Диагноз

— Отпусти! — громко кричит мальчик и с силой вырывается из рук родителя. Мать не успевает среагировать, как ткань футболки сына оказывается выхвачена из её ладони, а разбушевавшийся мальчик бросился бежать от неё подальше. — А ну стой, негодник! — строго крикнула в след женщина, догоняя непослушного мальчика, который уже рванул вверх по лестнице. — Мирон! — грозный отцовский голос заставляет его остановиться в нерешительности. — Ты как с матерью ведёшь себя, наглец?! Плотный мужчина, который как раз вовремя оторвался от своей работы, теперь строго смотрел в налитые отчаяньем голубые глаза сына, перегораживая ему путь на второй этаж. — Так, как научили! — с вызовом крикнул Фёдоров младший. Мать за его спиной изумлённо ахнула. Отец пару секунд молчал, не в силах подобрать слов. Мальчик тяжело дышал, пытаясь сдержать слёзы. — Ты что себе позволяешь? — тихо, но безумно зло произнёс мужчина. — Я вас просто ненавижу! — вдруг крикнул Мирон и наконец дал волю душащим слезам. Родители больше не предпринимали попыток утихомирить ребёнка, а потому мальчик принялся без зазрения совести кричать и топать ногами, демонстрируя самую настоящую истерику. Оттолкнув мать, что стояла внизу, он схватил совсем новую книгу и шумно остервенело порвал обложку, что не заняло много сил и времени. Мирон захлёбывался слезами и частым дыханием, истерика лезла наружу, на этот раз не встречая преград в лице обеспокоенных родителей. — Ты же говорил, что сможешь понять причину его срывов, — вздохнула женщина, с укором смотря на мужа. — Я работаю над этим, ясно? Это вообще единственное, что я делаю! Но я не могу установить его диагноз сейчас, мне нужно время, пойми! — разгоряченно зашептал мужчина. А тем временем, Мирон схватил в руки хрустальную вазу своей матери. — Мирон, поставь! Сейчас же положи это на место! — страшно закричал отец. — М-мирон, заечка! Отдай маме вазу, хорошо? — проговорила мать так, будто у сына в руках был не красивый сосуд, а заряженное оружие. Мирон закрыл глаза, отчего две редких слезы потекли по его щекам. Мальчик устало выдохнул и опустил руку вниз, обессиленно садясь на колени. Родители тут же обступили сына, садясь около него. — Я вас ненавижу, — продолжал шептать и плакать Мирон. — Успокойся, мальчик мой, тихо, — говорила женщина, гладя сына по голове и горячей спине. — Почему я такой? — вдруг тихо спросил Мирон. Родители удивлённо и испуганно переглянулись. — Какой, солнышко? — беспокойно спросил мужчина, аккуратно забирая из рук сына дорогой хрусталь. — Почему вы родили меня таким? — шмыгнул носом Мирон. — Ох, ты об этом, малыш… — тяжело вздохнула мать, отводя взгляд. — Почему у меня такое лицо? Почему я такой несуразный? Почему они постоянно задевают меня? — изо всех сил держа в себе крик отчаянья, спрашивал Мирон, понимая, что ему никто не ответит. — Послушай, — серьёзно произнёс отец, крепко сжимая ладонь Мирона, — Нет красоты, бери всем остальным. Будь особенным в другой области. Внешности нет у многих, а ума у всех оставшихся. Понял? Мальчик не ответил, а лишь грустно опустил голову. Пара напряглась, когда заметила трясущиеся губы своего ребёнка. — Почему я люблю его? — потерянно и безумно тихо прошептал Мирон. — Мне так страшно, папа. Мальчик крепко прижался к своему отцу. — О, Господи, — закрывая лицо руками, произнесла шокированная женщина. — Пап, ты сможешь найти мою болезнь? Ты вылечишь во мне… Это? — с надеждой спросил мальчик, поднимая заплаканные глаза на отца. — Нет. И даже не буду пытаться, милый. И кто бы что не говорил, лечение тут абсолютно не нужно. Навсегда запомни это, — твёрдо ответил отец мальчика. — Миро-о-он, ну так что? В разные номера селимся, или скидываемся? — спрашивает Ваня, облокачиваясь на ресепшен, выводя Фёдорова из воспоминаний. Сейчас вопрос был поставлен ребром, и артист серьёзно задумался над выбором, забредая всё дальше в свои мысли. Мирон всегда спрашивал совета у своего отца, и сейчас он был нужен ему, как никто другой. С того рокового дня прошло очень много времени, но задаваемый вопрос остался неизменным. Пусть и поменялся человек его спровоцировавший. И этот человек сейчас стоял и выжидающе пялился на Мирона. — В разные поселимся, — переборов себя, ответил Янович. — Ты так долго думал, чувак. Ну ок, — пожал плечами Евстигнеев и обернулся к уже засыпающей регистрирующей их девушке. Фёдоров выдохнул. Теперь всё страшное позади. — Бля, Мирон. Нам всё же придётся взять один номер. У меня нет денег, — виновато глядя на друга, произнёс Ваня, а Фёдорову захотелось кричать, срывая горло. Совсем как в тот вечер. Кричать потому, что рэпер отчётливо увидел пятитысячную купюру в бумажнике своего бэк-мс. — Хорошо, давайте нам один на двоих, я заплачу, — неуверенно сказал артист, несколько раз сбиваясь со счёта нужной суммы, по вине трясущихся пальцев. — Пойдём, — абсолютно спокойно позвал фотограф, случайно касаясь кончиками пальцев руки Мирона. А дальше абсолютный туман: какие-то цветы в горшках в освещённом коридоре, лифт, большое зеркало, самый верхний этаж, сильные руки на воротнике и ощущение обжигающе горячих губ на своих. — Почему только сейчас? — шепчет Мирон. — Я был не уверен в твоей реакции, — отвечает Ваня. «Делай то, что тебе вздумается», — в голове процитировал артист голосом своего отца.