Звоните Фрэнку

Бонни всегда знала, что она никчёмна. Если случались моменты, когда данный факт ускользал из мыслей, Аннализ услужливо напоминала ей о том, кто она есть, и даже свора студентишек смотрела на неё с плохо прикрываемым пренебрежением. Что ей оставалось делать? Бороться за признание, самовыражаться, пытаться доказать, что и она чего-то стоит? Круто, конечно. Но и эту миссию Уинтерботтом с треском провалила. Оставалось только табличку на грудь повесить с надписью: "Осторожно! Хронический лузер" - и оградить себя от людей, дабы не заражать и других своей невезучестью и мышиной серостью. Поэтому Бонни просто-напросто смирилась. Аннализ оценила. Оценила, назвав её при этом "абсолютно посредственной". Старая добрая и очень горькая правда. Ведь у каждого, кроме Уинтерботтом, в доме Китинг был свой талант: Гиббинс экстраординарной догадливостью славился, тихоня Кастильо с легкостью могла заменить любую энциклопедию, Уолш - добытчик ценной информации, и даже истеричка Пратт обладала исключительной способностью ладить с людьми. А Дельфино… Дельфино - их личный Мерлин, вызываемый простой фразой-заклинанием: "Звоните Фрэнку". Фрэнк всегда всё уладит. Причём, никто и никогда не интересовался, какими именно способами, но кто выведывает у волшебника секрет его магии, верно? А ещё он смотрит на Бонни по-особенному. Тепло и ласково, не пряча своих красивых глаз льдистого цвета. Смотрит так, что хочется опуститься в его сильные руки и никогда их не покидать. Уинтерботтом всегда стыдно за подобные мысли, ведь это сентиментально как для неё, так и для Фрэнка. Но всё же возвращается к мечтам снова и снова просто так, от скуки. Когда Аннализ в очередной раз срывается на ней, обвиняя во всех существующих и несуществующих грехах, Бонни крадёт у неё бутылку Хенесси и уже дома неспешно потягивает из горла, сидя на полу. За стаканом идти нет сил, а Киттинг досадить хочется: пить такой коньяк подобным образом - преступление. Когда уровень алкоголя в крови достигает критической отметки, руки сами тянутся к телефону и набирают заветный номер. Десять цифр в мозгу кровоточащими шрамами алеют. Фрэнк приезжает почти сразу же, хоть и не должен был. Однако Уинтерботтом слишком пьяна, чтобы понять это, она помнит лишь заевшую фразу "звоните Фрэнку", и этого ей хватает для оправдания собственного эгоизма. Дельфино молча бутылку отбирает и сам делает приличный глоток. Долго смакует, морщит лоб, задумчиво глядя перед собой, и Бонни уже знает, что он с точностью до 99.99% поругался с Кастильо. Ментальная связь с Дельфино - вещь сама собой разумеющаяся, не требующая объяснений и доводов рассудка. Она просто есть. Молчание вовсе не напрягает, лишь усиливает эффект от стремительно улетучивающегося Хеннеси. Фрэнк становится всё более угрюмым, а Бонни вдруг прозревает, оказываясь в реальности, где у собутыльника в бороде белесые волосы серебрятся. Это открытие её шокирует настолько, что она начинает мысленные подсчеты, вот только цифры в диком вальсе пляшут. Сколько лет они знакомы? Десять? Пятнадцать? Быть может, уже и все двадцать? Уинтерботтом не может определить границу "до" Фрэнка и "после", ибо кажется, что он присутствовал в её жизни всегда, с начала начал. Она помнит все его подколы, все слова, сказанные ещё в студенчестве, все моменты, хорошие и плохие, помнит отца и Аннализ, но, хоть убей, не помнит их первой встречи. Будто её и не было вовсе. Когда на дне остается лишь янтарный налет, Бонни поднимается с пола, отчаянно стараясь подчинить себе вдруг вышедшие из-под контроля ноги и ещё более отчаянно желая упасть. Ведь любое действие не так уж и страшно, если делаешь его постоянно. Падать она привыкла. Разбивая колени, разбивая гордость, разбивая самоуважение. Вот только на этот раз почему-то не больно. Её держали те самые руки. Надёжные и крепкие, как она и представляла. Дарящие защиту и безопасность, коих она так жаждала. А ещё заботливые и ничего не требующие взамен. В объятиях Фрэнка Бонни провела всю ночь. Темнота, ровно как и рубашка Дельфино, приглушила рыдания, скрыла мелко трясущиеся пальцы, вплетающиеся в густые волосы, сделала тёплые ладони, скользящие по её оголенной спине, несуществующими. С первыми лучами солнца всё стало по-прежнему. Фрэнк помирился с Лорел, Уинтерботтом дала второй шанс Ашеру, Аннализ наехала на неё за пропавшую бутылку Хенесси. Только одежда, насквозь пропахшая родным запахом терпкого одеколона, стала безмолвным свидетелем прошедшей ночи. Она - и нерушимая аксиома, поселившаяся в самом укромном уголке души Бонни: у неё есть свои руки, вызываемые простыми словами. Звоните Фрэнку…