***
Джон смотрит на спящую в его объятиях Джейн, на белеющее в темноте комнаты обнаженное плечо, на локоны, рассыпавшиеся по подушке, от которых так притягательно пахнет медом. Он до сих пор не верит в ее реальность. Хоть это его называли духом, призраком джунглей, но именно ее он принял за видение, за ангела, хотя он тогда не знал такого слова. Первое, что он почувствовал, очнувшись, — это боль. Она окутывала его плотным коконом. Болело все, и, пожалуй, даже сильнее, чем когда он обычно попадал под яростную лапу Керчака. Второе ощущение было непривычным: он лежал на чем-то мягком, словно мох или спина его матери. Это встревожило его, и он огромным усилием воли попытался открыть глаза. Яркий солнечный свет заставил его тут же зажмуриться, но сквозь неплотно сомкнутые веки он увидел очертания какого-то темного силуэта, склонившегося над ним. Он хотел отодвинуться, убежать, но боль напомнила о себе, сжав тело в тиски, и он глухо застонал. — Тише, не бойся, я не причиню тебе вреда, — мягкий женский голос заставляет его замереть. Он достаточно долго следил за ней, чтобы узнать ее по голосу. — Хочешь пить? — девушка медленно подносит к нему непонятную вещь, в которой плещется вода. Он отстраняется, не понимая, что от него хотят. — Пить, — доброжелательно улыбается она, отпивая из посуды, а потом поднося ее к его губам. Он послушно делает глоток, и прохладная вода освежает пересохшее горло. — Меня зовут Джейн, — тихо продолжает она. — А тебя? Голос девушки успокаивает, но он не может понять, что она говорит. Звуки, что она произносит, не похожи ни на звуки Калы и Акума, ни на голоса других темнокожих людей, что приходят в лес с острыми палками. — Отец и шаман племени говорят, что тебе очень повезло, — продолжает говорить Джейн. — Другой человек после таких ударов либо погиб бы, либо остался инвалидом, но твоя развитая мускулатура, гибкость и сила спасли тебя. Мой отец говорит, что никогда не видел такого физически развитого тела, — при этих словах девушка слегка краснеет. Под пристальным взглядом молодого человека Джейн отводит глаза. Она смотрит на его руки, удивительно большие, и ей кажется, что ее маленькая ручка просто утонет в его ладони. Кончиками пальцев она проводит по тёмной загорелой коже, грубой на ощупь. Он вздрагивает и настороженно следит за действиями девушки, но когда ее пальцы касаются его руки, он, словно завороженный, повторяет ее жест, и вот их ладони соприкасаются, и по коже бегут мурашки. В тот миг весь мир замер, и даже вздох застыл на губах… Но тут за окном раздается тихий плач и зов, и он заставляет Тарзана вздрогнуть и отстраниться от Джейн. Это плачет Кала. Душа его рвется туда, на ее призыв, но тело отзывается болью на любое движение. Девушка в испуге наблюдает за его метаниями: — Тише-тише, — старается успокоить его Джейн. — Тебе нельзя вставать. Но он не слушает, а если бы и слушал, то все равно не понял бы ни слова. Он знает только одно — Кала, его мать, напугана и печальна. Она чувствует, что он находится в этом странном сооружении, но боится туда войти. Единственное, что она может — это ходить вокруг, рискуя нарваться на существ с острыми палками, и звать его. Превозмогая боль, он поднимается. Его качает, а от слабости темнеет в глазах. Женский голос продолжает что-то говорить, но это не имеет значения. Напряжение мышц, прыжок — и вот он спешит к ближайшим зарослям, за которыми его ждет мать. Звуки быстрых шагов и криков, раздающихся со стороны деревни, заставляют Тарзана очнуться от полудремы, сплетённой с картинами из прошлого и приподняться на постели. Джейн тоже просыпается, вздрагивая от его резкого движения. Ночные гости не сулят ничего хорошего.***
Запахи гари, пороха и крови витают в воздухе, въедаются в кожу, проникают в тело, горечью расползаются по языку. Джон отвык от боли, но сегодняшняя ночь напомнила и вернула ему все сторицей. Физическая боль не пугала, словно что-то проходящее, а вот боль от потери, от беспомощности перетекала в злость. Одна мысль бьется в голове мужчины: «Они увели Джейн! Они похитили Джейн!», и красная пелена ярости, обретающая черты ухоженного лица европейца, застилает его взор. Вся сдерживаемая все эти годы дикость рвется наружу, требуя немедленного действия. Идти, бежать, если нужно — убить любого, кто встанет между ним и Джейн. Плач раздается по всей деревне. Тело вождя Куба лежит на земле, его окружают женщины племени и украшают для погребения. — Они приходили за мной, — мрачно говорит Тарзан, оглядывая удручающую картину разрушения, открывшуюся ему с рассветом, и ощущая на своих плечах тяжкий груз вины. — Не ты это сделал, — отвечает ему один из воинов племени. — Кто это был? — спрашивает Тарзан ни к кому конкретно не обращаясь. — Мы слышали про белых, которые воюют за деньги. Сжигают дома, угоняют людей. Форма у них не бельгийская, — начинает рассказ кто-то из воинов племени. — Это народные силы, — к ним подходит Джордж Вашингтон Уильямс. — Про них мне в Бельгии говорили. — Они упоминали фамилию Ром? — жадно спрашивает Джон. — Имен вообще не называли, — качает головой мужчина. — Но Леон Ром — посол бельгийского короля на территории Конго. — Еще что-нибудь? — Джон начинает понимать, в какую ловушку попал сам и затащил следом Джейн. — У меня все, — пожимает плечами Уильямс. — Почему они пришли за вами? Вопрос тонет в молчании. Джон, озаренный идеей, начинает чертить на песке подобие карты: — Они идут вверх по течению, это их замедлит. Если мы пойдем через земли Монами, то окажемся в горах Мбонги раньше них. — Куда они направляются? — задает очередной вопрос Уильямс. Один из воинов чертит другую линию: — Тут они построили железную дорогу. Если мы сядем на поезд, то сможем обогнать их. Тарзан согласно кивает. — Я пойду с вами, — решительно говорит Уильямс. — Вы не выдержите, — коротко отвечает Тарзан. Он уверен, что мужчина будет задерживать передвижение, а время и так уже работает против них. — Я пол-жизни провел в лесах, — упрямится Джордж. — Я лучше всех из вас справляюсь с винтовкой. Если бы не я, то вы сейчас связанный валялись бы в трюме. Упрямство и самонадеянность Уильямса начинают раздражать Джона. Он не может рисковать еще чей-то жизнью. Его возвращение и так принесло только смерть и горе, поставив под угрозу жизнь его семьи. С яростным рыком он оборачивается к Джорджу и железной хваткой берет мужчину за горло, поднимая над собой. — Думаете, я о себе беспокоюсь? — угрожающе говорит он. — Убери свои лапы, — хрипит Джордж. — Если бы не вы… — глаза Джона горят яростью. — Что, если бы не я? Если бы я не вытащил вас из Лондона… — У них моя жена и близкие, — твердо произносит Джон, борясь с желанием свернуть мужчине шею. Джордж действительно косвенно виноват в том, что произошло — ведь именно он уговорил его вернуться в Конго, но это не дает право Джону причинять ему вред. Пальцы Тарзана нехотя разжимаются и отпускают мужчину. Одна мысль о том, что Джейн может погибнуть, что он может не успеть, разрывает его сердце на части, заставляя чувствовать горячую волну отчаяния и боли. Однажды он уже переживал что-то подобное, но в этот раз с потерей Джейн он погибнет и сам. Крик боли несется над джунглями, спугивая стаю птиц. Тарзан, встревоженный звуком такого родного и любимого голоса, хватается за лиану и спешит на зов. Кала лежит, не в силах пошевелиться. Стрела, пронзившая левый бок, причиняет ей невыносимую боль и медленно отнимает последние силы. Он как можно бережней переворачивает Калу. Она резко выдыхает от боли. Ее рука касается его лица в нежном материнском жесте. Она рада видеть его в эти последние секунды своей жизни. Она любит его. Жизнь утекает, как поток быстрой реки, и вот уже последние искорки жизни гаснут в ее глазах. Тарзан знает запах смерти, запах крови, и этот запах заполняет все вокруг, проникая в него самого. Боль и отчаянье, дикая ярость и ненависть душат, не давая сделать вдох. Он принюхивается — дальше он знает, что делать. Запах другой, незнакомый, но такой ненавистный, запах страха исходит от стрелы, так безжалостно забравшей жизнь его матери. Тарзан бережно спускает тело Калы со своих рук и устремляется вперед, по следу этого запаха.***
Джейн сидит возле бортика, к которому прицеплены наручники, и смотрит на воду. Ей хочется плакать от злости и бессилия. Ей хочется заплакать от страха, но гордость и упрямство не дают ей показать свою слабость. Она всей душой ненавидит этих не знающих никаких других чувств, кроме собственной алчности, людей, а особенно Леона Рома. Джейн заставляет себя исподволь наблюдать за ними и искать средство к побегу. Джейн верит, и не просто верит, а знает, что Джон придет за ней. Она сказала правду Рому: ее муж необычный человек, и когда он придет за ней, они все поплатятся за свою жестокость и самонадеянность. Переливчатый птичий щебет заставляет женщину поднять голову. Так поет ее любимая птичка, и ее звонкая песня заставляет Джейн улыбнуться. Джейн уже несколько дней не может найти себе места, с того самого момента, как дикарь, несмотря на все свои травмы, убежал в джунгли. И сколько бы отец и вождь Кубы не убеждали ее, что с ним все хорошо, сердце девушки было неспокойно. Несмотря на запрет отца, она приходит на ту тропу, где встретила незнакомца впервые. Джейн прислушивается к звукам, шорохам, к пенью птиц. Девушка ждет и надеется, что с ним все хорошо. Щебет одной из птиц, звонкий и переливчатый, словно зовет за собой. Она делает несколько шагов и встречается взглядом с голубыми глазами незнакомца. — Это ты! — восклицает Джейн. Она счастлива видеть его, но остается стоять на месте. Он выглядит как-то иначе. И дело не в многочисленных царапинах и кровоподтёках, украшающих его тело, а во взгляде. Он кажется каким-то потерянным — такими выглядят брошенные дети. Джейн боится двинуться, боится спугнуть его, и единственное, что она себе позволяет — это очень медленно протянуть к нему руку, ладонью вперед. — Ты помнишь меня? Я — Джейн. Юноша чуть хмурится, но протягивает руку ей навстречу. Их пальцы сплетаются. Она чувствует жар его ладони, и этот жар переходит к ней. — Тарзан, — слышит впервые его голос девушка, и вздрагивает от слегка хриплого низкого тембра. — Значит, ты — Тарзан? — девушка словно пробует на вкус это новое имя. — Ты пойдешь со мной? Не бойся, там тебя никто не тронет, — слегка тянет его за собой она. Он послушно следует за ней, лишь на миг останавливаясь на границе поселения и джунглей. Где-то вдали слышатся крики горилл. Проходит год. Тарзан учится быстро. Сначала, как ребенок, самым элементарным вещам: говорить, держать в руке ложку и прямо ходить. Потом читать и писать. Жители деревни сначала опасаются его, но, когда вождь Мувира без страха принимает Тарзана как своего названного сына, страх, так долго живущий в сердцах членов племени, исчезает. Джейн нравится проводить время с Тарзаном. Нравится учить его читать и писать, рассказывать ему о жизни в больших городах. Джейн нравится, когда он рассказывает ей о джунглях, о животных, живущих в непролазной чаще. Ей до сих пор не верится, что он всю свою жизнь жил рядом с гориллами, и иногда кажется, что даже научившись говорить и узнав быт и обычаи приютившего его племени, он все равно какой-то частью своей души принадлежит джунглям. Вечером у костра, когда протяжные песни и ритм барабанов создают своеобразную магию, она любуется языками пламени и ярко освещенной крепкой фигурой молодого мужчины. Джейн чувствует, как щеки ее начинают гореть, но не от близости жаркого огня, а от присутствия Тарзана, и, чтобы скрыть смущение, она присоединяется к танцующим вокруг костра молодым людям. Вдруг девушка чувствует сильные, но вместе с тем бережные прикосновения к своему телу. Сердце Джейн бьется, как бешеное, а руки сами собой обхватывают сильные плечи мужчины. Их взгляды встречаются, и девушка впервые видит, как Тарзан улыбается, и не может не ответить на его искреннюю улыбку. Джейн чувствует себя очень счастливой, и это счастье заполняет каждую частичку ее существа, проникая прямо в сердце. Возможно, это и есть любовь, то великое чувство, о котором пишут романы и слагают стихи… *** — Джейн? — Тарзан, как всегда, появляется со спины, двигаясь быстро и бесшумно, и заставляет ее буквально подпрыгнуть от испуга. — Прости, я не хотел, — извиняется он. Девушка быстро оборачивается к нему и отступает чуть назад. Она не желает, чтобы он видел, что его близость безумно волнует ее. — Тарзан?! Что-то случилось? — молодой человек немногословен, но, давно наблюдая за ним, Джейн поняла, что многое он привык выражать движением или взглядом своих небесно-голубых глаз. И сейчас некоторая скованность в движениях выдавала волнение мужчины. — Я хочу сходить в одно особое место, — отвечает он тихо. — И я хочу, чтобы ты пошла со мной. — Какое место? — любопытство захватывает ее. — Там, где Кала — моя мать — нашла меня, — шепотом произносит он. — Пойдешь со мной? — Тарзан протягивает Джейн руку. Девушка, не раздумывая ни секунды, вкладывает свою ладонь в его. Рядом с Тарзаном джунгли ее не пугают, а пленяют своей таинственностью, и напряженные мышцы мужчины под ее ладонями и головокружительный полет на лианах дарит ей ощущение свободы и чего-то запретного. Они приземляются на деревянный пол дома на дереве, в отдаленной части джунглей. Все вокруг выглядит очень старым, ветхим и опасным. Доски кое-где прогнили и грозят увлечь вниз любого, кто рискнет на них ступить. Тарзан и Джейн осторожно рассматривают обстановку жилища: грубо сделанную из досок и закрытую изорванным, наполовину истлевшим пологом кровать и рядом с ней небольшую, искусно сплетённую колыбель. — Наверное, она была твоей, — осторожно проводит по краю колыбельки пальцами Джейн, словно она может исчезнуть от ее прикосновения. — Джейн, — Тарзан, наклонившись к небольшому сундуку, пытается открыть железную задвижку. Девушка подходит ближе и помогает ему с замком. В сундуке оказывается много одежды, старой, но дорогой: женские платья, белье, мужские костюмы. Среди вещей, бережно завернутая в платок, лежит фотография, с которой на них смотрит молодая пара. — Тарзан, — голос дрожит. — Тарзан, это твои родители. Юноша всматривается в изображение со смесью неверия и растерянности. Он не так давно узнал, что такое родители, и теперь с опаской прикасается к частице своего прошлого, что так долго было скрыто от него за туманом прожитых лет. — Смотри, — девушка достает из сундука небольшой блокнот. Раскрыв его, Джейн пробегается глазами по строчкам. — Тарзан, это дневник твоего отца, — девушка чувствует, что, как только до ее сознания доходит смысл написанного, ноги медленно подкашиваются, отказываясь ее держать. Сильные руки молодого человека подхватывают Джейн. Тарзан смотрит на неё с непониманием, а она вглядывается в аристократические черты его лица, словно только что увидела его впервые. — Тарзан, здесь написано, что твои родители лорд и леди Грейсток, — сама не до конца веря в прочитанное, говорит Джейн. По выражению лица молодого человека девушка понимает, что ее слова значат для него не больше, чем простой набор звуков. — Помнишь, я рассказывала тебе о королях и королевах? О дворцах, балах и рыцарях? — старается объяснить она ему. — Средневековье, — согласно кивает Тарзан. — Так вот, твои родители были аристократами, у них был свой замок. Они служили королеве и жили в Лондоне. Тарзан все равно хмурится, не до конца осознавая смысл сказанного. Его мало волнуют детали, главное — он нашел частичку своего прошлого. — Надо все это отнести к нам в хижину, — указывает Джейн на сундук. — Там вместе с отцом мы сможем изучить все подробнее. Тарзан согласно кивает, впервые ощущая, что мир не заканчивается джунглями и небольшой деревней у их границы. Примерно через месяц Тарзан появляется на крыльце их с отцом хижины и молча садится на ступени рядом с Джейн. Весь этот месяц они изучали содержимое сундука и узнали, что же произошло с его родителями, и что его настоящее имя — Джон Клейтон, лорд Грейсток III. — Я решил, — твердо произносит он, и от этих слов мурашки бегут по спине девушки. В тоне вчерашнего мальчика из джунглей появилось что-то властное, заставляющее послушно склонять перед ним голову. Возможно, это разыгралось ее воображение, но Джейн словно ощущает благородство, передавшееся ему предками по наследству. — Что же ты решил? — девушка старается казаться беззаботной, но сердце ее замирает. — Я хочу вернуться в Лондон, в Англию, — он смотрит на неё с непоколебимой решимостью. С такой же решимостью он однажды встал между ней и Керчаком, спасая её жизнь. У Джейн перехватывает дыхание. Тарзан для нее — неотъемлемая часть этого мира: джунглей, Африки, племени. Мира, в котором она сама выросла, и который стал ей роднее Американских берегов. Одна возможность разлуки с ним отзывается болью во всем ее теле, в самой глубине ее сердца. — Тарзан, это будет очень непросто, — подбирая слова объясняет она. — Жизнь в Лондоне совсем другая, чем здесь. Другие люди, другие правила. Тебе придется носить одежду, как мой отец, и сапоги. — Эти копыта, — фыркает молодой человек. — Нужно будет встречаться со множеством людей и, конечно, доказывать им, что ты действительно являешься наследником лорда Грейстока, — чем дальше Джейн говорит, тем сильнее понимает, что неосознанно отговаривает Тарзана от этой затеи. Разве это честно? — Твой отец говорил, что в сундуке есть документы и дневник, которые могут это подтвердить, — молодой человек хмурится. — Да, конечно, — Джейн понимает, что должна остановиться, должна поддержать Тарзана, но от одной мысли о разлуке с ним слезы наворачиваются ей на глаза, а слова застревают в горле. — Мне действительно нужно еще многому учиться, и поэтому я хочу, чтобы ты и профессор Портер поехали со мной. Как думаешь, твой отец согласится? А ты? Джейн, ты готова уехать? — голос его чуть дрожит, а в глазах столько надежды, что девушка не выдерживает и обнимает Тарзана за плечи, буквально повиснув на нем. — Конечно, конечно, мы поедем! Тарзан склоняется к Джейн, и их лбы соприкасаются. Девушка знает, что у горилл этот жест означает признательность, но не может унять дрожь от близости молодого человека. Пальцы чуть сильнее сжимают стальные мышцы плеча, но он этого даже не замечает. Девушка закрывает глаза, наслаждаясь его близостью, от которой сердце в груди начинает биться сильнее, а весь мир затихает. Она слышит, как Тарзан втягивает воздух, шумно вдыхая. Он совсем близко, как в день их первой встречи, и она сама тянется к его губам. Нежное, чуть ощутимое прикосновение губ к губам, робкое и несмелое, подхватывает их, как ураганный ветер, и вот уже поцелуй превращается в нечто большее, отзываясь во всем теле сладкой истомой и порождая стон на губах. Джейн первая приходит в себя и отстраняется от мужчины. Чувство стыда трусливо приказывает ей прятаться под защитой дома, но иное чувство, более сильное, перекрывает стыд, и она остается стоять рядом. Покраснев до кончиков ушей и нервно теребя подол платья, она, тем не менее, открыто смотрит в глаза Тарзану. Молодой человек, кажется, не меньше нее ошарашен произошедшим. Все его тело напряжено и вытянуто, как струна. — Это был поцелуй. Мы не должны больше такого делать, — Джейн старается, чтобы ее голос не дрожал. — Такое позволено лишь женатым людям, супругам. — Супругам? — повторяет Тарзан новое слово. Они присутствовали на свадебных обрядах в племени, но Тарзан никогда не спрашивал об этой стороне жизни людей, во всяком случае Джейн. Хотя, возможно, он говорил об этом с ее отцом или вождем. Джейн чувствует, как ее щеки снова начинают пылать из-за мыслей, непозволительных для молодой леди. — Когда люди влюбляются, они женятся, как твои родители, или как мои. — А что значит — влюбляются? — озадачивает ее Тарзан. — Любовь… Как это объяснить? — Джейн закусывает губу и смотрит по сторонам, словно в надежде найти ответ на этот не простой вопрос. — Это когда человек дороже тебе всех остальных в мире. Когда ради него ты готов пойти куда угодно. Я люблю… своего отца, а ты любил Калу. Тарзан отворачивается, а ладони сжимаются в могучие кулаки, пряча боль, что занозой застряла в его сердце, но это ощущение потери дает ему и ощущение чувства большего, чем тоска по матери. Он чувствует ладонь Джейн, нежно касающуюся его щеки, и встречается с девушкой взглядом. И ощущение ее близости заставляет утихнуть печаль, проникая иголочками под кожу. Она смотрит на него и улыбается, она не может скрывать свои чувства, ей кажется, что слова срываются с ее губ до того, как разум успевает вмешаться: — Я люблю тебя. Тарзан вздрагивает и хочет что-то сказать, но Джейн останавливает его, прикасаясь кончиками пальцев к его губам. — Не надо, не говори, — прислонившись к его плечу, девушка закрывает глаза. Сначала Тарзану, нет, Джону Клейтону, лорду Грейстоку III нужно разобраться со своим прошлым, а потом уже строить будущее. Она же просто будет рядом с ним.***
Джунгли ворвались в прибережный городок, круша все на своем пути и сея панику. Он бежит среди испуганных антилоп, в толпе людей ища фигуру Джейн. — Джон! — ее голос доносится до него, и он бежит на этот зов. Напряжение во всех мышцах, полная сосредоточенность на движениях. Инстинкты хищного зверя. Инстинкты, не раз спасавшие ему жизнь, берут верх, и ничего кроме этого не имеет значения — ни боль, ни страх. Он взбирается на строительные леса, следуя след в след за Ромом, его людьми и Джейн. Миг — и пронзительный крик Джейн яростно ударяет по барабанным перепонкам. Она висит на крюке над гонимым страхом стадом животных. Прыжок — и ладони скользят по веревке, еще один прыжок — и вот она уже в его объятьях. Сердце вырывается из груди, он на секунду закрывает глаза и ощущает в воздухе такой родной запах и тепло ее тела, прижимающееся к его, но лишь на секунду… Сейчас не время расслабляться. Передав Джейн в надежные руки, Тарзан отправляется за Леоном Ромом. Настало время мести.***
Джейн стоит на пирсе, смотря на взорвавшийся корабль Рома и на уплывающие флотилии бельгийских войск. Она ждет и верит, она чувствует, что Джон жив, еще миг, еще секунда — и он выплывет. Но секунды застыли, превращаясь в минуты, и страх растет с каждой пройденной. Дрожь во всем теле снова приходит за миг до его прикосновения. Она боится обернуться и не увидеть его, но, когда сильные пальцы бережно дотрагиваются до ее руки и продолжают свой путь вверх, Джейн с радостью осознает, что это не игра ее воображения, и обессиленно прислоняется спиной к груди мужа. Секунда — и он сжимает ее в своих объятьях так, словно намеревается сломать ей все ребра, но Джейн совсем не против. Она поворачивается к нему и взглядом впитывает каждую черту любимого лица, словно не видела его целую жизнь. Их губы сливаются в поцелуе — жадном, требовательном, чтобы окончательно убедиться, что они оба реальны, что они оба живы. Общее ликование, как долгожданный восход солнца, но они не замечают никого, пока Джордж не выходит вперед. — Интересный наряд, Джейн, — шутит он, указывая на то, во что превратилось ее белое платье, но ей все равно, она лишь смеется. Их окружают множество людей из разных племен. — У вас вид, будто вы хотите меня обнять, — обращается Уильямс к Джону. — Разве? — поднимает бровь лорд Грейсток. — Похоже на то, — кивает мужчина. И оба они смеются какой-то только им понятной шутке и действительно обнимаются. Над Конго восходит солнце.***
Они остаются в Конго. Джон сегодня сказал ей об этом. Лорд Грейсток III — официальный посол Англии в Конго. Джейн смеется и слегка закусывает губу, не решаясь рассказать ему свой маленький секрет. Но потом все же встает на цыпочки и шепчет что-то ему на ухо. Несколько долгих секунд он, не веря своим ушам, рассматривает ее. Потом подхватывает на руки и кружит, пока Джейн не перестает понимать, где небо, а где земля. Бережно, словно хрустальную вазу, он ставит ее на землю. — Джейн, может… В его глазах мелькает тень страха, и она слышит судорожный вздох. — Нет, Джон, молчи, — она касается его губ кончиками пальцев и качает головой. — Твой сын родится здесь. И все будет хорошо. Поверь мне. Тарзан прижимает Джейн к себе. Он верит, что все будет хорошо — ведь здесь их дом, их друзья, их семья. И здесь он вновь обрел счастье.