иногда поёт, — сдал её с потрохами Николай. — А мама не умела, мама сказки читала. — Я тоже только сказки читать могу, — поддержал Карпов. — Я не музыкальный, мне медведь на ухо наступил. Николай засмеялся и обхватил его руками за шею. — Я тебя ненавижу, — сказала Ирка честно, когда Николай уснул. Вместо того, чтобы вернуться в гостиную, они зачем-то вышли на кухню, где пахло мясом и печеньем, а на столе так и стояла бутылка вина. — Ты не открыла подарок, — заметил Карпов. — Мне ничего от тебя не надо, — Ирка покачала головой. — Ну да, — согласился Карпов. — Не возражаешь?.. Он взял вино, налил себе в стакан из-под воды, предложил Ирке, но выпитое шампанское и без того придавало ей ненужной решимости. — Я не могу так, — она наставила на него палец. — Ты ведёшь себя так, словно всё уже решено, словно достаточно твоего появления, чтобы я прониклась, восхитилась и пала к твоим ногам. — Лучше я к твоим, — перебил Карпов. — Ирина, прекрати, ради Бога. Я сейчас тоже тебя ненавижу. Потому что ты нарочно пытаешься меня достать, а я не достанусь, я выдержу. Но ты делаешь мне больно. — Да что ты говоришь? — изумилась Ирка. — То есть, то, что ты пришёл в дом, где я жила с любимой наречённой женой, и пытаешься меня соблазнить фактически на глазах моего сына и через его расположение, мне больно не делает? Ты вообще как себе это видишь?! Карпов не ответил. Он пил вино и смотрел в стол, что-то себе обдумывая, потом потёр глаза, сказал в пространство: — Я не так себе наречение представлял, знаешь? Я думал, это щелчок такой, и всё хорошо, мы понимаем друг друга с полуслова, хотим одного и того же, интересуемся одним и тем же... — Угу, — невольно поддержала Ирка. — Возьмёмся за руки и убежим в закат. У меня тоже была такая иллюзия. — Хоть в чём-то сходимся, — Карпов хмыкнул. — Уже хорошо. Он допил и встал. — Поеду я, Ирина, — произнёс он. — Пока мы с тобой ещё чего-нибудь друг другу не наговорили. Я хочу тебя сохранить, понимаешь? Я хочу... — он вздохнул. — Ну, если сразу не получилось, может, попробуем длинным путём? Подружимся, погуляем. Можем в отпуск съездить, ну, знаешь, как компаниями ездят. Ты, Николай, я. Родители твои, например. Чтобы тебе спокойно было. — А тебе? — вырвалось у Ирки. Карпов посмотрел на неё так, словно впервые видел. — Николай хотел, чтобы ты остался, — добавила Ирка, глядя ему в глаза. — Ты не представляешь, как я хочу тебя поцеловать, — хрипло сказал Карпов в ответ. Он потряс головой, отвернулся, снова потёр глаза, объяснил зачем-то: — Не спал ни черта сегодня. Привык днём прихватывать, а тут... — Я постелю тебе в гостиной, — кивнула Ирка. — Это там, где с моей кровати будет видно твою? — уточнил Карпов, усмехнулся: — А, да. Там есть дверь. Ты её закроешь. Он помог ей убрать стол, сам разложил диван, выбрал самую маленькую подушку из предложенных. — Может, всё-таки посмотришь? — спросил он, поднимая упавшую коробочку. — Может быть, потом, — неопределённо ответила Ирка. — Спокойной ночи, Женя. Я постараюсь тебя не будить. — Спокойной ночи, — Карпов сел, посмотрел на неё снизу вверх. — Ты и правда русалочка. С Новым годом, что ли. Он взял её за руку, подержал и отпустил, начал раздеваться. Ирке спать не хотелось. Она навела порядок на кухне, незаметно для себя допила вино и посидела немного, глядя в окно на отблески фейерверков над крышами, а затем встала под душ, мечтая смыть с себя весь прошедший год. Она ни о чём не думала и ничего не чувствовала, кроме усталости и зарождающейся в висках головной боли; когда плечи и грудь покраснели от горячей воды, Ирка завернула кран, тщательно отжала волосы и заплела косу, шагнула на коврик и протёрла запотевшее зеркало. "Тушь потекла", — отметила она рассеянно. Завернувшись в полотенце, она проверила спящего Николая, поцеловала его и включила радионяню, боязливо, на цыпочках пересекла гостиную и оглянулась в дверях спальни. Карпов спал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Одеяло сползло, обнажив половину спины; помедлив, Ирка вернулась и подтянула его до плеч. От движения с мокрой косы сорвалась капля, упала Карпову между лопаток, и он поморщился во сне. Ирка отпрянула, но он не проснулся. — Кеточка, — шепнула Ирка подушке, — что я делаю?!.. Ей вдруг захотелось утро, как в кино: чтобы проснуться от солнечного света, чтобы Николай прибежал и запрыгнул на кровать, и в открытую дверь она увидела бы Карпова и решила, что он не так плох, как ей казалось, и почему бы нет?.. Морская ведь права: ещё вся жизнь впереди, и нужно что-то решать, нужно выбираться из этого. Хотя бы подумать, не обязательно сразу делать. Ирка провалилась в сон, как в болото, её утянуло и накрыло смутными кошмарами; в середине ночи она проснулась от того, что пересохло горло, и не сразу вспомнила, почему закрыта дверь в гостиную. Упрекнув себя за непредусмотрительность — что стоило взять с собой стакан воды? — Ирка неохотно слезла с кровати, накинула халат и подошла к двери, дотронулась и опустила руку, потом рассердилась: она боится выйти из собственной комнаты?! Карпов спал всё так же на животе и чему-то улыбался во сне. Ирка постояла над ним, разглядывая, но не почувствовала ничего, кроме недоумения и лёгкого раздражения от присутствия в доме постороннего, и это было первым, что она вспомнила с утра, проснувшись от голосов в гостиной. — ...пойдём на кухню, а то Ирину Андреевну разбудим, — сказал Карпов. — Уже разбудили, — объявила Ирка, переворачиваясь на спину. Николай тут же ворвался к ней, как она и хотела, прыгнул на кровать и полез обниматься. — Пойдём гулять! — запросился он. — Пойдём, там дождя нет! — Признак хорошей зимы: нет дождя, — пошутил Карпов. Он сидел на разложенном диване, голый по пояс, взъерошенный со сна, и улыбался; Ирка порадовалась, что надела накануне целомудренную трикотажную пижаму, отвела глаза, пообещала: — Непременно пойдём, ковбой. Только позавтракаем. — А ты пойдёшь с нами? — Николай обернулся к Карпову. Ирке снова захотелось напиться. Оттягивая неизбежное, она включила телефон, пролистала список пришедших сообщений и немного удивилась, увидев одно с незнакомого номера. Реклама, предположила Ирка. Но это была Морская. "Го в личку, — написала она. — Нашла тебе кое-что. ЗЫ: с НГ тебя и пацана". Ирка нахмурилась, но за ноутбуком не полезла, убедилась, что не пропустила больше ничего важного и слезла с кровати. — Дашь мне полотенце? — попросил Карпов негромко. Ей было с ним неудобно, Ирку это даже беспокоило: она встречалась с мужчинами до Кетовой, один Гошка чего стоил. Они практически жили вместе между её игровыми сезонами, и никогда прежде Ирка не чувствовала такой неловкости, оказываясь на расстоянии вытянутой руки от другого человека. Она сняла ему полотенце с верхней полки шкафа, помедлив, протянула и халат отца, не желая, чтобы этот человек бродил по её дому в одних трусах. И отвернулась: Карпов смотрел ей в лицо, и Ирке казалось, он видит её насквозь со всеми её намерениями и сомнениями. — Ты сердишься, русалочка? — Николай прижался к ней, пока она варила ему и себе овсянку. Ирка обняла его свободной рукой, покачала головой: — Спала плохо, Николай Андреевич. Поем, погуляю, и будет лучше. Спасибо тебе за заботу. Николай поверил и успокоился. На улице и правда стало легче. Карпов не перестал давить, по крайней мере, Ирка так чувствовала, но на улице её это не доставало. Они шли вдоль Ботанического сада к Гренадерскому мосту, Николай держал их обоих за руки и болтал обо всём на свете; Карпов поговорил с ним о хоккее, потом сказал: — Ирине Андреевне мы надоели, — и мягко переключил Николая с темы, спросил о друзьях, потом о любимом мультфильме. Нева и небо над ней были одинаково серыми и мрачными, новогодние гирлянды и флаги казались Ирке насмешкой над праздником. По ступенькам, усыпанным грязными конфетти и истоптанным серпантином, она спустилась к воде, присела на корточки, поболтала пальцами в набежавшей ледяной волне, а выпрямившись, едва не столкнулась нос к носу с Карповым. — Может, мне всё-таки достанется поцелуй новогодним подарком? — спросил он. — Хотя бы в щёку?.. Ирка молча поцеловала его, не желая спорить и что-то объяснять. И увидела, как меняется лицо Николая. — Что случилось, ковбой? — Ирка снова присела, встревожившись. — Что такое? — Ты его поцеловала! — возмутился сын. Ирка изогнула брови. — Ковбой, — сказала она шёпотом, — если он станет твоим папой, я буду делать это регулярно. Потому что он должен на мне жениться, чтобы быть твоим папой. И как его жена... — Тогда я не хочу, — отрезал Николай. — Мне не надо. Ты — моя и мамы русалочка! Теперь он смотрел на Карпова без малейшей симпатии. Ирка растерялась, сморгнула, попробовала ещё раз: — Николай Андреевич, давай не будем торопиться? Мы ещё не так давно знакомы, нам всем надо друг к другу привыкнуть... — Ты — моя и мамы, — упрямо повторил Николай. — Как скажешь, ковбой, — сдалась Ирка и медленно выпрямилась, обернулась к Карпову, который уже всё понял, но нашёл в себе силы пошутить: — Настоящий мужчина не терпит конкуренции в доме, да, Николай Андреич? Николай угрюмо молчал. Ирка не знала, что сказать, смотрела то на него, то на Карпова, пока Николай не уткнулся ей в живот; она обняла его, и вот тут Карпов совершил ошибку, которая превратила ситуацию из неприятной в катастрофическую. — Приятель, — сказал он терпеливо, — я ведь не отберу у тебя маму насовсем! — Моя мама умерла! — выкрикнул Николай, и Ирка едва успела поймать его, прежде чем он рванулся наверх, упала на колени, больно ударившись, обхватила сына, и он зарыдал ей в капюшон. — Уходи, — одними губами велела Ирка и полностью переключилась на Николая, а когда снова подняла голову, Карпова и вправду уже не было. В ярости и смятении Ирка отвела Николая домой, заварила ему чай с мятой и посидела рядом, пока он пил. От обеда он отказался, ушёл в детскую; Ирка осторожно заглянула к нему и увидела, что он разбирает построенное накануне лего-здание. Карпов прислал сообщение: "Ирина, мне очень жаль. Я знаю, что облажался, но сделал это не нарочно, поверь мне. Передай мои извинения Николаю, пожалуйста". Ирка отложила телефон, ничего не ответив, сходила за ноутбуком и села с ним в кухне, чтобы видеть дверь детской. Ей было тревожно и муторно, новые открытки в фейсбуке не помогли и не порадовали, но Ирка всё-таки разослала ответные поздравления и благодарности и лишь тогда вышла на форум. "Навела справки по своим, — написала Морская. — Помнишь, ты спросила про одностороннее наречение? Так вот, оно бывает. Только не одностороннее, а повторное. Очень редко. Но ты, похоже, уникальный случай. Прости, Ириш, если я причиню тебе боль, но штука в том, что повторное наречение случается только у людей, потерявших родную душу. Не у всех, кто теряет, оно бывает, но если бывает, то только у них. И ответной КФ действительно нет. Я подумала, это логично: нельзя изначально давать человеку два ключа, как бы ты себя ощущала, встретив свою родную душу, но зная, что будет другая?.." "Не думаю, что это мой случай, — ответила Ирка. — Но спасибо тебе за участие". "Не похоже, чтобы тебе это было интересно, — усомнилась Марина. — Неужели он уже передумал?" "Он мне не нравится, Марин, — Ирка вздохнула. — И мой сын не хочет меня с ним делить. Так что он ушёл и вряд ли вернётся". Морская долго молчала, затем написала: "Ну, как знать". Ирке стало неудобно, но она снова не знала, что сказать. По мнению Морской, наверное, ей повезло: ей дали второй шанс, предоставили возможность начать новую жизнь. — Но я не хочу, — шепнула Ирка. — Не могу. Это предательство. Она наконец поняла, что у неё болят колени, стащила джинсы и досадливо поморщилась, обнаружив, что рассадила кожу в кровь. Пришлось брать перекись и пантенол, а джинсы бросать в стирку. В середине обработки коленей из детской вышел Николай, спросил: — Ты ударилась? У него снова задрожали губы. Ирка отложила тюбик и раскрыла руки. — Это на набережной, — сказала она. — Но я даже не почувствовала, веришь, ковбой? Зато у меня джинсы какие прочные, целы остались! — Больно? — он потрогал её коленку рядом с кляксой пантенола. — Чуть-чуть, — Ирка прижалась к нему головой. — Скоро пройдёт. Николай вздохнул и закинул руки ей на шею. — Ковбой, — позвала Ирка тихонько, не отпуская его, — Евгений Николаевич написал, что просит у тебя прощения. — Я его не прощу, — буркнул Николай. — Я думал, он хороший. А он хочет тебя отобрать. И не помнит про маму!.. Ирка помолчала, предположила: — Я не думаю, что он это нарочно. Мне кажется, он видит, какой ты ласковый котик, и вот тут, — она похлопала себя по груди, где сердце, — считает, что так можно любить только маму. Я уверена, он больше не ошибся бы. Николай хмуро пыхтел ей в шею, потом дёрнул плечом. — И ты молчишь с ним, — добавил он. — Ты другая, когда он тут. Ты боишься? — Я очень боюсь, ковбой, — призналась Ирка и задержала дыхание, когда Николай предсказуемо разволновался: — Почему? Он плохой? Он тебя обидел?.. Теперь уже вздохнула Ирка, высвободилась, усадила сына на стул перед собой. — Ты ведь знаешь, что такое "наречение"? — спросила она. Николай кивнул. — Это когда люди подходят друг другу, как ключик к замку, — сказал он. — Мама так говорила. И говорила, что никому нельзя показывать свою фразу, только семье. — Верно, — Ирка кивнула. — Однажды найдётся твой сержант Бутко и попросит у тебя документы, а ты ответишь, и этот ответ будет написан на её — или его, — теле. Знаешь, как у нас было? Я сидела в раздевалке и копалась в телефоне, а твоя мама предположила, что это — та модель, которую она хочет. И спросила об этом. — А ты? — Николай приоткрыл рот. — А я не хотела с ней разговаривать, — Ирка сложила брови домиком. — И потому ответила одним-единственным словом. Которое и было ключ-фразой твоей мамы. Представляешь, как бывает? — Ух ты, — Николай задумался, насупился: — А почему ты не хотела разговаривать? — Мне сначала не нравилась твоя мама, — честно ответила Ирка. — Я передумала, и очень быстро. Но сначала она мне не нравилась. Николай уставился на неё. Ирка ждала, улыбаясь и держа руки перед собой ладонями вверх, и через некоторое время Николай положил на них свои руки. — И мне может не понравиться моя родная душа? — уточнил он. — Сначала — запросто, — кивнула Ирка. — А учитывая, что сержант захочет проверить, кто ты такой, ты тоже покажешься ей весьма подозрительной личностью! Она скорчила гримасу и с облегчением перевела дух, когда Николай захохотал. — И вот поэтому, — Ирка наклонилась к нему, — я боюсь Евгения Николаевича. Я сказала его ключ-фразу, ковбой. А у него для меня ключа нет, потому что я уже связана с твоей мамой. Я не думала, что такое возможно, но это случилось, и ему теперь без меня плохо, потому что я — его родная душа, и он хочет быть со мной. Телефон завибрировал. — Это он? — спросил Николай. Ирка посмотрела на экран, открыла сообщение и показала сыну. "Я не должен был уходить, — написал Карпов. — Ирина, я идиот". Следом прилетело ещё одно: "Напиши хоть точку в ответ, чтобы я знал, что вы двое в порядке". Николай поджал губы, вздохнул, подтянул колено к груди. — Ему и правда плохо, — констатировал он, помолчал. — Мне его жалко. Но, значит, он не будет меня любить? Он любит только тебя? — Но я же тебя люблю, — напомнила Ирка. — А не только твою маму. Он тоже так может. Разве тебе было плохо вчера?.. — А ты его любишь? — ревниво осведомился Николай. — Нет, — Ирка пожала плечами. — Пока нет. — Тогда мне совсем его жалко, — Николай внезапно успокоился. — Напиши ему, что я его прощаю, русалочка. Даже если он снова скажет, что ты — моя мама. Ты ведь почти моя мама. Ты — мамина душа. Поддавшись порыву, Ирка поцеловала его тёплые ладошки, сгребла в охапку и стиснула так, что он пискнул, и она тут же его отпустила, поцеловала в лоб, стоя на коленях. — Мой хороший, мой замечательный мальчик, — сказала она шёпотом. — Ты такой славный у меня, золотце! — Тебе нельзя на коленки! — всполошился Николай. Ирка засмеялась и заплакала одновременно, села на пол, снова засмеялась, посмотрев на пятна пантенола на ламинате. — Ты мой хороший, — повторила она. Он всё же настоял, чтобы она написала Карпову. Ирка забралась с сыном под плед, забинтовав предварительно колени, и отослала сообщение, которое Николай одобрил: "Мы в порядке. Ковбой тебя простил и разрешил мне тебя целовать". "УРА", — ответил Карпов. — И всё? — разочаровался Николай. — А что ты хотел? — Ирка пощекотала его под рёбрами. — Чтобы он всё бросил и снова к тебе приехал? Какой ты у меня ветреный, намучается с тобой твой сержант, с такими-то сменами настроения! Она снова добралась до ноутбука лишь поздно вечером, уже лёжа в постели, и обнаружила, что Карпов писал ей и в фейсбук тоже, и по эмоциональному, изрядно сдобренному опечатками тексту Ирка запоздало догадалась, что Карпов банально напился, уехав от них. Отвечать на сумбурное послание она не стала, промотала вниз его страницу, разглядывая фотографии и короткие заметки. О себе Карпов ничего не писал, только об играх, о местах, где жил или проезжал, иногда делился понравившимися шутками или картинками. "Я не дам тебе на меня давить", — подумала Ирка, открыла окно переписки и набрала: "Я не дам тебе на меня давить. Если захочешь, если я тебе нравлюсь — по-настоящему, не из-за ключ-фразы, — мы попробуем, потому что ты нравишься мне (и Николаю). Но только на равных, и легко не будет, уверяю тебя. Отношения — это работа, основанная на симпатии и взаимоуважении, и нам с тобой придётся научиться сначала друг друга уважать, а только потом — целоваться. Подумай об этом, а потом, если захочешь, позвони". Она помедлила и дописала: "PS. Да, я стерва. А ты мудак. Будем как-то с этим бороться, что ли. Шансы есть". В нижнем правом углу экрана обнулились часы. — Отсчёт пошёл, — прошептала Ирка. — Да, Кеточка?.. И нажала на кнопку "Отправить".