— Меняю лист формата А4 на Audi той же модели, — лениво перебираясь с ноги на ногу, Поттер выносит кипу макулатуры из гаража. Июльское солнце неприятно припекает спину. — Эй, Рон? Когда мне там отпуск выписывают?
— В конце месяца, — Уизли, зажимая в зубах кусок хот-дога, жирными руками заправляет бумагу в принтер. — Доллары или евро?
— Зелёная краска закончилась, привезут только к вечеру, — орёт из маленькой кухни Забини, пытаясь перекричать шкварчание мяса на ржавой сковороде. Густой аромат наполняет маленькую комнату до потолка; прежде чем вся мебель утопает в клубах узорного дыма, извивающегося, словно китайский дракон, только что склонившийся над кальяном Блейз шипит и раздражённо кидает угли обратно в кадило.
— Чем так воняет? — Поттер вытягивается на диване и скрещивает ноги на кофейном столике, зевая. — Смердит, как в сортире.
— В следующий раз сам будешь готовить, — он отзывается сквозь усмешку.
Гарри чуть привстаёт с места и отодвигает деревянную занавеску, еле слышно потряхивая фигурками из бамбука. Забини неспешно потрошит кокосовый уголь Поттеру на тарелку, левой рукой помешивая мясо, и беззаботно улыбается.
— В следующий раз у нас будет крем-суп, понятно, — без зазрения совести Блейз пожимает плечами, мол, «потрачено», и продолжает жарить мясо до коричневой корки, изредка присасываясь губами к трубке и дымя прямо на сковороду. Свинина эффектно погружается в вихри белой завесы.
Сметая ползанавески на столешницу, на кухню заходит испачканный чернилами Рон.
— Мать его, йены! — взбешённый до непроизвольного сжатия кулаков и танцев желвак под кожей, Уизли нависает над Блейзом и шипит ему на ухо: — Почему ты такой идиот, а, Забини? Из-за тебя мы потратим вдвое больше бумаги, чем должны были. Деньги за сырьё из твоего кошелька позаимствуем, да? Ладушки? Ну, чтоб в расчёте. Окей?
— Не кипятись, Рон. Если успеем в срок, нам заплатят гораздо больше, чем было обещано, — несмотря на то, что Блейз в их компании считался самым отмороженным и бесстрашным, Рона Уизли он остерегался — как ни странно. Возможно, всему делом его шрам, обезобразивший правую сторону лица, возможно, животная агрессия. Спрашивать никто кишкой не вышел.
— А холодильник у вас давно сдох? — Поттер, с абсолютным безразличием относясь к движухам внутри группировок, кустарно фабрикующих деньги в домашних условиях, задаёт очередной нейтральный вопрос и равнодушно оглядывается по сторонам. — Что я вообще тут забыл? Пива холодного нет. За таскание хлама из гаража в вашу лачугу мне не платят. Шутки в сторону, Джеймс отца не видел две недели — а когда увидит, опять побежит к Джинни спрашивать, почему у меня лицо разбито.
— Гарри, ты знаешь, что без тебя мы бы не провернули и половину тех дел, что провернули в итоге, — Блейз выдыхает дым прямо тому в лицо и давится. Перформанс не вышел. — Слушай. Мы всё равно с остальным сами разберёмся — производство запущено, материал на месте. Подождём поставщика и просто урежем пару часиков дрёмы, закончим вдвоём. Ты можешь идти домой.
— Ну наконец-то, — Поттер качает головой и снимает поляризационные очки, потирая переносицу. — Придумайте, что жене сказать. Где я ещё не был?
— Мда, сейчас, — чувствуя вздувшееся в области живота напряжение, Уизли достаёт из ящика блокнот. Не нравилась эта ему идея с профанской шифровкой на уровне «был в зоопарке», но, что поделать? Джинни бы ни шаг не подпустила Поттера к своему брату, зная, чем тот промышляет. «Тайное всегда становится явным» — как-то сказала она своим севшим, прокуренным голосом. Этого-то и опасался Рон больше всего на свете, не считая перспективы сесть за решётку: если Джинни узнает о том, чем занимается её муж, то, 9/10 вероятности, она подаст на развод, заявит на Рона и Блейза в полицию и, чего хуже, им обоим придётся работать с Поттером, смертельно разбитым и, скорее всего, вечно нетрезвым — трагедии для Гарри страшнее, чем потерять семью, не придумаешь. — Ты не был в боулинге и в стрип-баре. Выбирай.
— Что ж, — насмешливо полуулыбается Поттер, — раз наш брак всё равно на гране исчезновения, я скорее выбираю голых баб, чем гон шаров по полу. Джинни и так думает, что я идиот конченный — каждый день зависаю то в книжном, то в парке развлечений, то пирог ей с тыквой готовлю, чтобы вину искупить. Не за такую тряпку она замуж выходила.
— У вас всё ещё остаётся секс, — Блейз снимает мясо с огня и, наконец, садится на табуретку, одним точным броском выкидывая лопатку в раковину. Освободившиеся руки тут же нащупывают мятую пачку сигарет и зажигалку. Комната вновь задыхается в парах никотина. — В сексе ты же не можешь притворятся, верно? Там ты всё такое же неотёсанное, с точки зрения Джинни брутальное, существо.
— Что б ты понимал в отношениях, Забини, — Гарри закатывает рукава клетчатой рубашки и стягивает сигарету, дружелюбно лежащую возле его кружки с недопитым абсентом. Он подносит зажигалку слишком близко к лицу и чуть было не подпаливает отросшую за неделю щетину. — Ты, чёрт - холостяк, который так или иначе умудряется встревать в разговоры, связанные с серьёзными обязанностями, вроде брака и беременности.
— Но с беременностью я помог, не гони. Кто отвозил Джинни в роддом?
— Станется с тебя, всё равно проезжал мимо, — отмахивается Поттер и запивает горькую слюну абсентом. — Секс у нас не клеится. То Джеймс отвлекает, то у Джинни месячные. Я, как назло, приезжаю домой всегда в конце месяца. Всегда, блять.
— Брось. Вы голубки матёрые, могли бы и наплевать на физиологию, — ухмыляется Рон. — Думаешь, Джинни настолько чистоплотна, что отказала бы тебе в сексе только из-за того, что жидкости вытекает из неё больше, чем обычно?
— Сукины дети, я не знаю. Просто я больше её не хочу, — одним размашистым глотком допивает содержимое кружки и, расфокусированным взглядом смотря куда-то перед собой, сигаретой подпаливает пару тёмных волосков на руке. — Я вообще уже ничего не хочу. Возвращаюсь домой только ради того, чтобы дать Джинни денег и потрепать Джеймсу нервы, переключая мультики на новости.
— Старик, тебе едва тридцатник стукнуло, вся жизнь впереди, — хлопает его по плечу Рон. — У нас с Гермионой тоже не всё гладко, но кому сейчас легко? Видел, что по телеку показывают? Эта сраная эпидемия сожрала почти всю Ирландию. Ещё немного — и доберётся до нас. Правительство крепко поджало яйца, армия расставлена по периметру. Как тут трахаться, когда за окном то и дело сирены гудят?
— Спасибо, Рон, за понимание, — Поттер криво улыбается и в ответ сжимает подставленное другом плечо. — Как только всё это дерьмо кончится, на вырученные деньги уедем в Америку. Мне всегда нравился их хулиганский акцент.
— Вот это, Поттер, я называю «свобода»! — Забини сбрасывает пепел на пол и тушит сигарету в бокале с яблочным соком — она секунду издаёт приятное шипение, и на душе у всех троих становится спокойнее. Эмоциональная привязка к каким-то определённым звукам и запахам часто спасала удручённых мужчин от кризиса среднего возраста. — Жрать будем?
— Я настолько привык к твоей стряпне, приправленной пеплом или кусками подгорелой петрушки, что румяную индейку Джинни воспринимаю уже не всерьёз, — жалуется Поттер, подставляя под сковороду тарелку. — Неплохо вы тут обжились, кстати. Всё никак не находилось повода сказать.
— Сам понимаешь, никому из баб не нравятся следы масла на ковре или прожжённая скатерть, — Рон уминает гигантский ломоть картофеля и запивает непрожёванное абсентом из бутылки. — Пришлось купить отдельную халабуду.
— Пф, Уизли, у нас хоромы, по сравнению с твоим прошлым домом.
— Были, пока мы основательно не подгадили на каждом углу, а потом и вовсе вычеркнули из списка дел на месяц пунктик «уборка», — смеётся. — Если честно, я тоже ко всему этому притёрся.
Они чокаются полупустыми стаканами и заедают душевный комфорт подгорелой свининой. Аромат спаленного шафрана лоснится к ноздрям, россыпь сухих крошек на сланцах щекочет стопы; скрип рамораживающегося холодильника шелестит на барабанных перепонках, и кажется, проблемы растворяются в этом обыкновенном, примитивном и до абсурда аскетичном месте, провонявшем копотью и микс-табаком с мятой, яблоком и дыней, ласково зовущимся Роном «халабудой». Морока, связанная с транспортировкой фальшивых денег, с эпидемией, даже с жёнами-одиночками, подолгу остававшимися с детьми без мужей, сама собой отошла на второй план. Поттер чувствует скверную радость от того, что имеет возможность остаться наедине с такими же усталыми от жизни мужчинами, как он сам; Рон тихо чавкает и листает утреннюю газету.
Из заднего кармана джинс Поттера раздаётся нервная трель.
— Шухер, мужики, — он озабоченно смотрит на дисплей и чешет подборок.— Джинни звонит.
— Если что, ты в стрип-баре, — со смешком напоминает Блейз. — Отвечай. Ни пуха ни пера.
— К чёрту, — улыбается Гарри и нажимает на «принять вызов». — Привет, дарлинг.
— «Поттер, тащи свою жопу домой, тут пиздец. Сгорел дом Мавролло, около банка что-то взрыва-шшшшшшш».
— Что? Джинни, что происходит? Связь херовая, повтори, — Поттер хмурится и качает головой на вопросительный взгляд Рона.
— «Джеймс, собирай вещи!» — доносится истошный крик из трубки. — «Похоже, армия не справилась. Мы окружены, твою мать. Гарри, я не знаю, что делать».
— Я… Блять, я не успею приехать так быстро… — в груди будто что-то лопается, и словно кровь течёт в желудок. Поттера тошнит. — Встретимся у парковки, ладно? Я оставил там джип.
— «Шшшшш».
— Джинни!
— «Шшшш-шш-мится в дверь!!! Шшш».
— Уходи оттуда нахуй! — Поттер вскакивает со стула и хватает со стола кожаную куртку, рыская в кармане в поисках ключей. — Парковка. Встретимся на парковке.
— «Джеймс, быстрее!», — сотовая связь обрубается.
Паника сдавливает горло.
— Ну? Что?
— Нет сети, — глухо произносит Гарри и нагибается, чтобы зашнуровать ботинки. — У них там взрывы, что-то подожгли. Блять, я поеду и проверю, что происходит. Забини, есть пистолет?
— Держи, — дрожащими руками отдаёт ему пушку Блейз. — Прорвали периметр?
— Я надеюсь, это просто несчастный случай. Дебош группировок. Кто-то выследил, где я живу. Не знаю, — Поттер суматошно сметает в рюкзак вещи и оборачивается лишь в прихожей, настежь открыв дверь. — Перечисленные варианты — единственная надежда выжить моей семье.
— Как и всем нам, Гарри. Как и всем нам, — опьянение после абсента снимает как рукой. Рон достаёт из рюкзака двустволку и перезаряжает её. — Я поеду с тобой. Блейз, справишься, если что? Включи новости. Чуть что — звони.
Побелевший от страха Забини молча кивает.
Через мгновение улица озаряется залпом, будто подорвался салют, — нечеловеческий крик разрезает тишину, и гул автомобильных двигателей на трассе становится похожим на белый шум сломанного телевизора. Взорвалась бензоколонка. Один за другим накреняются телефонные столбы.
— Что за хуйня?! — ревёт Блейз и вырывается наружу, отталкивая Поттера.
Окружающий мир сужается до ярких вспышек и вновь расширяется, словно зрачок у наркомана, показывая весь тот ужас, тот хаос, скрюченные тела и обгоревшие лица панорамой. Люди стремглав выбегают на улицу, едва не затаптывая насмерть детей, которых родители силой тащат за руку; крики, хруст ломающихся костей — будто это в полуметре от Поттера рвут какую-то девушку на конечности, а не за мусорными баками. Забини содрогается в рвотных позывах.
— Это. Не. Группировки, — чеканит Рон и, взвалив на плечи рюкзак, вытаскивает из кармана мобильный. — Гарри, дуй к своим один, я за Гермионой.
— Ёбанный пиздец…
— Блейз, вали в дом и запри все двери! — слова Поттера тонут во всеобщей какофонии. — Слышишь меня?! — он трясёт друга за плечи. — Иди домой!
— Да…да…
— Нахуй, — сплёвывает Гарри на землю и, покрепче сцепив пальцы вокруг пистолета, отворачивается. «Джеймс» — бьётся в голове одна единственная ясная мысль. «Спасти Джеймса во что бы то ни стало».
Поттер смахивает со лба чёлку; локти машинально отталкивают всех, кто может помешать движению вперёд. Очередные взрывные залпы сотрясают землю под ногами; беспорядочный топот ног, мечтающих поскорее убраться отсюда, гремит в унисон с отчётливыми выстрелами за углом. На перекрёстке скопились машины. Первые аварии неизбежно сталкивали автомобили спустя пару минут после первых снарядовых грохотов. Массовая сумятица лишала последнего рассудка стариков и пьяниц; бестолковая пальба гремела то тут, то там, снося головы совершенно обезумившим гражданам. Поттеру за плечо перелетает рука с выбитыми пальцами.
— Сдохни, мразь!
Стараясь не поддаваться липкому страху, склеивающему все движения в плавные, редкие перекатывания мышц, он оборачивается. Позади, яростными ударами, парень плашмя бьёт скейтбордом девушку по лицу.
— Сдохни!!!
Поттер почти отвлекается, и желание хоть кого-то спасти, пусть и не своих (а велика ли вероятность застать их живыми?), рвёт изнутри острыми бритвами. Почти срывается с места назад, почти заносит руку для удара, но… Этот омерзительный запах гнилой плоти, исходящий от тела растерзанной девушки, заставил молниеносно взвести курок и выстрелить, не испытывая никакой жалости.
Парень, запыхавшийся и раскрасневшийся, потирает укус на шее.
— Спасибо.
— Не за что.
Поттер выпускает вторую пулю, жмурясь от брызг горячей крови, орошающей его очки. «Укушенные так же опасны, как и заражённые» — уверяет себя Гарри, срываясь на олимпийский темп вдоль мостовой, и дышит, как загнанный конь. Пламя изредка облизывает подошву ботинок, но чем быстрее передвигается Поттер, тем сильнее ему кажется, что он уже по горло объят огнём. Гарь и ядовитые пары душат, как утопленника — продохнуть через силу и закашляться — вот, чем награждается геройская доблесть. Вероятно, не остановись он, чтобы помочь, успел бы добраться до парковки прежде, чем разбушевалось пожарище. Но за сизой мглой виднеется ряд накренённых фонарей, со скрежетом выдирающихся под своим же весом из земли; мясо ползёт по земле вместе с кровью. Поттер шлёпает по дерьму, кишкам и обрезкам кожи, с омерзением зажимая нос и свободой рукой отстреливаясь. Ничего уже не страшно, когда адреналин в крови достигает своего пика. Огонь, пляшущий на рекламных стендах, как нелепая подтанцовка тому, что происходит внутри человека. Вся человечность вскипает, поднимаясь, как жир из бульона, пузырями на поверхность и лопаясь. Стирается банальное сострадание, освобождая место для более важного чувства — чувства самосохранения. Инстинкты оголяются подобно электропроводам сгоревших домов, мозг работает втрое, вчетверо интенсивнее, чем обычно, и складывается ощущение, будто одна минута собственных размышлений — всего лишь секунда реального времени. Вот, Поттер видит, как с ножом, с пастью, из которой вырывается порциями кровавая рвота, на него бежит мужчина, размахивая руками как имбицил — сбивчиво, лихорадочно скручиваются его плечи, лицо приобретает неосознанное агрессивное выражение, глаза навыкат пестрят лопнувшими сосудами, мерзкие испражнения стекают по ногам и ботинкам; на запястье блестит яркая метка укушенного.
— Сдох раз — сдохнешь и второй, — неясно ухмыляется Поттер — скорее его губы просто подрагивают в неестественной гримасе, сдерживающей тошнотный позыв — и, задирая лишь на сухожилиях держащуюся голову, выстреливает в двойной подбородок смердящего существа.
Оно падает на колени, затем валясь грузной тушей в канаву.
— Папа! Папочка!
За альтер-эго наспех сформировавшегося охотника Поттер не сразу различает в этом болезненном оклике своего сына. Бежит на автомате дальше, кормя каждого, на ком горит свежий укус, своей пятимиллиметровой в диаметре пулей — рот, нос, шея, живот — они разрываются безобразными кусками, уродуя подобие человеческого естества и превращая его в очередные вязкие кучи бесформенной плоти, затесавшиеся между камней и травы.
— Папочка!
— Джеймс?..
Паутина, которая так долго держала тело Поттера в болезненном напряжении, сжала желудок с невероятной силой и дёрнула; кажется, наружу просилась и свиная отбивная, и едкий абсент, и проглоченный вместе с картошкой пепел… Перед Гарри стоит единственный сын, вымазанный грязью, потом и кровью, и держит в руках плюшевого медведя с оторванной головой. Его глаза настолько раздражились от дыма и слёз, что веки стали напоминать ошпаренную тушку куропатки, с которой ещё не сняли кожу. Вспухлые, в волдырях, нежно-красные. Поттер ахнул и провёл рукой по лицу, размазывая ещё не успевшие засохнуть следы чужой крови.
— Джеймс., — он сгребает сына в объятия и вдыхает запах сажи с тёмных волос. Запах родного дома — ведь именно так он сейчас пахнет? — Боже, ты цел. Парень… — закусывает губу и целует его в лоб. Отцовский долг выполнен. Джеймс жив. Поттеровская нервная система — нет. Всё ни к чёрту. — Где мама?
— Она… около машины. Пап, ей сделали больно! — всхлипывает Джеймс и утыкается лицом в рукав. Не то, чтобы спрятать от отца слёзы, не то от гари. Или он нутром чувствует, что смотреть в этот момент на папу — худший из кошмаров.
Поттер стискивает зубы и берёт сына на руки. Минута бега в суматохе по задымлённой безграничной парковке — кажется, дым уже подпирает облака — и мгновение спустя на зов брелка подмигивает фарами его оранжевый джип. Джинни, склонившаяся над капотом, медленно оседает на горячую землю.
— Джеймс, садись в машину, — немигающим взглядом Поттер сканирует тело жены. Тело его некогда любимой жены. Тело этого… существа.
— А мамочка? — он ревёт всё сильнее, царапая лицо от отчаяния. Медведь падает под колёса.
— Садись. В. Машину.
Ещё никогда Джеймс не слышал, чтобы голос его отца звучал так жёстко — как бывает только в фильмах про войну, армию и в мультиках, во время реплик самых гнусных злодеев. Сглатывая сопли и слёзы, Джеймс из последних сил забирается в джип. Поттер смаргивает с глаз солёную пелену и хлопает дверью.
Пистолет падает обратно в кобуру; два десятка патронов извелись менее, чем за час. Поттер быстро достаёт из рюкзака двустволку — две пули влетают в соответствующие отсеки, ружьё закрывается с характерным щелчком; с этим же щелчком внутренний демон Поттера закрыл за собой дверь, окончательно выбравшись наружу. Такая нечеловеческая боль накрывает рассудок плотным вакуумом, такая всепоглощающая тоска выскребает последние радостные мгновения из-под ногтей, такой всеобъемлющий шквал скорби сметает последние мысли о том, что, возможно, не всё ещё потеряно, что Поттер кричит в пропахшую горящим пластиком пустоту. Навзрыд. Не в силах больше сдерживать эмоции, с льющимися из глаз ручьями, сродни смеси соды и соли, он скользким указательным пальцем нажимает на спусковой крючок.
Обугленное, искорёженное тело Джинни Уизли тонет в грязи. Поттер тонет в собственном гортанном вопле.
Очередной взрыв — видимо, у одной из машин на стоянке разорвало бак с бензином — и половина автомобилей в радиусе десяти метров разрываются, расплавляются, разбрасываясь раскалённым металлом и шинами, друг за другом. Поттер, уже не соображающий, что происходит, просто отходит на приличное расстояние и рыдает. Разрыдался, как маленькая девчонка? Как измученный воин. Как боец, как муж, потерявший жену, как хозяин, чей дом сгорел, как человек, который потерял за час больше, чем самый большой растяпа за всю свою жизнь. Как человек, который понимает, что завтра уже не будет как раньше. Что вот он, лик войны — весь изрубленный, обгоревший, забитый до смерти Лондон; искалеченные, с футболками, залитыми слезами до тёмных пятен, еле дышащие гражданские.
Поттер сплёвывает на землю и, не смотря под ноги, пинком отодвигает тело Джинни подальше от колёс своего джипа. Словно смердящего гнилью пса, как подзаборную крысу. Его руки подрагивают, а глаза режет, будто бы случайная ресница забралась под верхнее веко и царапает белок каждый раз, когда Гарри моргает, — слезоточивый дым воспаляет открытые раны на его щеке, приобретённые в недавней резне с ходячим мертвецом. Поттер покрепче сжимает в руке перочинный ножек со своими инициалами, подаренный Роном после реализации удачной сделки, и делает глубокий вдох носом. Ветер с запахом маслянистых выделений из сгоревших автомобилей дерёт слизистую; Гарри стоит минуту без движения и пытается выровнять дыхание после пережитого стресса. Жена мертва — минутный катарсис, когда Поттер выл, как подстреленный зверь, более-менее привёл его в чувства; но здесь и сейчас такое ощущение, что коленки вот-вот подкосятся, и он рухнет на пыльную, местами оттенённую бордовыми прожилками между трещин в сухом грунте, землю, и дыхание вконец остановится. Он смертельно устал.
Небо затягивает искристыми перьевыми облаками; полностью серые и лишь по краям подсвеченные золотистыми лентами, облака кажутся на добрых сотню метров ниже, чем есть на самом деле. Кажется, залезь Поттер на колесо обозрения и поднимись на самую высокую точку, грязной рукой можно будет зачерпнуть эфемерной ваты в ладонь и сжать. Тучи, выплывающие из-под раскидистых небоскрёбов, собираются в небольшую кучу посередине; над высотным зданием охваченного пламенем банка загорается закат. Сингулярность породит мощный ливень в ближайшие часы. Гарри поправляет рюкзак на плече и заправляет пистолет патронами.
— Поехали, — он запрыгивает в джип, окидывая быстрым взглядом притихшего Джеймса. — Маму я отправил в больницу. Всё в порядке.
— Она поправится? — нижняя губа сына измазана в слюне и водянистых соплях. Поттер заводит мотор, игнорируя вопрос. — Пап?
— Я не знаю. На всё воля Божья, — смотреть на Джеймса и врать в лицо — выше его сил в данный момент. Пусть тешит себя библейскими цитатами, нежели рвёт ремни безопасности на груди и кидается прочь из машины со словами «я тебя ненавижу!». — Грёбанные дети… — неслышимо бормочет Поттер, накрывая рот кулаком, и оглядывает местность из окна. — Возьми мой телефон из бардачка и набери дяде Рону, понял?
— Громкую связь включить?
— Да, — Поттер выкручивает руль и давит на педаль газа. В стекле заднего вида мелькают скрюченные тени еле перебирающих ногами людей. — Набери его номер и закрой глаза. Не открывай, пока я не дам команду.
— Ладно… — Джеймс неуклюже давит пальцами на клавиши и смыкает веки, как только заканчиваются гудки ожидания. — Д-дядя Рон?
— «Джеймс? Бл-, блин, вы в порядке».
— Мама в больнице. Папа куда-то везёт нас… У вас всё нормально?
— «Гермиона и Роза в безопасности, мы выезжаем на шоссе», — Рон решает оставить тему, связанную с Джинни, на потом. — «Поттер, ты тут?»
— К сожалению, — горько усмехается. — Мы поедем в Брайтон, на старую виллу отца. Там должны быть галлоны бензина и охотничье ружьё.
— «Говорят, выезд из города оцеплен».
— Я, как обычно, самонадеян, — отвечает Гарри и, зажимая переключатель на коробке передач, выезжает на широкополосную трассу. Дома вокруг обнимает пламень Инферно; жидкое стекло, подобно лаве, капает с подоконников на мостовую и застывает неровными кляксами. — Берегите себя, хорошо?
— «Обязательно. И ты себя, приятель. Не оставляй Джеймса».
— Не оставлю, — Гарри отпускает педаль сцепления и переезжает бегущую навстречу заражённую. Она с глухим стуком ударяется о лобовое стекло и отлетает в сторону. — Джеймс, глаза!
— Да закрыты они! — жмурится сильнее его сын. — Дядя Рон, мы скоро увидимся?
— «…Ладно, вести машину одной рукой — не лучшая идея. Пока, ребят. Позвоните по приезду».
— Пока, — качает головой Поттер. Просто они уже ни в чём не уверены, и ни к чему эти пустые обещания, которые дадут бестолковую надежду на лучшее. Лучше не будет. — Можешь открывать глаза.
Они выезжают на длинную дорогу, конца которой не будет видно ещё с десяток километров. По бокам светодиодные столбы обросли кустарниками и высокими деревьями; сквозь их крону призрачные лучи полосуют чёрный асфальт. Несмотря на массовую эвакуацию, машин на дорого гораздо меньше, чем ожидал увидеть Поттер: видимо, большая часть спасавшихся осталась лежать в заражённом городе на горячей земле и разлагаться. Впереди едет большой внедорожник со знакомой аэрографией.
— Джеймс, посмотри… — Поттер щурится, но так и не может разглядеть ни единой цифры. — Какие номера у тачки перед нами?
— Кончается на 54, — отзывается Джеймс и откидывает голову на спинку сиденья. — А кто это?
— Забини, судя по всему, — кротко улыбается Гарри. Мысль о том, что он не один, теплит разбитое сердце; как и мысль о припасённом в багажнике Блейза кальяне.
— Посигналь ему тогда, — слегка обиженно произносит мальчик; он всегда не любил дядю Блейза за вульгарные выражения и постоянную вонь табака от одежды. — Посигналишь?
— Нет, — Поттер быстро оборачивается, чтобы проверить обстановку в пределах трассы, — мы всё равно встретимся возле оцепления. Не стоит лишний раз шуметь.
Дорога плавно выводит автомобиль из лесистой местности в очередное подобие населённого пункта; горящие дома ярким заревом полыхают за гигантскими массивами бетонных заборов и электровышек — приходится закрывать окна, чтобы запах гари не проник внутрь салона. Мелкий дождь, совсем крошечный и незначительный, оседает на стекле с грязевыми разводами и вымывает из них причудливый рисунок… Успокаивающий стук капель по капоту и крыше, казалось, усыпил бдительность Джеймса, и тот ненадолго задремал. Поттер пару раз бросил на него обеспокоенные и полные жалости взгляды, но потом вновь сосредоточился на дороге и зарёкся больше не сводить с неё глаз. Не такого детства он желал своему сыну; ни голода, ни запаха трупов рядом с домом, ни отсутствия друзей. Гарри надеется, в Брайтоне будет карантинная зона, и жить там станет относительно спокойней и безопасней.
— Долго ещё ехать? Скучно… — вздыхает Джеймс в полудрёме.
— Посмотри на заднем сидении, я оставлял под креслом какие-то диски, — он сильнее давит на педаль газа, вспомнив, что радары скорости здесь давно не работают. — Только осторожнее, не поцарапай.
— Ой. Это что? — он указывает пальцем на большое конусообразное сооружение, возле которого образовалась длинная пробка сигналящих машин.
— Пограничный пост, наверное, — Поттер подъезжает ближе и жмёт на тормоз. — У тебя есть с собой что-нибудь из документов? Свидетельство о рождении?
— Нет… Мама брала с собой только деньги.
— Чёрт, — Гарри накрывает глаза ладонью и трёт безымянным пальцем место между бровей. — Ладно, без паники. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Я могу дать тебе свой рюкзак, — Джеймс отстёгивает ремень и протягивает отцу клетчатый водонепроницаемый походный ранец. — Там много денег. Хватит на взятку, наверное, — он виновато тупит взгляд и отворачивается к окну. Видимо, Джинни немало рассказала Джеймсу о том, как дядя Рон влипал в разные переделки с законом и выбирался из них только посредствам взяток. Но это не тут случай.
— От армии сложнее откупиться, чем ты думаешь. Тем более во время эвакуации, — Поттер вынимает из рюкзака связку стобаксовых купюр, пару евро и фунтов по мелочи. — Никто не будет брать на себя ответственность за перевозку заражённых за периметр.
— Но мы ведь не заражены! — восклицает Джеймс.
— Боюсь, сейчас проще убить здорового, чем рисковать, — Поттер заглушает мотор и потягивается, разминая затёкшие плечи после долгой дороги. Деньги он засовывает в задний карман. — Девиз правительства сейчас — «меньше народу — больше кислороду». Меньше ртов, больше еды… И тому подобное.
Из здания выходит наряд вооруженных военных с винтовками наперевес. Шлагбаум за забором опускается, и лысый мужчина в тёмно-синей кепке просит выйти женщину из своей иномарки. Они разговаривают сравнительно недолго: взволнованная дамочка активно жестикулирует, а офицер перебрасывается парой фраз со своими сослуживцами, пока его натренированная овчарка мечется носом то в сумку, то в салон напуганной гражданки. Поняв, что извлечь пользы из причитаний не удастся, и документов (вероятнее всего, именно их) у женщины не имеется, офицер достаёт из кобуры пистолет с глушителем и, резко прислонив его к тонкой шее, жмёт на курок. Женское тело мешком валится на землю, и спустя мгновение за руль белой иномарки садится один из патрульных и отгоняет её за ворота. Слышатся чьи-то испуганные всхлипы, и пару машин разворачиваются на встречной полосе, елозя багажниками по бокам других автомобилей.
— Они, что, обратно в город едут?.. — поражённо выдыхает Поттер. — Совсем спятили…
— Ты же не отдашь меня им? — Джеймс вжимается в кожаную обивку кресла, впиваясь ногтями в свои спортивные штаны. — Папочка…
— Господи, конечно, нет, — Гарри приобнимает сына одной рукой, вновь нажимая на газ. Колея из машин сдвигается на пару метров вперёд. — Поттеры не сдаются без боя, помнишь? — нарастающее смятение не даёт вздохнуть полной грудью; проверка документов на посту возобновляется, словно ничего и не произошло.
— Я тебя люблю, — робко произносит Джеймс, вжимаясь в его руку. Рубашка впитывает горькие детские слёзы.
— Я тебя тоже. Я тебя то… Берегись! — среагировав на порядок быстрее, чем остальные водители, Поттер выворачивает руль на 180 градусов.
События следом происходят молниеносно. Красный Mercedes слетает с трассы и дважды переворачивается, прежде чем вспыхнуть неестественным красным огнём. Колёса автомобиля разлетаются в разные стороны, широкие языки пламени вылизывают землю, и кроны лесных плантаций мгновенно трескаются, будучи объятыми горячими сполохами и пеплом снопов колосьев. Из-под жарящегося и шкварчащего металла высовывается, нервно подрагивая, почерневшая рожа с одной дееспособной рукой; за дымной занавесой виднеются фигуры, вооруженные обгорелыми битами.
— Уходим.
Поттер буквально выпихивает Джеймса из салона, сунув ему в охапку рюкзак и бутылку воды; ловко вытряхивает из бардачка самые необходимые припасы, следом хлопает металлической дверью и берёт сына за шкирку, садясь на корточки и смотря тому прямо в глаза.
— Слушай внимательно. Ты взрослый парень, должен понять: мы в опасности. Не отходишь ни на шаг, — Поттер отрывисто наставляет, — не кричишь, не паникуешь. Это тебе, — вкладывает серебряный ствол в маленькую ладошку. — Стреляешь только в крайних случаях. Ты же умеешь стрелять?
— Дядя Рон научил.
— Прекрасно, — Гарри облегчённо вздыхает. — Я верю, ты справишься. Пистолет на предохранителе. Снимать только в экстренном случае. Усёк?
— Тут повсюду зомбаки! Это разве не крайний случай?
— Действительно… — Поттер чуть усмехается. — Просто не стреляй направо и налево. Целься в голову или в живот.
— Ладно.
— Всё. Держись за моей спиной, — он мужественно задирает подбородок и встряхивает ружьём для перезарядки. Дождь стекает с бровей на щетину, морозя кожу. Джеймс справится.
Поттер кивает сыну и, глубоко вздохнув, укладывает пальцы на курок, прикладом уперевшись себе в грудь.
— Бегом до поста за помощью, — он надеется, за шумом дождя его слова Джеймс всё-таки услышал. Ответом служат быстрые шаги и тяжёлое дыхание за плечом.
Поттер храбрится изо всех сил и старается быть начеку, ведь теперь ему приходится нести ответственность не только за свою шкуру, но и за шкуру сына. Осмотрительно и уверенно продвигаясь к армии головорезов, Гарри на ходу выстреливает в двоих сцепившихся намертво мужчин, с обезумившими глазами готовых тут же разорвать оппонента на месте — решать, кто из них заражён, а кому только предстоит им стать, времени не было, поэтому он подстрелил обоих; руки уже привыкли к тяжести взваленного на предплечье ружья, и мышцы не отзываются привычной тянущей болью. Лужи под ногами растекаются в разные стороны, стоит со всей силой вдавиться толстой подошвой в асфальт; брызги от мечущихся в хаотичном направлении людей слетают на голень и ляжки так, что камуфляжные штаны Гарри приобретают грязно-коричневый оттенок, а волосы на ногах становятся дыбом от холода.
— Давай резче, Джеймс, — он кричит за спину. — Мы почти добрались.
Застава, полностью забаррикадированная брошенными машинами и скопом окровавленных тел, казалась недостигаемой целью. Над головой свистят пули, и каждый новый выпущенный снаряд отдаёт в голову неясным эхом; Поттер подтягивает сына себе на спину и велит обвить талию ногами, руками — пистолет.
— Смотри назад и стреляй, — загнанно дыша, Гарри зачёсывает чёлку назад и выпрямляется. — Прорвёмся насквозь. Держись крепче.
Ливень накрывает местность непроглядным пологом из миллиарда маленьких капель. Банальный пример того, как деталь сама по себе — ничто, но будучи единым целом, сила композиции разрушительна. Поттер мечется по траектории «зигзага», перепрыгивая один обломок двери за другим, корпусом багажника, грудой капотных листов; воинственно настроенный Джеймс сносит голову вплотную подбежавшему мертвецу; из-под козырька поста вылетает горящая бутылка и пролетает всего в нескольких сантиметрах от ног Гарри.
— Коктейли Молотова. Пригнись, сынок. Будет жарко, — он злобно ухмыляется и, приложив все усилия, изворачивается, чтобы, не сбавляя темпа, вытащить из ножной кобуры «Коротыша». — Сукин сын, доигрался.
Он на секунду останавливается, прицелившись, и вгоняет пару крупнокалиберных патронов под шлем метателю коктейлей. Гулкий взрыв — и ящик, за которым прятался военный, обращается в бесполезный горящий куб, дерево которого шипит и истекает смолой.
— Нас за это по головке не погладят, — скалится Поттер от острой боли в плече. Ранили? — Меняем план действий.
— Куда теперь? — кричит Джеймс.
— В лес, — он сокрушённо оглядывается по сторонам. Выбора не остаётся.
— Пушку не опускай, бля!
— Прости.
Запах пороха и мокрой травы подводит изведённый до нервного мандража мозг Поттера в состояние аффекта; недосып и сильнейший физиологический шок сыграл свою главную роль — мелочи лишь добивают. Перед глазами у Гарри который раз за минуту то всполошатся, то вновь погаснут яркие разноцветные огни, сменяясь чёрными пятнами, расползающимися по всей периферии зрения. «Дело дрянь», — повторяет про себя, как мантру, чтобы зациклить внимание хоть на чём-то, кроме как разрастающемся очаге ноющей боли в области плеча. Джеймс, взволнованно поглядывая на поникший затылок отца, рассредоточено обстреливает ревущего, словно медведь, мужчину средних лет, чьи кишки на добрых полметра растянулись кровавым шлейфом позади.
— Дело дрянь.
Они добираются до леса через десять минут неустанного бега по влажному грунту. Дождь, притихший до этого, возобновляется с новой силой, молотя прерывными шквалами по спине и рукам. Клетчатая рубашка Поттера, спереди вся окрашенная в грязно-терракотовый цвет, беснуется под порывами солёного, из-за сброшенных военными реагентов, ветра — рана на плече горит сильнее; запах крови, её привкус во рту и её цвет, въевшийся в кожу рук — от этого Поттер устал до тошноты и отчётливо понимает, что вот он, край, его пик, его ахиллесова пята. Он скидывает Джеймса на холодную траву и сгибается в рвотных конвульсиях возле истлевшего дерева.
— Чёрт, пап, у тебя кровь!.. — обгорелые листья хрустят под натиском дождевых капель, ветки шелестят, подобно сотне крыс под раковиной, задевающих слив своими хвостами, но Поттер отчётливо слышит каждое слово.
— Меня бы подштопать, но, — он вымученно усмехается, — нечем.
— Может, позвонить дяде Блейзу? Или Рону? — Джеймс суетливо крутится вокруг отца, рассматривая масштабы нанесённых ему увечий. — Они говорили, что будут поблизости.
— Разве ты видел хоть кого-нибудь, находящегося в адекватном состоянии на той трассе? — Гарри оседает на землю и приваливается головой к стволу. — Если они ещё живы, то заняты спасением собственной задницы.
— Но они
должны нам как-то помочь!
— Понимаешь, Джеймс, во время таких глобальных катастроф, как эта, каждый отвечает только за себя, — он лениво задирает руку и смахивает капли воды с ближайшего куста, чтобы сбрызнуть лицо. — И не нужно спорить. Я просто пытаюсь как можно короче объяснить тебе оправдание, по которому Рон и Блейз сюда не придут.
Молния разрезает небосвод надвое.
— Как ты можешь оставаться таким спокойным?! — топает ногой Джеймс, и грязь брызгает ему на щеку. — Ты лежишь тут, чуть не подыхая, а
мне что делать? Как мне вообще дальше жить, если с тобой что-то случится?
— Прекрати орать, — Поттер обессиленно закрывает глаза. — Мы немного переждём здесь, пока я не буду готов встать на ноги. Рана несерьёзная. Просто я устал.
— Ну да, конечно! А месяц назад, когда ты пришёл домой пьяный и вонючий, порез на шее тоже был несерьёзным? А на прошлой неделе, когда тебе делали операцию на лодыжке, всё тоже несерьёзно было?! — Джеймс подходит к отцу и яростно сметает волосы назад, чтобы посмотреть ему в глаза. — Ты никогда ни о ком не думал! Ни о маме, ни обо мне! А мама мертва! Я не идиот! Я почти сразу всё понял!
Его слова тонут в очередном набеге ливня на лес; где-то неподалёку с громким грохотом на слякоть падает дерево. Слышится лай собак.
— Тихо, — побледневший Поттер накрывает сына свой кожаной курткой и стискивает ослабевшей ладонью револьвер. — Сиди тихо.
-… Эрик, хорош выделываться! — незнакомые голоса становятся всё ближе. — Ты тут ни разу не был.
— Я по мху ориентируюсь, — бархатистый мужской смех. — Ну, а что? Так в книжке бойскаутов было написано!
— И куда указывает мох? На юг?
— По-моему, на север… Стой. Герда что-то унюхала… Хэй, радость моя? Чё там?
Сердце Поттера пробивает два лишних удара, и в голове начинают всплывать выписки из медицинской карты — «аритмия» корявым почерком главврача перечёркивало почти всю страницу. Порыв ледяного ветра ведёт Герду по следу.
— Кажется, тут кто-то есть. Ходячие?
Гарри оборачивается и видит до блеска начищенные носы армейских ботинок.
— Да вот, лежит тут какой-то, — женщина, перевязав хвостик, приближается к Поттеру с опаской, наготове держа винтовку. Её защитная стойка и осторожное перебирание ног вызывает у Гарри саркастичную усмешку. — Заражённый, наверное!
— Догадка неверна, — отзывается Поттер и окидывает женщину прохладным взглядом. — Документы предъявить?
— Он говорящий, а не «ходячий», — из чащи выходит Эрик и смеётся, сажая пса на привязь. — Документы — это хорошо! Но мы не на заставе, чтобы они хоть что-то значили.
— Велено было расстреливать, — кивает женщина.
— У меня ребёнок, — Поттер отодвигает куртку, и Джеймс боязливо оглядывается по сторонам, промаргиваясь от слепящего света фонарей. — Вы можете взять его с собой?
— Не знаю, — хмурится Эрик. — Эй, Роши, посмотри. Укусы у него есть?
— Да нет у него укусов! — устало стонет Поттер.
— Цыц, мужик. Надо всё проверить.
Женщина подходит к Джеймсу и внимательно его осматривает; отодвигает ворот футболки, задирает рукава под вид майки, закатывает одну штанину, вторую…
— Мать моя… — Роши отходит назад и кивает Эрику. — Его укусили час назад, не меньше!
— Есть курить, вот это финита ля комедия нашему обходу! — мужчина оголяет пистолет и направляет его в голову Джеймсу. — Чао, амиго!
Выстрел спугнул стаю ворон с соседних деревьев. Континуум момента растекается в мозгу Поттера, подобно уроненной вазе, вода из которой хлещет на пол, а осколки, зачавшие внутри стекла собственную радугу, облагают тонкие стебли красных роз переливающимся крошевом. Пистолет выскальзывает из вялой хватки рук Гарри, и тот, пошатываясь, поднимается на ноги, чтобы в последний раз взглянуть на небо. Кровавые, как и всё вокруг, размалёванные неаккуратными штрихами облака почкуется от одного конца горизонта вплоть до другого; холодное солнце заходит за газовую голубизну, и, кажется, целое материальное мироздание погружается в беспросветную тьму. Птицы обрывают трель на полузвуке, щелчки затворов на трассе проваливаются в воронку тишины, которую возвёл вокруг себя Поттер — он чётко осознаёт, что, здесь, на выжженной земле, он теперь неоспоримо бесполезен. Маленький Джеймс, чьё хрупкое тело, пока в нём ещё трепещется жизнь, греет промозглую почву, покинул отца бессовестно горьким способом; Джинни, которой Гарри не успел сказать, как сильно любит её благой мат по утрам и индейку в сливочном масле, умерла от его собственных рук. Он никого не спас. Он погубил.
— Чувак, я понимаю, насколько сейчас сопливый момент и всё такое… Ты, это, сигарету напоследок не хочешь выкурить? — Эрик с сожалением смотрит на Поттера и подходит ближе. — На вот, у меня жёлтый верблюд. Подумай пока. Уверен, тебе есть о чём.
Роши неодобрительно качает головой, но вслух не возражает. Закинув винтовку за спину, она неспешно подбирается к трупу Джеймса и только хочет взять его под коленки и выкинуть в какой-нибудь овраг неподалёку, как её оглушает… скорее не громкий, а властный и невербально требующий беспрекословного подчинения грубый голос:
— Не трогай, — Поттер забирает сигарету из рук Эрика и подпаливает её кончик старой, кое-где потрёпанной, зипповской зажигалкой, — моего сына своими, сука, руками.
— Детка, видишь, мужик расстроен. Ну, что ты делаешь? — цокает языком и отходит на расстояние пары шагов, чтобы не дышать едким дымом.
Гарри курит безвкусно и без наслаждения. Машинально подтягивает сигарету ко рту, вдыхает, встряхивает кистью, даже если нет пепла, выдыхает, по привычке складывая губы в кольцо, чтобы выпустить дым эстетично — Блейз любил так позёрствовать. Любая мысль, взбредшая в голову Поттера, мерно растворяется и не даёт повода как следует подумать. Катастрофическая угнетённость тела и разума, этого, с философской точки зрения, дуализма, разбивает внутренний монолог, подобно шару для боулинга, с чувством накатывающегося на кегли, — Гарри скидывает сигарету в листву, пожухлую от пожаров, и кивает Роши. Тянуть время, чтобы надышаться, больше нет смысла. В состоянии абсолютного равнодушия Поттер садится на колени и склоняет голову; рука женщины поднимается прямо над ним и заносит пистолет для выстрела.
Эхо от выпущенного патрона прокатывается лёгким шорохом между стволов ёлок и лиственниц.
Гарри моргает и непонимающе смотрит на исказившееся болью лицо Роши. Вначале ему показалось, что она промазала из-за осечки в строении кольта: может, слишком велика была отдача, или у неё попросту соскользнула рука… А потом, переведя взгляд в область живота, он воочию наблюдает за тем, как на белой майке цветёт красное пятно, с каждой секундой расползаясь и увеличиваясь, похожее на пион со рваными лепестками. Второй негромкий выстрел хлещет, как плёткой, по барабанным перепонкам, и Поттер вскидывает голову, словно выдрессированный пёс, учуявший запах героина, насторожившись. Эрик падает наземь с тонкой улыбкой на губах.
— Гарри, ты в порядке?..
Гермиона, поблёскивая в руках пушкой, собранной по чертежам самого Браунинга, как кошка, подкрадывается ближе и ласково проводит запястьем по мокрому лбу Поттера. Она ободряюще ему улыбается и, затащив пистолет в кобуру, обнимает за шею, шепча на ухо, что всё закончилось. Рон и Роза осматривают павшее тело Джеймса.
— Всё закончилось, — вторит Гарри и закусывает щёку со внутренней стороны. Такие, вроде бы, воодушевляющие слова вызывают у него лишь недоверие и привкус утраты на языке. — Всё закончилось…
— За что его так? — натренированная отцом Роза была гораздо крепче и закалёнее, чем казалась на самом деле. Она, не дрогнув в лице, наклоняется и закрывает Джеймсу глаза. — Почему его — первым?
— Они сказали, Джеймс был заражён, — Гермиона протягивает Поттеру фляжку с водой, — Да, спасибо.
— Но укусов нет, — она вытирает румяные щёки рукавом рубашки, — вообще ничего такого. Я проверила.
Поттер вздыхает и делает жадный глоток, прежде чем разлепляет обветренные губы и говорит:
— Левая нога.
— Дядя Гарри, вы меня слышали?.. — Роза оборачивается. — Укусов нет. Ни на левой ноге, ни где-то ещё. Он не был заражён.
Конфетти еловых иголок разлетается под императивом студёного движения воздуха. Поттер давит кулаками на глазные яблоки; фляжка падает на траву, и вода тонкой струйкой вытекает на маковые головки, облепляя их, словно росой. Отчаяние от услышанного возопит набатом, конечности охватывает исступлённая беспомощность. Горе от помешательства на идее заражённости сына кусает Гарри за загривок и разносит вереницу ознобных мурашек по телу — он не спас Джеймса лишь потому, что боялся воочию увидеть становление монстра из крохотной, угловатой фигурки с зелёными глазами. И напрасно — напрасны все старания; напрасные идеализированные убеждения, что семья дороже всего, теряют ценность и значимость, эквивалентную сформированным раньше стереотипам, если он продал собственную родную кровь за дерьмовую сигарету и красивую ложь. Раскаяние и безрассудство совершённых поступков преисполняет Поттера чувством ненависти самому к себе. Природа, как будто услышав метанойю отца, потерявшегося в океане угрызений совести, накрывает того потоком свежей прохлады; гарь и водород поднимаются в атмосферу.
— Его, наверное, нужно похоронить, — Роза, которой было очень некомфортно смотреть на страдания Гарри Поттера, засевшего в голове образом брутального и бесстрашного друга её отца, робко переступает с ноги на ногу, не зная, куда себя деть. Где-то в глубине она испытывает тупое чувство вины. — Дядя Гарри?
— Я не хочу закапывать его в
эту землю, — придерживая раненое плечо свободной рукой, он апатично смаргивает влагу в уголках глаз. — Есть зажигалка, Рон?
Уизли суетливо вытаскивает из внутреннего кармана ветровки спички.
— Пойдёт?
— Да без разницы, — Поттер неотрывно смотрит на сына; пытается запомнить каждую черту его по-детски мягкого лица, каждую родинку, одну из десятка, поочерёдно, на щеках, каждый оттенок тёмных волос — когда темно и когда на них падают солнечные лучи. — Сделайте это, кто-нибудь, — мотает головой в сторону кровавого пятна на рубашке. — Плечо онемело.
Гермиона забирает из рук мужа спичечный коробок и неуверенно поджигает сероводородный кончик. Запах горящей спички и тоненький шлейф серого дыма, исходящий от неё, вскоре оказываются погребены под кипу сухих листьев — одежда на Джеймсе моментально воспламеняется. Чёрные волосы на глазах становятся короче; обглоданные жарким огнём, они пеплом осыпаются под голову мальчика и замирают в упавших ветках и маках цвета бордо. Аромат тлеющей плоти разносится по окрестностям леса; из банального понимания того, что приходится переживать Поттеру в данный момент, никто не зажимает нос или морщится. Четыре не живых, а просто сосуществующих во вселенной человека смотрят на то, как тело их общего, не успевшего толком пожить, знакомого пожирает пожар, зародившийся в глубине мусора браконьеров, опустошённых гильз и иссиня-чёрных коряг, притрушенных листьями и цветами.
***
— Тео, у тебя с топливом всё нормально? — спрашивает темноволосая девушка, проводя красной помадой по губам. Лёгкий джаз наполняет салон Porsche звуками саксофона. — Слышала, до Брайтона ехать не меньше пяти часов… Интересно, забегаловки по пути будут открыты? Или их оцепили эти псы беспризорные? — она морщит носик. — Я хочу в туалет.
Львиный рук аккумулятора пытается заглушить бессмысленный трёп, льющийся изо рта, где на языке перекатывается клубничная жвачка. Липкие губы неприятно причмокивают.
— …Это, что, машина Поттера? И Забини здесь, судя по всему… — хмурится Теодор Нотт, бывший партнёр Рона по бизнесу, давя на тормоз. — Панси, сиди тихо и не высовывайся, — он отстёгивает ремень и выходит из автомобиля, хлопая грузной дверью. — Я пойду проверю, что случилось!
— Больно надо мне отсюда выходить… — помада движется от нижней губы к верхней. Затем наоборот. — Дура я что ли, в самом деле? — девушка смотрит на своё отражение в зеркале заднего вида и поправляет слегка слоящуюся от влажности тушь на ресницах. — Буду сидеть тут и скучать… Как же.
Лай озлобленных овчарок цепляется за маленькую щёлочку открытого окна автомобиля и закрадывается внутрь салона; как бойцовскую псину, Панси ведёт на запах — силой женского чутья и инфантильной любопытности она откапывает в бардачке телефон Тео, выгребая его из-под груды порнографических журналов и карт разных частей Великобритании. Панси, довольно скалясь, ловко вводит пароль на экране блокировке наманикюренными пальцами.
— Так, так, так, Теодорчик… Давай посмотрим, что ты писал Астории на прошлой неделе, — ждёт, пока мобильная сеть прогрузит сообщения. — Ну давай же, дубина! Он может вернуться в любую минуту!
«Нет сети».
— Да что за хрень?! — она восклицает, выбираясь из машины, и вытягивая руку с телефоном над головой. — Пожалуйста, ну, пожалуйста! Грузись, твари-и-ина! — её голос срывается на капризный стон от нетерпения. — Бесполезная железяка. Ненавижу.
Грохот разрывной гранаты распространяет по дороге конвульсии, сродни землетрясению — слышится протяжный шум выпущенной боеголовки из ракетницы, и за периметром на воздух взлетает ветряная мельница. От неожиданности Панси роняет телефон в грязную лужу.
— Тео меня убьёт! — спохватившись, девушка быстро наклоняется, чтобы поднять треснутый iPhone, но её руки касается чего-то совершенно иное. На дне, под слоем мутной воды, оказывается окаменевшая от холода лапа белой собаки. — Боже…
Панси отпрыгивает от лужи с диким воплем и неудачно приземляется на тонкую шпильку; тихий треск пластика сопровождается шарканьем подошвы по камням, и через мгновение, в своём новом платье и тонких чулках, девушка бы упала — но за талию её хватает крепкая, жилистая рука со шрамом на сгибе большого пальца; бледность кисти контрастирует с тёмно-красными разводами на запястье и кровоподтёком в области предплечья. Панси резко оборачивается и замирает. Перед ней стоит белокурый мальчик и хмуро смотрит на розовеющий след от её ногтей на ладони.
— Это твоего парня только что разорвали на части? — он, не поднимая взгляда, кивает в сторону высокого забора, где компания мертвецов стягивала свитер с обезглавленного тела. — Ему, определённо, не шёл зелёный.
— Тео!.. — шокированная девушка зажимает рот кулаком, мотая головой, как болванчик. — Господи, какой кошмар… А как же Брайтон… А как же…
Мальчик криво усмехается и поднимает на неё свои бесконечно прозрачные глаза. В них словно отражается небо несколькими часами ранее.
— Хочешь в Брайтон? — он достаёт из сумки-банана, повязанной на бёдрах, маленький Вальтер и загоняет туда семь патронов 9-мм калибра. — Вези нас в Брайтон.
Воинственный вид юноши, его стойка, то, как рука уверенно обхватывает пистолет — всё говорит о том, что сделан он отнюдь не из мягкого теста. Тонкий пиджак, надетый поверх серой рубашки, не скрывает развитых — даже слишком для его возраста — мышц.
— В смысле? — Панси затравленно смотрит на ствол и мечтает, чтобы сейчас его дуло было повёрнуто в обратную сторону. — Это, типа, шантаж?
— Шантаж — это когда у тебя остаётся какой-никакой выбор, — медленно произносит мальчик; его голос, только-только переступивший подростковую ломку, звучит хрипло и чуждо, по отношению к совершенно ангельской, детской внешности. — Пожалуй, да. Это шантаж. Я либо простреливаю тебе голову насквозь, либо ты везёшь нас в Брайтон. Выбирай, — он опускает пистолет.
— Зачем тебе туда? — девушка, вздохнув, открывает дверь автомобиля и жестом приглашает мальчика залезть внутрь.
— Не твоё дело, — он стоит на месте, не двигаясь. Брови чуть хмурятся.
— Ну? Залезай что ли.
— Ты думаешь, я настолько наивен? — холодный взгляд, как ни парадоксально, опаляет щёки Панси стыдливым румянцем. — Я заметил, как ты вытащила зажигалку.
— Ч-что? Я ничего не вытаскивала, — понимая, что деваться некуда, девушка всё равно старается отогнать панику, накатывающую массивными волнами на крупицы её самообладание, подальше. — Ты выдумываешь.
— Я стреляю, — мальчик медленно взводит курок, — насчёт три. Раз. Два.
— Ладно. Ладно! — Панси, чувствуя слабость в коленках, идёт к водительскому сидению. — «Три», — истерический вопль застревает поперёк глотки.
Пуля задевает ногу девушки, и та навзничь валится на кресло.
— Ты, идиот!!! Мы же договорились! — её ногти сжимают бежевую кожу кресла до побеления; нечеловеческая боль, охватившая лодыжку и голень, выталкивает из глаз крупные слёзы. Казалось, хуже быть уже не может. Казалось, пока мальчик не начал говорить:
— Я не знаю, сколько понадобится времени, чтобы рана затянулась гангреной, — его спокойный тон отдаётся глухим эхом на фоне зарождающихся залпов огнестрельного оружия. — Наверное, много… Посмотри на свою ногу. С моего места отлично видно, как треснула кость. А тебе видно? — он силой дёргает Панси за волосы, выворачивая шею. — Я спросил, тебе видно?
— Д-д… о боже! — её маску бессердечной суки вскрывает первобытный ужас. — Отпусти меня! Отпусти! — рыдания сотрясают огромный бюст, вжавшийся в обивку сидения.
— Думаешь, с простреленной ногой ты сможешь далеко убежать? Да пожалуйста, — мальчик усмехается и отходит в сторону, вдруг озираясь по сторонам. — Тебя никто не держит…
Чутьё не подвело. Из-под оранжевого джипа выползает мертвец, прорывая выхлопную трубу — полтела, вероятно, оторвало гранатой или впритык наставленным дробовиком. Копна рыжих волос волочится за плечами — сцена, напоминающая выход русалки на сушу. Бесцветные, пустые, словно рыбьи, глаза и остервенелая гримаса, складывающаяся из-за порванных губ и, если приглядеться, торчащих передних зубов сквозь ошмётки кожи, нагнала на двоих гражданских-верующих судорожное желание помолиться, не выходя из Minivanʼа. Мальчик стаскивает с плеч рюкзак и достаёт складное ружьё; меньше минуты у него уходит на то, чтобы соединить коробку и ударно-спусковой механизм с ложкой, поднять курок и, заправив оружие патронами, защёлкнуть ствол. Церемониться, чтобы нацелиться «ходячей» в голову, не пришлось —юноша с первого раза попал ей в лоб и тут же перезарядился; справа бежали ещё двое. Его руки плавно перекатывают ружьё на противоположное плечо, меткий взгляд цепляет на мушку самого быстрого мертвеца. Первый выстрел, сопровождаемый сильной отдачей, подкашивает существо вбок, второй — попадает в раскрытое, как во время операции хирургом, горло.
Панси из последних сил дерёт трахею, пытаясь выпустить всю скопившуюся боль наружу; крики часто помогали ей вернуть здравомыслие.
— Да заткнись ты! — носком ботинка мальчик пинает здоровую ногу девушки. — Ты привлекаешь слишком много внимания, — слышится ещё более протяжный вой. — И почему я не убил тебя сразу?..
Он захватывает из сумки пистолет и наставляет его параллельно голове Панси, но нечто слизкое и омерзительное на ощупь касается его икр, задирая штанину. Девушка во все глаза смотрит, как оголяется широкий окровавленный шрам на лодыжке, напоминающий следы зубов. Человеческих.
— Ты заражён! — поражённо отзывается Панси, находя в себе силы перевернуться на кресле, судорожно втягивая воздух. — Ты такой же, как они!
Мальчик отстреливает привязавшегося к его ногам мертвеца и, брезгливо смахивая его останки с ботинок, оборачивается.
— В моём омуте черти топятся, — криво усмехается и засовывает ружьё обратно в рюкзак, предварительно отделив стволы от коробки. — Доверительных отношений не вышло…
— Я могу вести машину, если ты перевяжешь мне ногу, — Панси вытирает слёзы внешней стороной ладони, и длинная чёрная полоса туши перечерчивает её лицо от уха до подбородка.
— Нет, — проблеск напрасной надежды на лице девушки вспыхивает безобразным оскалом. Порох в пистолете взрывается, и бронзовая пуля пробивает её грудь, обтянутую дорогим французским бельём, доходя до сердца.
***
Солнце окончательно закатывается за горизонт, затягивая с собой в бездну весь свет; кроны одиноко стоящих деревьев мерно перебирают ветвями, словно на прощание махая серебряному автомобилю, окольными путями покидающему заражённый город. В стекле заднего вида отражается флегматичный взгляд мальчика, выкручивающего руль, чтобы свернуть на главную дорогу, и чешущего укус на ноге. Ароматизатор в виде ёлочки забавно раскачивается из стороны в сторону.
