Солнце

Придя в себя в больнице, Дэн не увидел над собой ничьего обеспокоенного лица, не увидел рядом со своей кроватью ничьего сгорбленного силуэта. Он был в палате один. Не то чтобы это сильно его разочаровало, он давно привык. Но Дэн всё ещё помнил того парня, благодаря которому его привезли в больницу. Фил Лестер. Дэн запомнил его имя, запомнил его лицо, особенно глаза. Хотя у Дэна была отвратительная память и на имена, и на лица. В палате было слишком темно, и слабый свет лампы лишь раздражал Дэна, не спасал его от темноты. Дэн ненавидел темноту больше всего. Оказываясь в комнатах, в которые жалюзи не пропускали солнечный свет, Дэн мгновенно терял всю свою грубость, заносчивость, и превращался в маленького напуганного мальчика. Вот и сейчас, очнувшись в едва ли освещённой палате, Дэн испуганно распахнул глаза и открыл рот, чтобы позвать кого-нибудь, но не мог издать ни звука. Он не мог даже оторвать от подушки перебинтованную голову: она была тяжёлой, будто налитая свинцом. Дэн слабо заскулил, и по его вискам полились слёзы. За такие моменты Дэн и ненавидел темноту. И себя. Для Дэна нет ничего хуже, чем оставаться одному в тесной комнате, наедине со своими мыслями. Когда Фил шёл навестить Дэна, он даже не задумывался, зачем он это делает. Зачем он связывается с этим безнадёжным парнем, сыном своего начальника. Фил просто счёл нужным прийти. В конце концов, он подозревал, что кроме него никто этого не сделает — собственный отец давно поставил на Дэне крест. Как только в дверях показался силуэт в белом халате, накинутом поверх рабочего костюма, Дэн уже знал, что должно произойти. Фил будет всем своим видом выражать беспокойство, навязывать Дэну свою помощь, не понимая, что Дэну уже ничем не помочь. Да и помощь нужна скорее самому Филу. Дэн хотел сразу сказать ему, чтобы он проваливал, но не успел. Фил сел на стул рядом с его кроватью и, не утруждая себя вступлением, сразу спросил: — Что не так? Объясни мне, что с тобой не так, и я отстану. Дэн был сбит с толку. И это он тоже ненавидел. Обычно он сам сбивал с толку окружающих. Он хотел вытереть слёзы с лица и как следует рявкнуть на Фила, чтобы он, в конце концов, ушёл и перестал лезть туда, куда соваться нельзя. Но у Дэна даже не было сил на то, чтобы поднять руки и вытереть слёзы, от которых неприятно жгло щёки. — Пошёл к чёрту, — прохрипел Дэн. — Пойду, если ты мне всё объяснишь, — кивнул Фил. Дэн не смотрел на него, делая вид, что на потолок смотреть куда интереснее. Но по голосу Фила было понятно, что он полон решимости. Это забавляло и бесило Дэна. — Ну так что? «Пошёл к чёрту», или скажешь что-то новое? — спросил Фил, и теперь в его голосе послышалась усмешка. Не такая саркастическая усмешка, как у всех тех, кто заговаривал с Дэном в прокуренных клубах. Другая. — Открой жалюзи и проваливай. — Дэн мысленно чертыхнулся, понимая, что надтреснутый голос его выдаёт. — Из-за чего ты плачешь? — спросил Фил, не отвечая на его просьбу, но всё же вставая с места. — Я не плачу. Открой грёбаное окно. Фил подошёл к окну и медленно принялся открывать жалюзи, будто издеваясь. На самом деле он просто задумался. Постепенно палату наполнял солнечный свет, и с кровати Дэна донёсся облегчённый вздох. — Я вижу, у тебя всё лицо заплакано, — проговорил Фил, и Дэн внезапно засмеялся. Хриплым, сухим смехом, как сильно простуженный человек. — Что? Фил обернулся и посмотрел на Дэна. Парень по-прежнему пялился на потолок, только теперь по его вискам опять текли слёзы. — Ничего, — сквозь смех прохрипел Дэн. Довольный тем, что Дэн его уже не гонит, Фил подошёл к его кровати. Наконец, Дэн перевёл на него свой взгляд. Филу стало неприятно, но он неподвижно терпел этот прищуренный взгляд карих, будто всё ещё пьяных глаз. Постепенно оскал Дэна сменялся мягкой улыбкой. — Они очень красивые, — пробормотал Дэн, и Фил догадался, что он говорит о его глазах. — А теперь отойди. На этот раз без возражений Фил отошёл в сторону, чтобы не загораживать окно, из которого лился свет солнца. Близился закат, и небо было окрашено в розовый. На лице Дэна отразилось разочарование. Он не любил закаты. После закатов наступала ночь. «Помоги мне встать», — вот, что следовало сказать Дэну, но он привык ни у кого ничего не просить, поэтому попытался выбраться из кровати самостоятельно. Это оказалось невозможно: едва приподнявшись, Дэн сразу упал обратно на подушку и заскулил от боли в затылке. — Врачи говорят, тебе лучше не вставать, — сказал Фил и на всякий случай положил руку Дэну на плечо. Закрыв глаза, Дэн процедил сквозь зубы: — Мне плевать. Убери свою руку. И… помоги мне встать. Фил усмехнулся: — Так мне убрать руку или протянуть её тебе? Глаза Дэна распахнулись в гневе. — Ты, блять, можешь не разгонять философию и просто довести меня до окна? — почти прорычал он. Фил покачал головой, но всё же убрал руку. Их разговор снова напоминал игру, или даже больше того, битву... и Фил не хотел проиграть. Он снова сел на стул и спросил: — Так, эмм, что за странная тяга у тебя? Почему ты так рвёшься к солнечному свету? Дэн ничего не ответил и отвернулся, будто капризный ребёнок. — Это тоже «часть твоей проблемы»? И опять, опять Дэн слышал в этом бархатном голосе усмешку... но ему вовсе не хотелось ударить Фила, как это было всегда, когда кто-то позволял себе насмехаться над Дэном. От улыбки Фила, от его едва слышных смешков становилось тепло. — Почему моя проблема вообще волнует тебя? — спросил Дэн. И на этот раз ему действительно хотелось узнать ответ на свой вопрос. Фил пожал плечами: — Я не знаю. Я просто хочу помочь. Это желание должно возникать у каждого, если кто-то в беде, разве нет? Но ты отвечаешь вопросами на мои вопросы, и я не могу помочь тебе. Ты сопротивляешься. И Дэн опять разразился смехом. В отличие от Фила, спокойного и сдержанного, Дэн был громким и бесстыжим. Если он смеялся, то смеялся во весь голос, даже если от услышанного ему хотелось зарыдать. И Фил покорно ждал, когда Дэн уймётся и скажет хоть что-нибудь. На самом деле он и сам не понимал, какого чёрта делает в этой палате, вечером, в воскресенье, когда все его друзья отдыхают или весело проводят время... Времяпрепровождение с Дэном нельзя было назвать весёлым или хотя бы чуточку приятным. Однако Фил не хотел уходить. Наконец, Дэн повернулся лицом к Филу — он заметил новые дорожки слёз на лице парня — и сказал: — Я не сопротивляюсь. Я, чёрт возьми, сражаюсь за солнце. Бьюсь за него, понятно тебе? Я рвусь к солнцу. А ты мне его загораживаешь. Ты хочешь знать, почему солнечный свет нужен мне, как воздух? Хочешь знать, почему я плачу, когда остаюсь в темноте? — Дэн отрицательно мотнул головой и поморщился от боли. — Нет. Я ничего тебе не скажу. Иди... иди к чёрту. Проваливай. Фил вздохнул. Снова та же песня, но снова тот же взгляд, в котором так и читалось настоящее желание Дэна. Он хотел, чтобы Фил остался. И всё же Фил встал, сделал шаг в сторону двери, обернулся и сказал: — Я тоже буду бороться за то, что, по-моему, стоит этого. От звука закрывшейся за Филом двери у Дэна зазвенело в ушах. Он опять остался один. Совсем один, без сил подняться с кровати, зато с открытым окном. Солнце уходило за линию горизонта, оставляя в сумерках город, который Дэн ненавидел. Он бы соврал самому себе, если бы сказал, что глаза Фила не способны заменить это проклятое солнце.