Ролевые игры

– Так, всё, убрал свою руку из моих трусов и спать. Какая буква в слове «спать» тебе не понятна, Крошикотиков? Шлепок по не в меру резвой руке подтвердил, что сказанное следует воспринимать как руководство к действию, а не пустое кокетство. Экс-некромаг, а ныне совсем не экс отец большого семейства, Глеб Бейбарсов, немного посомневавшись, всё-таки последовал озвученной просьбе. – Гроттер, скажи мне, мы с тобой спать вообще когда-нибудь будем? – очень серьёзно спросил он. Проникновенно так. С вековечной печалью в голосе. – Будем, – подумав, сообщила жена. – Руку только убери, и сразу будем. Спи, кто тебе мешает? Глеб одарил супругу страстно-усталым взглядом. – Таня! Я серьёзно! Я про потрахаться. Таня Гроттер-Бейбарсова, бывшая Валялкина, в девичестве просто Гроттер, вздохнула и молча перевернулась на другой бок. К вековой печали и взглядам демонического суслика в исполнении нынешнего мужа у неё ещё в школе выработался иммунитет. Глеб не оставил своих бесплодных попыток приласкать жену, хотя больше всего на свете ему хотелось завалиться рядышком, обнять подушку и проспать до утра. Останавливало сознание того, что секса у них не было уже месяц – казалось бы, вполне нормально для супружеской пары с тремя детьми школьного возраста. Однако, по мнению Глеба, это был непорядок. – Этот вопрос следовало задавать до того, как ты меня всю облизал. Глеб, слушай, у меня сегодня была четырёхчасовая тренировка, – пробурчала госпожа Гроттер-Бейбарсова, сбрасывая с бедра руку Глеба. – А потом жеребьёвка перед началом сезона. Потом ещё Соловей два часа ебал мне мозги на тему неготовности команды. И под конец Феклищева сообщила о беременности! Ты представляешь?! У нас сезон и матч с бабаями на носу, а у неё беременность!.. Глеб отреагировал вялым: «Угу». Вопрос: «Гроттерша, слушай, я что, не могу поебаться с собственной женой, как нормальный белый человек?» так и остался невысказанным. – Так что на сегодня я уже натрахалась по самое немогу, – устало закончила Таня, отчаявшаяся направить энтузиазм мужа в другое русло. Глеб задумчиво потискал жену за грудь. Нет, не встало, всё тело слишком стремилось к ровной горизонтальной поверхности, включая и весьма деликатную часть организма. Он, в общем, тоже мог рассказать, что сегодня заебался сверх всякой меры: с десятью расчленёнными и перепутанными трупами после жуткого лопухоидного ДТП, со сломавшимися так некстати холодильниками, обморочными практикантками, потерявшимися конечностями, запившим замом и прочими рабочими неурядицами заведующего патологоанатомическим отделением областной больницы. Но единственная восставшая часть его существа (в смысле, ёбаная во все места гордость) истерично верещала и требовала быть мужиком – исполнить супружеский долг. Даже ценой получаса (хотя кого он обманывал?) или семи минут крепкого, здорового сна. – Будешь трахать – не буди, – пробормотала Таня, утыкаясь лбом в подушку. Бейбарсов подумал и решил, что управится и за три минуты. Желательно, ещё заодно и с гордостью. *** У Лизы (бывшей жены, к которой Глеб тогда, после выпуска и потери магии, всё-таки вернулся на год и потом сбежал, забрав с собой только учебники, трость, бритву и зубную щётку) было два недостатка. Первый – Лиза была жертвенна. Настолько, что ежедневно укладывалась на алтарь семейной жизни, принимала позу несчастной замужней женщины, себя не жалеющей ради мерзавца-мужа, и демонстративно страдала, подставляя нежное горло кривому ножу долга. Глеб подозревал, что мама (дорогая тёща, то бишь) Лизы была энерговампиром – иначе нельзя было объяснить то, что страдалица от всех тягот супружества лишь расцветала здоровым румянцем и блеском в глазах, а сам Бейбарсов терял покой, сон и нервные клетки. Второй недостаток на этом фоне несколько терялся, да и, в сущности, был по сравнению с первым не недостатком, а так. Дело в том, что Зализина была немножко оборотнем. В постели из женщины превращалась в полено. Впрочем, в этом Глебу всё-таки стоило винить не только бывшую супругу, но и самого себя. С Таней (нынешней женой, на момент их встречи восемь лет назад успевшей стать бывшей мадам Валялкиной и сбежать от мужа с тремя детьми и контрабасом под мышкой) всё было в разы проще. Она была не склонна неделями проедать кому-то плешь, решая, повесить на кухне просто синие занавески или синие в голубенький цветочек. Не ныла по поводу и без. Не кидалась в стену фарфоровыми сахарницами и не топала ногами. Не закатывала глаза и не плакала три часа кряду. Не вставала в позу, требуя исполнения супружеского долга (как то: ежедневный вынос мусора, ремонт розеток, а также проверка уроков у детей), посуду мыла заклинаниями, прибиралась исключительно по большим государственным праздникам, разбрасывала по дому носки и бюстгальтеры, пропадала на работе столько же, сколько и сам Глеб, и даже (о чудо!) переросла подростковые метания на тему выбора между своими изнемогающими от любви к себе или зверюшкам мужиками. Даже семейные скандалы у них не растягивались на всю ночь, в течение которой она бы причитала и била посуду, а он бы чувствовал себя последним говном, отравляющим жизнь святой женщине. Для девицы с тонкой душевной организацией у Гроттер был слишком пробивной характер и отлично поставленный удар правой. Второго недостатка мадам Зализиной Тане тоже по жизни не обломилось. По крайней мере, с ней Глеб почти всегда чувствовал себя если не на коне, то, как минимум, не верхом на колоде. До того, как месяц – а может, и больше – назад у них что-то пошло не так. Это «не так» со временем эволюционировало в «а сегодня я сплю» и другие эротические позиции типа «подушка снизу, я сверху». И предполагало секс разве что церебрально. А потом, совсем недавно, минут этак сорок назад, где-то на периферии сознания Глеба неожиданно замаячили мысли о половом бессилии, кризисе среднего возраста и том, что он уже совсем не ого-го, каким хочет себе казаться. И, может, даже вообще не был ого-го. Последнее пугало. И с этим надо было что-то делать. Всенепременно. *** – Знаешь, женщина, с этим надо что-то делать, – решил расставить все точки над «ё» Бейбарсов. Бывший некромаг и вполне себе действующий прозектор лопухоидной больницы – к тому же зав. отделением – возлежал на диване, забросив ноги на спинку. И всем своим видом словно возвещал, что разговор о сложностях в интимной сфере их супружеской жизни (то бишь про то, у кого на что не стоит) предстоит серьёзный. Особенно на эту важную мысль наводили трусы в зелёную полоску и волосатые Глебовы ноги в чёрных носках. – О, – отозвалась Таня, рассеянно листавшая – но больше им всё-таки обмахивающаяся, точно веером – журнал в глянцевой обложке. – Определённо надо. Глеб дотянулся до пакета со льдом, потряс им, любуясь остатками ледяных кубиков, бултыхающихся в уже тёплой воде. Кондиционер у них забарахлил неделю назад. Подозрение в порче ценной техники первым делом пало на самого Глеба, ещё в бытность свою некромагом с техникой не ладившего. А вчера сей механизм приказал долго жить, и даже магия была бессильна пред тяжкой поступью столь печальной смерти. Потому перед лицом сорокоградусной жары семейство Бейбарсовых оказалось в ничуть не более выигрышном положении, чем простые и не наделённые магическим даром люди, те самые, которые лопухоиды. Отчасти из-за того, что для Глеба приставка «экс» прибавилась к статусу некромага ой как много лет назад, а Таня при всех своих трёх красных искрах в потенциале могла только заморозить дом нахрен, превратив всё в один большой айсберг. Её магия сроду не отличалась изяществом. И ещё отчасти оттого, что взять телефонную трубку и вызвать ремонтников было ниже достоинства господина Бейбарсова. – Я серьёзно. Так дальше продолжаться не может. Таня бросила на него мученический взгляд плавящегося и стекающего от жары под кожаное кресло человека. Вернее мага. Вернее… а, черт с ним. – Ты думаешь, я тут хиханьки развожу? Глеб прокашлялся. Вопрос был деликатный. Предложить подобное в лоб, пусть даже и собственной жене, было чревато тяжкими телесными. – Таня, ты же понимаешь, что нам давно пора с этим покончить. Гроттер шлёпнула журналом по столику и громко фыркнула. – Не возражаю. Бейбарсов приободрился. – Естественно, тут понадобится и твоё участие, – рубанул он. И намекающе добавил: – Деятельное. – Ну, как обычно, – сказала Таня. – Все активные действия свалишь на меня и уляжешься пожинать лавры на диван. Все вы, мужики… – Ты не так поняла, – заюлил Глеб. – Я же инициатор, я мужчина, в конце концов!.. – Ну, раз мужчина, возьми телефон, позвони. Как-нибудь справишься без меня, – снисходительно сказала жена. Глеб себе это представил. Не то чтобы секс по телефону он находил отвратительным. Скорее, считал его бесполезным суррогатом, чем-то сродни электронной сигарете или безалкогольному пиву. А вызвать на дом проститутку при живой жене было глупо, бессмысленно и вообще опасно, памятуя о вспыльчивом характере жены, способной испепелить на месте, и потом горестно поливать слезами прах в совочке. – Ты на это согласишься? – уточнил он. – Знаешь, по-моему, слишком попахивает извращением. – О, прекрасно, – сказала Татьяна спокойно. – Значит спать в могиле и жрать мышиные внутренности – это нормально, а позвонить в сервис-центр – уже извращение. Ну как же, это же надо взять телефон. Ручками на кнопочки нажать. И вызвать ремонтников, пока у нас кондиционер ещё на гарантии. Или пользоваться чужой помощью Тартар не велит? Глеб запоздало сообразил, что они говорят о разных вещах и поторопился спасти своё положение. – Я про другое. Гроттер смерила мужа слегка озадаченным взглядом. – Ролевые игры, – очень серьёзно сообщил Глеб. Секунд пять они смотрели друг на друга задумчиво. Таня явно прикидывала в уме, над какой-то точкой этого бренного мира сейчас пролетает крыша дражайшего мужа. Глеб думал о том, что вот так, с места в карьер срываться не стоило. Импульсивность и порывистость в их семье всегда были прерогативой Татьяны. – Спятил, – резюмировала супруга почти спокойно. – На старости лет. – Гроттер! – Глебу была оскорбительна сама мысль, что его, тридцатидевятилетнего мужчину в самом расцвете сил, считала старым собственная ровесница-жена. – Столько лет как, – откликнулась Таня, оставив в покое несчастный журнал, которым до этого замахала, словно пыталась с его помощью взлететь. – Я серьёзно! – Угу, одна я тут смехуёчками балуюсь. Глеб отлип от кожаного дивана с каким-то плотоядно-чмокающим звуком и сел. – Между прочим, эти твои женские журналы подобное рекомендуют, – сообщил он. Про то, что это же самое рекомендовали между собой хихикающие девицы из кардиологии, Бейбарсов предпочёл умолчать. – Для семейных пар, жаждущих разнообразить сексуальную жизнь и вернуть былую страсть отношениям. Ну, ты поняла. Гроттерша, у нас с тобой не было секса уже… – Глеб, педантично ведущий мысленный календарь, пробежался по воображаемым строчкам, кое-где обведённым не менее воображаемыми кружочками, – уже месяц и четыре дня. Хотя и тот последний раз в душе считать как-то неудобно. Слушай, я, может, и бесплоден, но не импотент же! – Глеб, я всё понимаю, – проникновенно начала Таня. – Но как ты себе это представляешь? – Вот так и представляю. Ты, я, плётка и кровать. Или ты, я, кухонный стол и гаечный ключ. Танины брови уползли куда-то под тёмно-рыжие завитки чёлки. Видимо, она силилась понять, что же в этой картине лишнее: она или гаечный ключ. Или всегда засыпала с открытыми глазами в процессе совместного просмотра немецких фильмов о бравых водопроводчиках. – И в кого мы будем… – на пару секунд она замялась, подбирая цензурное слово, – играть? В некромага и невинную девицу, что ли? Глеб устало вздохнул: он прекрасно понимал, что большей части предрассудков про некромагов жена не подвержена. Что не мешало ей регулярно проезжаться по больной для Бейбарсова теме «на кой некромаги пошли на Руси-матушке». А также смеяться над идиотскими анекдотами про некроманта и маленького мёртвого бычка. – Так и вижу это: я с голой жопой налёживаю себе воспаление придатков на каком-нибудь камне, а ты меня жертвоприносишь во славу Чумы. – Почему сразу жертвоприношу? – обиделся Глеб. – Всегда можно придумать много других ролей. Вот сейчас подумаем, реквизит обеспечим… Дни выберем, – продолжил он совсем не так уверено. – Когда работы поменьше. Что дети не в школе, это… – Таня бросила на него яростный взгляд – мать из неё была так себе, но даже намёка на это хватило б, чтобы лишиться головы и прочих важных частей тела. – Дополнительные трудности. Но мы справимся. Почему-то Бейбарсову некстати подумалось о том, как справляется с разнообразием в сексуальной жизни сестра по дару Лена. Из всей некромагической троицы она была самой собранной, и всё в жизни у неё всегда было по плану. Включая спонтанный секс и неожиданные знаки внимания. Воображение с готовностью подбросило картину Шурасика, пардон, мэтра Александра, составляющего в своём чёрном с золотым тиснением блокнотике подробное расписание исполнений супружеского долга и перечислением поз, числа поцелуев и количества фрикций. Отчего-то стало невыносимо грустно. – Давай, что ли, для начала составим план? К Планам оба супруга относились достаточно серьёзно. *** Платье горничной Тане очень шло. Даже рождение троих детей и десять лет в тайге не испортили ладную женскую фигуру. Чего уж там, это не удалось сделать даже профессиональному драконболу. Это о чём-то да говорило. В общем, платье Тане шло, и то, что оно едва прикрывало стратегические высоты её ног, было только на пользу делу. Настолько, чего Глеб успел обдумать эту мысль раз пять, стараясь перестать метафорически капать слюной на пол. – Сразу предупреждаю, прибираться в этом невозможно, – сказала мадам Гроттер-Бейбарсова, для вида обмахивая метёлкой прикроватную тумбочку – вживалась в роль горничной. Обнимающего её со спины мужа она пока не торопилась валить на кровать, скидывая в полёте реквизит. – И не надо, – пробормотал ей на ухо Глеб, забираясь руками под короткую чёрную юбку. – Ты представляешь, как в этом можно наклоняться? – возмутилась Таня. Глеб вообразил открывающиеся виды и понял, что наклониться-то можно, а вот выпрямиться удастся вряд ли. Это если в помещении будет хоть один мужчина. – Я представляю, чем в этом можно заниматься, – прошептал он, оставляя на шее драгоценной супруги немаленький засос. – Очень рекомендую, кстати, как доктор. – Как патологоанатом, – добавила Гроттер, впрочем, не особенно сварливо. Очень наглые руки мужа, успевшие стянуть с неё бельё и теперь поглаживающие внутреннюю поверхность бёдер, привели её, наконец, в благодушное настроение. – Особенно как патологоанатом, – согласился Глеб, целуя Таню в плечо. – К нам порой привозят очень интересных жмуриков… Развивать тему и добавлять, что после их лицезрения Бейбарсов открыл для себя ещё один смысл слова «скончаться», он не стал. И про то, что предпочёл бы умереть под прыгающей на нём голой красоткой, тоже. Воодушевлённый стонами жены, Глеб задрал подол юбки едва ли не до груди и широко развёл ноги Тани. Кружевное бельё полетело в одну сторону, метёлка для пыли в другую. – Соскучилась? – в перерывах между поцелуями в ключицы спросил Бейбарсов. Внезапно стоны стихли. – Занавески, – задумчиво сказала Таня, глядя куда-то за его плечо. – Что? – не понял Глеб. – Да вот смотрю на них и думаю: правда, надо прибраться. Занавески постирать в кои-то веки. Я уже и не помню, когда мы в последний раз мыли окна, а про вековой слой пыли на шкафах вообще молчу. В этот момент Глеб Бейбарсов понял, что его прекрасный, идеальный, отлично продуманный план рухнул, как отстроенная таджикскими эмигрантами многоэтажка. С шумом, грохотом, и погребя под собой отдалённые приятные перспективы, а заодно и прилично порушив График Плана (что ни в какие ворота не лезло). Потому что если Тане что-то втемяшивалось в голову, выбить это что-то оттуда не представлялось возможным. Оставалось только сложить руки и попытаться получить максимум удовольствия от процесса претворения в жизнь дурацких идей мадам Гроттер. Внезапно внизу что-то загудело, истошно завыло и взорвалось с громким «пуфф». Дом содрогнулся от чердака до фундамента. Таня и Глеб в ужасе переглянулись. Последний раз с таким вот звуком к своим деревянным праотцам отправился сервант из гостиной. Вместе с подаренным на свадьбу серебряным сервизом (Гробыня всё ехидничала: подарку, с такими-то ножами в наборе, суждено было быть не последним средством в воспитании мужа-некромага). С этюдником и папкой эскизов Глеба. И прочими немаловажными вещами. – Только не кухня! – рявкнула Таня, отточенным жестом, очень похожим на тот, каким ловила пламягасительный мяч, подхватывая с кресла халат, и исчезла за дверью. Через каких-то десять секунд до всё ещё полулежащего на кровати Глеба донеслись детские крики: «Мамочка, оно само!» и Танино: «Отскребать шерсть от стены будете сами, маленькие засранцы!» Бейбарсов мысленно похоронил отличный туркменский ковёр (купленный по случаю на нетрудовые доходы – а откуда бы взяться трудовым у простого российского прозектора?) и собственную мечту однажды склонить супругу к сексу на этом самом ковре. И даже водрузил на могиле своей мечты надгробие со слезодавильной эпитафией. Этого следовало ожидать. Тихие дети, как успел понять за годы совместной жизни Глеб, это верная примета того, что вот сейчас начнутся неприятности. – Они взорвали кота, – мрачно, с каким-то непонятным удовлетворением сообщила Таня, скидывая халат обратно на кресло. – И в кого они такие, а, Лягайлошадкин? Ты, часом, не в курсе? Глеб заткнул в задницу вертевшийся на языке комментарий про то, что дети вообще-то все от первого мужа, маечника и зоолюба Валялкина, так что он очень даже в курсе. В противном случае Бейбарсов имел все шансы отправиться к сестре по дару Лене лопухоидной почтой, в паре конвертов. А ещё он всё-таки решился эксгумировать мечту о приятном времяпрепровождении на ковре с пятисантиметровым натуральным ворсом. *** Входная дверь душераздирающе скрипнула. Мадам Гроттер-Бейбарсова проползла мимо, шатаясь, точно пьяная, и источая ни с чем не сравнимый аромат желудочного сока дракона пополам с упырьей желчью. Что-то (видимо, временно вышедший ради такого дела из комы инстинкт самосохранения) подсказало Глебу, что спрашивать, как прошёл матч, имеет смысл только при наличие хорошо укреплённого блиндажа под боком. А то ведь даже пресловутое некромагическое бессмертие могло и не сдюжить супротив трёх красных искр. – Я так понимаю, сегодня тебе не до нашей договоренности, – вежливо поинтересовался Глеб, убедившись, что тяжелых и острых предметов в прямой досягаемости у Тани нет. Под тяжелым взглядом мадам Гроттер-Бейбарсовой начал медленно плавиться ламинат, затлели шторы, резко завоняло палёной проводкой. Дорогого мужа от перспективы подпалить лобковые волосы спас исключительно термостойкий костюм – на реквизит бывший некромаг не поскупился, не ограничился бутафорской каской и огнетушителем. – Понял, не дурак, – среагировал Глеб, притаптывая начавший было дымиться ковёр. – Дурак бы не понял. На лице Тани появилось выражение, описываемое как нечто среднее между «да ладно!», «ты догадался, кто бы мог подумать» и «Бейбарсов, иди нахуй, и идеи свои с собой прихвати». – Дорогая, я думаю, сегодня тебе больше понравится роль спящей красавицы, – осторожно предположил Бейбарсов. – А перед этим побудь русалочкой. Супруга бросила контрабас и с целеустремлённостью пригородной электрички развернула стопы в ванну, откуда вскоре донеслись плеск, шум воды и злобное ворчание на долбоёбов, не способных отличить драконью пасть от жопы. Глеб, вытирая холодный пот и стараясь успокоить дрожащие ноги, ещё раз поблагодарил свою предусмотрительность и ответственный подход к делам. Потом потушил ламинат и шторы пеной из огнетушителя, скатал и вынес подпаленный ковёр. И только после этого ушёл снимать костюм пожарного. *** – Попробуем более адекватный вариант, – сообщила Таня, плюхаясь рядом с Глебом на кровать и водружая между подушек две тарелки: с клубникой и сливками. – Ты будешь лежать, а я буду тебя кормить. – И где тут роли? – подозрительно спросил Бейбарсов. Его супруга на мгновение замялась было, но очень быстро нашлась. – Представь, что я – хорошенькая садовница, – кокетливо поправив волосы, начала она. – А ты… – Твой господин, – подсказал Глеб, многозначительно поиграв бровями. – Тибидохский циклоп тебе господин, Долбитушканчиков, – отмахнулась Таня. – А ты садовник. И сейчас я буду тебя кормить клубникой, а ты лежи и не рыпайся. Скажи «а-а-а». Глеб покорно открыл рот и позволил жене скормить ему одну сладкую ягоду. Где-то на периферии сознания замаячила нехорошая мысль, что клубнику Таня могла и не догадаться помыть, но Бейбарсов постарался об этом не думать. Вместо этого он нашарил между подушек блюдо, мазнул ягодой по сливкам и скормил её Тане. Та мягко обхватила губами клубнику. – Не такая уж и плохая идея эти ролевые игры, – оценила Таня, многозначительно облизывая сливки с ложечки. Оценивая изнасилование ложечки со стороны, Глеб не мог не согласиться с этим утверждением. И когда Таня потянулась к нему, слизывая клубничный сок с губ, даже решил, что их План был весьма хорош. Первую тарелку ягоды приговорили незаметно, Таня даже вставать не стала, призывая из кухни ещё одну. Вторая тарелка клубники так же пошла удивительно легко. Под сливки (настольно жирные и густые, что ложка вставала колом и гнулась при попытках выдернуть её из светло-кремовой массы) смех и поцелуи её доели минут за десять. И принялись за третью. Когда ягоды в тарелке осталось ещё много, а сил мало, игры кончились. – Знаешь, Забодайолешкин, – задумчиво протянула Таня, лениво размазывая клубничину по тарелке и вытаскивая из-под зада две серебряные ложечки. – Что-то я сегодня… немного… ну… «Переела», – догадался Глеб. Поведать миру в лице дорогой супруги, что и он, в общем, несколько не в форме (то есть не семнадцатилетний кролик, способный прыгать на своей крольчихе раз семь за ночь, минуты по три за подход), а может, даже и совсем не в форме (то есть не сможет ни разу), Глеб не решился. – Хотя обещала, – тоскливо закончила Гроттер. – Значит, надо исполнять. Глеб морально приготовился к медленной пытке. Получилось не очень. – Имей совесть, – возмутилась Гроттер, глядя сверху вниз на мужа. Глеб некстати подумал, что женщина, делающая минет и при этом пытающаяся смотреть своему мужчине в глаза, напоминает больного и очень несчастного дятла. – Извини, дорогая, я и тебя вряд ли смогу, – огорчил Таню супруг. Таня очень лениво и с печатью обречённости на челе попыталась его возбудить. Она бы с куда большим удовольствием устроилась рядом с Глебом и созерцала потолок. Вместо этого мадам Гроттер попыталась повторить фокус с ложечкой. И не смогла. Хотя вернее будет сказать «не смог». Хотя супруги честно старались минут десять, памятуя про невыполненный и оттого нависший дамокловым мечом План. В итоге Глеб, чувствовавший себя так, словно с блеском сдал нормы ГТО, запросил пощады, выбросив белый флаг, роль которого сыграли кружевные трусы супруги. Таня, устав изображать из себя девочку с растаявшим эскимо, улеглась рядом, в качестве трофея забрав две подушки. Сил убрать за собой не осталось. Ладно хоть остатки сливок, клубнику и тарелки задумчиво дожёвывали мелкие серебристо-зелёные китайские драконы с покрывала. То, что они были всего лишь вышиты на шёлке, на их аппетите не сказывалось. Глеб попытался было отобрать надкушенную в трёх местах тарелку, но вовремя оценил зубы шёлковых рептилий и благоразумно отдёрнул руку, покуда с неё не оттяпали пару пальцев. – Ладно, – вынес Бейбарсов вердикт. – Сегодня спать. А завтра… Пла-а-а-ан. *** – На колени, раб, – повелительно сказала Таня, упираясь ему в грудь носком чёрной кожаной туфельки. Глеб покорно опустился на пол, тяжело опираясь на край кровати. Правое колено подозрительно захрустело – застарелый артрит доступно напоминал о том, как вредно было в детстве таскать на закорках трупы и спать в холодных могилах. Гроттер фыркнула и истерически всхлипнула, словно пыталась сбить весь настрой и превратить серьёзное мероприятие (то есть супружеский секс с плёткой и бдсм-ом) в какой-то фарс. Пять минут назад она уже пыталась сделать то же самое, увидев супруга в чёрной мантии, в которой он напоминал чучело Гая Фокса. – А теперь что? – спросил Глеб без особой надежды на адекватное продолжение. – А теперь ложись, – строго добавила Гроттер. Бейбарсов покорно улёгся на кровать и позволил привязать себя к столбикам кровати. Таня не поскупилась на верёвки (были они какие-то подозрительные), примотав его намертво. – Отхлестать тебя, что ли? – Вот этого пока не надо, – запоздало возмутился Глеб, пытаясь уползти. – Мне завтра на работу. – Я вообще-то тут госпожа, – вознегодовала Таня, пнув мужа в бедро. – Ты у меня сегодня был плохим мальчиком. Глеб перестал брыкаться и позволил натянуть на себя чёрный-чёрный презерватив, в котором выглядел, как член Отелло. И с неодобрением покосился на семихвостую плётку с металлическими шипами на рукояти. – Давай, накажи меня, – решил подыграть он. Боли Глеб не боялся, больше опасался за то, что кто-то увидит его синяки. – Только побыстрее, а то я тут замёрзну со спущенными трусами. Таня для вида оскорбилась. На деле она не могла решиться без повода бить мужа. Да, она могла в порыве ссоры сломать челюсть или подбить глаз. Могла в порыве страсти расцарапать спину и искусать плечи. А вот избить без повода уже не выходило. – Ты смотри, сейчас достану страпон, переверну тебя на живот и отымею без вазелина, – пригрозила она. – Довыделываешься. Глеб скептически оглядел узлы на конечностях и позволил себе усомниться. – А я магией, – хмыкнула Таня. – Магией ты меня только мехом наружу вывернешь, – посулил Глеб. – И станешь весёлой вдовой. – Не выверну, – не сдалась Таня. – Когда будешь вызывать труповозку, не забудь перезвонить моему заму, скажи, что завтра я не приду, – замогильным тоном сказал Бейбарсов. – И, если что, документы на дом в сейфе, пароль – твой день рождения. Вместо ответа Гроттер от души размахнулась плёткой. И тут, согласно закону всемирного свинства, зазвенел зудильник. Не предусмотрительно выдернутый из розетки домашний телефон. Не сотовые, зияющие дырами вынутых батарей. А блядский зудильник, который сейчас хотелось бросить под асфальтоукладочный каток и потом долго пинать ногами получившийся блин. Короче говоря, про зудильник обычно предусмотрительный Глеб позабыл и теперь пожинал несладкие плоды склероза. Бейбарсову захотелось разбить себе голову о спинку кровати. Ну, или откусить язык, чтобы наверняка. – Рахло! – минуты через две орала Таня в зудильник. – Совесть у тебя есть? В глаза мне смотри, бестолочь! Есть, спрашиваю?! Андрей Рахло (младший тренер и ещё один выпускник Тибидохса), чьё изображение дрожало на дне жестяной миски, бормотал что-то покаянно-невнятное и норовил со стыда уползти в свежевыращенные на поле кусты. Таня костерила его и его «джунгли» на все лады, поминая рахловскую маму и прочих предков колена этак до девятого. Глеб деликатно покашливал, не решаясь напомнить жене, что не стоит трясти почти голой грудью перед подчинённым. – Там у них на поле Тартар кромешный, джинны упустили Дымного и Искристого, половина стадиона сгорела, инспектора какого-то съели, Соловей охрип, короче, я полетела, – чмокнув озадаченного Глеба в начинающую лысеть макушку, скороговоркой выдала Таня, натягивая джинсы с футболкой поверх кожаного лифчика и набрасывая сверху мантию, чтобы не сжечь одежду при телепортации. – Котлеты в холодильнике, борщ тоже где-то там, мальчишек покормишь и уложишь спать не позже десяти. Глеб панически задёргался. Руки к спинке кровати были привязаны намертво. – Дорогая, – вежливо спросил он, – ты ничего не забыла? – И не давай им засиживаться перед телевизором! – ответила Таня из кокона зелёных искр. Глеб какое-то время полежал, размышляя о вечном и узлах на собственных конечностях. Некстати пришедшая мысль о том, что если он себя не развяжет, то к возвращению жены рискует остаться без кистей и стоп, или, как минимум, с неслабыми синяками, всё-таки сдвинула его с места. А также то, что мстительные вышитые драконы на покрывале многозначительно облизнулись и, перебирая когтистыми лапами, поползли ближе. Таню они, понятное дело, благоразумно опасались и в её присутствии вели себя тихо, как дохлые черви в пакетике с лапшой, а вот её лопухоида-мужа не ставили ни в грош. И, как все драконы, некромагов сильно не любили. Даже бывших. Даже в чёрных кожаных трусах со стальными заклёпками. – Пшли, твари, – забился на кровати, как жирный карасик на льду, Глеб. – Кыш! Кыш, я сказал! Плотоядный интерес вышивки к его ногам бывшему некромагу ой как не нравился. Быть сожранным нашитыми на покрывало монстрами – что может быть нелепей? И даже покусанным далеко не приятно. А уж как бы ему тогда пришлось краснеть в травмпункте… И потому господин Бейбарсов, изворачиваясь, как потревоженный уж, торопливо потянулся зубами к верёвке, надеясь если не перегрызть её, то хоть подцепить кончик. *** К вечеру следующего дня Бейбарсов всё решил. Ну, вот сразу и всё, от и до. И воплотил в жизнь, стоило захлопнуть дверь дома и скинуть грязные ботинки. – Так, женщина, – сказал Глеб, отбирая у Тани половник и забрасывая коротко взвизгнувшую жену на плечо, – дети у мамы, моей мамы. И сегодня у нас такие дела: я – пещерный мужик, а ты – моя пещерная баба. И сейчас мы пойдём в пещеру, по-пещерному размножаться. Молча. Таня, собравшаяся было сказать что-то смешное, едкое и совсем некстати, подавилась заготовленным комментарием. – И ещё, женщина. Больше никаких ролевых игр.