Время

— Что он здесь делает? — спросил Ваня. — А я откуда знаю? — Мирону резко захотелось уйти отсюда и закурить. — Может, пойдем? Пока он нас не увидел, — Рудбой блять, что за глупости? — Ну да, уже вижу, как он не видит, как пятнадцать человек одновременно поворачивают свои головы в нашу сторону и спрашивают, куда мы, — парень нервно хрустел костяшками, не понимая, почему он так волнуется. Они сидели в большой кофейне поздним вечером, не заботясь о том, что их дома кто-то ждет. Потому что их никто не ждет. Все ребята были сами по себе и порой ночевали друг у друга дома, когда уходить было уже поздно. И всем нравился этот, можно сказать, кочевой образ жизни. Сегодня в Петербурге, завтра в Минске, послезавтра в Риге. Это ли не счастье? Ваня фотографировал толпу «для истории», Порчи что-то бубнел на своем португальском, перебирая пальцами по экрану телефона. Все разговаривали о предстоящих планах, отношениях, происшествиях в мире и ели печенье, запивая кофе с ромом. До того момента, как мимо них прошёл Дима. Да, тот, который Хинтер. И даже не все заметили его появление, пока сплетница-Рудбой не разнес об этом всему столу. Но никто и виду не подал, что его появление имеет для них хоть какое-то значение. Всем было плевать. Кроме Мирона и Вани. — Я в туалет, — парень вышел из-за стола, прихватив с собой телефон. — Скоро буду. — Может, мне с тобой пойти? — Хуй мне держать будешь? — Федоров засмеялся. — Все, сиди, сейчас приду. Парень отправился прямиком в кабинку, чтобы справить нужду, а не просто «попудрить носик». Ему хотелось ссать и бежать отсюда одновременно, потому что это событие стало для него слишком неожиданным.

***

— Дима, — выдохнул Мирон, когда мужчина целовал его шею, прижимая к себе. Его большая рука осторожно касалась подбородка Мирона и оттягивала голову в сторону, чтобы представить своему взору эту нежную шею. Чтобы целовать, целовать и еще раз целовать её. Федоров просто дурел от той бури эмоций, что вызывали у него эти прикосновения. Он стонал не только от удовольствия, но и оттого, что он — единственный, кто может вот так вот стоять, дрожать, и таять в этих сильных руках. Потому что они действительно были такими, а Мирон, несмотря на свои двадцать с хвостиком, все равно был каким-то хрупким и маленьким. — Что? — не отвлекаясь, про себя улыбаясь, спросил мужчина. «Дима, выеби меня». «Пожалуйста». — Блять, я так тебя люблю, — Дима расстегивал чужую рубашку и переместил свою руку с подбородка на волосы, запуская в них свои пальцы. — Не останавливайся. Мирон словно не чувствовал землю под ногами. Это было нечто большее, чем просто «охуенно».

***

Он закрыл за собой кабинку ровно в тот момент, когда Хинтер выключил воду, стоя около умывальника. Да блять. Только не сейчас. Они смотрели на отражения друг друга в зеркале и не могли сказать ни слова. Тишина повисла в воздухе и никто, как назло, не заходил в уборную, чтобы развеять это молчание. Федоров смотрел в его глаза, а в голове звучали все эти нежные и многообещающие слова, которые они говорили друг другу, пока были вместе. Непредумышленный самообман. И он был уверен, что сейчас их мысли похожи как две капли воды. «Я до сих пор его люблю», подумали оба. Мирон прочистил горло, чтобы подать хоть какие-нибудь признаки жизни.

***

— Быстрее, — мужчина увеличивал темп, двигая рукой чаще. — Сука, да давай же ты. Мирона ни на шутку трясло. Брови уголком сдвинулись к переносице, на лбу появилась испарина, и он буквально шипел от приближения к финалу. — Держись, — Дима обхватил его грудь, прижимая к своему стояку, и изо всех сил старался держать. Потому что от нахлынувшего оргазма тот еле держался на ногах.

***

«Сука, да скажи ты хоть что-нибудь!», прокричал про себя Мирон.

***

— Я знаю, что ты меня сейчас ненавидишь, — парень приложил ладони к лицу, закрываясь. — Дима, я сам себя ненавижу! Понимаешь?! — Я ненавижу себя за то, что я такой трус. За то, что я боюсь, что о нас кто-то узнает. Да, я ссыкло! — он громко кричал, слёзы сами наворачивались. — Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, но я ссыкло! Можешь меня даже отпиздить. Я заслужил. — Да иди ты, — сказал Хинтер, застегнул ветровку, накинул спортивную сумку на плечо и хлопнул дверью. И больше они не виделись.

***

Но Дима молчал, и ему было, о чем помолчать. Он знал, почему Мирон с ним так поступил и ясно понимал, что, возможно, на его месте сделал бы тоже самое. Но четыре года назад, когда он был для него центром Вселенной, это расставание было едва ли заметной гранью между жизнью и смертью. И после этого он ушел не в запой, а куда-то далеко в себя. — Дим, — парень опустил глаза в пол. — Прости меня, — и пошел на выход. — Моя машина стоит на парковке, — Федоров замер. — Жду тебя там через десять минут. Чёрный автомобиль, неловкий поцелуй в темноте, все заполняющее чувство любви. И пусть весь мир подождет.