***
Он приходит в себя, когда у его кровати молча плачет Хигучи. Он знает, что эта женщина только что сделала для него и что готова сделать в будущем, и больше не может молчать, благодарность разрывает его грудную клетку. Он не заслужил такой преданности. Он не заслужил этой женщины. Акутагава шепчет чешуйчатыми от ветра и влаги губами чужое для него "спасибо", болезненно надеясь, что вода, осушившая его легкие, унесла с собой сидящую в нем смерть. Но его рот наполняется вязкой черной слизью, и он поспешно сцепляет зубы и отворачивается, проглатывая ее и почти рыдая от отчаяния, - бессилие щиплет сухие глаза, и колкая пустота стекает по его щекам вместо слез. Хигучи, захлебываясь, говорит какие-то бессвязные слова, сжимает его руку - ее тепло ощущается жаром раскаленной лавы - и понимает. Потом Акутагава встает на ноги, и Черный зверь привычно облегает его тело, злобно урча на смерть. Рюноске криво улыбается, и губы болят от натянутости этой улыбки, а голова звенит от ее неправильности.***
Когда Акутагава уже готов вырвать себе глаза и разодрать горло ногтями, лишь бы избаваться от смерти, от образа, поселившегося скрипучим песком под веками, Дазай находит его сам. Акутагава стоит под мостом, спустившись сюда то ли посидеть одному в тишине, то ли утопиться, и прохладный бриз треплет его короткие пряди, но колкие прикосновения ветра кажутся Рюноске жаром. Дазай стоит по колено в воде, с распутавшимися бинтами и водорослями в волосах, мокрый и жалкий, но все равно сильнее его. Акутагава отступает, не желая склоняться перед ним, и смерть шустро взбирается по трахее в горло, рвясь к своему повелителю. Дазай улыбается ему и выходит из воды. Сгущающиеся сумерки чернильным пятном обволакивают контуры его силуэта, мягкой кисточкой заостряют черты лица, оставляют помарки теней, скользящих по его телу, проходят последними волнистым штрихами по волосам и оседают в глазах, закупоренные светящимися белками в глазницах. Акутагава сглатывает, пытаясь вернуть потерянный контроль над собой и согнать смерть обратно вниз по бронхам, и послушно замирает на месте, повинуясь небрежному кивку чужой головы. - Не подходи ко мне, - голос ломается, проходя через стиснутые зубы, и режется на тонкие лоскутки, теряя вес и значимость. Дазай выбирает тину из одежды и набрасывает развязавшиеся бинты на предплечья. Поднимает голову и с интересом заглядывает Рюноске в глаза. Акутагава дрожит всем телом, а смерть в его глотке издает победный клич. Его раздирает от жажды, от нестерпимого желания... - Правда? А мне кажется, ты наоборот этого хочешь, - Дазай насмешливо склоняет голову и легко фыркает, подходя ближе и разводя руками, будто демонстрируя свою безоружность. ...услышать этот голос. Акутагава ненавидит себя за это, но не в силах ненавидеть его. У Акутагавы Черный зверь за спиной и яд на губах, но он отступает и практически падает перед Дазаем, у которого пустые руки и блики тьмы в глазах. - Я ненавижу тебя, - шепчет Рюноске, и пустота жжет ему глаза, неспособная вылиться. - Я знаю, - успокаивающе говорит ему Дазай, и улыбается, и останавливается. А затем опускается перед ним на колени. Рюноске дергается и почти кидается поднять его, потому что все не так, это его место у ботинок Дазая, а не наоборот, но ноги будто налились тяжестью и набиты ватой одновременно: они дрожат, не держа его в равновесии, и не позволяют сдвинуться с места. Смерть скрежещет острыми шипами по гортани и рычит, заполняя рот кислотой. Дазай наклоняет голову, его руки бессильно повисают вдоль тела, и почти бесшумно выдыхает: - Прости меня. Смерть воет в агонии, и падает острым ледяным комом в легкие, в печень, в пятки, и затихает. Акутагава делает первый вдох за долгие пару минут. Дазай поднимает голову и смотрит ему в глаза. - Я оставил тебя, - продолжает он, вцепляясь взглядом в его зрачки и будто притягивая им к себе ближе. - Я бросил тебя, когда ты во мне больше всего нуждался. Я предал тебя, я знаю, мне нет прощения. Я поступал так, как думал, что будет правильно, но не считал нужным уведомлять об этом тех, кто из-за этого пострадает. Я бесконечно виноват перед тобой, Акутагава... Я должен был хотя бы объясниться перед уходом, но побоялся, - он качает головой, - и решил, что расскажу обо всем позже, но и позже не нашел смелости. Мне жаль, что я сделал все это с тобой. Акутагава дрожит, и кивает, не зная, что еще сделать, и кусает губы до крови, заглушая кислый вкус, и чувствует звенящую легкость во всем теле. Он восхитительно, невероятно пуст, и у него нет сил даже на то, чтоб стоять. Рюноске падает на жухлую траву, и Дазай падает к нему следом. Он касается его волос ладонью, и бинты сползают с его предплечий Акутагаве на лицо, но Рюноске ничего не может с этим поделать. Земля не хочет отпускать от себя его руки, и он не в силах пошевелиться. Тяжесть, которую Акутагава нес на себе, в себе годами, вдруг покинула его, даже если и на время, и он не знает, что ему теперь делать. Дазай смеется, и смахивает бинты, и заглядывает Рюноске в глаза. - Держу пари, ты сейчас просто опустошен тем, что на тебя свалилось, - он приятно фырчит от веселья и улыбается-улыбается-улыбается. Акутагаве слепит глаза и закладывает уши от этой улыбки, а осколки внутри дрожат и звенят от каждого глухого удара ускоряющегося сердца. Дазай долго смотрит ему в лицо, и вокруг его глаз собираются лучики, и снова смеется, запрокинув голову, а затем резко вскакивает. - Иди сюда, - в приглашающем жесте он аккуратно, даже нежно берет Акутагаву за руку, а на деле просто тянет за собой, заставляя подняться. - Давай потанцуем? Мне кажется, это как раз то, что нужно делать во время переосмысления жизни. Акутагава покорно встает на дрожащие ноги. Дазай, фыркая от смеха, притягивает его к себе и кружит в каком-то диком вальсе из хаотических движений и путающихся ног. Акутагава, спотыкаясь на каждом шаге, едва поспевает за ним, но сильные руки, так давно желанные, не дают ему оступиться и упасть. - Я... я не понимаю, - задыхаясь, говорит Рюноске и, цепляясь за плечи Дазая, пытается поймать его ускользающий взгляд. - Зачем ты, почему ты это делаешь со мной? Он не понимает, не понимает, не понимает ничего вообще, что сейчас происходит, но не уверен, что действительно желает понять. Осаму резко останавливается, замерев в каком-то странном па, и наконец-то ловит его взгляд своим. Смотрит внимательно, завораживая расползающейся чернотой зрачков, и не выпускает из рук. - Почему ты это делаешь со мной, - тихо, но отчетливо повторяет Акутагава. - После стольких лет... Почему теперь?... Ты... Дазай прикладывает изящный палец к его губам, заставляя замолчать, и склоняет голову, будто прислушиваясь к чему-то. Холод его кожи выбивает Рюноске воздух из легких, и желание прикоснуться к нему губами самому, по своей воле, скребет коготками внутри, раздирая душу на клочки и оставляя затяжки. Но Акутагава помнит, это выжжено на внутренней стороне его век, и он видит это каждый раз, когда закрывает глаза. Его поцелуи - яд. Его поцелуи - смерть. Его поцелуи - табу. Акутагава не хочет ранить этого человека, хотя он и разорвал его, разбил на кусочки, растоптал осколки. Его сердце колотится, как сумасшедшее, и Дазай, кажется, прислушивается именно к нему. Осаму светло улыбается и перестает слушать. Вместо этого он убирает палец и склоняется ближе, обхватив Акутагаву за талию и прижав его к себе еще плотнее. - Разве это важно сейчас? - шепчет он и дует Рюноске в нос, заставляя его морщиться от жара прикосновений воздуха. Его дыхание разбивается о губы Акутагавы, а глаза горят неестественным блеском, и Рюноске понимает. Что Дазай собирается сделать. Какую ошибку он собирается совершить. Акутагава просто не может позволить этому случиться, даже если его сердце потом окровавленным комком осядет у него на нетронутых губах. Дазай склоняется еще ближе, почти касается его, но Рюноске отстраняется, опасно наклоняясь назад, и пытается вывернуться из чужих рук. -Нет, нет, нет, если ты... - Акутагава отнекивается и вырывается, Дазай смотрит на него недоуменно и больно. Рюноске хочет объяснить, но что-то схватывает его за горло изнутри и пережимает кислород. Он открывает рот, чтобы продолжить, но не может выдавить ни звука - смерть возрождается его страхом, поднимается в его горле и касается гниющим языком нёба. Акутагава беспомощно молчит, и Дазай замечает ее, не может не замечать. Рюноске заходится приступом сухого кашля, пытаясь вытолкать смерть из своей глотки, из своих легких и сосудов, и о, если бы он мог это сделать, он бы... Дазай ласково гладит его по щеке и ерошит его волосы, дожидаясь, пока Акутагава прокашляется. И смот-рит. - Если ты сделаешь это, ты умрешь, - сипло шепчет Акутагава, не в силах противостоять этому взгляду, и покоряется ему, прижимаемый ближе. Дазай смеется и отвечает сразу на оба его высказывания: - Я как раз слишком давно хотел это сделать. И целует его в губы.