Это же песня...

— Это же песня про чертенка. — И он дергается, срывается туда, где говорят…о нем? Или нет. Просто песня или нечто большее? Он опускается возле няни. Стараясь заглянуть глубже. И видит боль, что скрыта завесой времени. — Жил-был на свете бес-чертенок, — и он чувствует, как просыпается где-то внутри…нежность? Его всегда воспринимали как абсолютное зло, как тьму, что поглощает все на своем пути. И никто не знал, что он умеет чувствовать. А может, у него тоже было детство? Тоже была мать, которая любила и оберегала, несмотря ни на что? Демон осторожно склоняет голову на плечо няни и чувствует запах чего-то вкусного. И вся она — такая домашняя, родная, — что он прикрывает глаза, вслушиваясь в подрагивающий голос. — О зимню пору тот чертенок шалил, проказничал, как мог, — но не чертенок это был. Демон видит, как бегает крестьянский мальчишка, стараясь ухватить девчат за одежку. Как кричит ему с порога дома мать, притворно хмуря брови. И как скользит он по замерзшей реке, а после — трещит лед под маленькими ножками. И в горько склоненной над кроваткой женщине Демон признает ту, что рассказывает историю. Историю, увы, своей жизни. Няня плачет, баюкая на руках шаль. И чудится ей не пуховая легкость, не белоснежный платок, а маленькое дите, запеленатое пока еще неловкими руками. И рвется сердце от той, казалось бы, зажившей раны. И болит душа при взгляде на ее воспитанниц, почти дочек. Демон, замерев на мгновение, вновь оказывается возле бывших друзей. Он не может вернуть того самого «чертенка», что разбередил душу всем, но попытаться уберечь этих двоих — в его силах. Но долго еще звучат в голове слова песни. И вперемешку с ними — смутные отрывки…воспоминаний? И сладкий запах, что заполняет всего его. И ощущение теплых и нежных рук. И тихие напевы каких-то неведомых мелодий. И сжимается что-то в груди, когда он, забывшись, шепчет в никуда: — Мама.