Misery.

      «А! Если так сильно хочешь стать героем, есть быстрый способ: поверь, что ты родишься особенным в следующей жизни и, используй этот шанс, спрыгнув с крыши!»       Случайно брошенные слова, которые изменили всю жизнь. С того дня они всегда у Него в голове, чем бы Он ни был занят. И именно с того дня вся его жизнь кардинально изменилась.       «Чёртов, Дэку! Гори ты в аду, Ублюдок! Слабохарактерный говнюк! Кто вообще воспринимает подобное в серьёз?!» — думал Катсуки спустя неделю после похорон, хотя самого едва держали ноги.       «Да чтобы тебя на колья посадили, Жопорылый Мудозвон! Будь ты жив, Я бы тебя ещё раз убил! Скотина, даже с того света мне жизнь испортил! Выродок без причуды!» — негодовал Катсуки после того, как его не взяли в Юэй. «Друзья» недолго держали рот на замке, передав учителям и одноклассникам то, что Бакуго сказал Мидории после уроков. Героем ему не быть.       «Это всё твоя грёбанная вина! Твоя! Долбодятел Деку! Урод! Смотри! Теперь-то ты доволен?!» — возмущался Катсуки, окончив вполне обычную старшую школу.       Много-много раз Бакуго проклинал Мидорию. Когда поступал в университет. Когда заканчивал университет. Когда не мог найти работу, а если и находил, то держался там недолго из-за буйного характера. За каждый свой шаг. Ругал, не стесняясь в выражениях.       Однажды его гнев был так силён, что он не поленился поехать на кладбище и плюнуть на его могилу. Катсуки долго считал, что только Изуку виноват в том, что его жизнь пошла под откос, и эти мысли отравляли юное сердце не хуже яда. Но время шло, мальчик вырос, осознав, что убегал от правды. Кто знает, как бы всё обернулось, не скажи он ему эти слова? Кто знает…       — Эй, Новичок! — позвал его один из «товарищей» — Надеюсь, помнишь, что никого в живых оставлять нельзя? Берём деньги и сваливаем без свидетелей.       — Помню, — отозвался Катсуки, натянув на лицо маску. Через три минуты начало «операции», как любит говорить их босс, воображая себя, Бог весть кем…       Было и ещё одно воспоминание. От него у Бакуго подкашивались ноги и начинали трястись руки. От него ему хотелось выть и крушить всё, что попадётся на глаза.       Носилки. Тело, вернее то, что от него осталось, укрытое белой простынью. К моменту, когда мальчишка успел прибежать, она была красной от крови. Рука, вернее безжизненный кусок мяса, свесившийся с края носилок. С тех пор и навсегда этот образ отпечатался в памяти пятнадцатилетнего мальчишки. С тех пор и отныне…       «Эй, Дэку, пожелай мне удачи…» — мысленно попросил Кацуки, врываясь с оглушительным взрывом в переполненный людьми банк.