7-2-3-0-5

Семь два три ноль пять. Пальцы летят по клавиатуре, почти невесомые нажатия — по экрану бегут ровные строчки букв. Набираю текст. Мне самому смешно читать то, что выходит, но я уверен, что адресат охотно все проглотит — и попросит добавки. Мэлло будет доволен. Периодически я кошусь на монитор второго ноутбука; там — передача с камеры слежения в конференц-зале. Сегодня в нашей компании совещание относительно текущего положения дел и будущего развития. Господа сотрудники представляют свои доклады; белобрысый слушает их, полулежа в кресле и грызя шоколадку. Паршивец, сколько раз я ему должен повторять, что это вредно? Видимо, ровно столько же, сколько он мне будет выговаривать об опасности курения. Мы никогда не придем к соглашению, потому что ни один из нас не в состоянии уступить. Ложусь на кровать, смотрю в потолок. Произношу: — Семь два три ноль пять. Набор цифр. Прицепившийся рефрен. Шевеление на мониторе привлекает мое внимание. Надо же, Мэлло садится в более приличную позу. С чего бы это? Окидываю взглядом всех, сидящих за круглым столом. Ни одной женщины — это наше главное условие: женщинам нельзя доверять, их можно только трахать. Десять мужчин в одинаково строгих костюмах — и на этом сходство заканчивается, начинаются сплошные различия. Впрочем... Нет. Приглядевшись, замечаю еще одну общую черту: все они не отрывают взглядов от белобрысого... И от этого я весь подбираюсь. Я не люблю, когда люди смотрят так. — Семь два три ноль пять, — словно мантра какая-то, словно дыхательная гимнастика. Они шарят взглядами по Мэлло, раздевают его, гладят бесстыже везде, где могут дотянуться. Один хватает его за волосы, заставляет задрать голову, открывая беззащитный кадык. Другой с силой жмет сосок, полагая, что это приятно. Третий... Я не хочу на это смотреть. Я чувствую, как ярость холодной волной поднимается откуда-то снизу. Да, моя ярость — лед. Пламя — это свойство Мэлло. Вдруг белобрысый отрывается от докладов, смотрит прямо в камеру. Звукозаписывающих устройств в зале нет, но я без проблем читаю по губам: — Мэтт, спустись. Что ж, в этот раз он смог меня удивить. Я всегда был тенью, никто в нашей компании даже не подозревал о моем существовании, я работал тихо и незаметно, но очень продуктивно — и вдруг Мэлло решает представить меня честному... Не совсем честному народу. Натягиваю футболку. Не думает же белобрысый, что я выряжусь в деловой костюм? Я не иду к ним с голым торсом — пусть радуется уже этому. Жара, пришедшая месяц назад, все еще не отпускает Сан-Франциско. Уже началась паника и разговоры о конце света... А меня вот погода устраивает. Без стука вхожу в конференц-зал; вместо приветствия произношу «семь два три ноль пять». Все оборачиваются на меня. Мэлло ухмыляется и пальцем манит меня. Удерживаюсь от соблазна запрыгнуть на стол и пройтись по нему. Теперь я кожей чувствую все эти похотливые взгляды и недоуменно приподнимаю бровь, когда сотрудники этого не видят. Я поражен терпением Мэлло — здесь до сих пор десять живых человек, а не десять трупов. Белобрысый жестом предлагает мне сесть на подлокотник его кресла. Выполняю, потому что не вижу поводов так не поступить. После чего он кивает какому-то толстяку, чтобы тот продолжал свою речь. Непонимающе рассматриваю макушку Мэлло. Для чего он меня позвал — чтобы я послушал нудные саморасхваливания нашего персонала? Семь два три ноль пять. Белобрысый делает вид, что его весьма интересует, как обстоят дела в экономической сфере. Он сидит идеально ровно, шоколадку отложил; лишь подрагивают пальцы правой руки, покоящейся на колене. А взгляды-то никуда не делись. Они продолжают мечтать об обладании белобрысым... Моим белобрысым! Свободным жестом протягиваю руку и за подбородок разворачиваю Мэлло к себе. В его взгляде — абсолютное спокойствие; он не злится на мое вмешательство. — Уволь сегодня... — произношу достаточно громко, чтобы слышали все, собравшиеся в комнате. — Семь. Два. Три. Ноль. Пять. Выглядит так, словно я перечислил людей согласно их положению за столом. — Идет, — кивает Мэлло. — Какие-то проблемы? — У каждого, — чувствую, что мои губы складываются в наглую ухмылку. — Они больше не приносят пользы. — Пусть этим займется секретарь. Опускаю ресницы, обещая проследить. Наши похотливые хомячки замирают. Им страшно. Они не в курсе, кто из них носит какой номер — или хотя бы с какой стороны начинается отсчет. Теперь в их взглядах только паника: проблемы с законом действительно есть у всех, поэтому абсолютно без разницы, кого убирать из бизнеса. Прежде, чем уйти, наклоняюсь к белобрысому, ловлю его губы. Мы целуемся прямо на глазах у сотрудников. Долго. Я неспеша играю с языком белобрысого, он отвечает мне тем же; мы наслаждаемся друг другом, словно не виделись четыре года, не меньше. Считаю про себя, растягивая интервалы: семь... два... три... ноль... пять... Остановка. Можно возобновлять совещание, кофе-брейк окончен. Кисс-брейк. Ворнинг-брейк. «Это — не трогать. Это — мое». Хомячки понимают все верно. Когда я возвращаюсь в свою комнату и возобновляю наблюдение через камеру, я вижу, что никто не смеет поднять взглядов от своих бумажек. Умнички. Но секретарю я все-таки звоню: угрозы без последствий распускают людей. Он теряется, когда я называю ему цифры; тогда я говорю, чтобы он уволил пятерых по собственному выбору. Отключаюсь. Через семь-два-три-ноль-пять минут Мэлло приходит ко мне. Его голубые глаза не выражают ничего, кроме усталости. — Чертов собственник, — бормочет он. — Ну почему ты никогда не можешь просто так, без этих дурацких представлений? И что это за числа? — Потому что не могу, — легко улыбаюсь. — Я подумал, что ты заслужил небольшой бонус за свое терпение. — И по твоей милости мне теперь опять придется разбираться с кучей падали, нацелившейся на эти места. — Как будто это имеет какое-то значение, — я хватаю его за руку и тяну на кровать. Он не сопротивляется; он вообще сегодня апатичен — неправильно апатичен. Но это не мешает ему с жаром откликнуться на мои ласки. Семь два три ноль пять. Нас всегда только двое; целых двое. И никому не позволено вмешиваться. Увольнение — самое мягкое наказание за вольные мысли. Я ведь мог сказать, что указанные должны быть немедленно стерты с лица земли. И Мэлло бы не спорил; его тоже достали эти липкие взгляды. Семь. Два. Три. Ноль. Пять. Оргазм.