Animae dimidium meae

Моя милая, как же мне с тобой повезло. Ты никогда не была согласна со мной в этом. Ты постоянно отнекиваешься от моих комплиментов. Говорю «красивая» – мотаешь головой, говорю «добрая» – доказываешь обратное и так всегда. У тебя прекрасные глаза: цвет тёмного шоколада, а на солнце они становятся плавленым золотом, во время заката они сами становятся им – от блеска янтаря к таинству бездны. Как же ты любишь заботиться о других, я никогда не считал себя ревнивцев, но, каждый раз видя, как ты переживаешь и заботишься о моих одногруппниках, я становился жутким собственником и из последних сил сдерживался, чтобы не запереть тебя дома. Мой драгоценный бриллиант, каждый раз ты меня удивляешь новой чертой своего характера, поступков или рассуждением. Для меня ты – самая большая загадка. Да, ты не идеальна, ты не каждое утро готовила мне завтрак, а разве на это можно жаловаться? Я так люблю твои прекрасные волосы, ты говорила, что на твоей Родине их называют пшеничными или золотыми. Получается, ты у меня золотая девочка, милая. Как же я люблю заправлять выпавшую прядь тебе за ушко, когда ты читаешь или просто, когда она выбивается из причёски, ты так смущаешься будто бы это нечто особенное. Я люблю те неспешные и такие уютные моменты, когда мы просто лежим в обнимку и молчим, глядя в глаза друг другу. Как дороги мне те узоры, что ты вырисовываешь ноготком у меня на груди, задумываясь о чём-то. Как я благодарен тебе за то, что ты ждёшь меня из туров и встречаешь объятиями в коридоре нашей квартирке, а потом угощаешь моим любимым чаем и слушаешь о трудовых буднях твоего невнимательного парня, что постоянно окружён фанатками. Меня всегда удивляет – почему ты не ревнуешь. Ты смеешься и говоришь, что просто веришь мне. Для тебя вера – это нечто большее, чем любовь. Я храню всё, что связано с тобой – все те стикеры с пожеланиями, что ты развешивала по утрам, с поздравлениями и те записки, что помогали найти подарок от тебя. Я на всю жизнь запомнил то видео на день рождение, ты для него ездила к моим родителям за детскими фотографиями и даже привезла поздравление от них. Я каждый раз ухмыляюсь, вспоминая, как ты ворчала, что я готовлю порой лучше тебя, и что это задевает твою гордость. Хах, а помнишь, когда нашей группе было особенно тяжело, ты вытащила нас в парк и устроила войнушку с водными пистолетами? Они до сих пор так делают каждый год, в тот самый день. Я помню, как утешал тебя, когда у тебя были проблемы на работе, когда ты плакала от известий о болезни твоей мамы и как ты вновь плакала на моей груди от известия, что всё обошлось. Я люблю, когда мы танцуем, включая радио, и стараемся всё перевернуть с ног на голову: под хип-хоп медленный вальс, а под джаз – непонятные дрыганья руками и ногами. Я… я это очень люблю. Любил. Я сейчас готовлюсь с ребятами к выпуску нового альбома, мы много трудились, как и всегда, тебе ли не знать, как это происходит? Я счастлив, стараюсь таким быть, иду вперёд с высоко поднятой головой. Пожалуйста, присмотри за мной и немного за ребятами, ладно? Я люблю тебя. Парень уходил, а на могиле остался букет пеларгоний. Он тут всегда, каждый месяц появляется, разговаривает и уходит, всегда улыбается перед уходом и целует букет перед тем, как опустить его. На лёгком ветру колыхались розовые камелии, а он вернётся сюда снова. Как год, и два, и три назад.