Ruelle — Fear on Fire. Fallulah — Give us a Little Love. Oh Wonder — All We Do.
Это было слишком. Даже для него. Лежать на холодном полу, смотреть в потолок, молча собирать себя по осколкам. Больно? Уже нет, только холодно — да, довольно терпимо. И как бы не давило на грудь — он будет вспоминать.***
Из угла в угол и обратно. Пока Курт нервно телепортировался по комнате, Питер и Джин начали терять терпение. Они пришли помочь другу, а не молча наблюдать его терзание. — Остановись ты уже! — не выдержал Питер, готовый тоже сорваться и бесцельно носится по комнате. — Если не прекратишь, вот та ваза нечайно упадет тебе на хвост. Курт резко затормозил и врезался в массивный шкаф. Не ожидав такого поворота, мебель зашаталась и красивая, фарфоровая ваза, стоявшая на самом верху, свалилась на Вагнера. Прямо на хвост. Питер захохотал в голос и сквозь смех сказал что-то про ясновидение, а Джин пошла помогать собирать осколки и попутно отвесила неугомонному «провидцу» тяжелый подзатыльник. Через пятнадцать минут, когда все было убрано, а Максимофф, наконец-то утихомирился, телефон Джин взорвался энергичной мелодией SMS. Наскоро извинившись, Грей умчалась к Скотту выяснить, что стряслось. — Ты же беспокоишься из-за той ночи? — резко спросил Питер. В его глазах плясали бесенята. Курт вздрогнул от неожиданности вопроса и нервного сглотнул. — Все видел, да? Питер кивнул. — Не волнуйся — это было потрясно! К тому же Джубили любит подобные светопреставления. Я слышал, так, случайно, что она спрашивала у Мистик, кто заведует обсерваторией на крайней башне… «Пуф!» Ночной Змей держался хвостом за основание люстры и медленно раскачивался, грозя свалить всю конструкцию к чертям. Его лицо выражало крайнюю обеспокоенность. — Еще одна подобная неконтролируемая телепортация и я иду к Профессору. — лениво пригрозил Питер. — Тебе лишь нужно с Ней заговорить, ясно? Курт грустно покачал головой: — Знал бы ты, как это тяжело. У меня сердце опускается стоит ей лишь пройти мимо! Я уже не говорю про то, чтобы посмотреть Джубили в глаза. — Ну, что я с тобой сделаю? Неисправимый ты наш. Упс! Меня Джин вызывает. — Питер ободряюще улыбнулся и откланялся. Курт остался в комнате один. Голова разрывалась от идей, желаний и эмоций, хотелось все сразу и не хотелось ничего. Ужаснейшая из неопределенностей. Он, словно, помешался: всю неделю с той ночи — только из угла в угол. Пора уже решиться.***
Он же помнит это все — хватит, не терзайте, не разрывайте на части. Но Воспоминания не мелочатся, тут нужно убивать его до конца. Чтобы больше не мог насладиться секундами забытья; Воспоминания терзают жаром прикосновений Её рук; Воспоминания разрывают на части Её теплыми объятиями. Он уже не сопротивляется — уничтожайте. Но нет, Воспоминания коварные; уходят. А желанного облегчения нет и никогда уже не будет.***
Устало опустившись на кровать, Курт неаккуратно скинул одеяло на пол. Попытался достать его обратно, но ничего не вышло и Вагнер чуть не упал вслед за самим одеялом. Пришлось оставить все эти бездумные попытки. Немного повернувшись к стенке, Ночной Змей сквозь сон почувствовал приближение Грозы. На маленьком крае разума он заметил мысль о Джубили. С ней что-то случится? Следующее утро было, мягко сказать, не очень. Весь разбитый и потрепанный, Курт вышел из комнаты в надежде, что глоток воздуха приведет его в чувство. Кофе усиленно не хотелось. Открыв окно в общем коридоре, Вагнер чуть не вывалился из него — настолько закружилась голова. Но, к счастью, во время успел вцепиться в подоконник. Жадно вдыхая холодный ветер, Курт заметил, что рассвет только — только начинает занимать небо. Неужели он проспал всего лишь несколько часов? Делать было совершенно нечего и пришлось возвращаться в комнату. Пара неловких движений, нужно схватиться за дверь. Послышался отзвук торопливых шагов: из-за угла выбежала Джубили в тапочках и укутанная в безразмерный плед. — Курт, Господи?! Что ты тут делаешь? — она подошла слишком близко и Ночной Змей заметил, как её руки бьёт мелкая дрожь. Состояние сонливости напополам с растерянностью заменила мини-паника. — Я… Мне было немного плохо, но сейчас вроде… — Вагнер замялся и чуть не упал на пол: только представить, что Джубили заговорила с ним. Теперь ночь и рассвет — самые лучшие времена суток! — Значит, все хорошо? — затараторила Джубили, перебивая. И прислушалась к почти полной тишине. — Тут вот какое дело… Есть надежное место, про которое никто не знает? Попытайся меня туда телепортировать прямо сейчас, как можно быстрее. Её глаза лихорадочно искрили беспокойством, пальцы правой руки нервно бегали по запястью левой, в уголке рта было немного запекшейся крови. Сердце отозвалось дикой и бешеной болью вперемешку с неистовым пульсом, Курт даже не пытался его унять. Бесполезно. И пока он не убедиться, что с Джубили все будет в порядке — никакой и речи о душевно-физическом спокойствии. — Есть варианты. Только вряд ли там никого нет. В движениях застыла неуверенность, но ему придется коснуться Джубили чтобы перенести. Ехидный голосок внутри язвительно шептал, потирал ручками: «Чего ты медлишь? Давно этого ждал, да? Хотел выручить её из беды, стать для Джубили героем? Так давай, горе-герой, спасай её!» Грудь сдавило, когда раздался быстрый, приближающийся звук бега. Курт очнулся — перед ним не та Джубили, с рук которой срываются мерцающие Искры, а глаза наполнены самой Жизнью, тем неподражаемым играющим весельем; перед ним девочка, просящая о помощи, о защите. Маленькая и хрупкая — он не посмел медлить больше ни секунды. Быстро схватил Джубили за руку и телепортировался на относительно безопасное место. Получилось не слишком точно. На открытую башню — обсерваторию с тем самым телескопом.***
Стрела в сердце — и на вылет. Как жить с сквозной, рваной раной в груди, которая осталась после… Он никогда не произнесёт это вслух. Ему, лежа на холодном полу, чудился тот самый рассвет. Но рассвет давно уже исчез, оставляя за собой след из Воспоминаний. Из них: самых болезненных и родных. Нужно пройтись по всему, что еще есть в памяти. Пока сам их хранитель не растворился, как тот волшебный миг расцветающего солнца.***
Потом оказалось, что Джубили приснился очень реалистичный кошмар. Когда она окончательно проснулась, то не поняла продолжается ли сновидение или нет. А после быстрых шагов под окном, сорвалась в коридор, попутно прикусив губу и встретив Ночного Змея. Всё это они выяснили еще там, на башне. Джубили было неудобно за свою слабость, а Курт, с мягкой улыбкой и опущенными глазами, пообещал молчать про инцидент. Её «спасибо» снова заставило растаять. Тогда они разошлись, каждый думал о своём. Но Курт почувствовал — они стали немного ближе. Совсем чуть-чуть, до общего секрета. На тот момент этого было достаточно. Они и потом встречались: взглядами, приветствиями, улыбками, случайными прикосновениями. Было очень трепетно и для обоих совершалось некое волшебство. Курт еще больше влюблялся в сильную энергию жизни, а Джубили привыкала к спокойной застенчивости. Самая необычная неделя. Курт поклялся себе никогда не забывать её. Но лучше не загадывать — всё умеет разбиваться. А осколки, разлетаясь, задевают больно, оставляя порезы до крови.***
Дверь в комнату открыли с ноги. — Курт, вставай! Какой-то психованный демон с неадекватным мутантом в школе! Крушат всё направо и налево! — громкий крик Питера заставил свалиться с кровати и больно удариться головой о тумбочку. — Я побежал остальных оповещать. Курт медленно поднялся и потер затылок: определенно будет шишка. Нужно найти Профессора и сопроводить Ртуть пинком, если это была своеобразная шутка. Быстро телепортировавшись в кабинет Ксавье, Вагнер понял, что неуклонно падает. С высоты четырех — пяти метров. Было болезненно, но не смертельно. На месте самого защищенного помещения в Институте зияла огромная воронка, на вскидку метров семи в диаметре. Везде разбросаны осколки стен, обломки мебели, с неба, словно черные слезы, опадали частицы пепла. И никого. Курт захлебнулся секундной паникой. Беспокойство за всех находящихся в Институте лавиной опустилось на дрожащие плечи Вагнера. И силы мутанта отказались работать. Он уже чувствовал это. Курт уже терял всё, что было ему дорого. Больно. Такая же безысходность поглощала его раньше, когда со всех сторон кричали «Демон». Первое время он скалился, убегал. Но жизнь заставляла свыкнуться. И в Курт просто садился на стул посередине пустой комнаты в одном из заброшенных домов и смотрел в одну точку. Повторял лишь одно: — Я демон. Я демон. Я демон… — и в груди огромная черная пустота. Она осталась с ним до сих пор. Эту темноту могли поглотить яркие, как Её глаза, Искры. — Эй, Курт! — звонкий девичий голос вывел его из оцепенения, заставил обернуться. Джубили. — Выбирайся оттуда! На нас напали! Её голос привёл Ночного Змея в чувство и он, наконец-то, смог телепортироваться. — Что происходит? Питер ничего не объяснил… Джубили настороженно оглянулась и потянула Вагнера в сторону уцелевшей части Института. Так и оставшись без ответа на серьёзный вопрос, Курт решил последовать за девушкой. Казалось, Институт вымер — ни одного звука, даже малейшего шороха не раздавалось на протяжении всего поиска. Ночной Змей пытался еще раз начать расспрашивать Джубили, но все было бесполезно: она упорно отходила от разговора. — Хотя бы… Куда мы идём? Выдержав паузу, девушка, наконец-то, нехотя ответила: — В крайнюю башню. К твоей обсерватории. — Я не понимаю, что там может быть такого… — Курт пребывал в растерянности, ничего не понимая. — Это просто установка проецирующая малую долю силы определенных мутантов… Джубили мягко взглянула на него. — Поэтому мы и идём туда. Да. Такое не забывается. Её глаза так сверкали в полумраке коридора, с пальцев изящных рук непроизвольно опадали маленькие голубовато-белые Искры, тело выражало готовность ко всему, что может случиться. Хрупкая Искристая Валькирия. И она на мгновение абсолютно принадлежала ему. Тогда он мог коснуться Джубили! Пожалуйста, в последний раз. Сейчас — нет. Уже поздно. Сердце скручивает та самая Упущенная Возможность. И он снова разрывается на кусочки Воспоминаний и Боли. Ничего больше не осталось.***
Когда они поднимались по бесконечным ступенькам, Курт грустно улыбнулся — не мог сдержать чувство, накрывшее его с головой. Ностальгия. Он поднимался сюда, еле держа телескоп, боясь, что ничего не выйдет и Джубили не поймёт. Ночной Змей остановился и снова, сквозь комок в горле, улыбнулся. Предчувствие жгло со всех сторон. — Джубили… — он сразу осекся, стоило ей обернуться. Мысли и слова быстро унеслись из головы. — Я… Она поняла — отражение всего того, что Курт хотел сказать, блеснуло на секунду в глазах. Джубили спустилась на пару ступенек и крепко обняла Ночного Змея, пряча лицо. — Я общаюсь с Джин. Она неплохой телепат. — Да, что есть, то есть. Курт не мог привести пульс и дыхание в норму — эти двое скакали и прерывались, как бешенные. Потом пришла очередь рук, дрожь прошла, везде оставляя легкое покалывание. Тепло. «Наверное, это сон…» Сколько они так стояли, знает только летучая мышь, которой, правда, было всё равно.***
На крыше обсерватории было достаточно светло, чтобы Курт сразу увидел Джину, Скотта, Питера, Ороро. Через пару секунды в поле зрения попали и Хэнк с Рэйвен. Повернувшись к Джубили, Ночной змей хотел спросить что-то про цель сбора, но вопрос был прерван на корне: — Курт, у нас критическая ситуация. На Институт, как ты знаешь, напали. Мы предполагаем, что мутантов только трое, но возможно и больше. — Хэнку было трудно продолжать. Рэйвен, уловив подобное состояние друга, подошла чуть ближе. — При первом ударе пострадал главный кабинет Профессора и половина жилых построек. Новичков эвакуировали в специальный Корпус. Жертв пока нет. Боеспособных разбросали по всему периметру группами, а нам Ксавье сказал собраться здесь. Больше никто ничего не знает. Нужно ждать Профессора. Те мгновения напряженности врезались в память. Каждый был, как на иголках, со своими мыслями и переживаниями. В один момент Курт перестал воспринимать реальность — что-то щелкнуло в голове Ночного Змея, пробежалось по плечам, оставляя за собой шлейф тяжести. Глаза заволокло мутным ощущение дежавю, отдававшее пульсирующие точки под закрытыми веками. Раньше подобное ни разу не случалось просто так. Как впрочем и тогда.***
Профессор Ксавье, всё же, приехал в обсерваторию, прежде чем Джин опустила руки в попытках удержать Питера. План, который Чарльз изложил, был предельно прост и понятен, но даже если хорошо порыться в деталях сейчас от него ничего не осталось. Кроме, мягких проблесков надежды. Надежда — хорошее чувство. Но не в случае полного отчаяния, где эта стерва приходит только чтобы обнадёжить. Обнадёжить — и уйти. Хотя, для него это не удивительно.***
На фоне сознания Курт с кем-то сражался. Удар за ударом, куда-то телепортировался, еще крики и грохот. Быстро: перед скользящим взглядом проносятся неизвестные мутанты, некоторые боеспособные подоспели из Института, снова цветная карусель. Вагнер не может всё остановить. От этого принятия приходит покалывание на кончиках пальцев и привкус горьковатого печенья. Конечно, внутри даже саркастически смеяться гадливый голос: «Ты можешь запомнить самое неважное, а как же Искры? Мне показалось, или она правда для тебя важна?» Да, важна. Главнее всего на свете. И тут уже ничего не изменить…***
Там было много мутантов; как и друзей, так и видимых в первый раз. Когда он начинал искать кого-либо глазами, то натыкался на темный барьер из собственной паники. Хрусталь барьера осыпался от пронзительного крика. Кричала Джин. Как же он тогда перепугался — в голове мысли смешались, одна, вроде, ясная выглядела совсем неприглядно «Только не умирайте! Никто!» И всё. Без имён, направлений, лиц. Словно, крик в пустоту, без цели. После резкого движения, после того, как обернулся и увидел — та самая стрела пронзила сердце на вылет, не заботясь о рваных краях. Джубили падала с крыши Института. Как в замедленной съемке? Нет. Слишком быстро? Нет. Обычно, как та девочка, просящая о помощи, о защите. Маленькая и хрупкая — но он не мог сдвинуться с места. «Нереально, просто не может быть реальностью!» Она так и не коснулась земли — яркая вспышка, и тысячи Искр облетели всё поле сражения. И тысячи Искр отразились в одной, блеснувшей слезе.***
Что происходило дальше Курт не помнил, он почти ничего не помнил начиная с той секунды. Он искал Джубили. За это время, кажется, враждебных они прогнали, медпункт пострадавшими заполнили, Институт кое-как восстановили. Кто-то сочувствовал, поддерживал, помогал, отвлекал. А пустота в груди никак не хотела проходить; она прогоняла посторонние мысли; с периферии понимания завладела отсутствием сна. Прошло два дня — прошло две вечности. Вспоминать её по обрывкам, вспоминать её по привычкам и по привычке, вспоминать её… Это было слишком. Даже для него. Лежать на холодном полу, смотреть в потолок, молча собирать себя по осколкам. Больно? Уже нет, только холодно — да, довольно терпимо. И как бы не давило на грудь — он будет вспоминать. Он всегда будет помнить. Помнить — и погибать.