Не собирался искать средство чтобы отмыть грязь... Ты сам все сделаешь..

      «Сколько же сил в человеческом существе? Оно сделано из чего-то мягкого, живого, ни брони, ни защиты… Откуда же стойкость, несгибаемость? Может упрямство…? Человеку дано позволить себе быть слабым лишь, когда всё хорошо, ведь если всё плохо, слабость – это нечеловеческая роскошь… А ты все еще терпишь, живешь… И почему же ты еще не сдох? … С какой такой стати ты записал себя в святые мученики, страдающие за правое дело. Да и за правое ли? Думаешь это - что-то сделанное тобой, изменит или искупит твои грехи? Да и стоит ли это того…» В голове, словно кто-то играет на одной струне, надрывно, как-будто ветер завывает на побережье осенним одиноким утром. «Никогда не думал, что сердце может жить в этой ржавчине, оставшейся после ледяного дождя безразличного земного существования… Сейчас жалеть себя нету смысла – плакать, убиваться, умирать, просто нельзя. Когда приходит боль, появляется весомый аргумент – бороться за улыбку, она ведь так Его бесит»       Он еле заметно наклоняет голову чуть влево, потом вправо, мышцы спины и плеч свело от этого трехчасового неподвижного марафона на стуле. Бетонная коробка, неярко освещается тусклой «Лампочкой Ильича». Ее желтовато-белесый свет, словно вырезанным из темно-серого картона силуэтом, означил узника, с завязанными за спиной руками. Он сидит на металлическом стуле в самом центре бетонной пустоты. Там где полумрак сгущаясь, размывает все контуры почти до полного серо-черного шума, темным призраком движется силуэт. Он, то останавливается, то неслышно плывет по кругу. «Вот доказательство того, что я все еще здесь и за это право уплачена кровавая пошлина. Но, как водится, плата всегда возрастает, и ты сегодня пришел назначить новую цену. Если бы ты знал, как я тебя ненавижуу».       Черный призрак продолжает свой медленный дрейф. Лукас следит за его беззвучным полетом, словно кто-то внутри него наблюдает за происходящим через приоткрытые створки жалюзи. Скрипка в голове выхватывает особенно высокий визжащий звук, который на какое-то мгновение заглушает все мысли.       «Иногда, лежа на тонком матрасе, я думаю о том чтобы я с тобой сделал, если бы вдруг, все изменилось и мы поменялись местами. И это странно, ведь мы все добрые от природы, нас ведь создали по подобию, кого-то мудрого. Да мы добры, но не всегда, не везде и не со всеми… И я хочу, чтобы ты стоял на коленях передо мной целый день с закрытыми глазами, совсем один в этой пустынной невесомости. Хочу почувствовать, как это, когда от удара ты падаешь на землю, утыкаясь носом в грязь и жрешь песок. Можешь кричать, всё равно никого вокруг нет, а пустота не приходит на помощь, потому, что ей все равно. Я хочу, чтобы ты кричал целый день. Как это, подойти к тебе так близко, чтобы чувствовать звук твоего сердца, там внутри под броней твоего равнодушия… Ты просто не представляешь, до какой степени я люблю тебя ненавидеть! Каким ты станешь, будь ты в моей власти? Смотри-ка ты уже не такой храбрый и сильный, оказавшись в моих руках, словно волк, попавший в западню, и тебе остается только беспомощно ждать моего решения. Ты — моя добыча, и я буду наслаждаться твоим вкусом весь день»,       Призрак на периферии сознания замер, словно завис в воздухе как фантом пустоты, просто концентрированная чернота. Он застыл, читая мысли, улавливая вибрации пульса. Внутри сознания узника что-то натянулось и весь механизм пришел в движение, мышцы напряглись до дрожи, зрение и слух обострились как у ночного жителя, а обонятельные рецепторы, раскрывшись как цветы навстречу дождю, уловили запах хищника готового к броску. Подготовка закончилась, игра началась.       «Когда боль касается всем своим кошмаром, как же я счастлив, что могу ненавидеть тебя. Ты забираешь всё лучшее, что было во мне, выпиваешь до капли всю мою гуманность, все, что делает меня человеком. Не осталось ничего, чувство стыда задушено твоими умелыми руками, познакомься с мазохистом, у который ты украл имя. Но не все карты сданы, еще остались фигуры на поле, ты тоже втянулся, я чувствую твой запах. Если правильно ляжет пасьянс я смогу добраться до нужного места, туда, где под стальными перьями на твоей груди под ключицей ты прячешь от меня свое холодное сердце».       Он опускает голову, съеживается, не единого звука, тень сужает круги, добыча почти готова. Сознание плывет и плавится, нет больше сил, но партия не окончена, ведущий игрок лишь разминается. «Я устал воскресать после твоего ухода, Боже, если и правда есть твое спасение, то прошу, наконец, спаси меня. Вот только боги не живут в человеческом душном мире, они не ездят в метро и, уж конечно, вряд ли кто-то из них заглядывал в это место… А ты - моя черная тень, мой палач, когда-нибудь устанешь разговаривать в стены, вершить здесь свое или чье-то чужое правосудие. Я истончаюсь и скоро, возможно, позволю тебе себя сокрушить, разрушить, порвать на части, а потом сшить... Ведь именно этого ты ждешь от меня, но пока я держусь. Все заканчивается однажды, и уже не хочется каждую секунду думать о западне, в которую я угодил, боясь потерять частичку воспоминаний, частичку себя и, наконец, станет невероятно наплевать на все, что здесь со мной происходит. Смотрите, смотрите все, как мне похуй! И ты смотри, как блядь, меня ничего не ебет. И больше не пугает одиночество, я не лезу на стену от отчаяния и боли. Потому что, вот, отчаяния больше нет, и нет такой боли, которую нельзя было бы пережить. Пустота не взрывает мне вены и мозг. Однажды я пойму, что пришел к финишу, и нет пути назад, да и возвращаться плохая примета. Может давно пора было сдаться? Боже, скажи мне что делать. Или хотя бы скажи где ты…»