Deus Ex Grey Machine

Щуриться на солнце было непривычно. Ещё непривычнее — знать, что, собственно, существует солнце. Не просто картинка из книжки и не то подобие, что создано голограммой на искусственных окнах. А настоящее. Греющее, слепящее, обжигающее. — Эт ещё что, — гогочет Броска в ответ на его глупое беспокойство, — ты-то хоть знал, что оно существует, а мы, простое гномьё из Нижнего Тедаса — не знали и не верили в такое! — Красивое оно, солнце, — вздыхает Сурана. Дункан оглядывается на него через плечо, хмыкает, но продолжает вести машину. — Красивое, — эхом отзывается гномка. Непривычно тихо и касаясь лбом окна. Выглядывает, наверное, последние лучи солнца до того, как те скроются за лесом небоскрёбов. Если честно, Алим немного ей завидует. Совсем чуть-чуть. Ведь она жила в относительной свободе, имела возможность хоть минимального, но выбора, и не была заперта в Круге с малолетнего возраста с вынужденной аугментацией. В этот момент он трогает отверстие порта у основания шеи и хмурится — уж точно врагу не пожелаешь быть мутантом, что либо должен получить адаптер Теневой Сети в одной из клиник Круга и после обучаться своим способностям, не покидая стен исследовательского центра, либо всунуть себе левый имплант (хотя порой на чёрном рынке и можно было бы найти дорогой аугмент) и бегать всю жизнь от храмовников, верных слуг Церкви, почти насквозь аугментированных и усиленных лириумом. Впрочем, в любом случае была возможность подхватить вирус в Тени и после мутировать. Ха-ха, отличная перспектива для маленьких эльфов и людей. Но большей частью Сурана вовсе ей не завидует, особенно после рассказов о Нижнем Тедасе — страшном месте, что когда-то по легенде и был Тедасом истинным, до той поры, как не был надстроен верхний слой. О том, как Бьянки получила своё имя (Думали, я эльфячье отродье, так как моя мамаша с незнамо кем путалась, да и к нам как раз в то время вниз банду придурков остроухих погнали орлейцы; ну вот и прозвала она меня по-верхнему, дескать, чо отпираться), о том, как видела Порождение вблизи (Страшная жуть! Зенки створчатые, металлические, смотрят недораскрытой спиралью, и тёмное, густое из-под него течёт, да внутренности — смесь проводов с чем-то живым. Меня Леске, мудачьё, пугнул что оно шевелится — так я прям там и блеванула), и о том, как жилось ей в родном пыльном квартале, что так близко к заброшенным тейгам, и очень близко — к ненавидящим её соплеменникам. У Сураны хотя бы были стены Башни Кинлоха. Особенно ему больно и незавидно, когда видит, как неловко она обращается трёхпалым протезом с обыденными предметами. В Верхнем Тедасе такие модели, как Сурана знает из технических справок, уже два века не производят. Но Броска на его взгляд отвечает лишь смешком, а после — показывает своё мастерство со скрытым в металле клинком. А как она умеет стрелять при помощи этой штуки! Заглядеться. А ещё не завидует тому, что разделяет с ним судьбу рекрута Серых. Уж что-что, а это странное, непонятное будущее пугает больше всего. Самому себе он точно не завидует. Тьфу, лучше бы в глаза не видел он этого Йована, а продолжал бы работать над улучшением адаптера для Тени, чтоб легче было другим обращаться с силой. Чтобы не приходилось такому большому числу МАГов проходить через процедуру Усмирения — перемыкания адаптера, чтобы Тень была недосягаема, но имевшая подобный лоботомии эффект влияния на сознания. — А клёвый чувак, этот Дункан, — неожиданно скалится Бьянки, а после — самым пошлым образом облизывает губы. Сурана может клясться в тот момент, что слышит «чпок», когда она открывает рот во второй раз: — Клёвая фишка с очочками. Да и эти великолепные протезы, точно влитые. В этот момент она рефлекторно сжимает пальцами место на протезе, где могло бы быть запястье. Не замечает — значит, и Алим не должен замечать. А если и Дункан, везущий их к Остагару, не обращает внимания, кроме как позволяет себе ухмылку и закрыть стёкла очков одной мыслью, то и вовсе стоит забыть. Бьянки немножко обижается, что на её флирт не обращают внимания, а потом вновь утыкается носом в стекло. Дункан и в самом деле, как можно выразиться, клёвый. Стражи не скупятся на оборудование, аугментирование и пафос, и их командор — самый яркий их представитель. Даже его аугментации из коричневого, под дерево, пластика и чёрного металла (обсидиана?); индивидуальные, а не серийные обычных Стражей, как видел Сурана в Сети. Не в Теневой, конечно. А ещё он умный, хитрый, ловкий, и это у него есть и без аугментаций. Алим вспоминает, как в Башне он первым делом через Тень просканировал Дункана на CASIE и прочие улучшения социального взаимодействия и с удивлением не обнаружил ни одного. Кроме чего-то непонятного, глубоко внутри, что он на первый взгляд принял за аугментацию сердца и в чём сейчас вовсе не уверен. Но почему-то он с лёгкостью смог обвести своим очарованием вокруг пальца и Грегора, и Ирвинга, которые оба были напичканы имплантами с головы до пят, и выцепить себе рекрута Алима Сурану, спасти его от смерти или, что похуже, Усмирения. И Бьянки он тоже спас от пожизненного заключения, если не пыток и публичной казни. В самом деле. Клёвый. Остагар — это один из бывших командных центров Стражей, как объясняет им командор ближе к концу пути; здесь они собирали информацию о том, как действует вирус Архидемонов, как он связан с Теневой Сетью и как собирает в единое бездумное целое наполненную вирусами синтетику и органику для нападения на Верхний Тедас. Здесь были многие их сервера. Сейчас — только пыль и воспоминания о великом былом. Они подъезжают к огромному серо-серебряному комплексу зданий с «заднего» хода. Как комментирует Дункан, нечего привлекать внимание основных военных сил их появлением; главнокомандующий Логейн и так относится к Стражам с излишним подозрением. Когда они выходят из машины, ветер пронизывает до нитки, и Алим поплотнее закутывается в свой защитный плащ, да шапку чуть ли не до носа натягивает. Бьянки рядом с ним натягивает капюшон толстовки, застёгивает кожаную куртку поверх. Даже Дункан накидывает капюшон и запахивает свой плащ. Остагар производит удручающее впечатление. Глазеет побитыми стёклами наружу, пугает тенями. Особенно пугает, когда в нескольких метрах от их ног в брусчатку со скрежетом вонзаются металлические дроты. Сурана уже включает сенсоры для сканирования местности и готов призвать свою силу, но командор останавливает его движением поднятой руки. А после — выходит вперёд с громким возгласом: — Ara seranna-ma, Махариэль! — он делает ещё шаг, откидывает капюшон. — Это твой командир с рекрутами! Но без грифона, не обессудь. — Andaran atish’an, Дункан, — с этим громким возгласом выходит из теней соседнего здания стрелок. Она (точно она, как судит Алим по фигуре) убирает тонкий сильверитовый арбалет обратно в протез и в один прыжок оказывается рядом с ними. Бьянка, матюгнувшись, даже отпрыгивает — у девушки из протезов на ногах под напором выходит пар из поршней, когда та останавливается. — Лучше быть чересчур осторожным, чем получить в лоб дрот от Порождения, — она стягивает шлем и чуть склоняет голову набок. Остроконечные уши чуть дёргаются, когда Дункан смеётся ей в ответ: — Ты права. Отведёшь их к нашей стоянке? Я пока спрячу автомобиль и подготовлю всё для Посвящения — Ma nuvenin, — кивает эльфийка. Татуировки, выполненные на крови и стали, отливают в неярком свете заходящего солнца. Долийка; из тех, кто верит, что когда-то давно эльфы были бессмертны именно благодаря прекрасному соединению жизни и металла. Сурана даже на секунду задерживает дыхание. Она представляется Линой и после того, как Дункан садится обратно в машину, ведёт их через заброшенные холлы к стану Стражей. Они проходят через стоянки ферелденских войск; мимо греющихся у переносных батарей солдат, мимо палаток дворян, мимо стоянки МАГов, как чувствует Алим по усилившемуся зуду в сенсорах. Люди Логейна и вовсе развели костёр, то ли брезгуя пользоваться техникой, то ли просто из бережливости. Сурана замечает и самого Логейна, который осведомляется положением и боевым духом войск. Не просто замечает — встречается взглядом и тут же отводит. Чувствует себя он, точно проглотил глыбу льда; если бы, конечно, когда-либо проглотил бы такое. Наконец, они приходят к разворошенным комнатам, что считаются ставкой Серых. Первым они встречают Алистера, на удивление чистого от каких-либо внешних протезов, точно их век и почти обязательная аугментация Стражей обошла его стороной. Он с улыбкой предлагает похлёбку с курицой и сыром, на что Махариэль морщит нос и говорит, что худшего сочетания она в жизни не видела. Они так и переругиваются после весь вечер. Рекрутов ещё двое. Давет, карманник, как он делится этим на ухо Алиму почти интимным образом; сенсорами Сурана чувствует, как чужие пальцы стремятся выловить из его плаща лириумную настойку, и успевает перехватить их. Давет смеётся удивлённо, и шевелит аугментированными пальцами в подтверждение, что да, отрезали именно за это. Кроме этого да скоб на челюстях, что держат их вместе, больше ничего у него нет. Пока, говорит он. Джори, некогда один из телохранителей эрла Геррина, с аугментацией обеих ног, желающий драться за бравое дело. Когда Бьянки отпускает шутку, а не постучать ли ей по бронепластине, скрывающей пах, проверить, есть ли что там, Джори краснеет точно свекла и рявкает, что у него даже жена есть и ребёнок не пальцем деланный, вот! Броска лишь продолжает гоготать. Они успевают поужинать и рассказать многое из своих жизней, и даже посмеяться над некоторыми шутками, что бросает Алистер в сторону Лины, пока та дуется, и лишь тогда, когда часы показывали уже за десять вечера, появляется Дункан. — Стражи, рекруты, — делает он паузу, прежде чем все встают на ноги. — Пришла пора Посвящения. Они уходят как можно дальше от огней ферелденской армии. Когда Махариэль зажигает свечи и ставит их на единственный не заваленный рухлядью стол, а Дункан достаёт гранитную чашу, у Алима проносится рой мурашек по спине. Точно в сказаниях древних. Только там не сыпалась штукатурка с потолка, да не были раскиданы древние детали множества компьютеров. — Присоединяйтесь к нам, братья и сестры, — командор поднимает обеими руками чашу с плещущимся в ней тёмным напитком. Броска рядом принюхивается, и сам маг гадает — вино? эль? что другое? — Присоединяйтесь к нам, сокрытым тенью, где мы бдим неусыпно. — Присоединяйтесь, ибо на нас возложен долг, от которого нельзя отречься, — это голос Алистера, неожиданно глубокий и торжественный. — И если вам суждено погибнуть, знайте, эта жертва не будет забыта, — то Лина, и её голос чуть дрожит, хотя и набирает громкость с каждым словом. — И однажды мы присоединимся к вам, — заканчивают Стражи в унисон. По поверхности чаши идёт рябь. — Ууу, страшно, — шепчет Давет со смешком, но нервным, и выпрямляется в следующий же миг: — Давет! — Дункан укоризненно смотрит на него, но потом лишь закатывает глаза, и продолжает: — Это традиционная речь Стража перед Посвящением, и, если вам повезёт, вы можете когда-нибудь стать теми, кто скажет эти слова другим рекрутам, посвящаемым в Стражи. — Если повезёт? — кто бы мог подумать, что голос Джори может быть таким визгливым? Дункан кивает; на сей раз говорит Махариэль: — По дороге сюда вы убивали и препарировали Порождений не для простой практики. Этот напиток, — указывает она на чашу, — содержит то, что делает нас Стражами. То, что вы извлекли из вашего Порождения. Червь-симбионт, перепрограммированный командором, проникает в ваш организм и преобразует вас, позволит чувствовать Порождений на расстоянии, сделает вас иммунными к вирусу Архидемонов, к его скверне, и увеличит ваши способности втрое. Если не убьёт, конечно же, — позволяет она себе добавить яда в голос. — А он и так убьёт. Лет через тридцать или меньше, — беспечно добавляет Алистер. — Порой я жалею, что мы не вырезаем рекрутам языки, — хмурится Дункан. — Мы не должны были им говорить об этом до прохождения ритуала. Рекруты же все, как один, стоят и не шевелятся, наблюдая за этим... сумасшествием? И дёргаются как один, когда по поверхности напитка в чаше вновь идёт рябь. Джори сглатывает: — А если мы откажемся? — Пути назад нет, — склоняет голову командор; а после зычным голосом провозглашает: — Бьянки Броска! Подойди. Гномка явно чувствует себя, как на иголках. Подходит к Дункану она, едва переставляя ноги. Нижняя губа дрожит от волнения. И всё же принимает чашу твёрдыми руками. Вдыхает запах и морщится: — Фу, нажья моча, — и выпивает в несколько глотков с непередаваемым выражением лица. Все они следят за ней с тревогой. Вот Броска держится за горло, высовывая язык и корча рожи, словно она съела что-то гадкое; вот её начинает тошнить, и она падает на колени; потом душераздирающий крик срывается с её губ, глаза закатываются, и она падает бездыханной. — Нам жаль, Бьянки, — выдавливает Алистер. Дункан же неверяще смаргивает. Явно не ожидал, что гномка не выживет. В ту же секунду крик срывается уже с губ Джори, и тот бежит, бежит во тьму дальше от них. Лина срывается с места и в пару мгновений оказывается, судя по новым крикам, рядом с мужчиной. «Ты пройдёшь Посвящение или умрёшь сейчас!» — слышны её слова. Потом — тишина. Чуть больше, чем через минуту, Махариэль вновь оказывается в круге света. Она утирает кровь с протезов. — У поганца были клинки в протезах на ногах. Потому задержалась. Алим точно в тумане. Он едва слышит своё имя, которое произносит Дункан. Переставляет ноги тоже едва-едва. Заново заполненная чаша дрожит в его руках, и он видит червя, вирус меня побери, какая мерзкая тварь, и кто-то мягкими, нежными руками поддерживает его подбородок и одну из ладоней, помогает проглотить всё пойло целиком. Сурана ещё долго кашляет, задыхается, потом падает к кому-то в объятия, и сознание пропадает совсем. *** — Я выжил чудом, наверное, — подмигивает Давет Алиму, покачивая ногой с соседней раскладушки. — Я бы точно сдох, как пить дать с моим везением. Если бы не драл ваши мажеские лириумные настойки как воду, точно бы концы отдал. — Ты можешь заткнуться?! — срывается Алистер, что обеспокоенно сейчас обтирает лоб Сураны прохладной мокрой тряпицей. — Иначе я сам тебя заткну! И ты об этом пожалеешь! — Ой, матушка злится! Заткни меня, если сможешь от мутантика отойти. — Ах ты ж!.. Они ещё переругиваются, и доходит до открытых оскорблений, до момента, когда вор радостно объявляет Алима и Алистера мужьями пред лицом Создателя. Последний с красным лицом срывается с места и гонится за орущим Даветом. А Алиму и плевать. Когда он окончательно приходит в чувство, грудь его ходит ходуном от счастья, смеха, сдерживаемых всхлипов и возможности дышать. Он даже чувствует, как червь устраивается в нём. Или ему кажется, что чувствует. Но, сжимая и разжимая кулак, он чувствует, как Сила ещё мощнее проходит сквозь него, накапливается, рвётся наружу. Его адаптер точно искрит, и его сознание тоже вспыхивает. Если это Посвящение было ценой такого могущества, Суране было не жалко. С такой силой он и в одиночку Мор остановит.