неприкасаемые;

Чимин иногда так устаёт от этого. Потому что сначала Юнги гладит нежно плечи на глазах мемберов, говорит, что такой хён, как он, не может смотреть на страдания донсэна. А вечером кусает за шею так больно и сильно, что Чимин начинает усиленно переворачивать весь свой гардероб. А ещё потому что одними ночами его ожидает неземная нежность, а другими жёсткие пальцы на запястьях и вбивающееся в него тело. Пак каждую ночь не знает, чего ожидать. Юнги шепчет ему: — С добрым утром, детка, — протягивая чашку кофе. Для Чимина это будто выбраться из холодной воды и сразу в печку, потому что ночью Мин шептал тоже самое «детка», но сжимая его член и не давая кончить. Когда они выходят из общежития и садятся в машину, Юнги легко проводит кончиками пальцев по руке Пака, вызывая в том странные смешанные чувства. Весь день его поджидала забота со стороны Шуги, и Чимин точно знал, что ночью его точно ожидает что-то далёкое от этого нежного взгляда. Руки немного тряслись, но где-то глубоко внутри он признаёт. Он признаёт, что эта резкая переменчивость, когда Юнги сначала кусает кожу, а потом зализывает; шлепает сильно по ягодице, но тут же успокаивающе гладит; называет Чимина последней шлюхой, но смотрит с вызывающей нежностью, — эта резкая переменчивость слишком нравится Пак Чимину. Эта резкая переменчивость буквально завладела им. И если он дрожит от страха перед ночью, то вместе с тем и от ожидания. И если он сильно ненавидит Юнги, то настолько же сильно он его любит. Следующим утром он встаёт еле-как, волочит ноги и недовольно морщится, ощущая боль практически повсюду, а ещё насмешливый взгляд на себе. И этот взгляд буквально повсюду. Даже в его сердце.