Глубина падения

Саул Янь-Хе Эверетт, капитан супердредноута Грейсонского космического флота «Молот Господень», откинулся на спинку удобного кресла в своей каюте и устало потёр глаза. Денёк выдался сложным, что ни говори. От количества просмотренных и подписанных бумаг голова шла кругом. И это только распоряжения Генштаба и внутрикорабельные донесения! А ведь есть ещё документы, присланные союзниками — Королевским флотом Мантикоры, и с ними тоже необходимо ознакомиться. Приятели Саула, ранее служившие в КФМ, говорили, что грейсонцы издают куда меньше распоряжений, указаний и прочей бюрократической мути, нежели великие и ужасные Космос-Лорды Мантикоры, и что за это местному Генштабу стоит кланяться в ножки. Но Саул в прежней жизни был обычным мелким торговцем с Беовульфа, капитаном собственного грузового корабля «Драконье сердце», и переговоры с контрагентами требовали подписания куда меньшего количества бумаг, чем служба в военном флоте. Даже с учётом того, что слово «бумага» нынче стало анахронизмом, отголоском далёких и полузабытых эпох, а вся переписка велась в электронном виде, времени это отнимало ужасно много. И кой чёрт понёс его служить на флоте, да ещё и не на родном, а где-то на задворках Галактики, в компании религиозных фанатиков? Впрочем, оглядываясь назад, Саул прекрасно понимал, почему он поступил именно так, а не иначе. Имя чёрта, сподвигшего его на это безумие, он тоже прекрасно знал, и было оно «размер жалования». Дела у «Драконьего сердца» шли — хуже некуда: множество контрагентов разорилось из-за масштабной войны, уже добрый десяток лет бушевавшей на огромных межзвёздных просторах, где раньше мирно курсировали торговые суда. Звёздное Королевство Мантикора и Народная республика Хевен вели сражения не за планетарные ресурсы или удобные пути для торговых караванов — нет, ставкой в этой страшной, выматывающей борьбе был сам факт существования одной из держав, не больше, но и не меньше. Естественно, на коммерции это сказывалось самым пагубным образом. А путь в нейтральную Андерманскую империю лежал через погрязшую в коррупции и кумовстве Силезскую конфедерацию. Сейчас пираты там кишели, как комары над болотами. Саул подозревал, что грабителей в Силезии нынче куда больше, чем тех, кого можно ограбить, и тихонько надеялся на скорую войну между самими головорезами. Впрочем, он считал себя реалистом, а потому осознавал: сценарий, при котором разжиревшие подонки скупят голоса избирателей на родных планетах и войдут в тамошнее правительство, обретя тем самым иммунитет от судебного преследования, куда вероятней, чем глобальное истребление пиратов другими пиратами. Но помечтать-то можно, не так ли? Ранее Королевский флот Мантикоры совместно с андерманцами заставлял всяких сволочей знать своё место и вести себя тихо. А сейчас монти по уши увязли в войне, и андерманский император, чтобы не накалять политическую обстановку ещё сильнее, увёл из Силезии часть военных кораблей. В результате кровавые ублюдки распоясались окончательно, а собственный флот Конфедерации и раньше-то не мог их утихомирить, теперь же, по слухам, и вовсе пребывал на последней стадии разложения. Корабли, которые должны были защищать торговцев, сами при случае бессовестно их обирали, а если нет — то и не думали ловить пиратов, при малейших признаках опасности удирая в гиперпространство. А если ещё учесть инициативу хевенитов, пославших в Силезию несколько каперских эскадр и фактически перерезавших большинство торговых путей, то дела складывались совсем плачевно. Оставалась огромная Соларианская лига, в которой формально состоял и Беовульф, родина Саула. Но уж кто-кто, а потомственный торговец Эверетт прекрасно знал, что все более-менее жирные куски там поделены между мегакорпорациями, а грузов, не принадлежащих им, едва-едва хватит на поддержание штанов. Корпорации сквозь пальцы глядели на мелкую рыбёшку, пока та не заплывала, куда не следовало, но мгновенно пускали любого торговца по миру, стоило ему перехватить товар, который сильные мира сего считали своим. Влачить полунищенское существование Саул не желал, равно как и становиться очередной жертвой пиратов. Но оставлять открытый космос и подыскивать работу где-нибудь на планетарной поверхности ему тоже не хотелось. Саул слишком любил звёзды. Любил кочевать между планетами, чувствовать под ногами подрагивающую палубу космического корабля, а не твёрдую и надёжную почву родного мира. Следовательно, выход у него был только один — военный флот. И тут жадность сыграла с Саулом Янь-Хе Эвереттом дурную шутку. Беовульф не воевал ни с кем вот уже несколько столетий. Разумеется, в глубинах космоса прятались работорговцы, с которыми родная планета Саула вела беспощадную борьбу, да и те же пираты порой доставляли беовульфцам некоторые хлопоты, но в целом встретить в Военно-Космическом флоте Беовульфа офицера, побывавшего в серьёзной передряге, было куда сложней, чем офицера, ни разу не видавшего поле боя. А это означало, что основным способом дослужиться до высоких чинов (и, соответственно, высокого жалованья) оставалась выслуга лет. Деньги же требовались семье Эвереттов чем быстрее, тем лучше. Наиболее выгодные варианты предлагали вербовщики с Грейсона. Что характерно, они не наврали ни на йоту: грейсонцы (по крайней мере, подавляющая их часть) вообще отличались болезненной честностью. К этому их побуждала религия, но, как решил для себя Саул, прямота стала чем-то вроде части национального характера, наравне с потрясающим упрямством, не переходящим, однако, в твердолобость. Вера грейсонцев базировалась на доктрине так называемого Испытания и требовала от них измерять перемены уже известными им истинами, но ни в коем случае не отворачиваться от чего-либо нового только потому, что ранее они не сталкивались ни с чем подобным. Конечно, не всем удавалось идеально соответствовать этим требованиям, но грейсонцы старались. По мнению Саула, большего от нации желать было невозможно. Другое дело, что карьера на Грейсонском космофлоте подразумевала ряд... сложностей, большинство из которых добрый беовульфец и не предполагал встретить где-либо в современном флоте. Он заранее смирился с тем, что на него, как на любого выходца с его родной планеты, косятся, ожидая удивительных и разнообразных сексуальных подвигов. К тому, что беовульфцев считают то ли сексуальными маньяками, то ли извращенцами сотого левела, не знающими никаких берегов, Саул давным-давно привык. Людям свойственно искать пикантные подробности там, где всего-то навсего разнятся культурные традиции, и лень поразмыслить о простых вещах. Например о том, где простому космическому торговцу подобрать партнёров для изысканных оргий, и сколько времени сексуальный маньяк продержался бы без секса. Грейсонцы в этом смысле оказались ещё ничего: убедившись, что капитан Эверетт не собирается совращать команду, они тут же успокоились и прекратили даже сплетничать по данному вопросу. Чего нельзя было, к сожалению, сказать о мантикорцах, также в немалых количествах входивших в смешанный экипаж «Молота Господня». Нет, сплетни и шепотки за спиной Саула давным-давно не беспокоили, а к трудностям, связанным с военной службой, он был готов заранее. Но вот обязательное присутствие на супердредноуте священника (и зачисление оного в штат!) немного пугало человека, выросшего в мире, где религия подчёркнуто не вмешивалась в дела государства. Саул знал, что Грейсон — планета, исповедующая единую обязательную для всех религию, но всё-таки оказался не готов к такой крепкой вере окружающих его людей. Повезло ещё, что вольнонаёмному персоналу Грейсона разрешено было не посещать службы! Моносистемный флот, ввязавшийся в грандиозную войну, отчаянно нуждался в квалифицированном персонале, и ради поддержания своей боеспособности шёл на определённые уступки иностранцам. Не все грейсонцы были этим довольны, но Ризница не уставала повторять верующим, сколь многообразен мир и как противно Господу насильственное приведение к вере. Пока, за редкими исключениями, срабатывало. Сам Саул Янь-Хе Эверетт старался уважать местные традиции и по мере возможностей посещал богослужения. Священник «Молота Господня», отец Дж. Браун, ему нравился. Он был уже немолод — по крайней мере, достаточно стар, чтобы у него не оставалось возможности пройти процедуру пролонга и продлить свою жизнь на пару столетий, — но это, похоже, волновало маленького, толстенького святого отца в самую последнюю очередь. Отец Браун восхищался звёздами и смотрел на них в любую свободную от служения Господу минуту. Это подкупало Саула, и они достаточно много времени проводили вместе, у смотрового блистера. Саул показывал разные звёзды, рассказывал связанные с ними истории, легенды и случаи из собственной практики, а отец Браун слушал, и в такие моменты глаза его сияли совершеннейшим восхищением. Помимо прочего, отец Браун отличался достаточно спокойным отношением к иным религиям. Саул подозревал, что других Ризница и Преподобный Салливан стараются и не посылать на большие корабли со смешанным экипажем, однако слухи о некоторых, скажем так, распрях между пасторами и паствой доходили до его слуха. В этом отношении на отца Брауна можно было положиться. Поставив очередную подпись на очередном документе, Саул Эверетт устало вздохнул и потёр ноющие виски. Похоже, это никогда не закончится! Сходить, что ли, поглядеть, как продвигаются дела у рабочих с верфи, налаживающих третью пусковую установку? Словно в ответ на его мысли, загудел сигнал вызова, и на экране появилось встревоженное лицо первого помощника, Иеремии Уэсткотта. — Капитан, беда! В четырнадцатом отсеке, похоже, случилось убийство, да помилует нас Господь Испытующий! Все посторонние мысли разом вылетели из головы капитана. Убийств на кораблях, где он служил, до сих пор не случалось. И чёрт всё побери, если Саул Янь-Хе Эверетт, «первый после Бога» на корабле, которым он имел честь командовать, понимал, что ему теперь делать! *** Когда не знаешь, как поступать, следуй инструкции. Во время прохождения обучения на острове Саганами эту нехитрую истину качественно вдолбили в голову Саула. Пришло время реализовывать её на практике. — Это точно убийство? — сухо поинтересовался он. — Да, капитан. Кто-то открыл заблокированный шлюз, в то время как жертва находилась там без скафандра. Инженеры с верфи в один голос заявляют, что самостоятельно автоматика не могла исполнить такую команду. Когда внутри отсека находится человек, компьютер дважды требует подтверждения приказа, чтобы сдвинуть двойные переборки, отделяющие отсек от космического вакуума. Подтверждение необходимо ввести вручную, набрав на панели ввода кодовое слово. Это совершенно точно убийство, капитан. — Корабельная полиция оцепила место? — Так точно! — отчеканил Иеремия. — Выставлены патрули, с Грейсона вызван военный дознаватель, прибудет завтра к полудню... Помощник замялся на секунду и продолжил: — Отец Браун просит дозволения прочесть заупокойные молитвы на мостике, ведущем в отсек. Разумеется, под охраной, не касаясь тела усопшего. На миг Саул испытал стыд и раскаяние: он ведь даже не поинтересовался, кто именно погиб, занятый суетными мыслями о собственном несовершенстве! А вот отца Брауна наверняка в первую очередь заинтересовала личность покойника. Не знать, кто убит, и не спросить об этом, было плохо как с точки зрения управления кораблём, так и с позиции соблюдения инструкций: капитан должен заботиться о подчинённых, а следователь, ведущий дело об убийстве — знать до мелочей окружение жертвы, его друзей, врагов и обстоятельства смерти. — Да, конечно... — пробормотал Саул, затем заставил себя встряхнуться. — При соблюдении всех оговоренных условий, естественно. А кто... кого... Вот ведь какая странная штука: Саул уже успел примириться с возможной гибелью соратников в бою. Не привыкнуть, нет, к подобному не привыкают, но именно осознать тот факт, что во время войны офицеры и рядовые умирают, и с этим ничего не поделаешь. Такова сущность войны. Однако убийство на верфи, там, где, казалось бы, все должны отдохнуть и душой, и телом, пугало куда сильнее, нежели мысль о боевых потерях. — Моррис Стоун, — Иеремия сверился со списками, — нонком с третьей артиллерийской палубы. Он родом с Мантикоры. Неверный, конечно же... ну, то есть был неверным, но всегда искренне уважал нашу религию, часто приходил на службы... Думаю, он мог бы со временем стать одним из нас, если бы... — Иеремия замялся. — Что? — Он был открытым геем, капитан, — на экране отчётливо было видно, как первый помощник покраснел. Саул едва удержался, чтобы не закатить глаза. Отношение грейсонцев к гомосексуальности до сих пор оставалось... специфическим. Вследствие какой-то странной мутации соотношение полов на Грейсоне было приблизительно один мужчина на четыре женщины, а потому неудивительно, что на планете практиковалось многожёнство. К лесбиянкам грейсонцы относились более чем терпимо, но мужчинам предписывалось оставить потомство, и гомосексуальность до сих пор запрещалась на законодательном уровне. Разумеется, для иномирян делалось исключение, но «эту мерзость» предписывалось скрывать от любого грейсонца. Морриса Саул смутно помнил: симпатичный парень среднего роста. Он честно пытался уважать обычаи Грейсона, однако не собирался меняться, всегда оставаясь самим собой. — Он... встречался с кем-то из... — Нет, что вы! — Иеремия выглядел шокированным. — Говорю же, он уважал нашу веру и наши обычаи. Ходили слухи о его связях с кем-то из мантикорских инженеров на верфях, но знаете, капитан, слухи всегда ходят. — Знаю, — кивнул Саул, натягивая китель. — Я сейчас буду на месте преступления. Первый помощник кивнул и отключился. Чёрт побери, Саул понятия не имел, что он станет делать возле трупа! Но некоторые вещи нужно делать не только потому, что так предписано инструкцией. *** Доктор Елисей Конецкий хлопотал вокруг покойника. Оглянулся, услыхав шаги капитана, коротко кивнул и вновь вернулся к своему печальному занятию. — Как он умер? — разбил воцарившуюся тишину Саул. — Плохо, — отозвался доктор. — Когда в отсек ворвался вакуум, нонком Стоун этого совершенно точно не ожидал. Однако у него было в запасе от девяти до одиннадцати секунд, и он попытался было выбраться из западни, но убийца предусмотрительно заблокировал единственный выход из отсека. Тогда нонком Стоун инстинктивно задержал дыхание. Вскрытие я ещё не производил, сами понимаете, но лёгкие наверняка будут порваны в клочья. Так называемая взрывная декомпрессия. Это было ошибкой — время его полезного сознания сократилось примерно наполовину, и он не сумел бы использовать какие-нибудь подвернувшиеся возможности, даже если бы захотел. — А что... был шанс выжить? Елисей поднял голову и задумчиво воззрился на капитана: — Вообще-то вряд ли, — нехотя признал он. — Убийца очевидно был настроен серьёзно, а работы в четвёртом отсеке пока не ведутся. Тело раздулось от декомпрессии, вот, видите? Доктор отодвинулся, и Саул смог как следует рассмотреть мертвеца. Тело действительно прибавило в объёме почти вдвое. Это выглядело... кощунственно, особенно толстые щёки и выкатившиеся, налитые кровью глаза с красными прожилками. На подбородке мертвеца виднелась засохшая струйка крови, а его язык вывалился наружу, и Саул удивлённо моргнул, увидав на нём ожог. — Слюна вскипела, — угадав мысли капитана, пояснил Конецкий. — Такое случается, когда человек находится под давлением менее одного бара. Возле носа и рта — характерные признаки обморожения: вот здесь и вот здесь. Именно здесь выходили остатки воздуха и водяного пара. — Я понял, — мрачно кивнул Саул. Покрасневшие участки кожи почти не выделялись на багровом, налитом кровью лице. Их можно было различить лишь по характерным точкам — там, где лопались капилляры. — Итак, — подвёл итог доктор Конецкий, — причиной смерти может быть дефибрилляция сердца, а может оказаться удушье — это зависит от того, какой именно фактор прикончил нонкома Стоуна первым. Вскрытие покажет. Перед смертью Стоуна вырвало, вон там. Газ, находившийся в его в желудке и кишечнике, резко расширился, отчего диафрагма сместилась вверх, воздействовав на отростки блуждающего нерва, причинив мистеру Стоуну сильную и острую боль, а также воспрепятствовав дыхательным движениям. Это вызвало сердечно-сосудистую депрессию, снижение артериального давления, а через несколько секунд — потерю сознания. Нонком Стоун распух, почти сразу же упал, его лёгкие разорвались... и, в общем-то, всё. В течение минуты-полутора его ещё можно было попытаться спасти, однако к нему на помощь никто не пришёл. Мой вердикт — убийство. — Согласен, — мрачно кивнул Иоасаф Геррик, широкоплечий начальник полиции супердредноута. — Присоединяюсь к мнению специалистов, — произнёс Саул предписанные инструкцией слова. — Приказываю начать внутреннее расследование, опечатать помещение и собрать все улики с подобающим тщанием. — Будет исполнено, — недобро сощурился Геррик. Врач набросил на тело Морриса Стоуна ослепительно-белую простыню. Слева раздалось негромкое бормотание — отец Браун читал отходную молитву. Саул развернулся на каблуках и покинул четырнадцатый отсек, чувствуя себя раздавленным и беспомощным. *** Первым грязную сплетню выяснил Иоасаф Геррик. Что неудивительно — он вёл это дело до приезда следователя с поверхности Грейсона, а значит, допрашивал всех и каждого, особенно тех, кто жил с Моррисом Стоуном в одной каюте. — Капрал Джедедия Сандерс говорит, — сообщил начальник полиции, уткнувшись в электронный блокнот, — что ходили упорные слухи, будто нонком Стоун в последнее время... эээ... подкатывал к одному из наших, помощнику энерготехника Абелю Кройцу. Однако неизвестно, насколько эти сведения соответствуют действительности. Сам нонком Стоун, когда его спросили прямо, разозлился и велел собеседнику — капралу Эндрю Холланду — не лезть не в своё дело. Капрал Сандерс утверждает также, что нонком Стоун несколько раз повторил об отсутствии между ним и энерготехником Кройцем какой бы то ни было связи. — Ну, стало быть, и говорить тут не о чем, — пожал плечами Иеремия Уэсткотт. Несмотря на серьёзность ситуации, Саул покачал головой. Грейсонцы так неохотно общались на тему сексуальности, особенно сексуальности мужской... — А я бы всё-таки расспросил его, — внезапно подал голос отец Браун, до тех пор державшийся в тени. — Если уж подобные слухи откуда-то взялись, то может быть полезно опровергнуть их прямо и гласно, перед всеми. Особенно — перед командным составом. В конце концов, юноше ведь ещё жить с такой репутацией. Помнится, его родители надеялись, что вскорости Абель женится... — Хм... — Иеремия выглядел растерянным. — Наверное, это имеет смысл, но вы убеждены, святой отец? Браун кивнул, а Саул в который раз подавил усмешку. Всё-таки в определённых вопросах грейсонцы вели себя хуже беовульфских детей. — Приведите энерготехника Кройца, — кивнул он Иоасафу. Тот поглядел на него угрюмо, однако приказ командира — закон, и это начальник полиции усвоил давным-давно. Абель Кройц оказался совсем ещё молодым человеком, недавно прошедшим пролонг первого поколения. Его мягкие кудри были аккуратно расчёсаны, а серые глаза смотрели немного испуганно. — Ты знаешь, почему ты здесь? — приступил к допросу Саул. Юноша сглотнул и дёрнул плечами: — Наверное, из-за нонкома Стоуна, сэр. Но между нами не было... ничего не было! — А по-моему, кое-что было, — вступил в беседу отец Браун. Юноша вздрогнул, но промолчал. — Абель, — отец Браун заговорил мягко и по-отечески нежно, — расскажи мне и господину капитану о том, что произошло. — О, — молодой человек покраснел. — Понимаете, я должен жениться, а Моррис... можно я не стану говорить плохо о покойнике? — Разумеется, можно, — кивнул отец Браун, — тем более, что я хочу услыхать не об этом. Я хочу узнать, испытывал ли ты хоть какие-то угрызения совести, когда убивал Морриса Стоуна? Он ведь мучился, Абель, а в первые несколько минут ты мог спасти его, но стоял и смотрел. Ждал, когда он испустит дух. Вот я и хочу понять, остался ли в тебе свет, Абель Кройц. Ты сожалеешь о том, что натворил? Саул онемел. Иеремия, судя по всему, тоже. Отец Браун не менял тона, и лицо его по-прежнему оставалось добрым и участливым, однако Абель побледнел так, словно увидал вышедший из гиперпространства флот хевенитов, готовый атаковать беззащитный, распотрошённый работниками верфи «Молот Господень». — Я... — голос плохо слушался молодого человека, — я не смотрел. Я зажмурился и заткнул уши, пока... пока всё происходило. Когда я осмелился поглядеть... всё уже было закончено. — Понимаю, — кивнул отец Браун. — Но ты сожалел, Абель? — Зачем? — внезапно прорезался голос у Иеремии. — Зачем, во имя Создателя, ты это совершил? Тебе достаточно было обратиться к боцману или ко мне — и Моррис никогда бы пальцем к тебе не прикоснулся! Его карьера в ГКФ была бы закончена! — Я... — Абель хотел что-то сказать, но отец Браун внезапно сдвинул брови и сурово поглядел на него: — Прежде чем ты заявишь, будто стыдился оповестить кого-либо о приставаниях Морриса, вспомни, Абель Кройц, о своей бессмертной душе! Вспомни о наказании за ложь! Ты и так совершил грех, не утяжеляй его! — Святой отец! — предостерегающе поднял было руку Саул, но в этот момент лицо Абеля скривилось, и молодой человек сорвался на крик: — Но я стыдился! Я стыдился этих чувств... и не мог не ощущать его прикосновений на своей коже! Я чувствовал себя грязным! — И как же он прикасался к тебе, Абель? Где вы встречались? — отец Браун говорил строго и холодно. Глаза Абеля наполнились слезами: — Я... мы... мы оба жаждали этого, я знаю! Я знаю, но я не мог допустить! Пускай мы никогда не были вместе наяву, но в мыслях, в мечтах... Скоро я должен был жениться, я не мог допустить греха, не мог, просто не мог! А он всегда смотрел на меня и уходил, словно ничего не было и нет, и я ощущал себя самым грязным человеком на Грейсоне! Я великий грешник, но я не мог допустить, хотя всегда знал, всегда, каждый день, каждую минуту!.. Речь Абеля стала бессвязной, по щекам заструились дорожки слёз. Саул махнул рукой, и военная полиция подхватила убийцу под руки. — На гауптвахту его. Завтра приедет следователь, пускай он его допросит. Соблюдайте все права заключённого до мелочей! — Так точно! — отсалютовал начальник полиции. — Вы хороший человек, капитан, — вздохнул отец Браун, глядя, как уводят рыдающего Абеля Кройца. — Знаете, как я это понял? — Понятия не имею, — криво усмехнулся Саул. — Вы подозревали только инопланетников. С того самого момента, как выяснили, что бедолага Моррис ни с кем из грейсонцев не встречается. — А вы, значит, нет? — Так уж я устроен, — отец Браун развёл руками. — Не думаю, что этим следует хвастаться, но в моей голове очень много знаний о зле, которое пытается захватить мир. Люди приходят, исповедуются, а священник слушает их истории и понемногу познаёт зло, понимаете? Какое-то время я служил в тюрьме Остин-сити, и там мне довелось осознать, что зло способно маскироваться под чистые и возвышенные чувства. Кто стал бы слушать дьявола, явись он в облаке дыма и серы? Поэтому дьявол надевает белые одежды, говорит сладкие речи и главное — очень много внимания уделяет возвышенным понятиям, таким как честь, долг, любовь... Всё то, что мы с детства слышим от священников, дьявол способен извратить и преподнести в искажённом свете. Посему Церковь учит нас простым правилам: оглядывайся, прислушивайся к собственному сердцу, не пытайся извратить Священное Писание в угоду своим греховным желаниям... Осуществить последнее всегда труднее всего. Каждый из нас читает своё Евангелие, знаете ли. — А вы, случайно, не пытаетесь сейчас говорить ересь, святой отец? — нахмурился Саул. — Если это так, то я надеюсь, что Господь или Ризница остановят меня, прежде чем я зайду слишком далеко, — кротко произнёс отец Браун, и капитан не нашёлся, что ему ответить, поэтому заговорил о другом: — Вы говорили, что Абель пытался извратить Священное Писание. Но ведь оно, насколько я помню, говорит изгонять из своей души грех вожделения. — Вот, вот оно! — глаза священника зажглись немного фанатичным блеском. — Из своей души, понимаете? Почему большинство грейсонцев, служивших на «Молоте Господнем», так спокойно относилось к Моррису Стоуну, несмотря на его ориентацию? Да потому, что он честно изгонял грех вожделения из своей души! Кто бы ему ни нравился из наших мужчин, он никогда не говорил об этом, уважая наши чувства и нашу веру! Вот почему мне так больно и обидно, вот почему так страшно за душу Абеля Кройца. Мой прихожанин заглянул в собственное сердце и увидал там грех, но не пошёл к священнику, не углубился в молитвы, даже не поддался этому греху! О, если бы он ему поддался! — Признаться, я не понимаю вас, святой отец, — в голосе Иеремии прозвучал самый настоящий страх. — Если бы он ему поддался, говорю я вам, этому своему греху! Если б он сумел сказать себе: «Да, я вожделею Морриса Стоуна и хочу разделить с ним грех!». Тогда его можно бы было спасти. Но Абель возомнил себя безгрешным, приписав собственную страсть другому человеку. — Так вы считаете, Моррис не ухаживал за Абелем? — воскликнул Иеремия. — Я не знаю, — просто ответил священник, — но полагаю, что Моррис понятия не имел про чувства Абеля. Мы с Моррисом о многом беседовали, однако я не уверен, что он рассказывал мне обо всех движениях своей души. Точнее, я убеждён как раз в обратном. Инопланетники редко бывают до конца откровенными со священнослужителями чуждой им веры. Но точно мне известно только одно: даже если Моррис и Абель встречались, Моррис никого и ни к чему не принуждал силой. Абель всегда мог решить за себя, всегда мог выбрать... вот он и выбрал. Вы понимаете? Саул медленно, задумчиво кивнул: — Это не Моррис был влюблён. Это Абель... — Именно так! Я даже не могу назвать состояние, в котором пребывал Абель, любовью. Любовь чиста, а болезненное наваждение, преследовавшее Абеля, не имеет ничего общего с чистыми чувствами. Вообще, это беда многих хороших людей: они не предполагают, что в определённых обстоятельствах могут стать плохими. Абель всегда жил праведно, с самого детства поступал, как должно, и потому оказался абсолютно не готов к тому, что его тёмная сторона поднимет голову. Моррис знал о собственной грешной сущности и держал её под контролем; Абель считал себя всегда и во всём хорошим человеком. Он не смог принять, что в чём-то оказался плохим, а пострадал из-за этого невинный... Отец Браун сокрушённо покачал головой: — Подумать только, он заманил сюда Морриса, искренне предполагая, что этим поступком уничтожит дьявола! А дьявол тем временем торжествовал. Иеремия кусал губы, а Саул с мрачным любопытством спросил: — Ну а вы-то как обо всём узнали, святой отец? — Ох, всё довольно просто. Видите ли, мне известно, с кем на самом деле встречается... встречался Моррис. И если б слухи для отвода глаз распускал именно он, то обязательно назначил бы себе в любовники кого-нибудь из инопланетников. Вы-то сами, капитан, знаете, какие сплетни ходят про вас? — Честно говоря, нет, — покачал головой Саул. — Ну а я знаю. Это моя работа — знать. Но о ком бы ни шла речь, он не из наших, понимаете? Если человек искренне старается беречь чужие чувства, то люди увидят это и даже распуская слухи будут учитывать, иначе им никто не поверит. Моррис Стоун уважал и берёг чувства тех, кто находился рядом с ним. Стало быть, грязная сплетня пошла не от него. Между тем, это убийство выдавало сильное душевное волнение убийцы. Он мог захотеть оправдаться — хотя бы в собственных глазах. Людям свойственно оправдывать свои мерзкие поступки, и чем они гаже — тем больший пафос нужен для того, чтобы убийца сумел хоть на секунду поверить в собственную невиновность. В данном случае ужас описываемой ситуации показался мне... подходящим. Я рискнул проверить — и оказался прав. Бедный Абель, бедная его бессмертная душа... Отец Браун обвёл взглядом замерших собеседников, а затем тихо вздохнул: — Прошу простить меня, я должен идти. В моём утешении нуждается один человек, которого я боюсь оставлять надолго. Если я буду нужен следствию — вы знаете, где меня найти. Он вышел, и Саул проводил его долгим взглядом. — Я правильно понял... — начал было Иеремия, но капитан перебил его: — А это имеет значение? — Пожалуй, нет, — после паузы задумчиво покачал головой грейсонец. — Вот и я так считаю. Маленький священник скрылся за поворотом, а капитан «Молота Господня» и его первый помощник всё стояли, пытаясь осознать произошедшее, однако не находя нужных слов. А за перегородками шлюза о чём-то своём молчал бездонный и бесконечный космос.