Приют

Они встречаются взглядом дважды. Первый — еще внизу, там, у самых дверей. Он подпирает собой металл разрешенного забора, прихватывает губами сигарету и рассматривает редкие машины на пустой дороге. Она проходит мимо, одергивает засученные рукава и явно спешит. Перекрест глаз короткий, всего мгновение. Никакого интереса или участия. Они ничем друг другу не обязаны. И могли вообще никогда не встретиться. Просто он подпирает забор здания, являющееся целью ее назначения. И все еще поганит себе жизнь, когда она прикрывает за собой внушительную дверь. Второй раз происходит буквально спустя маленькую вечность в двадцать никчемных минут. Она сидит на излюбленном месте — у стены, прислонив к ней диванную подушку. Откровенно скучает, подперев рукой голову и бездумно кося глаза. Он гремит тяжелыми ботинками вдоль осыпанной штукатурки, укрыв руки в карманы дорогущего пальто и имея крайне отстраненный вид. Потерянный. Выгоревший изнутри и еще не успевший разгрести самого себя под обломками жизни. Под тяжелыми балками рухнувшей судьбы. Она знает, что права. У всех, кто входит в эти двери, подобный взгляд. Он окидывает помещение незаинтересованным взглядом, спотыкается на её светлой макушке и, красноречиво хмыкнув себе под нос, устраивается в незанятом, потрёпанном временем кресле. Нелепо-красном, с большими подлокотниками и змеиными языками по самому краю. Замирает, прислушиваясь к тишине. А после приходят остальные. Это не клуб. И даже не притон. Сара не может найти определение этому месту. Просто чей-то пустой офис. Или бывший мебельный склад. Или еще черте что. Тут нет табличек, лишних вещей. Только сломанные души и озлобленные, недоверчивые глаза. Что-то вроде приюта для обиженных. Тех, кого природа обделила. Или наделила совершенно не тем. Неправильным. Подобное не принимают в приличном обществе. Вышвыривают, как ненужный мусор. Здесь таких много. Всего лишь приют. Десятый этаж заброшенного здания. Отсутствие лифта, электричества. Желания жить. Лэнс криво улыбается. Вытягивает ноги вперед, имеет вид невинного ребенка. С искалеченной душой и доброй сотней душ за пазухой. Забыть своё естество нереально. Прямо напротив нее — Оливер. Неизменно вальяжный, на весь диван. Тяжелый взгляд и тройка демонов сохраняют свое присутствие. Он появился здесь раньше нее. Видевший смерть сначала отца, а после — матери. Прошедший курс реабилитации и после лишивший жизни весь список имен в записной книге отца. Сара знает, что лишь десяток из них были награждены стрелами. Остальные — растерзаны, словно зверем. Жестоким, беспощадным. Кажется, именно так писали газеты. Однако Куин все еще имеет парочку банковских счетов с круглыми суммами, бизнес отца и милую девочку Фелисити. Она забегала к ним пару раз. С конским хвостом, высокими каблуками и глубокими вырезами вдоль бедра платья. На изредка подрагивающих руках фиолетовые цветы гематом, очень подозрительно подходящих под очертание пальцев Куина. Смоук что-то вроде личного хакера, поддерживающей компанию последнего на плаву и отлично умеющей совать свой нос в чужие дела. Она могла взломать историю твоей жизни за доли секунды, найти уязвимые точки в идеальных системах и сломать чью-либо судьбу легкими движениями наманикюренных пальчиков. За это, собственно, и попалась как-то раз. Но судебный процесс так и не завершился. Оливер крайне не любит, когда трогают его игрушки. Чуть левее, свесив длинные ноги, в кресле утроился Барри. Совершенно безобидный. Вечно лохматые волосы, гиковские шмотки и рассеянные движения. Появился как-то незаметно, Сара до сих пор не может понять, кто его привел. Он просто есть. Всегда в кресле у окна. Как-то он рассказал свою историю.В пустоту, опустив глаза в пол и заламывая тонкие пальцы. В двенадцать он проковырял в родной матери пару дыр ножом, подставил отца и переехал жить к соседям. Замкнутость играла ему на руку, ведь соседская девочка — ангел, не иначе. Айрис всегда была к нему так добра. Вечно рядом, вечно участливый взгляд и теплые руки. Джо старался дать ему все. Чтобы он не пожелал. Пару лет проходит в допросах, косых взглядах. Барри оказывается в какой-то подворотне с плохой компанией. Пробует наркотики и больше не может без них жить. Но юная Уэст замечает. Она всегда была проницательной. Пытается ему помочь, тянет тонкие руки и забирает у него то, без чего он не представляет своей жизни. Барри не может ей этого простить. Девушка кричит, вырывается. Но он сильнее. Они оба это знают. Джо появляется в последний момент, когда у неё уже затекли привязанные к кровати руки, а по щеках горящем пламенем прошлись дорожки высыхающих слез. У неё разодрано платье и бедра все в крови. Барри чуть в стороне. Он похоже дрожит всем телом и взгляд злой-презлой. Потерянный. Увесистый кулак Джо врезается в челюсть. Аллен машет в ответ ножом. Тычет им в чужую руку, отвлекая от себя. И сбегает. Он удивляется, когда узнает, что на него не подают в суд. Или в розыск. Ему дают уйти. А он просто пользуется этим шансом. У него есть друг — Циско Рамон. Он изредка приезжает за Барри на каком-то стареньком байке. И он совершенно нормальный. В чем-то гениальный, в чем-то двинутый. Но не отвергнут обществом. Его не прельщает десятый этаж разрушенного здания. Зато его прельщает Лиза Снарт. Эту историю Сара тоже слышала. Бедная маленькая девочка пережила жуткое детство. Пьющий отец не только любил бить жену и детей. Он рассказывал девочке сказки. Удивительные, совершенно поразительные, пока её брат пропадал на улицах. А после трогал. Трогал так, что у Лизы по щекам катились крупные слезы. Сначала. А после стала привыкать. Ведь это ее отец. Он учит её. И ничего плохого не сделает. Спустя несколько лет брат забирает её из дома, где на кухне остается остывающее тело отца с криво всаженным меж ребер кухонным ножом. Они живут бедно, но никто не жалуется. Девочка все еще вспоминает красивые сказки, ластится к брату. Но он отвергает её. Мягко, долго что-то объясняет, гладит по волосам и укладывает спать. Лизе 14 или около того. Она считает это тем самым переломным моментом. С тех пор — юбки на ней с каждым годом короче, макияж ярче и каблуки выше. Ей ничего не стоит развести кого-то на секс, а после убить его, захватив ценные вещички с чужой квартиры. Она нимфоманка и прекрасно это осознает. Так и оказывается здесь. Сидит на стуле, сверкает чулками из-под короткой юбки, стреляет внимательным взглядом. Приценивается. Увязывается за тихим Барри. И знакомится с Рамоном. С тех пор её не видно, и Циско приезжает всё реже. Ведь она не переносит его отсутствия. Их тут много — потерянных. Выжженных изнутри. Или, как Рори, снаружи. Увидевших смерть и признавших в ней что-то неуловимо родное. Близкое настолько, что ребра сводит неприятным зудом. Они появляются и исчезают незаметно. Сегодня есть, а завтра уже где-то в другом городе. Не понимают сами, зачем все это. Приют не чинит прогнивших людей. Лишь дает шанс найти себе компанию. Или утешение. Оливеру нравится мрачность этого места. С ним у него связано много воспоминаний, судя по редкой резкой ухмылке. Наверное, поэтому Сара предпочитает место на полу. Не хочется сидеть в кресле и думать, что кого-то вжимали в него лицом, пока отдирали. Или пытали. Или делали еще что. Она брезгует портить себе груз души подобной чепухой. Рори находит себе тут Кейтлин. Они удивительно гармонично смотрятся вместе. Тощая шатенка с диагнозом психического расстройства, не раз сидевшая в психбольнице. И груда мышц самого Мика, сплошь перекрытая грубыми линиями сильного ожога. Поджег дом, сжег свою семью. А потом еще — но уже чужую. Также сидевший. У него привычка щелкать зажигалкой, громко смеяться своим грубым голосом, держать широкую ладонь на остром колене Сноу. Девчонка вечно шелестит что-то, быстро-быстро. Так, что не разобрать. И лишь уши хочется прикрыть от настойчивого свиста. Но Рори нравится, он снова смеется. А после тащит ее куда-то за угол, на другой этаж. Чтобы вдавить в стену, въестся в ее рот и сжать медвежьей хваткой. Сара знает не понаслышке. Случайно забрела в неподходящий момент. И зареклась с тех пор бродить по этажам. Но он — не вписывается. Выделяется на темном фоне чужих душ, зачаровывает странным замедляющим спокойствием, тишиной среди разворачивающегося балагана. Сара прищуривается, когда он колет взглядом. И усмехается уголком губ. Многообещающе. — Снарт, заканчивай цирк, будь как дома, — бас Мика гулом проносится по помещению, застревает в трещинах. Мужчина довольно скалится, сжимая в руке бутылку пива. И где только надыбал в такой короткий срок. Лэнс склоняет голову к плечу, даже не пытаясь скрыть интерес. Снарт. Лиза Снарт. И её старший брат. Леонард. Профессиональный вор и доблестный мошенник. Сара чувствует волну мурашек по спине. Не предвещающих ничего хорошего. — Мик, — лениво растягивает звуки, совсем капля учтивости и тонны самодовольства. Самодостаточности. Это видно в каждом его малейшем движении. Хищник, привыкший считать все вокруг — жертвами. Или потенциальными врагами. Другого не дано. — Мисс Сноу уже заскучала без твоего внимания, — снова тянет губы в усмешке. Почему-то кажется, что улыбаться он не умеет. Потому что глаза все также пестрят холодом, покрывая кожу под внимательным взглядом тонким слоем льда. Вдоль души и поперек всего тела. Сара решает пустить все на самотек. Упрямо вздергивает подбородок, отвечая взглядом на взгляд. Вызывает еще большее растяжение чужих губ. Хищник нашел себе развлечение. — Что ж, не будем больше ждать, — хлипкая дверь с треском отъезжает в сторону, пропуская мужчину вперед. Сара невольно подтягивает ноги ближе к себе, мгновенно напрягаясь и отводя взгляд от Снарта на вошедшего профессора. Именно Штейн собрал их здесь. Точнее, ему принадлежит идея создания этого приюта. Кто-то говорил, что его жена была измучена одним из психопатов, другие — исключительно научный интерес и желание мира во всем мире. Лэнс, в общем, все равно. Не интересно знать, кто и зачем, если эти вторники отдаленно, но помогают. Признать, что не одна она каждый день борется с дерьмом в жизни. Даже как-то обнадеживает. Но есть что-то в Мартине такое, заставляющее напрягаться в ожидании атаки. Не пугающее, как в случае с Оливером или же Миком. Нет. Миловидный вид внушает подавляющий ужас. ********** Снарт едва заметно дергает бровью, заставляя Сару раздраженно закатить глаза. Прошло не более 10 минут, но он уже невыносим. Она даже не смотрит в его сторону, пытаясь сосредоточить внимание на говорившем. А он ухмыляется, ублюдок. Щурит глаза и совсем невинно подпирает голову рукой. Даже не пытается вслушаться в сбивчивый лепет очередной жертвы. Такие не вызывают ни жалости, ни презрения. И замечать их просто не требуется. Ну конечно, куда уж им до… — Мисс Лэнс, не желаете продолжить? — Штейн привлекает всеобщее внимание. Она говорила не так часто, урывками. Обломков слишком много, и если вытаскивать по одному — тщательно выстроенная конструкция будет падать равномерно. — Что терзает Белую Канарейку по ночам? Она усилием не вздрагивает. Лишь презрительно дергаются губы. — Семь лет назад, — если прыгать с обрыва, то думать некогда. Сара выдыхает, поведя плечом и краем глаза замечая шевеление со стороны дивана. Оливер, милый Оливер. Несмотря на все произошедшее, не сидит смирно под ее историями. Сдерживает улыбку, покладисто продолжая: — был наёмник, живущий своей работой. Он тщательно изучал жизнь своей цели, выслеживал, втирался в доверие окружающих… Сара замолкает. Сводит брови к переносице и трет ладонью джинсовую ткань на бедре, привлеченная белым облаком осевшей пыли. На нее из разных углов направлены взгляды. Безучастные, в них нет понимания или малейшей частички сострадания. Профессор смотрит внимательно, прожигая теплотой. Иногда кажется, что ему это нужнее, чем всем им вместе взятым. Но свою историю он никогда не рассказывал. Лишь спрашивал, допытываясь внимательным взглядом сквозь стекло. — И очередной его жертвой стала одна девушка. Пример города, подающий надежды адвокат, — Сара не может сдержаться, стреляет глазами в Куина. Он не улыбается, смотрит в упор и совершенно не моргает. Если бы Лэнс не знала его почти с самого детства, могла бы с уверенностью сказать — сегодня ей не дано вернуться домой. — Только с личной жизнью был бардак и непрерывающийся поток алкоголя. Войти в круг её собутыльников не составило большого труда. А после растерзать тонкое тело в ее собственной гостиной. Развесить куски кожи, заморозить часть в холодильнике — в качестве сувенира, — губы сами собой складываются в улыбку. Безжизненную, о которую слишком легко вскрыть вены при желании. Лэнс откидывает голову назад, встречая взгляд Снарта и рассказывая точно ему. — Я должна была в тот момент быть дома, но авария на дороге вызвала большую пробку. А полчаса спустя, когда всё успокоилось, наёмник уже ушёл. Я смогла выйти на него через два года. Но он утонул. До смешного просто — лодка не пережила шторм. И за него поплатились другие, — короткий взгляд в сторону Штейна, и она прикрывает глаза, всем видом показывая, что больше историй от нее не будет. Никаких комментариев не следует. Ни-че-го. Как обычно. Только Оливер тянется к позабытой пачке сигарет. Он знает. Он помнит. Из здания она выходит первой. Спешит вдоль улицы, прикрыв голову капюшоном и упорно не замечая внимательный взгляд, что прожигает ей лопатки.