Хаотичный

Говорят, что я «хаотичный злой», а она «хаотичная добрая». Тогда, по логике, Генри должен быть «хаотичным нейтральным». Я всегда хотел лучшего для мальчика. Я не лгу. Я привез мальчика сюда, в город, потому что хотел быть рядом с ним, но если бы я оставил его у себя, это вызвало бы подозрения. Кроме того, я не был уверен, что смогу сам позаботиться о ребенке. Регине хотелось компании, она хотела ребенка. Казалось бы, вовремя – лучше не придумаешь. Мой сын находится вблизи от меня, а любимая далеко от губительного города. Регина была счастлива, я был счастлив, Генри, вроде бы, тоже был счастлив. Пока не начал искать свою настоящую мать. Я всегда знал, что так и будет. Только не предполагал, что так скоро. Мальчику было всего девять лет, когда он принялся задавать вопросы о своей настоящей матери. Ему отвечал я, отвечала Регина, отвечал шериф. Однако на свой десятый день рождения он удивил нас тем, что нашел имя своей настоящей матери. Это заставило меня ухмыльнуться. Мальчик был умнее, чем я смел надеяться. Дочь принцессы и наша спасительница. Почему лучшим способом выжить является не нейтральная сторона, надо обязательно быть с кем-то? Мне приходилось сохранять дружеские отношения с Региной, потому что уважал ее, и потому что у нее была власть. Я бы прожил замечательную жизнь в придуманном ею мирке и ни на что бы не жаловался. Теперь врагом была Белоснежка и ее семья. Точнее, врагом стала ее дочь. Я предсказал, что дитя вырастет, и настанет день спасения. Счастливые финалы для всех. Не могу отрицать, что не хотел счастливого финала и для себя тоже. Я тайно сводил судьбы, чтобы обнаружить удивительное дитя. Свой план я придумал сразу же, как нашел Эмму. Ей было только семнадцать, когда я попросил у Регины разрешение покинуть город. Проклятие держало все в ее власти, и, по-видимому, меня тоже. Злая Королева должна думать, что победила, но она не полностью управляла мной. Согласно моему календарю, дочери Белоснежки и Прекрасного Принца исполнялось восемнадцать лет, и я должен был ее найти прежде, чем это случится. Я сказал Регине: «Пожалуйста», и она была вынуждена отпустить меня. Я сорвал проклятие и за несколько дней нашел Эмму. Все то время, что я искал информацию о ее местонахождении, с самого рождения, я следовал за ней, любыми средствами пытаясь узнать, что она делала и где была. Впервые я встретил Эмму на вечеринке. Она была полупьяна и хохотала вместе с какими-то людьми, которых называла друзьями, но вряд ли вообще знала. Непокорная, разочарованная в жизни, брошенная. Казалось, она постоянно испытывает эти чувства, и все же однажды она наслаждалась вечеринкой, где смогла забыть все свои горести. Я решил сделать ее наслаждение более полным, поэтому подмешал ей в выпивку кое-чего сильнодействующего и принялся ждать добычу. Она до сих пор не знает, кто отец ее ребенка. Я не слышал, чтобы она говорила об этом с Генри, но пташки донесли мне, что она сказала ему, что его отец был молодым и красивым. С тех пор, как я узнал об этом, глядя на себя в зеркало, я думаю о том, какой чудодейственной силы должен быть наркотик, чтобы пятидесятилетний мужчина показался юной девушке молодым и красивым. У Генри волосы прямые и русые, совсем как у меня. Я забрал его, когда он родился. Эмма не видела и не знала, кто забрал ее сына. Я, его настоящий отец. Регина расспрашивала о ребенке, чтобы разобраться. Она жаловалась на отсутствие компании и одиночество, но я всегда твердил ей, что надо смириться. Я сказал ей, что теперь она больше не будет одинока, и что я буду рядом. Спустя пятнадцать лет одиночества она больше не могла глотать эти заверения, и я посоветовал ей завести питомца. Первый, пони, умер. Тогда она вырастила яблочное дерево на его могиле и устроила сад. Семнадцать лет спустя я сказал ей, что нашел решение. Прошло восемнадцать лет, и я предложил ей усыновить ребенка, и это прошло совершенно безболезненно. Так, попросив у нее разрешения и сказав: «Пожалуйста», я доставил ей Генри. Я знал, что принес разрушение в этот мир, привезя сюда сына спасительницы. Я знал, что, если Генри пойдет в меня, то вырастет смышленым и умным. Я знал, что потеряю его, отдав Регине. Но он был моим сыном, а мне хотелось просто быть рядом с ним, даже если я не мог его растить. Признаю, я был эгоистичен. Такова уж моя природа. Думаю, моя семья может называться Хаотичной. Хаотичность хорошо определяет все, за что мы боремся. Вместе, но не по-настоящему. Я вижу Эмму на улицах, и мне безумно хочется оказаться рядом с ней. Я вижу, как Регина тащит Генри за руку и за что-то ругает, и мне хочется сказать ему, что он мой сын, даже зная, что он с презрением оттолкнет меня. Глядя в зеркало, я вижу человека, которым – отдаю себе в этом отчет – я никогда не был. Я могу лишь надеяться на то, что все кусочки целого однажды воссоединятся. И, познав Хаос, мы изменимся. Если мы сплотимся, однажды, как семья. Это знание дает крошечную надежду.