Сын торговца гробами.

Холодное солнце давно перестало освещать своим величием маленькую богом забытую деревушку вблизи Йорка. Века назад оно, должно быть, вскользь коснулось его, но решив, что люди там лишь торгуют ворованной клубникой и умирают, оно решило больше не посещать это место. Его взгляд был слишком высокомерен для маленького мальчика с голубыми глазами. Прижимая свою святыню к груди, мальчик несся к набережной, позабыв об урчащем животе и немеющих от холода ногах. Дождь лишь утром обмыл булыжники мостовой, делая путь малыша еще труднее. Предмет кражи, хорошо укутанный в то, что осталось от льняной рубашки еще хранил в себе то священное тепло, которое надо было нетронутым донести до дома. Вот уже впереди виднеется на скорую руку сколоченная вывеска и висящая на одной петле дверь. Преследователи резко исчезли, словно бы стеклянная стена отгораживала мастерскую от окружающего мира. Стучать было совсем не обязательно, дверь всегда падала и своим грохотом прекрасно оповещала о входящем. Мальчик взбежал по ветхой лестнице со скоростью пули, зная, что работающего на первом этаже отца ни в кое случае нельзя тревожить. Приближаясь к чердаку, малыш сильно сбавил скорость. Его шаги были легки, он старался не шуметь и своим крошечным кулачком постучал о стену, где раньше была прогнившая дверь. Ответа не последовало. Босые черные пятки мягко ступали на обшарпанный дощатый пол, стараясь не наступать на торчащие тут и там гвозди. В центре чердака стояла одинокая кровать. На потных, давно ставших черными, простынях лежали обтянутые кожей кости, называемые по умолчанию человеком. Но жизнь из последних сил держалась в вечно прикрытых глазах. - Мам! Остатки волос, отдельными клоками красовавшиеся на блестящем лысиной шаре, немного шевельнулись, длинные костлявые пальцы принялись что-то искать вокруг себя и не успокоились, пока не ухватились за пухлую ручку мальчика. - Ангел мой! Ты так тихо вошел, что даже напугал меня!- скрипучий женский голос звучал бы пугающе для постороннего слушателя, но был прелестной музыкой для уха ребенка, видевшего так мало прекрасного. - Это тебе, мам, - из рубашки, мальчик вынул маленький ломтик хлеба, который уже почти успел остыть, лишаясь всей своей живительной силы. - Как замечательно! Знаешь-ка что? - мать, не раскрывая глаз, вложила ломоть хлеба обратно в детскую ручку, - отнеси-ка ты это отцу, да и спроси, как там моя лодочка. Женщина издала глубокий грудной звук и откинулась обратно на постель. Она очень устала, настолько, что не могла есть. Мальчик вздохнул и отправился в мастерскую отца. Папа мальчика занимался тем, что изготавливал лодки. Лодки эти были престранной формы, надо заметить, совсем не похожие на те, которые принадлежал рыбакам. А таких лодок мальчик в море не видел никогда, не смотря на то, что всю свою жизнь прожил на набережной, переходящей в пристань. Но малыш не переживал по этому поводу, утешая себя скудностью своих познаний в области кораблестроения. Отец всегда работал один, редко покидал дом. На первом этаже всегда царили мрак и сырость. Он всегда много работал, но его товар никогда не покупали. Не просто не покупали, люди обходили мастерскую стороной. Пред импровизированным столом, где покоилась будущая лодочка, суетился сгорбленный одноглазый старик. Свою пустую глазницу он никак не прятал, но мальчик уже успел привыкнуть к этому. - Мама спрашивает, а когда лодочка будет готова? - Скоро уже, совсем скоро... Это лодочка была особенной, не такой как все предыдущие сделанные отцом. На боках были вырезаны очень детальные портреты мальчика, отца и матери в молодости, еще до болезни, а лакированную крышку лодочки украшали резные лилии. Мама болела вечной усталостью, так по крайней мере думал мальчик. Она была такой энергичной и трудолюбивой все жизнь, что вся усталость разом накаталась на нее. Поэтому мама должна была ехать туда, где ее вылечат, а лодочка должна была отнести ее туда. Так рассказывала мама, и у мальчика не было оснований ей не верить. На следующее утро мама пропала, а лодочка исчезла. - А куда мама уехала?-спросил мальчик. - Туда, откуда ее уже не вернуть. - ответил папа.