***
Странница, откинув назад запыленный дорожный плащ, сидела, облокотившись на крепкий дубовый стол, будто бы забыв о манерах. Уже, казалось, целый час она оценивала цепким взором сидящую напротив старуху — ростом ничуть не выше ее самой, с длинными спутанными волосами цвета Луны, искусно переплетенными с самобытными украшениями — перьями, древесными бусинами, выцветшими лентами… Треск половиц под мягкими лапами кота, спрыгнувшего с полки, что была под самой крышей, отвлек девушку от созерцания диковинного убора провидицы. В который раз с начала беседы воцарилось молчание. Но хозяйка дома не задает вопросов — только отвечает. — Неужто справедливо, — тон девушки был по-прежнему спокоен, но настойчив, — что человеку не дозволено не только выбрать судьбу, но и изменить ее? Старуха скупо улыбнулась, не отводя взгляда от глаз собеседницы — цвета молодого северного леса. В свете вощеной свечи, отдававшей ароматом старого меда, они играли теплыми искрами, такими же, какие были когда-то в ее собственных глазах. — Судьба не есть справедливость, дитя мое, она лишь совокупность. Тысячи дорог, длинных и коротких, прямых и извилистых — и все ведут к одному. Именуй, как будет угодно — истиной, исходом, концом, но помни, что, родившись, человек, сам того не ведая, уже ступил на уготованную ему дорогу. — Но что станется с душой, познавшей истину? Те несчастные, кому уготована безрадостная судьба, опустошены знанием о грядущем роке. Куда лучше не ведать о скорой кончине, чем знать о ней задолго, считая дни и часы. Взгляд пророчицы темнел под морщинистыми веками. — В мой дом ступают за ответами - я их преподношу. Ровно как то, что встреча с правдой лицом к лицу заблаговременно поджидала каждого из них на пути. Быть мне вестником беды иль радости — не все ли равно, если моя судьба так же ясна, как твоя? Девушка отпрянула от стола, смахнув с руки незаметно забравшегося на нее черного паучка. Поток воздуха, непривычный для недвижимой атмосферы старой обители, едва не потушил свечу — пламя заметно колыхнулось. — Войдя, я уточнила, что целью моей является беседа, а не получение предсказания, да будет и далее так, как должно. Из ближнего к выходу угла раздался разящий слух треск — кот уронил заботливо прислоненную к стене небольшую лютню. Странница подскочила с места и подняла инструмент. На выкрашенном в смоляной цвет корпусе сверкали в темноте два простых узора — растущая и убывающая Луна, между ними — пустота. — Совсем новая, — низким голосом, отдающим заметным хрипом, старуха будто подытожила увиденное. Взгляд девушки неуверенно блуждал по крохотной комнате. Стол хозяйки, занимающий ее треть, с принявшейся трещать свечой, стопкой чересчур хрупких на взгляд книг с нечитаемыми названиями, плотным кожаным мешком, служащим, в чем не было никаких сомнений, вместилищем для рун, и, наконец, кучей непонятных вещиц самого разного назначения, прихожая с побитым шкафом, увешенная сборами трав, запах которых терялся в свечном дыму, затем — ведущая на второй этаж лестница, подле которой теперь смиренно сидел кот, не спуская глаз с гостьи. — Ваша правда. Знакомый мастер ее сотворил, — добавила она, не раздумывая над тем, насколько важно это уточнение, — Баллады у меня выходят неплохо, желаете послушать? — Нет, благодарю, — голос провидицы смягчился, — Арейн не любит шума. Кот не двинулся с места. Девушка, решившая, что и так порядком утомила женщину, злоупотреблять гостеприимством, садясь обратно за стол, не стала и взглянула в окно. Изнутри вид был гораздо обширнее — ветер усиливался, безжалостно приминая заросли травы к земле. Облачное небо застилал сумрак. — Что же, — идеально ложащаяся в тонкую руку лютня уже висела за спиной, — думаю, мне пора. Смеркается. Ответом стало молчание. Шагнувшая было к выходу, странница обернулась, будто вспомнив нечто важное, и обнаружила, что до сих пор является объектом пристального взгляда. — Слыхала, в городе празднуют что-то. — Не «что-то», — в голосе старухи прозвучала насмешливая нотка, — Самайн. Праздник последнего урожая и подведения итогов. В эту ночь люди смотрят правде в глаза. — Тогда, должно быть, ваши услуги ныне будут востребованы. Взявшаяся за толстую дверную ручку, определенно относящуюся к тому в доме, что время отнюдь не пощадило, она вновь обратилась к провидице, на сей раз не поворачиваясь. Волосы, собранные в густую небрежную косу, трепетал просачивающийся внутрь сквозняк. — Ответьте, вы никогда не желали себе иного пути? Голос девушки затерялся в вечерних сумерках. Ответа не последовало и тогда, когда ветер, почуяв отсутствие преграды, наконец ворвался в дом.***
Старуха устало вздохнула. Сжав пальцами свечной фитиль, она держала его до тех пор, пока последняя искра не испустила дух, погрузив дом в полутьму. У лестницы раздался шорох. — НЕУЖТО СПРАВЕДЛИВО, что мне суждено взирать на твою ежегодную встречу с канувшей в лета совестью так же ясно, как тебе? Скукотища. Кряхтя, женщина поднялась со стула, тут же отозвавшегося жалостливым скрипом, чтобы зажечь лампаду. Комната вновь наполнилась слабым светом. Кот, разгуливающий у входа, недовольно поморщился. — Сидел бы молча, Арейн, не то проведешь Самайн на утесе, — хозяйка дома оглядела комнату, подбоченившись, — Впору начинать готовиться к ночи… Куда затесался мешок с каштанами? Ведь ставила подле стола. — Заг-ля-ни в шкаф, — нараспев произнес забившийся в угол кот. Упавшая из едва приоткрытой створки шкафа старая расстроенная лютня сотрясла дом диким треском. Из угла донесся раздраженный скрежет когтей. — Вот напасть, — пробурчала старуха, вталкивая обратно некогда смоляной гриф, — каждый год одно и то же.