teen problems

Boyfriend — Janus

Сунён в жизни бы не подорвался обратно в школу, его родимая вот уже как два года назад не очень приветливо помахала ручкой, выдохнула, старушка, с облегчением, избавилась от самой масштабной и болезненной занозы, если бы не сообщение, пришедшее в самый разгар пары по философии. Не то чтобы Сунён не любил философию, просто проебывать пары, вытаскивая разные по комплекции задницы из передряг, куда интереснее. Он лениво скребет затупившимся карандашом по полям тетради, пропуская через себя мантру преподавателя про ценности и оценки культуры, регулярно зевает и дергается, когда на всю аудиторию орет телефон. Его телефон. Все, находящиеся в кабинете, поворачивают голову в его, Сунёна, сторону, и он думает, суки, чё палите, это вообще не я, если бы не «ФАЯЯЯ», разбудившее даже соседа по парте — Сынчоля, который мужик работящий, на двух работах, одной подработке и регулярно рукой в штанах самого способного студента с исторического факультета — Чонхана. «Хороша баба» — однажды подумал Сунён, пока эта «баба» не обернулась. Такого фейла в своей жизни он себе простить не мог, поэтому теперь за километры обходит людей, чтобы посмотреть, к какому виду это существо принадлежит. Доверяй, но проверяй, как говорится. На заставке светится рожа, и, о нет, только не это, Ли Чан, собственной персоной улыбается ему с экрана. У Сунёна, кажется, дергается глаз, но он, собрав всю свою мужскую волю в кулак? кулачок? , проводит пальцем по пришедшему сообщению, а там, как обычно, снова жопа. «Хён, забери меня из школы, мне на баттл надо, а я на биологии сижу» Сунён ухмыляется, хер тебе. «Нет» «Хён, я сказал им, что у меня живот болит, так они велели, чтоб меня забрали, ну я и наврал, что типа брат щас придет… Хён, не ломайся» Учение свет, а не учение — тьма, вот все философское, что только может выйти из прокрашенной головы Сунёна, поэтому он не считает нужным просирать пару, по которой у него, между прочим, экзамен. К тому же, кто отмоет все его прогулы? «Нет» «Я через окно вылезу» «Разобьюсь» «Сломаю ножку» «Ручку» «Покалечусь» «Кому я такой нужен? Никому не нужен, был единственный, горячо любимый, самый красивый, самый умный, самый лучший хён, и тот покинул, сирота я, сирота…» По аудитории разносится глухой стук, Сунён бьется головой о парту, сбоку тихое «заебал» от Сынчоля. — Квон Сунён, мы вам не мешаем? Во бля. — Простите, Пак-сонсэнним. Сунён с усилием потирает лоб и устремляет взгляд на преподавателя. Надо просто игнорировать, Чан сейчас поймет, что никто его с уроков забирать не будет и успокоится. Не велика беда, посидит еще два урока, не развалится. «Ты идешь?» «Нет» «Хён, ты серьезно?» «Да» «Ладно» Ну вот и все, мишн комплит, можно сворачивать игру, поточить карандаш и сделать рожу позагадочнее, типа сейчас идет процесс познания дзена и всей тленности бытия, будь она неладна. Пара длится медленно, лектор мычит что-то о каких-то аттитьюдах и их роли, машет своими ручками в воздухе, прикладывает платок к вспотевшему лбу и думает, что он тут король, пуп земли, квинтэссенция всего живого и неживого, Сунён не помнит, когда в последний раз оборачивался на дальние ряды, хотя Хон Джису сегодня нет, вдруг пизданулся, наконец, со своего скейта и сдох, но что-то настойчиво притупляет чувство долга перед Сократом и дорогой матушкой, тревога, что ли? Маленькие Сунёны в его голове носятся по черепной коробке и орут, размахивая какими-то бумажками (мыслями), что вот оно, великое и ужасное фиаско, потому что: «Хён, щас те позвонит моя классуха, ты только не переживай» И все как-то становится еще более крипово. Сунён видит на экране незнакомый номер, отпрашивается в толкан и выходит из аудитории, а в глотке резво скачет чувство пиздеца. — Слушаю. — Здравствуйте, это классный руководитель Ли Чана, я хотела бы донести до вашего сведения, что учащийся Чан пытался сбежать из школы. Сунён давит смешок, и его отпускает, фух, всего-то, подумаешь. — Я думаю, что в этом нет таковой проблемы, многие подростки прогуливают уроки. — Через окно второго этажа. Блять. — Эээ…через окно? — Да, в последнее время мальчик себя плохо чувствовал и жаловался на апатию, я не могу его просто так отпустить. Чан умолял, чтобы я не докладывала родителям, поэтому не могли бы вы его забрать? Апатия, значит? Ну, ладненько, Сунён устроит ему такую апатию, что всю жизнь с туповатой улыбочкой ходить будет. — Да, конечно. Сейчас буду. — Он будет ждать вас возле охраны. — Хорошо, спасибо. «Молись, Ли Чан, молись, как грёбаная Дездемона, иначе я тебя придушу» «Твои шутки слишком сложные, мы это еще не проходили» Сунён чуть ли не пробивает себе лоб, пока отпрашивается у препода, как собачка в цирке прыгает перед ним на задних лапках, строит глазки, почти выдавливает слезы, рассказывая душераздирающую историю о младшем брате, который чуть ли не спрыгнул с двенадцатого этажа. Подумаешь, приврал на одну цифру, с кем не бывает. Препод тут же меняется в лице, отпускает, хлопает его по плечу и говорит, что знает телефон хорошего детского психолога. Ха, лол, спасибо, давайте сразу похоронного бюро. Сунён добирается до школы минут за двадцать, еще типа утро, поэтому народу мало, заходит в школу, пролетает мимо охранника, цедит: «здрасьте я его забираю ага спасибо до свидания», и выводит успевшего задремать Чана на улицу чуть ли не за ухо. Тот рыпается, пищит что-то о правах человека, дергается и наконец вырывается. — Хён, ты чё? — Я ничё, ты за меня, засранец, философию сдавать будешь? — Да там же Коперник*, зачем его учить? Сунён замахивается. — Ща всеку. — Понял, попутал. Он разворачивается и идет в сторону автобусной остановки, не дожидаясь Чана. Тот плетется следом, шаркает своими кроссовками по гравию и вздыхает. Вздыхает один раз. В з д ы х, а е т второй раз. ВЗДЫХАЕТ третий, и Сунён просто не может не обернуться. Он смотрит на Чана взглядом «говори бырей и по-умному или беги» и подросток собирается с мыслями. — Хён, я, вообще-то, ради тебя все это устроил. — Чего? — Ну…ну, чтобы время с тобой провести. Боже, думает Сунён, дети такие тупые. — А в выходные нельзя? — В выходные ты со своими взрослыми друзьями, куда мне до них, малолетке, а тут я с тобой до дома по парку пройдусь и уже хорошо. — Ты сейчас серьезно? — Да, хён, я очень соскучился, а ты меня игноришь, как девчонку. Так нечестно. — А попросить нельзя? — Я просил меня забрать, но ты отказался. — И поэтому ты полез в окно? — Да. — А если б ты себе что-нибудь сломал? Это все, прощай танцы! — Ну не сломал же. А ты что, — подросток забегает вперед, пытаясь всмотреться в глаза напротив, — волнуешься? Сунён на секунду смущается, афигеть, малолетка заставила покраснеть. — Под ноги смотри. Что-то в этот момент летит не туда, точнее Чан, да так смачно, что Сунён видит мертвую петлю его сумки, которая с глухим «шух» падает на пыльную дорогу. Мальчик спотыкается и на ходу падает фирменными школьными брюками на асфальт возле входа в парк, в маленькие ладошки впиваются камушки и осколки от стекла, а подросток просто ойкает от неожиданности. — Ну что я говорил? — Сунён подрывается к мальчишке, хватая того за руку, поднимая, — вставай давай. — Отцепись. — шипит Чан и вырывает руку. Встает, отряхивается и, не сказав ни слова, направляется вглубь аллеи. Сунёну, кажется, вода в системный блок попала, потому что, и чё это сейчас было? — И куда ты пошел? — Домой. — А ты же гулять со мной хотел. — Теперь не хочу. О как дела, оказывается, делаются. Сунён идет за подростком, чуть медленнее, держа дистанцию, втихаря пересчитывая в кармане мелочь. — Это почему это? — Ты не воспринимаешь меня всерьез. — Да ну? — Да. Сунён делает скачок вперед и мысленно благодарит школьного физрука, который шкуры с него сдирал каждый семестр. Терпение и труд все перетрут — вот жизненная правда, говорил он, когда Сунён, пробегая седьмой круг по школьному стадиону, обливаясь потом, слезами, а после и кровью из носа, клялся, что больше никогда не будет курить в школьном туалете. — Не, так не пойдет. — Сунён догоняет Чана, хватает за руку, тянет на ближайшую скамейку и чуть ли не сажает того на собственные колени. — Ты обиделся что ли? А, заяц? — Хён, не начинай… — А что? Твоя мама очень любит показывать эту фотку с твоего выступления из детского сада. Уши зачет! — Хён! — А вот ты и улыбаешься! Хочешь мороженку? Подросток улыбается и кивает головой. Отлично, приручение дикого и строптивого выходит на новый уровень. Все не так плохо, у Сунёна две младшие сестры, он умеет обращаться с нытиками и самыми настоящими принцессами. Чан немного ерзает рядом на скамейке, задевая своим крепким мальчишеским бедром ногу Сунёна. Чан улыбается, обнажая подправленные брекетами белоснежные зубы и глаза щурит, что их еле-еле становится видно. Сунён помнит, как сидел в комнате подростка, успокаивая и гладя по голове, пока тот почти беззвучно выл в подушку от боли в зубах, железки мешали, причиняли дискомфорт и не давали нормально жить. То не ешь, это не ешь, нельзя, слишком горячо, слишком холодно, металл подправить, то закрутить, настоящий ад на земле. Но мальчик справился с этим достойно, на второй день даже не заикался о боли, только морщился, думая, что его никто не видит. Этот ребенок рос на глазах Сунёна, из угловатого неуклюжего мальчишки превратился в статного и красивого юношу, только с мозгами голубя и шилом в одном интересном месте. С ним уютно и неуютно одновременно, потому что Сунён сам помнит себя в этом возрасте — лишнее касание объекта обожания и здравствуй, душевая, давно не виделись, поэтому когда Чан закидывает свои ноги на колени Сунёна, тот напрягается. — А еще чего хочешь? Подросток задумывается, утыкая палец себе в губу. — Поцелуй. — он улыбается, — В щечку. И тянется ближе. О боже.