Странный

      Странное чувство пустоты повсюду, словно внутри застрял чертов белый лист бумаги и теперь навязчиво проецируется в мозг. Везде все белым-бело, словно снег комнату запорошил, а потом в стены въелся, теперь въедается в мозг. Еще повсюду пахнет хлоркой (непонятно, откуда он помнит этот запах) и чем-то приторно-травяным, нездоровым. Одеяло на теле хлопковое, нихрена не греет, на белой ткани есть желтоватые, совсем бледные, и серые, чуть поярче, пятна. Но если ткань недоверчиво понюхать, то все равно пахнет хлоркой. На ощупь же одеяло даже приятное, и если накрыться с головой, то белизна вокруг перестанет слепить глаза. Он так и делает.       В белых стенах все почти всегда белое, единственный, кто нарушает этот устой (все такое белое, что, кажется, есть специальное распоряжение по этому поводу), это человек с птичьим носом. Человек с птичьим носом приходит часто, а иногда остается на совсем, потом снова пропадает и снова возвращается, единственная константа в его образе — неизменная чернота одежды. Человек с птичьим носом зовет себя Мироном, имеет большие холодные глаза и привычку говорить быстро и импульсивно. Когда Мирон приходит, то тотчас же много говорит, а потом достает потрепанный, с желтыми страницами блокнот и принимается читать что-то наподобие стихов, только делает это быстро и агрессивно: губы у него кривятся, глаза поблескивают, руки дрожат — Мирон называет это рэпом. А его он называет Ваней.       Так Ваня узнает, что он, собственно, Иван. Это открытие поражает его почти так же, как понятие «рэп», означающее то ли манеру чтения, то ли сами тексты, то ли состояние души странного человека с птичьим носом по имени Мирон. Ване думается, что Мирон — красивое имя, хотя его обладатель кажется ему странным, непонятным, словно бы неизведанным. Стоит Мирону начать читать свой рэп, так он сразу добавляет, что все это, возможно, войдет в его новый альбом, на что Ваня интересуется: был ли старый? На это глаза Мирона немного тухнут, становятся грустными и безжизненными, и зрачки медленно плавают в аквариуме белка, Мирон не отвечает, а только коротко треплет Евстигнеева по волосам и переводит тему. Ваня решает, что больше об этом спрашивать не стоит.       Мирон по-своему красивый. Вот как думается Ване, когда тот в очередной раз исследует странного человека взглядом: бритая голова, венка на лбу и острые скулы придают Мирону (он говорит, что его фамилия, к слову, Федоров) странную притягательность, и Евстигнеев не может не признать, что покорен ею. Каждую их встречу он настойчиво ищет новые детали в лице и фигуре Федорова, после чего вбивает их в ячейки памяти и лелеет вечерами. Порой ему кажется, что Мирон ему не просто друг из прошлого, которого он не помнит, а кто-то больший, потому что во взгляде «просто друзей» столько боли быть не может. Один раз Ваня говорит о своей догадке Мирону, на что тот смотрит тоскливо, почти нежно, но после отмахивается от Евстигнеева, хмурясь. Тема закрыта. Мысли пачкают мозги.       Первые воспоминания приходят к Ване случайно, словно смутный мираж. Он вспоминает, что знаком с Мироном не первый год, и это трогает Федорова до глубины души. Мирон даже на минуту позволяет себе объятия с Ваней, и Евстигнеев чувствует тепло чужого тела, находящегося под темной толстовкой. Пахнет Мирон чем-то крепким и приятным, и Ваня, как можно незаметнее, втягивает его запах, стараясь подольше не выдыхать. На ощупь Мирон совсем тощий, так что можно почти прощупать ребра во время объятий, и Ваня изо всех сил старается запомнить ощущение, каково это — обнимать Мирона Федорова, пытается кончиками пальцев впитать прикосновения. Ваня просит Мирона обнимать его чаще, тот молчит, но в этот раз не отказывает и тему не меняет.       Спустя какое-то время Евстигнеев помнит, что он Рудбой, Охра, бэк-мс Мирона, что он ездил в тур с ним и выступал на концертах, а потом его сбила машина. Мирон приходит часто, только вид у него несчастный. Он приносит старые тексты песен, и они с Ваней вместе читают их. И Ваня в этот момент чувствует, что он на своем месте, что-то внутри его распирает и рвет на части, и Ваня обнимает Федорова снова и снова, потому что тот выглядит в такие моменты особенно потерянным на его фоне и грустным. Может, потому что Мирон помнит, а может, потому что Ваня забыл. Ваня говорит, что хочет, чтобы Мирон был всегда с ним, а тот только нервно смеется и дает клятву. Говорит, что все переплетено. Ваня этого не понимает, но интуитивно чувствует, что Федоров не врет и его не бросит.       Память бушует и выдает кучу картин того, как Евстигнеев целует Мирона, как обнимает, как они спят вместе. Ваня вспоминает, что Мирон любит курить, но в итоге, всегда замерзает, что он любит читать, но часто грустит. Ваня вспоминает, что впервые поцеловал Федорова, когда тот напился, и после поцелуя Мирон решился на что-то большее. Ваня помнит, что на шее у Мирона татуировка «1703», и что если коснуться губами около нее, то Мирон вздрогнет и прижмется плотнее. И когда Мирон снова приходит к нему, то он перестает казаться странным и непонятным и становится родным. Ваня обнимает его поперек груди и отодвигает ворот толстовки, чтобы проверить наличие тату.       Евстигнеев целует мягко, сначала шею, и, чувствуя, как тело Федорова инстинктивно прижмется ближе, перемещается на чужие губы. На коже Мирона выбито «1703».