О доме, моральном выборе и слегка эгоистичных друзьях

Антон изначально чувствовал, что что-то не так. Арса всегда было сложно уязвить, и, если улыбка этого человека не ослепляла всё и вся вокруг, значит, случилось что-то действительно серьёзное. Если Арсений несёт всякую чушь на сцене, это нормально. Залу нравится, телезрителям тоже. Ведь этот парень здесь только для того, чтобы всех путать, как сказал Паша. Но ни зрители, ни Воля, ни даже занятые друг другом Поз и Матвиенко не могут видеть ту колоссальную разницу, когда Арс несёт бред для хохмы, а когда реально рассеян и говорит чушь потому, что не может сконцентрироваться на обсуждаемой теме. Антон замечает сразу. Нет, Шастун не маньяк какой-то и не следит за коллегой каждую чёртову секунду, что они вместе. Просто… Попов стал для него не только коллегой, но и… другом? (Антон убеждал себя, что это так.) А за друзей ведь принято волноваться. И только потому лишь, что они друзья, Антон мешкает и не уходит из гримёрки вслед за Серёжей и Димой, которые собрались кутить по лучшим барам Москвы и не особо расстроились почти беспричинным отказам коллег по сцене. Антон их не осуждал, ведь ребята обнаружили друг в друге много общего и сейчас поистине наслаждались общением. Пусть. Арс давно переоделся и не спешил уходить — сидел на стареньком диване, уставившись в уже погасший экран телефона. Он сжимал корпус пальцами так сильно, будто бы от одного звонка зависела его дальнейшая жизнь. Антон осторожно опустился рядом и тихо позвал: — Арс? Ноль внимания. Чуть более громко: — Се-ень… Всё тот же опустошённый взгляд в чёрный экран. — Арсений, мать твою, Попов. Антон собирался сказать это гораздо тише, но получилось так, как получилось. Молчаливый собеседник вздрогнул. — Шаст, — вроде как констатировал Арс. Антон медленно вдохнул и выдохнул. Ситуация, понятное дело, требовала терпения, и Шастун был уверен, что сможет справиться. Но всё это начинало его порядком подбешивать. Поняв, что Попов не собирается отрывать взгляд от телефона, Антон рывком садится перед ним на корточки и мягко забирает металлическую коробочку из рук. Тот поднимает недоумённый взгляд на Шаста, переводит на сжимающие телефон длинные тёплые пальцы, что касаются его, холодных и сухих. — Что ты делаешь? — растеряно шепчет Арсений. — Ты что делаешь, Арс? Ты себя видел вообще? Что происходит, может, расскажешь? — выпаливает Шастун на одном дыхании и тут же жалеет, что отошёл от изначального плана быть гиперспокойным и ультравежливым, потому что мужчина, сглатывая, опускает взгляд, вытаскивает пальцы из захвата и молчит. Молчит, но теребит своё обручальное кольцо. Оу. Самые ужасные мысли проносятся в голове Антона, он расширенными глазами смотрит на проклятую золотую железку и хрипло повторяет: — Расскажешь? Попов снова молчит довольно долгое время, потом судорожно выдыхает и устало трёт глаза. — Она уходит… — пауза. — Забирает дочь. Шастун теряется. Сначала выдыхает — ведь все живы и здоровы — потом осознаёт, что значат слова Арсения, и не может понять, с чего вообще вдруг, потому что с месяц назад он видел эту счастливую (на самом деле, чёрт возьми, счастливую, злясь, одёргивал себя Шаст) пару на общем корпорате «Импровизации», и всё было прекрасно. — По какой причине? — тихо спрашивает Антон. Раздражительность улетучилась, остался неприятный осадок и лёгкое головокружение от происходящего. Голос Арса был слегка приглушен из-за всё ещё прижатых к лицу ладоней: — У нас давно было что-то не так, просто сейчас… меня не было дома несколько недель. Она дала выбор — работа или семья. У Шастуна глаза на лоб полезли: — Ты это серьёзно? А нихера, что ты работаешь только для них?! — Не кричи, Шаст, — грустно улыбается Сеня, кладя руки на колени. — Ребёнку нужен отец, а не его деньги. Антон в безысходности закрывает глаза. Колени затекли, но он продолжал сидеть перед другом. Внезапная догадка пробивает его на хриплый после недавней громкой реплики вопрос: — Так ты уходишь? Арсений смотрит ему в глаза. Видит испуг от его возможного ухода с проекта. И понимает: его уверенность в том, что он ответит жене на ультиматум, только укрепилась. Лучше от этого не стало, но легче определённо. — Куда я без вас, — печально усмехается он. Хотел сказать «тебя», но пока не надо лезть вперёд событий. Шаст выдыхает, но тут же его глаза становятся ещё шире. Опережая следующие вопросы, Сеня продолжает: — Она та ещё дрянь, ведь знает, как я люблю эту работу. А дочь я буду видеть ещё реже, чем раньше. — Тогда, может… — Не-а, — качает головой Арс и откидывается на спинку дивана. Его выбор могут понять не все, но Шаст может. Он был рядом и видел, как Арсений всё это любит и ценит, как много он сделал для проекта. И бросить это в один миг, просто потому что одна женщина вкупе со своей поехавшей мамашей (никто не любит тёщ) посчитали, что какое-то мельтешение на экране не может быть важнее нахождения дома, — безумие. На самом деле всё немного не так. На самом деле семейный уют был противопоставлен вовсе не самому шоу, а отдельной его персоне. На самом деле ультиматум звучал как «Либо дочь, либо твой этот придурок Шастун». И на самом деле это было ещё больнее, потому что за Шастом стоял весь проект: Поз, Матвиенко, Паша, вся съёмочная группа, красная комната, шокеры, ТНТ, Москва… Всё, что так любил Арсений. На самом деле это было обидно, потому что выбор стоял между двумя мирами, которые он любил одинаково сильно. Но уступи он жене, путь в другой мир ему был бы закрыт наглухо. И вряд ли после таких сцен они смогли бы вернуться к прежним отношениям. Что потом? Развод, суд, ребёнок с матерью, естественно. Алименты, депрессия, алкоголь… И было бы так же, как будет сейчас. С одной лишь разницей: здесь Антон. А там — только боль от потери всего, что так любил. Нет, он не пожалеет о выборе. Решимость заставляет его сесть ровно, вытащить из рук удивлённого Шастуна телефон и разблокировать: на экране контакт, которому он собирался звонить уже несколько дней. На иконке — фотография человека, которого он, казалось, любил когда-то. Нажимает «вызов» и чувствует окольцованную руку на своём дрожащем колене. — Алло, — устало-раздражённый женский голос на другом конце провода. — Хочешь хороших алиментов, позволь видеться с ней, — с холодной решительной вежливостью отвечает Арс. — Обойдёмся без суда, как думаешь? В ответ слышится удивлённый выдох и возмущённое: — Ну и ублюдок же ты, Попов. Гудки. Она успокоится, перезвонит завтра в обед где-то и согласится, он был уверен. Сейчас пойдёт рассказывать матери, а та хоть и вредная, но неглупая, велит ей соглашаться. Он выучил эту семейку от и до, только вот, жаль, слишком поздно. Колено вдруг само по себе перестаёт дёргаться, и тёплые пальцы Шаста оказываются на его лице, оглаживая скулы. Арс мурчит, приятно зажмурившись, и с усталым смешком выдаёт: — Я ещё женат, Шастун. Антон вспыхивает и моментально убирает руки, чему Арсений препятствует, притягивая длинное тело к себе, и обнимает. Крепко, сильно сжимая костлявые ключицы и рвано выдыхая в белую кожу на шее. Антона трясёт, когда он заглушенно говорит Арсу в грудь: — Я рядом, если что. — Я знаю, — отвечает тот и понимает, что вот он — его дом. Вечерняя Москва, съёмочный павильон, шоу «Импровизация»… и Шастун. Тёплый и родной. Его Шаст.