Пленница леса

Луна, еще недавно освещавшая все вокруг и рассеивающая приглушенный свет по комнате, снова скрылась за плотными облаками. В полной темноте все чувства обострялись до предела: ожидая и предвкушая более смелые действия, двое пытались насытиться близостью, не прекращая поцелуев, не отрываясь, вжимались друг в друга. - Отпусти меня, - как в бреду шептала Настя, покусывая чуть солоноватую кожу плеч Александра, прихватывая острыми ровными зубками его подбородок, испытывая головокружительное наслаждение от того, что каждый мускул атлетически сложенного торса отзывается напряжением на ее ласки. - Я не держу тебя, - хрипло вторил он, как можно дольше стараясь балансировать на грани реальности и сумасшествия. Ее атласная кожа, окутанная ароматом душистых трав, заботливо добавленных в воду для купания, сводила с ума, хотелось целовать ее, оставлять влажные невидимые дорожки на шее, проводя по ней губами и языком, вместе испытывать сладостную дрожь от каждого касания. На них уже не было одежды и обнаженные тела, тесно сплетенные вместе, являли собой разительный контраст звериной мощи, силы, напористости, первобытной грубости мужчины и нежности, легкости, грации и изящества девушки. Как вода и огонь, казалось, невозможные в контакте субстанции, они взаимодействовали друг с другом, растворившись в своих ощущениях и инстинктах, неподвластных никаким законам. Все перестало существовать, став единой сладострастной пыткой, тягучей и терпкой, как янтарный мед. Эту невообразимую сладость хотелось вобрать в себя, смакуя, впитать каждой клеточкой, надолго сохранив обжигающий привкус. Подхватив девушку за бедра, Александр продвинулся к кровати и, не особо задумываясь об осторожности, опустил драгоценную ношу на хлопковые простыни. Он и представить себе не мог, какими чарующими окажутся представшие перед ним прелести; насколько восхитительна, упоительна ее кожа, еще нежнее и слаще, чем могло показаться; насколько безупречны изгибы юного тела. От восторга перехватывало дыхание, совершенство линий кружило голову, отзывалось напряженной болью в паху. Настя попыталась что-то сказать, но вместо слов вырвался лишь стон, когда Саша припал к ее груди, поочередно захватывая губами затвердевшие соски. Охваченный безудержной страстью, он едва подавлял в себе нестерпимое желание тотчас же проникнуть в нее, завладеть ее телом, дарить ей такое невыразимое удовольствие, чтобы она извивалась под ним, умоляя не останавливаться. Она выскользнула из его объятий, ведомая непонятным и необъяснимым стремлением вдоволь насладиться воистину мужской силой, иметь возможность созерцать каждую клеточку крепкого тела, закаленного ветром, солнцем и физической работой. Сознание затуманивалось, Настя мысленно уверяла себя, что все дело в неизвестных ей травах, что это наваждение вызвано влиянием афродизиаков, искусственных феромонов, всем чем угодно. И это раскрепощало еще больше. Она приподнялась над Сашей, а затем, наклонившись, провела горячим язычком по впадинке на шее. Глухое рычание вызвало в ней новую волну возбуждения, которое требовало немедленного удовлетворения. Саша не мог позволить ей все контролировать и управлять им, поэтому рывком перевернул ее на спину, подмяв под себя, вжался в нее бедрами, чтобы она ощутила, насколько сильно он ее желает, что не может больше терпеть. Пронзающее, обжигающе-острое наслаждение достигло крайней точки, и Настя вскрикнула, когда он наконец-то овладел ею. Двигаясь в ней медленно, вдыхая аромат ее кожи, Саша с каждым новым проникновением терял остатки выдержки, нужно было еще и еще, глубже, сильнее, яростней. Хотелось доводить до изнеможения, чувствовать, как она сжимается вокруг его плоти, видеть, как откидывает назад голову, прикрывает глаза, облизывает пересохшие губы и ощущать, как в самый долгожданный момент хватается за его спину, и, дрожа, не сдерживает стоны, свидетельствующие о полученном удовольствии. Не давая ей опомнится, он, не церемонясь, поднял ее с кровати, сгреб в охапку, и усадил на деревянный стол. Теперь ему было необходимо видеть в зеленых омутах глаз все те эмоции, которые она испытывает во время близости с ним. Странная, изощренная пытка, не позволять отворачиваться, держать ее лицо в своих больших ладонях, вновь погружаться в ее лоно, двигаясь на этот раз резко, отчаянно, врываясь в нее, смотреть в ее глаза. Наблюдать, как они темнеют, становясь изумрудными, расширяются, лихорадочно блестят, отражая гамму чувств, ощущений, неимоверного сладострастия. Толчки становились жестче, тела словно плавились от сжигающего изнутри пламени, разгорающегося все ярче. Движения участились, дыхание сбивалось, невозможно было остановиться, разорвать этот круг томительного наслаждения, но в самый последний момент, когда Настя простонала на выдохе, от невообразимого блаженства, Саша вышел из нее, изо всех сил сжал в объятиях, уткнувшись в тонкую ключицу, содрогаясь от вырвавшихся наружу, так долго сдерживаемых ощущений. Выйдя из домика, лесник сел на деревянные доски крыльца и молча закурил, растерянно взирая на то, как вступал в права новый день. Было полутемно, на небосводе еще мерцали блеклые звездочки,затерявшись в редких расползшихся синеватых тучах. Солнце готовилось выйти из-за горизонта, а пока в восточной стороне над лесом протянулись кроваво-алые полосы,смешанные в причудливые узоры. В прохладном, терзающем легкие воздухе, пахло свежестью и мокрой травой. Едва уловимо стрекотали кузнечики, и ранние птахи несмело начали пересвист, словно спрашивая разрешения на то, чтобы нарушить зависшую утреннюю тишину. Точилин нервно затянулся, вдохнув вместе с упоительным предрассветным воздухом горький дым, и поморщился, выпустив его сизоватые струи изо рта. Горизонт зазолотился, проглянул краешек солнечного диска, бегло оставив светлые полосы на траве. Птицы в чаще защебетали настойчивей и смелее. Привычная для раннего часа картина,почему-то воспринималась совсем в ином свете,сдавив грудь тяжестью ноющей тоски,которую мужчине еще не приходилось испытывать никогда раньше. Дверь позади скрипнула, и этот звук беспощадно царапнул по саднящей душе. Александр медленно повернул голову. Настя предстала перед ним, закутанная в одеяло, еще сонная, взлохмаченная и босая. В горле встал ком, от воспоминания того, как он с жадностью припадал к ее телу, зарывался лицом в мягкие золотистые пряди волос,и целовал, целовал каждый сантиметр безупречной кожи. Ни одна из бушующих внутри эмоций не тронула его лицо. Мужчина снова отвернулся, вперившись взглядом в горизонт. Как будто все поняв, блондинка села рядом и устремила свой взгляд в едином направлении с ним. Молчали, вдыхая прохладный воздух и думая о никчемности слов. Зачем они сейчас? Выбросил сигарету. Достал еще одну, снова закурил, так и не обратив взгляда к своей желанной нимфе. Она дрожала. Открытые плечи чуть посинели, покрывшись мурашками. Но Настя по-прежнему вдыхала леденящий воздух,наслаждаясь возможно последними минутами в этом окружении. -Тебе надо идти, - произнес Точилин, скрывая за грубой обрывистостью фразы сжигающую его боль. - Я знаю, где ваш лагерь. Собирайся, отведу, -выплюнул небрежно, затем бросил недокуренную сигарету, встал и ушел, скрывшись за дверью. Блондинка поежилась от скрипа, дрогнув. Холодный, грубый. Чужой. От непонятной обиды хотелось плакать, но она тут же прогнала от себя подступающие слезы, усмехаясь своей слабости. Чего она ждала? Ласковых поцелуев или теплых слов? Бред. Они совсем не знают друг друга, и прошедшая ночь - всего лишь влияние неведомых трав. Они шли совсем другой дорогой, а может быть, узкая тропинка была та же, что и вчерашним вечером, просто Настя, убегая от Вадима, не замечала ничего вокруг? Саша вел ее за собой, молча, уверенно, не выпуская узкой ладошки из своей руки, словно боясь, что она ускользнет, потеряется в этих густых зарослях. Наверное, нужно было что-то сказать, спросить, но Настя не знала, что именно, вроде бы только что нашедшиеся слова вновь застревали в горле, и казались лишними, ненужными. Сковывающая тело и не дающая свободно дышать тяжесть, наваливалась на нее, становилось душно, хотя свежий ветерок легко обдувал щеки, а лесной воздух, пропитанный хвойными ароматами, приятно щекотал ноздри. Настя начала узнавать окрестности, и чем ближе они подходили к нужному месту, тем сложней ей было идти. Ноги будто сами собой прирастали к земле, сделать шаг становилось все труднее. Внезапно она потянула Сашу за руку, тот остановился, оглянулся и в этот миг, поддавшись порыву, Настя так крепко, как могла, обняла его, прижалась к груди, прислушиваясь к частым, гулким ударам сердца. «Только один поцелуй, пожалуйста», - молила она про себя, влажными от слез глазами разглядывая Сашу, запоминая черты лица этого мужчины, с которым провела такую необыкновенную ночь, которому самозабвенно отдавалась. И пусть это было всего лишь действие разнотравий… А может, он не обманывал, когда сказал, что ничего не добавлял и дело вовсе не в чае? Он смотрел на нее молча, сжимая губы, стараясь не выказывать сжирающую изнутри боль от предстоящей разлуки. Вот сейчас, отпустит ее прохладные руки, посмотрит ей вслед, как она уходит, как схлестнутся за ней ветви зеленеющих кустарников. И все закончится. - Саш… - как за столь короткое время этот голос смог стать ему удивительно знакомым и родным? Почему от дрожащих в нем ноток хочется послать все к чертям, и не отдавать больше никому это очаровательное создание? Он погладил пальцем ее мягкие губы, затем прижавшись к ним своими губами. Никакой страсти, только безысходность, краткие секунды обладания. Внезапно он оторвался от нее, развернул к себе спиной и слегка подтолкнул вперед. - Ребята!!! Ребята!!! Там… там… Там Настя!!! – услышав хруст веток и увидев подругу, заверещала Марина, подпрыгивая с места, на бегу смахивая с лица растрепанные пряди вьющихся волос. - Настюха! – заорали одновременно Игорь и Вадим, бросившись навстречу. Даже Смирнов, который старался не демонстрировать своих переживаний, облегченно вздохнул и поприветствовал ее взмахом руки. - Ты где была? Что на тебе надето? Ты где провела ночь, что вообще случилось?! – не могла остановиться Касаткина, постоянно трогая Настю то за руки, то за плечи, словно не веря, что вот она, настоящая, перед ней. - Я… - Настя обернулась и посмотрела туда, где только что стоял Саша, но сквозь плотные сплетения ветвей уже ничего нельзя было увидеть. – Я нашла дом лесника… старый. Там… - Какого лесника? – постучал себе по голове Игорь. – Здесь дикие места, на несколько километров никого нет в округе. - Не могло же мне это привидеться? – Настя все еще чувствовала вкус поцелуя и неосознанно коснулась рукой своих губ. – Видишь, он мне и одежду дал. - Ну, есть хижина заброшенная чуть дальше. Мы когда тебя искали, проходили мимо. Но там сто лет никто не обитает. Так и скажи, что забрела туда, отсиделась, нашла шмотье старое… - Вадим решил, что раз уж все обошлось, снова можно вернуться к шутливой манере разговора. После всех переживаний и волнений компания решила не оставаться в лесу и как можно быстрее возвращаться в цивилизацию. Проворно собрав вещи, немного наведя порядок в месте своего пребывания, они переоделись, наскоро перекусили и, знакомой им дорогой стали выбираться из леса. Оживленная болтовня, хохот Игоря, несмешные шутки Смирнова, приобнимающего за талию Марину, и даже философские изречения Назарова, не могли вернуть Настю в эту реальность. Мыслями она все еще находилась в непроглядной чаще, в маленькой деревянной хижине, в объятиях сильных мужских рук, дарующих ни с чем не сравнимое чувство теплоты, защищенности, спокойствия. На одну ночь она стала заложницей своих потаенных желаний, отдавшись во власть человека, сумевшего подарить ей небывалое, невиданное наслаждение. Ничего о нем не зная, ни о чем его не спрашивая, испытывала удивительное единение, слияние не только тел, но и душ. И она точно знала, что теперь часть ее души останется там, где так волнующе пахнет травами, где царит совершенно иная, ни на что не похожая атмосфера, и где есть Он, тот, чьей пленницей она хотела бы остаться навсегда.