Доктор, ты красавчик

Его лицо он привык видеть раз в два месяца — иногда чуть больше, или меньше, но не суть. Такое улыбающееся, немного бледное лицо бандита (но на самом деле он крутой продюссер и рэппер, как ему известно), у которого низкий, хрипловатый голос (наверное, действительно круто читает, нужно бы послушать как-нибудь). Слышать его гулкое «здравствуйте, доктор», видеть покрасневшие от смущения уши и горячую кожу, к которой Джин прикасается немного холодными после воды руками, щупая пульс и меряя давление. Всегда почти одно и то же, только локализация меняется — то рука, но нога, то голова — накладывать швы на это место ему досаднее всего, ведь лицо красивое, и вот, скулы какие острые. Наверное, за ним увиваются толпы — не могут просто не увиваться. За Сокджином тоже — медсестры краснеют при его виде и ободряющей улыбке, девочки-студентки хотят работать только с ним и видеть его как можно чаще, бегая к нему со всякими поручениями от старших, а коллеги всегда вежливы и обходительны. Очаровательный доктор, больше на модель похожий, с красивым голосом, которым только в душе, да караоке может похвастаться — черт его дернул пойти в такую сложную профессию, сжирающую его жизненные силы, портя симпатичную мордашку следами вечной усталости, всегда пользующуюся популярностью не только у персонала больницы, но и пациентов. Многие девушки просто и рвутся к нему (благо, что не в гинекологии работает), и при выписки он всегда получает море подарков и телефонов с записочками одинакового содержания. Он не любит встречаться с бывшими пациентами — правило такое негласное, неэтично это. Ты знаешь о нем все, а он о тебе — ничегошеньки. И этот крутой рэппер похоже такой же, если не хуже — он может уходить из больницы когда пожелает, но всегда остается на ночь, когда дежурит Джин. То кофе из автомата он обнаружит на своем столе с ободряющими словами, то пледом его укроют — наказать он его не может, но знает, что кроме него некому это сделать. Потому что только когда этот Ким у них в больнице, то у него наступает конфетно-букетный период — и цветы, и конфеты в наличие, и какие-нибудь обязательно заграничные. При выписке на его столе обязательно пакетик, а в нем — дорогой крем или выпивка, какая-нибудь вкусняшка, игрушка или безделушка, которая Сокджину обязательно понравится, и от которой он снова и снова ловит многозначительные завистливые взгляды своих коллег, мол, в таком возрасте, а уже добился постоянного вип-клиента. И ему не хотелось бы узнать, какие еще мысли сидят в их головах — явно то, что ему не хотелось бы услышать. Он сотни раз уже хотел задать вопрос Киму: "Почему я, ведь есть еще куча других врачей кроме меня, более опытных и зрелых. Почему ты выбрал меня, и почему, блин, такой неуклюжий, что я вижу тебя чаще, чем свою собственную мать?" И снова улыбка, снова горящие глаза и неровное сердцебиение — может, ему нужно в другое отделение? И снова сломанная конечность — порезы на руках, лице. — Вы знаете, что это не серьезно. Домой идите. — Вы сегодня дежурите? — Да. — Тогда не пойду. Джин лишь вздохнул, понимая, что спорить с ним бесполезно — больнице выгодно, чтобы такие клиенты оставались подольше, вкидывая в бюджет кругленькие суммы. А на головную боль молоденького врача им плевать с высокой колокольни — если надо, то пусть что угодно делает, лишь бы задержать Кима подольше. А он наоборот, старается сделать так, чтобы тот как можно быстрее выписался. Делает все необходимое, записывая старательно красивым почерком данные на бумажку и выходит из палаты — еще двенадцать часов здесь торчать, а Намджун не успокоится ведь. Около трех ночи он выйдет, сядет в коридоре со страдальческим видом, пялясь в телефон маленькими глазками, поджимая большие губы, а потом около четырех, когда в отделении тишина и ни души, зайдет тихонько в ординаторскую и накроет лежащего на диванчике Джина пледом. Посмотрит на него украдкой минут тридцать — даже немного осмелеет и не не дыша, прикоснется к каштановым волосам, убирая непослушные прядки с опущенных век. Длинные ресницы еле-еле вздрагивают — Сокджин спит не очень крепко, поэтому Намджун боится заходить дальше, хоть и очень бы хотел. В своих самых смелых фантазиях ведь заходит. Он не специально попадает в больницу каждый раз, между прочим — просто ему не везет, он родился и вырос неуклюжим. Не может даже овощи порезать без единой капельки крови, ломает все подряд, и себя в том числе — к Сокджину он прикасаться боится, ведь он такой хрупкий, а значит, он тоже может его сломать. Ему этого жутко не хочется — он как год назад его увидел, так не мог с собой ничего поделать, влюбился по уши. Красивый, заботливый, согревающий своей улыбкой высокий и широкоплечий, он заслужил доверие Джуна почти сразу. Он старался быть как можно более компетентным — всегда выбивал для него место, принимал первым, но никогда не нарушал субординацию, хоть и был старше на два года (как он узнал позднее). Он оставался на ночь временами, потому что не хотел идти домой — его ждала девушка, тогда еще настоящая, обдолбанная вконец, и Джуну было страшно. Он любил её, но чувства стирались, как камни, обточенные водой — становились все слабее, и ему все меньше хотелось её видеть. Тогда Сокджин стал для него спасением. Не только смазливое личико — пару раз они выпивали чаю, и Джин был не против — обычно он спал, и во сне выглядел еще лучше, если такое возможно, — но в такие редкие моменты бодрствования был прекрасным слушателем. О себе говорил мало, больше о Намджуне спрашивал — и когда их разговор зашел об отношениях, то как-то невнятно отвечал — была ли у него девушка, или нет, Джун тогда так и не понял, но, кажется, что с этим доктором что-то было явно не так. Ему никогда не нравились парни, вот честно, но при встречи с Сокджином что-то екнуло. У врачей нет пола, как говорится — у любви ее тоже не оказалось. Борясь с собой около трех месяцев до третьего пришествия в больницу, он пытался побороть свои чувства — но увидев расположенное лицо Кима послал все к черту. Суждено ему быть гомиком — значит, судьба такая. Только вот Джин хоть и бесполый врач, но все-таки парень. И ему он целиком нужен, а не только его профессиональная маска. Сколько подарков он не посылал, не оставлял свой номер — никакой реакции. И Джуна это бесило — безответные чувства, вынашиваемые уже полгода как, терзали его изнутри. Он даже альбом в мыслях об этом написал — он стал невероятно популярным, кстати, и песню Джину посвятил. Но тот ее, наверное, так и не послушал. «Просто пациент, ничего большего» — подсознание трещало без умолку, и разум говорил, что надеяться бесполезно — легче забыть и жить дальше. Но не получалось ведь. Когда Сокджин открыл глаза, то в комнате никого уже не было.

***

Намджун выписался через пять дней — ему прокапали всякое-разное, подлатали и подлечили, чтобы он снова мог с таким же ненормальным рвением себя калечить. В этот раз Ким дождался лично — вытянутая футболка, рваные на коленках джинсы и легкая курточка. На голове черная кепка, прикрывающая высветленные волосы, которые обычно лежали одной большущей прядью сбоку, в руке - черная сумка, а на лице — улыбка. Сокджин, выходя в своем розовом, совсем не мальчишеском, а подходящим больше какой-нибудь принцессе пальто, увидел знакомый силуэт возле одного из деревьев. Силуэт теребил ремешок на плече, нервно оглядываясь, и, заметив цель, направился неловкими, спотыкающимися шагами, словно бы его ноги совсем не держали. — Доктор, я Вас ждал. Не хотите… выпить кофе? Усталый, заебанный за неделю Сокджин посмотрел довольно многозначительным взглядом на своего бывшего (пока) пациента, думая, что будет не хорошо самостоятельно его снова отправить к нему в отделение. Ким переминался с ноги на ногу, ожидая ответа как признавшаяся в симпатии школьница, чувствуя, что его все-таки пошлют куда подальше. Но не судьба, видимо. — Хорошо. Шли они в полнейшем молчании, которое нарушали лишь их собственные шаги — высокие конверсы Намджуна задевали опавшие листья, а холод пробирался под легкую весенне-осеннюю курточку. Он чихнул, на что Джин лишь недовольно посмотрел, остановился на секунду, порылся в своем черном чемоданчике и вынул пачку одноразовых платочков. — Одевались бы потеплее. Кафе было в десяти минутах ходьбы от больницы — заказав себе латте, он подождал, пока Сокджин, с особым вниманием пробегается глазами по строкам меню, заказывая себе нечто приторно сладкое (как и он сам в представлении Намджуна), и не посмотрит на него. Хотя, лучше бы не смотрел, и тогда в далеко не пустой белобрысой голове хоть что-нибудь бы осталось, кроме мартышек, стучащих тарелками как в глупом мультике. Он чувствовал, что слова, которые обычно потоком из него лились, забылись все разом. И его глупое признание, которое он планировал сказать ему прямо здесь и сейчас, тоже куда-то исчезло. Сокджин весь такой красивый — от кончиков пальцев на ногах, которые он поджимает, когда спит, до каштановой макушки. От его лица невозможно оторвать взгляда — вряд ли существует на свете еще более прекрасный человек (ну, для Намджуна так точно нет) с такими алыми губами и прекрасной формы носом. Постоянно хотелось прикоснуться к этому лицу, к белоснежной и бархатной коже, вдохнуть аромат мужского дорого парфюма (который подарил Намджун, кстати, и которому ужасно льстило то, что он из всех вариантов выбрал именно его). Хотелось бы прикоснуться ниже, залезть рукой под черную однотонную футболку, провести пальцами под ключицам и впадинке между ними. Хотелось провести по всему, до чего он сможет добраться — вобрать в себя его всего, без остатка, сделать его полностью своим. От этой мысли приятно крутило внизу живота, а на губах выступала наиглупейшая улыбка. — Ты сейчас чем занимаешься? Мы же пока не пациент и врач, так что давай на «ты». — Новый альбом пишу. Я тебе отправлю, как он будет закончен. — Про что он? — Про любовь.Я давно люблю одного человека. — Ясно, — Сокджин, похоже, никак не отреагировал, продолжая рисовать на столе круг за кругом. — Любовь, даже и не взаимная, все равно прекрасна. Хоть это и больнее всего на свете — любить кого-то, зная, что тебя никогда не полюбят в ответ. — У тебя было такое? — А? В университете. Втюрился к одну девчонку с курса, а она встречалась тогда с другим парнем. А разрушить чужие отношения я никогда не смогу. — А сейчас с кем-то встречаешься? — Мы расстались месяц назад. Так что нет, не встречаюсь. Принесли напитки, и наступило долгое молчание — каждый смотрел в совершенно другую от собеседника сторону, наблюдая, как капельки дождя стекают по оконному стеклу. Джин продолжал рисовать причудливые узоры, полностью погрузившись в свои мысли, как и Намджун — ему было страшно, что он может упустить такой шанс, ведь узнав, что думает об этой ситуации сам Ким, ему стало намного легче признаться. Но узнать бы сначала друг друга немножечко лучше. — Не хочешь встретится на следующей неделе? Хочу показать тебе студию. — Я уезжаю на следующей неделе. Но через неделю буду свободен. Напиши мне дату и время, лучше на выходных — я постараюсь заглянуть, — Джин протянул визитку с сотовым, — Подвезти тебя? Все-таки первый день после выписки — не встрял бы ты куда-нибудь, я волнуюсь. — Я не виноват, что родился неуклюжим. Не могу с собой ничего поделать. — Конечно, я понимаю. Но ты первый пациент в моей практике, которого я вижу так часто. — Тебя это смущает? — Не знаю. Просто это странно. По радио играла какая-то новая попсовая мелодия, и, пощелкав по кнопкам, Джун нашел нечто спокойное и умиротворенное. Джину, кажется, это тоже было больше по душе — он, полностью сосредоточившись на дороге, все же покачивал временами головой в такт. Сам Ким же осматривал чистенький салон на предметы, за которые можно было бы зацепиться глазу — но машина выглядела абсолютно новой, словно ей было всего пару месяцев. Когда ему это наскучило, он непроизвольно поймал себя за рассматриванием красивого с свете огней машин профиля владельца, который когда чем-то увлекался, то поджимал аккуратные губы и немного сводил брови к переносице. Сухо попрощавшись, обойдясь без сдержанного рукопожатия, он вышел из машины, не переставая теребить данную ему визитку в кармане куртки. На сердце было удивительно спокойно и хорошо.

***

Их отношения развивались постепенно — они много разговаривали, ходили в музеи, на баскетбол, футбол и другие игры, на которые Джун мог достать билеты, в кино, театр, на концерт. Джин просился посмотреть на выступление самого Джуна, но тот лишь отнекивался, говоря, что стесняется и не так уж он и хорош. Хотя, врал, на самом деле, и эту ложь быстро раскусили — через два месяца тесного общения он все-таки протянул два билета, на которых было написано его имя и еще парочка. — Это рэп-баттл. Тебе вряд ли будет интересно. — Будет. Обязательно приду. Он попросил заменить его на работе, поменявшись с другим врачом сменами, и в своем лучшем прикиде завалился в битком набитый клуб. Благо, на его имя был зарезервирован столик, поэтому он расположился почти у сцены, с верхнего края. Так же он мог попасть при желании в гримерку, но решил, что это будет уже лишним. Сидевший за соседним столиком парень выглядел довольно-таки дружелюбно, поэтому он пригласил его спустя некоторое время к себе — благо, он тоже пришел один, поддержать своего молодого человека. Он говорил об этом со стеснением, опуская голову, и Джин понимал, что его старомодные вкусы очень даже новы — ему было непросто признать по-началу работу в больнице, условия, с которыми приходилось мириться. Приходилось бороться с собственными страхами, отвращением, но он же справился. Поэтому такая вещь, как однополые отношения казались ему на фоне этого сущим пустяком. Да и не редкостью особой было, чтобы пациентов навещали их любовники, которые иногда были намного лучше, чем жены некоторых, особо выдающихся личностей. Когда свет выключился и на зал опустился мрак, помещение заполнилось гулом громких аплодисментов и криков, под которые и вышли несколько человек, одетые так, как и положено рэпперам — в кепках, растянутых майках, футболках или толстовках, с дредами, выбритыми висками и кислотного цвета волосами. Кто-то выглядел вполне себе адекватно, лишь с какой-нибудь сияющей под софитами побрякушкой на шее. Намджун вышел в солнцезащитных очках — Джин сразу узнал угловатую фигуру, которая сейчас, вытянувшись в полный рост, выглядела довольно круто и внушительно. Его захватило чувство, что такого вот он ни разу не видел, и взгляд сам по себе падал именно на Кима, стоявшего третьим с самого края, рядом с низким парнем, который один из немногих смотрел не на толпу, а на верхний этаж, в их сторону. — Твой который? — С мятными волосами. С Рэп Монстром рядом который. Джун знал этот ник, который действительно подходил невезучему во всех смыслах парню — тот действительно был Монстром, но пока он не решил, чего именно. Первым выступал парень лет двадцати с лишним — красивый, с выраженным акцентом, который пытался всячески сделать своей фирменной фишкой. Темные короткие волосы, высокий голос, который иногда срывался на фальцет — Джин его запомнил, потому что двигался он уж очень хорошо, да и старался — это было видно по его улыбающемуся, но красному от натуги лицу. Участники сменяли друг друга и между пятым и шестым, за которыми шли как раз Рэп Монстр и Шуга, организаторы сделали маленький перерыв в пять минут — настроить аппаратуру и дать время немного оправиться и переварить увиденное. Ребята заказали себе пива, и под шум и гам с первого этажа, начали оживленно обсуждать каждого выступившего, согласившись, что этот первый парень, Хоуп, был лучше остальных. Однако, Чимин все равно стоял на своем — победит Шуга, потому что он лучший. И хоть Рэп Монстр тоже был очень и очень хорош, ему чего-то не доставало — какой-то важной детали, которая была у его фаворита. — Они друзья, вообще-то. Я его давно знаю, Намджуна. Он в последний год сильно изменился. Всегда странным был, но тут не знаю, в чем причина. Лирика его изменилась, больше времени стал в студии проводить. В больницы частенько заглядывать. — Я — его лечащий врач. Я заметил. — Оу. Ну, он всегда был неуклюжим, но тут буквально на каждом шагу спотыкается, в облаках витает часто — я о нем беспокоюсь. Вдруг, что-то не так с ним. — Ну, он совершенно здоров физически. Это я могу сказать с абсолютной уверенность. Но то, что у него в голове… только одному ему известно. Когда на сцену вышел Намджун, вся толпа загалдела еще громче обычного, и Джин сразу понял, почему. Читка его была медом для ушей, а в текстах была уйма смысла. Он говорил о том, что в этом мире — много несправедливости, и что каждый должен найти свое место в жизни. Конечно, реальность отличалась обилием мата, жестких выражений и игры слов, которую поймет не каждый. От низкого голоса приятно тянуло внизу живота, а от того, как стоя на сцене под светом прожекторов, во всей этой хип-хоперской мишуре он, прижавшись почти губами к микрофону, иногда громко и резко выдыхал, сердце стучало громче и быстрее. В зале было невероятно жарко, и когда вышел Шуга, то Джин подумал, что отбросит коньки от теплового удара, но как-то пронесло — еще одна бутылка холодного пива, и Чимин под боком, который улыбался и мотал в такт темными короткими волосами — а может, кто-то включил кондиционер на всю мощность, но стало немного прохладнее и спокойнее. Шуга разительно отличался от Рэп Монстра — пока он стоял со всеми, было чувство, что он вот-вот сейчас ляжет и уснет — однако, на сцене сразу же преобразился, когда вышел под громкий бит — пьяная читка, которая становилась все быстрее и быстрее, подогревала к нему интерес, и скоро и сам Ким, не заметив того, поддался течению музыки и присоединился к восторженному, сидящему по правую руку Паку. — Он действительно хорош, — только и смог он проговорить после всех выступлений, когда снова объявили перерыв — на этот раз, чтобы подсчитать результаты. Все ломанулись в бар, а оставшиеся пара человек фотографировались на фоне сцены или что-то живо обсуждали посреди опустевшего танцпола. — Я же говорил. Скорее всего, он снова будет первым. Однако, Намджун сегодня был лучше, чем обычно. — Да правда что ли? — поднявшись, белобрысый сел рядом с Джином — уставший, он все равно лучезарно улыбался, и потрепав Чимина по темным волосам, повернулся к Киму с вопросом в глазах, — действительно я хорошо выступил? — Да, мне очень понравилось. Тебе отлично подходит твой псевдоним. — Спасибо. Это важно для меня. Шуга поднялся почти бесшумно, и подойдя к Паку сзади, уткнулся носом в макушку, прикрыв глаза — простояв так несколько секунд и словив взгляд Джина, он присел рядом, и приложился губами к стоявшей, и пока что не опустевшей бутылке. — Так ты — Ким Сокджин? Намджун много о тебе рассказывал. — Да, я. Ты хорошо выступил. — Спасибо. Не хочешь после заглянуть ко мне на вечеринку? Только самые близкие, народу немного. Выпивку и хорошую музыку гарантирую. — Почему бы и нет. — Тогда Чимин тебя проводит и все покажет. Занятно, что вы успели подружиться. — Ты знал, что меня пригласил Намджун? — Догадывался. Хен же сказал, что Намджун-хен много о тебе говорил. — Хорошего или плохого? — Разного. Но Намджун вообще любит поговорить. Намджун побелел как мел на секунду, но, оправившись, снова впал в свое пьяное от счастья состояние. Юнги-хен иногда бывает таким мудаком. Эти вечеринки никогда хорошо для него не заканчивались.

***

Людей было действительно немного — человек двадцать, не больше. Наверное, большее количество просто бы не вместилось в маленькую двушку — Джин так и не запомнил всех по именам, и теперь сидел в углу дивана, держа в руке стакан с темно-коричневой жидкость. «Это вкусно», — сказал Чимин и сам сделал глоток из своего, минут десять назад уйдя в неизвестном направлении. Большинство было мужчин, но Сокджин насчитал и двоих-троих девушек — одна с короткой, а две другие с длинными распущенными волосами в таких-же многоразмерных футболках и спортивных брюках, похожих на мужские. Все они были красивы, и сейчас одна из них где-то маячила рядом с Намджуном — тот уже был навеселе, выпив вкусной жидкости Пак Чимина не один стаканчик. Сейчас — это минут десять назад — они оба, и Чимин, и Намджун, куда-то убежали, оставив его совершенно одного, рядом с каким-то красивым парнем с дредами, который недвусмысленно кидал на него изредка заинтересованные взгляды. — Ну, как тебе вечеринка? Скучно? Минут через пять начнется движуха — Намджун и Юнги сейчас готовят нечто очень занятное, — внезапно подкативший парень, с растрепанными волосами в темной футболке, имя которого, кажется, было Хосок, присел рядом и заразительно улыбнулся. — Меня Чимин отправил, сказал, чтобы ты ни в коем случае не скучал — а то башку оторвет. Он меня младше, и милашка вообще, но иногда таким страшным бывает, ужас. Влияние Юнги, наверное. И действительно, минут через пять, как и предвещал этот ненормальный, странно смеющийся (хотя, не Джину об этом говорить) парень, началось выступление двух гениальных рэпперов — у их дуэта было странное длинное название, а оба они еле на ногах держались — но поблагодарив всех собравшихся здесь и сейчас, они начали читать что-то невероятно крутое, и Шуга снова восстал из спящей братии, открыв максимально свои узкие глаза. А Намджуна мутило — сняв свои очки, во мраке относительно большой комнаты, облепленный кучкой заинтересованных зрителей, он сосредоточился максимально на том, что делал, пытаясь передвигаться по комнате — но быстро бросил это обреченное на крах занятие. А Джина опять начало мутить и бросать в жар — крутой Намджун как-то странно влиял на него. И решившись подойти поближе, он непроизвольно встретился с ним глазами — с темными, мутными от алкоголя, но сразу же изменившимися в мгновение ока. Сделав в его сторону шаг, Намджун упал, и если бы его не подхватили крепкие руки, он бы точно что-нибудь сломал. Упал он тоже удачно — на последних секунда трека. И, открыв глаза, снова увидел Джина, который теперь обеспокоенно смотрел на него сверху, трогая его лицо и руки. — Ты в порядке? — таким он видел его впервые. Обычно, его профессиональное выражение лица более отстраненное, а нет такое… заботливое и участливое. — Да, все хорошо. Блин, надо же было так, — закрыв от стыда лицо рукой, он отвернулся в другую сторону, стараясь спрятаться, будто бы это может помочь. В эту секунду зашел Юнги с таким же выражением лица как секунду назад у Сокджина, и, увидев, что друг пришел в себя, покачал головой и почти незаметно выдохнул, словно бы держал внутри себя какой-то особо тяжкий груз, бесшумно закрыв за собой дверь. — Все волновались о тебе. Ты ведешь себя в последнее время очень странно. Никто не знает в чем причина, а ты молчишь. Скажи мне, раз другим не можешь — я доктор, я умею хранить тайны. Пусть и не тот, который тебе сейчас нужен, но я тоже владею определенными навыками. Повернись ко мне, хотя бы, лицом, — развернув все еще смущавшегося юношу, он навис над ним, весь такой ослепительно красивый, с каштановыми, растрепанными волосами и поджатыми губами, ожидая хоть какой-нибудь реакции. И дождался — немного поднявшись с кровати, опираясь на локоть, все еще пьяненький Намджун прикоснулся к пухлым губам своими, вовлекая в поцелуй. Сокджин тоже был пьяненький и какой-то удивительно сладкий — приоткрыв рот, он отвечал с такой же страстью и пылкостью, отдаваясь полностью лежащему рядом с ним Киму, запуская в светлые волосы идеально тонкие пальцы. Оторвались они друг от друга только затем, чтобы немного вдохнуть воздуха и снова продолжить, теперь уже более настойчиво и рьяно — где-то в глубине подсознания Джина вопил внутренний голос, пытаясь его остановить, то ватное от спиртного тело принимало все прикосновения с удовольствием, подставляясь под теплые губы и горячее дыхание. У Намдужна же крышу снесло напрочь — под ним был очаровательное и невероятное создание, похожее больше на ангела, чем на живого человека — бархатная кожа, пухлые алые губы и влажные глаза — а тело его было идеальным, без всякого изъяна. Таких людей просто не бывает. Снимая с него одежду и открывая глазу каждый новый сантиметр, он не мог поверить в то, что это происходит наяву, а не в его голове — это все снова очередной, прекрасный сон, где Сокджин так сладко стонет и шепчет его имя одними губами. «Намджун, Намджун». Нет, если это реальность, он умрет на месте — сердце не выдержит биться в таком бешеном ритме, а глаза не выдержат вылавливать из полумрака сие прекрасное видение. Он не боялся — ведь если это сон, то они делали это тысячу раз (тем более, что делали они нечто и худшее, если быть совсем честным), поэтому со знанием дела где-то в столе, нащупал наполовину пустой тюбик и выдави себе на руку пару капель. В голове у Сокджина сейчас было очень и очень пусто, словно все мысли аккуратненько взяли и выбросили за ненадобностью — разомлев, он тянулся как умирающий от жажды к сухим губам, проводя пальцами по острой гладкой скуле — в темноте он видел лишь жалкие очертания, опираясь лишь на собственные ощущения — ему давно не было так хорошо, давно его так не любили — с таким трепетом и нежностью. Он не думал до того момента, пока чужие пальцы не вошли внутрь, и он не ощутил полнейший дискомфорт, извиваясь на уже изрядно помятой простыне, закусывая губу. «Все в порядке, в полном порядке, это же Намджун — он не сделает мне ничего плохого». Хотя, что он о нем знает? Да нихренашеньки, на самом деле. И, распластавшись тут, тая от прикосновений чужих рук, он чувствует себя ужасно беззащитным. Ему становится страшно, хочется прекратить — но взяв всю волю в кулак, он пытается максимально расслабиться, зная, что так будет не так больно. Намджун проводит по возбужденной плоти, чтобы Джин перестал так ворочаться и немного притих, глотая воздух с широко распахнутыми глазами. Он такой узкий, тугой и громкий, и совершенно не такой, каким он представлял его себе в своих снах. Стон от боли проникновения спустя некоторое время в приоткрытые чужие губы, и ногти, вонзающиеся в бледную кожу на чужой спине — Намджун дает своему партнеру немного времени, чтобы привыкнуть к неприятному чувству внутри себя, начиная двигаться немного быстрее, но не сразу, а постепенно — чтобы и Ким прочувствовал лучше этот момент. Уши заложило, дышать совершенно нечем, а парень под ним с таким приятным, высоким голосом, который хотелось бы вечно слушать — когда он стонет, то внутри взрываются миллионы фейерверков, и все его естество трепещет. Красивый, обнаженный Сокджин под ним — произведение искусства, одно из лучших творений Всевышнего — с мокрыми от пота волосами и упругой кожей. Кончают они почти одновременно, и Джин, после разрядки, уткнувшийся ему макушкой в грудь — то, что Джун хотел бы видеть каждый день многократно, ибо без этого зрелища он уже себя не ведает. Он не хочет сейчас думать, анализировать всякое. Ему просто хочется крепко обнять лежащего рядом шатена — и будь что будет. А о разъяренном Юнги и прочем он подумает уже завтра, когда все произошедшее, если что, можно будет скинуть на пьяную голову.

***

Юнги тактично не заходит, сидя на диване в уже опустевшей от гостей гостиной, глядя по мягким волосам рядом лежащего Чимина. Он еще не проснулся, а у Мина снова бессонница — и ему даже не хочется думать о том, что сейчас на его кровати голый донсен с тем красавчиком-врачом — хотя, это и было его планом, сблизить этих двоих максимально в прошлый вечер, но тащить отрубившегося Джуна и оставлять их пьяных на его кровати — точно нет. Кажется, после такого придется купить новую (за счет Кима, конечно). Он ждет, пока кто-нибудь из них выйдет — уже восемь часов утра, и даже настоящая соня Чимин открывает глазки и тянется к нему для утреннего поцелуя. Чимин хорош в любое время дня и ночи — и если бы не была занята их кровать, то, возможно… ах, лучше сейчас об не думать. — Они еще не встали? — удивленно спрашивает Пак, на что Юнги отрицательно качает головой, косясь непроизвольно в сторону комнаты. — Может, сдохли там. — Это будет довольно глупая и странная смерть. Тишину разрушил звук крика и падающего тела — никто не сомневался, кому что из этого принадлежит.

***

— Ты можешь сослаться на то, что все, что было вчера — это влияние алкоголя. Это тебя ни к чему не обязывает — я все пойму. — Я не собираюсь ничего отрицать. И сбегать тоже — у меня есть голова на плечах. Я всегда могу сказать нет, если не хочу этого. А вчера… не было похоже на то, что не хочу. — Это значит да? — Да. Только если ты не будешь каждый раз падать с кровати и ломать себя. Это было явно лишним. — Прости. — Слишком больно? — Угу. Но если поцелуешь, то пройдет. И это было самое странное начало отношений в жизни Сокджина — ехать утром в больницу, потому что кое-кто от страха, бормоча что-то странное и быстро-быстро, словно рэп читая, упал с кровати и сломал себе, кажется, копчик — он не был до конца уверен, поэтому сейчас вез его на рентген — так, на всякий случай. Он сам до чертиков испугался — сначала обнаружив голого Намджуна и себя, быстро приходя к ситуации, в которой это могло случиться, а потом испугался уже за Кима, который корчился на полу от боли. И в конце испугался Юнги и Чимина, заставших их в этой нелепой ситуации. Не менее странное начало отношений, конечно, чем пациент, которого он видит чаще, чем многих других. Но ему это, конечно в радость — потому что пацент этот хороший, рэп круто читает, да и вообще тот еще красавчик . И Монстр во всех отношениях.