Лекарства

Солнечный круг медленно прятался за горизонт, улицы пустели, деревню окутывало ночное полотно, покрытое пылинками звёзд. Обычные рабочие отправлялись домой, магазины и продуктовые лавки закрывались, и только в резиденции Хокаге горел свет. Наруто быстро привык к тому, что иногда ему придётся работать допоздна за горами отчётов и прочих бумаг. И его это не утомляло. Порой Узумаки специально задерживался на работе, сидел в своём кабинете и пытался занять себя чем угодно, только чтобы, придя домой, усталым упасть на кровать и быстро уснуть. Лишь бы не думать. Не думать о ней. Наруто думал о Сакуре все время. Думал утром, когда шёл в резиденцию. Думал вечером, возвращаясь домой. Думал, когда напивался в местном баре, чтобы думать о чем-то другом, но всегда добивался обратного эффекта. Хотелось найти другое занятие, но он не мог. Хотелось подойти к ней и спросить, как можно её забыть. Жаль, но у Сакуры была такая же проблема. Когда на небе заблестела луна, в кабинете погас свет. Двери с тихим скрипом закрылись, и Наруто вышел на пустынную улицу. Было так тихо, что казалось, что во всей деревни не было ни души. Вдохнув свежего ночного воздуха, Наруто направился домой. Знакомую тропинку освещали старые фонари. Приглушённый свет горел только в одном доме. В её доме. И он сразу же это заметил. Сакура сидела на подоконнике и рассматривала ночное небо, на котором красиво искрились звёзды, потому что спокойные ночи у неё забрали её же плохие сны. Ночные кошмары стали охраной. Охраной от будущих ошибок, от несказанных слов и неприкрытых взглядов. Повезло только, что Сарада отпросилась переночевать у подруги. Поэтому все, что оставалось, — смотреть на ночное небо и пытаться не думать. Последнее совсем не получалось, да и Сакура уже давно устала убегать от мыслей, потому что не знала, где спрятаться. А они только и твердили, что она пошла не туда, неверной дорогой. Потеряла то, что искала, и нашла что-то совсем другое, на ощупь и на вкус не прочувствованное. Нашла и не знала зачем. Света не было. Она будто шла в темноте, одетая в платье из ошибок с отчаяньем, вплетённым в причёску. В теле — солёная вода, как море, как слезы. Но возврата нет, нет остановки или попутного ветра. Хочется сойти с этого пути, вернуться, забыться и заснуть. Хочется проспать целую вечность, а может и больше. Хочется спрятать отчаянье и отдать его ветру, а следы затереть временем. Хочется взять время в долг, чтобы это щемящее чувство, которое она не могла никуда ни унести, ни спрятать, больше не ныло в груди. Но Сакура ничего не могла сделать, ничего не могла изменить. Поэтому она только прикрыла глаза, чувствуя, как ветер обдувает её лицо. Наруто смотрел все это время на Сакуру, будто заколдованный, не мог отвести взгляд, обернуться и пойти своей дорогой. Хотел сесть рядом и сказать, что всё будет хорошо. И неважно, что так уже не будет. И Узумаки так и сделал, впервые за долгие годы оказался рядом. Почувствовав чьё-то присутствие, Сакура открыла глаза и увидела Наруто. Хотела что-то сказать, но промолчала, может, потому что знала, что не послушает и останется, может, потому что действительно хотела, чтобы он был сейчас здесь. С ней. Рядом. Чем больше лет проходит, тем легче сдерживать эмоции, верно? Наверно, это единственное чему Сакура не научилась за долгие годи. Одинокая слеза скатилась по щеке и оставила мокрый след, но Харуно быстро её убрала, надеясь остаться незамеченной, но Наруто заметил. А еще он не любил, когда девушки плачут, особенно если из-за него. Поэтому взял её за руку, притянул к себе и обнял, так сильно и крепко, что, казалось, не собирался отпускать. Сакура раскрыла глаза от удивления, хотела оттолкнуть, но сразу же передумала. На душе у обоих стало тепло и спокойно, будто кто-то дал только что им лекарство от той раны в груди, которая не заживает уже сколько лет и ноет с каждым разом все громче и громче, что в ушах звенит. Они так и сидели, заворожённые своей близостью, тихими прикосновениями душ. И, прощаясь, они долго смотрели на друг друга, впитывали, словно губки, образы, чтобы потом унести с собой в мечты и сны. Возможно, надеялись, что завтра, наверное, будет легче, наступит утро, а их закрутит жизнь.