Better Then Tears(sweeter than sleep)

Чонгук всегда чувствовал себя потерянным. Когда парень был маленьким, он качался на качелях один, никто его не раскачивал, его маме было скучно, она читала какой-то дрянной роман, другие дети бегали по всюду с лучезарными улыбками, которые украшивали их лица. Он чувствовал потерянность. Он чувствовал, что он должен знать что-то больше, что кого-то должно быть больше в его жизни и он не понимал, почему у него все не так. Все вокруг него — дети, играющие на скакалке, взрослые, кажутся оживленными, все движутся в общем направлении — вперёд, но только не он. Он просто стоял неподвижно. Это было больше, чем одиночество. Это было настоящее отсутствие цели. Те люди, за которыми он наблюдал, дети и взрослые, они все, казались целеустремленными. У них были друзья. Они смеялись. Они играли, разговаривали и это было нормально для них. Они ходили в школу и приходили домой, чтобы пообедать с семьёй, так же с лучезарными улыбками, которые окрашивали их лица. Он помнил, что иногда также обедал в доме — когда ещё мог разговаривать с людьми — и желал, чтобы он мог улыбаться так же ярко. В его доме не было много улыбок. Его хен был единственным, кто действительно улыбался, и после того как он уехал, у Чонгука не осталось настоящих друзей. Школа была побегом из рода, он ни с кем не разговаривал и всегда обедал один. Он чувствовал себя хорошо, он чувствовал себя нормально. Чонгук был всегда один, куда бы он ни пошёл. Вот как это было. Его папа ушёл, когда он был маленьким. Чонгук помнит, что он был высоким и пел ему песни на ночь, когда его мама не могла вставать с кровати. Он не понимал почему она не может встать — это пугало, но песни его успокаивали. Он не помнил слов, но когда отец гладил его по волосам, мальчишка чувствовал себя в безопасности. Но однажды никто не пришёл петь ему песни и тогда Чонгук сам напевал себе мотив, чтобы скорее уснуть. Уже много ночей подряд. Плачь — стала его песней. В ней не было ни настоящих звуков, ни мелодии, за исключением натужного нытья, что издавало его горло, когда он закрывал рот и пытался не кричать, так он чувствовал себя лучше. Он не избавился он потерянного чувства, он носил его всегда. Чонгук был в безопасности в своих слезах. Просыпался с ощущением, будто даже не засыпал, зеркало будет смеяться над его красными глазами, пока утром он вымывает весь ночной ужас. Тогда маме казалось, стало лучше, и она пыталась петь колыбельные, когда она могла, но это не срабатывало. Её голос был не такой, как раньше, и глаза её казались привидениями, даже когда она улыбалась той улыбкой, чтобы подарить тепло Чонгуку. Он пытался слушать пение, но колыбельная мамы больше не несла никакого комфорта. Только Чонгук знал, что он плачет, когда притворялся спящим, после того как она уходила. Пусть льются слезы, это было эмоциональном облегчением для него. Ночь сопровождалась кошмарными снами, но пусть лучше кошмары, чем не спать вообще. Он чувствовал этот длинный путь к десятилетию. Это его десятый день рождения, на который вдруг приехал его хен из колледжа. Чонгук подозревал, что это как-то связано с проблемами его мамы, но он не задавал вопросов, и ему не нужны были ответы, он просто ликовал в компании своего брата, пока тот находился с ним. Он научился улыбаться, даже если ему не хочется улыбаться. Он был тем, кто мог улыбаться в независимости от чего-либо. Ведь это должно когда-нибудь закончится? Некоторое время, хен пел ему колыбельные. Некоторое время провожал и забирал домой из школы. Некоторое время покупал мороженное и смотрел с ним фильмы. Все это время он не видел свою маму вообще. Она больше не была в их доме и он проводил много времени за домашним заданием, и опираясь на большие куски бумаги, рисовал непонятные каракули, которые не имели никакого смысла, он был очень одинок. и потерян. Вот как это было. --------- Чонгуку исполнилась двенадцать, когда его хен снова прощается с ним, принимая все тепло и искреннюю улыбку, и снова освобождает место для пустоты. Его мама приезжает с ужасного места, где все улыбки мертвы, совсем бледной и вновь натягивает улыбку. Парень уже и забыл какая она красивая, когда улыбается. Он начал улыбаться, чтобы она почувствовала себя менее пустой, потому что знает кого это. Его мама заплакала, а затем поцеловала, но Чонгук просто хотел видеть как она улыбается. Он нуждался в её улыбке. Это был единственный раз, когда чувствовал себя немного одиноким, чем немного потерянным. Он просил хулиганов не бить его в лицо. Но они продолжали его бить и Чонгук решил, что не расскажет об этом маме, так как она и так была больна, он нуждался в её улыбке. Она начался улыбаться, другой улыбкой, но это лучше чем ничего. Когда она пела ему колыбельную, её голос был сильным и этого ему не снились кошмары. Он все ещё чувствовал себя потерянным, но по крайней мере он уже не плакал так сильно. Прошлые хулиганы заменились новыми задирами, но они не попадали ему по лицу, просто били, все смотрели на него с грустью, как на отброса. У него не было друзей, но он делал все домашнее задание на отлично. Он до сих пор рисовал большие непонятные чертежи, но никогда не показывал их маме. Она думала, что с ним все в порядке. Она улыбалась. Ему нужна эта улыбка, он спрятал все свои рисунки и чертежи, а ночью молча плакать в подушку, и на утро быстро смывал всю красноту с глаз. Чонгук хорошо сдал экзамены и получил хорошие оценки и когда она пошёл в старшую школу, он был одним из лучших студентов. Он не делал ничего, чтобы остановить издевательства над ним. Он говорил тоже самое, но у этих хулиганов не было состраданий. Если они хотели быть в лицо, то были в лицо и очень много раз. Его маме было трудно видеть синяки на лице «её ребёнка» который улыбался и сдерживал слезы, да и вообще все эмоции. Она пела ему все меньше и меньше и он начал плакать снова. Снова его плач — песня. Он пытался разговаривать сам с собой, он был уже взрослый, чтобы плакать, но слезы было его единственными друзьями. И на утро он снова смывал свои красные глаза. Когда он закончил старшую школу, он все ещё оставался лучшим студентом и получал высокую стипендию во всем колледже. Он не собирался идти домой, так как его мама была там где мертвые-улыбки. Он не говорил настоящее имя этого места, потому что это было слишком страшно Чонгуку были страшны многие вещи. Он боялся свои кошмарных снов. Он боялся синяков. Он боялся темноты. он боялся людей, потому что большинство людей в эти дни говорили ему плохие вещи и всячески обзывали. Он боялся, что однажды проснётся и один из его ночных кошмаров воплотится в жизнь. Его хен появился в один прекрасный день, с мрачным лицом, без какого-либо намёка на улыбку и они оба смотрели на свою маму, лежавшей под большой белой простыней. Некоторую неделю они пели ей песни по очереди, но это было что-то вроде промямливания, а не песня, больше походило на панихиду. Она проснулась и пыталась спеть вместе с ним, но вышло как шёпот, царапающий дыхание, задыхаясь от разрыва легких. Чонгук не мог даже плакать. Только хен плакал. Чонгук смотрел как его грудь поднималась и опускалась. Не останавливаясь. -- Чонгук всегда чувствовал родство в черных вещах, но он ненавидел их больше, чем когда-либо до этого. Все ещё не может носить все остальное. Жёлтый слишком весёлый, красный слишком яркий, синий слишком тёплый. Белый слишком чистый. Он одевался в то, что ненавидит — чёрное, и он носил это всегда. Это был самый яркий день, который был за все это время. Чонгук стоял у надгробия до того, пока его не нашёл хен и не отнёс домой. Он был слишком уставший, чтобы что-нибудь делать эти несколько дней, слишком грустный и слишком потерянный. Его хен сказал идти в колледж, чтобы двигаться вперёд. Он заботился о нем. -Просто выйди из этого дома, Чонгук. Забудь прошлое. Просто сделай шаг и начни новую жизнь. Это единственная способ. -Единственная способ чего? -Жить. -- Чонгук нашёл колледж, что было облегчение. Он все ещё не любил людей, но он все же справлялся с этим. Обедал там, где было свободное место. Он не разговаривал с его профессорами больше чем надо, всегда садился в конце каждого класса. Чонгук получал незначительную тревогу, когда кто-нибудь смотрел на него, но никто не вызывался с ним разговаривать, но по крайне мере он не чувствовал страх. Он проводил много времени за учебой, хотя он ещё не совсем выбрал своё направление. Избегал людей как только мог, делая вид, что что-то высматривает и так же запирался в своей комнате. Книги стали его друзьями. Когда он упал на кровать, его глаза были ужасно уставшими, ему даже было тяжело мечтать. На выходных, когда все нормальные люди выходили в свет, Чонгук предпочитал оставаться в тишине в своей комнате в пустом общежитие все выходные. Он не плакал, потому что он был слишком грустный. Он не плакал, потому что его сердце было разбито или потому что он был одинок, нет. Чонгук плакал, чтобы сбалансировать себя. Больше никого не было, кто мог бы спеть ему на ночь. Чонгук плакал, потому что слезы были единственными, кто знал его прошлое и единственными кто знал его самого. Он знал как с ними бороться. Они напомнили ему о вещах, не обязательно о хороших или плохих. Они возобновили его так, что он не смог уснуть, хотя он никогда по-настоящему не чувствовал себя новым. Были слезы. Они заставали почувствовать его себя. Они заставили почувствовать себя потерянным. …но, он был уже потерянный. -- Рождество прошло спокойно и без упоминаний о плохом. Чонгуку удалось остаться в общежитие во время перерыва. Он сделал всю домашнюю работу в первые два дня и чувствовал пустым. Он пытался чертить чертежи, но они уставились на него, как зеркало, показывая его гнев и безумную душу. Это пугало его и поэтому он выкинул их и больше не рисовал. Ещё одна вещь, чтобы бояться. У Чонгука не было никаких слез, что облегчиться, тяжёлые чувства столпились за его глазами, поэтому он решил пройти прогуляться. На земле лежал снежок, а солнце играло в прятки с облаками. Он не удосужился взять куртку и это было ошибкой, потому что будучи погруженный в свои мысли, и имея очень жаркие быстрые ноги, он и не заметил этот долгий путь и как далеко ушёл от общежития, когда понял, что ему стало холодно. Очень холодно. Он остановился на мгновение, позволяя себе продрожать на ветру, который совсем внезапно поднялся. Солнце не выглянуло даже на несколько минут и небо становилось все темнее, а облака начали сливаться воедино. Чонгук медленно обернулся лицом к ветру, сгорбил плечи и отправился обратно домой. Он только сделал два шага, как чей-то голос испугал его пустые, подавленные мысли. Чонгук поднял глаза от своих ног, чтобы посмотреть кому принадлежал голос, парень, примерно его возраста, волосы, распушившиеся на ветру и слегка с обеспокоенным выражением лица. -Хей, сказал он снова, делая шаг на встречу, чтобы остановить Чонгука. -Вам не холодно? Чонгук просто

<right>

кивнул. </right> Парень немного помедлил, прежде чем вырваться в тёплую улыбку. -Сейчас декабрь. Почему ты не носишь пальто? Чонгук просто пожал плечами, выбрав этот способ, чтобы не отвечать. Тёплая улыбка юноши быстро превратилась в хмурый взгляд, как только он заметил, Чонгук задрожал от холода. Затем, на удивление Чонгука, он снял свой плащ. Когда он двинулся вперёд, чтобы накинуть на Чонгука свой плащ, тот от неловкого испуга попятился назад. -Ты не должен давать мне своё пальто, Чонгук говорит с твёрдостью слова, удивляя себя этим. Другой просто смотрел на него укоризненно, хотя его лицо по прежнему оставалось мягким. -Ты весь дрожишь и щеки все красные. Просто одень его пока мы не окажемся где-нибудь в тёплом месте, хорошо? , он успел накинуть на него свою вещь, подойдя ближе, и встав на мысочки так, как Чонгук был немного выше его. -Моя машина там. Поехали со мной в кафе. Чонгук был немного ошеломлён. Почему этот незнакомец дал ему своё пальто? Почему он приглашает его в кафе? Почему он разговаривает с ним? -Я.Я не.хмм, взял собой кошелёк, пробормотал он, держась за края чужого пиджака. -Окей, тогда я могу тебя угостить? Тёплая улыбка снова вернулась на лицо этого паренька и Чонгук был приятно удивлён, когда другой взял его за руку и повёл, -Меня Чимин, кстати зовут. Он выжидающе посмотрел на него сбоку. Чонгук хотел убежать, но он должен вернуть пальто, которое действительно приятное и тёплое. Это было удивительно, что он наслаждался прикосновением руки этого юноши на своей руке. Этот парень не был напуганным. Он посмотрел на него и заметил, что Чимин был тёплым и дружелюбным и вроде как говорил много, и это было немного страшно, но Чонгук слишком устал внутри, протестуя себе. Ему было слишком холодно, чтобы отвергнуть тепло. Ему понравилась внешность Чимина. Он сдался. -Я, Чонгук. И улыбка, которая озарила лицо Чимина, дала ему ещё больше тепла, чем какое-либо пальто. -- Как оказалась, Чимин любил поговорить абсолютно ни о чем, но в спокойной и дружеской обстановке, что Чонгук не чувствовал себя подавленным. Весь путь до кафе был в словах — в словах Чимина. Он просто слушал, чувствуя себя комфортно и тепло. Как только они зашли в кафе, он сразу отдал Чимину его пальто. Чимин не высказал ничего — как и Чонгук ничего от него не ждал и то, что (как заметил Чонгук) Чимин казался ему единомышленником, это безусловно радовало его. Кафе было полупустое, это не приносило никакой тревоги и Чимин посадил их в самый угол кафетерия от всех подальше, как-будто он следил или просто догадался, что Чонгук не любит людей. Он удивился, почему этот незнакомец так добр с ним. Может быть Чонгук выглядел настолько жалким в снегу. Может быть, это просто его характер такой добрый. Может быть его мама научила, что нужно помогать дрожащим в снегу мальчикам, которые забыли своё пальто. Мысль о маме практические вновь захлестнула его, но он сам вернулся в реальность, кусая нижнюю губу. Неприятный вкус встретился на его языке; он тяжеловат, чтобы брать кровь. Чимин конечно все заметил. -Чонгук-ах! Ты истекаешь кровью! по крайне мере он сказал это тихо. Чимин тут же схватит салфетку и потянулся через стол, чтобы легкими прикосновениями вытереть кровь. Чонгук был удивлен и опять же, отпрянув назад, не задумываясь. Он не мог рационализовать свой страх, который скапливался в животе, но он все равно никак не мог отогнать его. Рука Чимина дрогнула, он хотел почувствовать благодарность от Чонгука, но ему стало стыдно. Чонгук взял салфетку и вытер губу, глядя вниз. Он был таким трусом. Он был таким неуклюжим трусом, который задумывался о маме в самый не подходящий момент и собирался уже ущипнуть себя за бедро, чтобы не пустить слезы, которые уже накапливались в его глазах. Чимин конечно заметил. -Чонгук-ах, сказал он мягко, держа руку над его головой, как-будто он хотел прикоснуться Чонгука, но боялся отказа. -эй, сказал он в третий раз, мягче, чем когда-либо. Это был такой нежный звук, знакомый в каждом слоге. Чонгук заставил взглянуть вверх, надеясь, что слезы успешно отбились и почти отчаялся, когда она покатилась по щеке. Глаза Чимина были обеспокоены, но Чонгук видел абсолютно никакого ни страха, ни отвращения в них. Он был удивлён, снова, и, когда Чимин приблизился к нему, думал, что не будет уклоняться. Чимин протянул руку, ожидая какого-то согласия и Чонгук слегка кивнул. Рука, что уставила контакт с его щекой была тёплой и мягкой. Он снова был поразительным во всем, как не страшно это было. Палец Чимина уже со скользил по щеке, заканчивая контакт, смахивая без слов его слезы. Это совсем не страшно. Это был акт полон нежности и доброты со стороны незнакомца. Чимин был странником, а Чонгук боялся незнакомцев. Чонгук был пуст, а Чимин полон силы и заботы.