Тень среди теней

Осенью 1998 года полуразрушенная академия Хогвартс помимо новичков и продолжающих образование приняла на обучение тех, кто по тем или иным причинам не смог пройти программу в 1997.

      Он никогда не любил общество. Что ж, посмертие подарило ему уединённость. Все о нём помнили, но никто его не искал. Да и скрываться теперь было проще. Он мог пройти через стену, просочиться через пол, и даже воспользоваться сливной трубой, как это делала Плакса Миртл. Правда, последнее ему не понравилось.       Первое время было странно. Он не понимал, почему ещё здесь. Бродил по окрестностям и по замку. Подглядывал из стен за профессорами и по привычке избегал Пивза. Спустя какое-то время замок стали посещать разные люди. Они помогали восстанавливать школу, разбирали завалы, чинили мебель, строили заново стены. Среди них было много знакомых, но его друзья не появлялись. Он скучал по ним и ужасно хотел увидеть. Однако, когда они прибыли за пару дней до начала занятий, он спрятался. Он хотел показаться им на глаза, очень хотел. Но он видел, как они горевали, как вздрагивали, когда случайно произносили его имя. У Гермионы были тени под глазами, её волосы были собраны в низкий хвост. Совсем осунулась. Несмотря на довольно жаркую погоду, надела водолазку и постоянно жалась к Рону. Будто замерзала без него. Рон больше не улыбался. Он сутулился сильнее обычного, его волосы потускнели, и он постоянно нервно оглядывался. Он так и не осмелился им показаться. Потом прибыли остальные. Восторженные первогодки, напряжённые студенты и несколько новых преподавателей. Следить за друзьями стало неудобно, и он растворился в заброшенных коридорах. Нашёл уйму укромных мест, хотя казалось, за время учебы он обошёл все закоулки. Облюбовал очень милую спальню с видом на горы. Она была пыльной, отовсюду свисала паутина. Стены были обделаны тёмно-красными обоями с замысловатым узором. Напротив кровати висела картина, на ней был изображен корабль в штормовом море. Несчастный фрегат качало из стороны в сторону, чёрное небо то и дело расчерчивали молнии, грозясь сбить мачту. А он смотрел и жалел, что не может отправиться на море, не может больше участвовать в приключениях... Его съедали тоска и зависть. Ведь всё это можно было сделать, останься он в тот день в живых. Нет, он не жаловался, что погиб. Но почему он остался призраком? Волан-де-Морт повержен. Миссия выполнена. Так почему же он застрял здесь? Беспомощной, ненужной серой тенью. Эти мысли злили и раздражали. Он пытался подбодрить себя. Друзья живы, мы победили. Никого больше не убьют, никого не будут пытать. Всё наладится. Но его всегда что-нибудь сбивало с настроя. Например, сладкий пудинг заставлял его жалеть, что он не может больше есть; лихие студенты на мётлах - что он больше не чувствует бьющего в лицо ветра и тепла солнечного света. Целующиеся парочки в нишах вызывали зависть, ведь он не может ни к кому прикоснуться. Мысли становились ядом, пропитанным сожалениями. Он вспоминал о вещах, которые не успел сделать; о людях, которым не сказал слов любви. Места, которые хотел навестить. Жалел, что не может ни с кем поговорить. Что остался здесь, а не отправился к родителям и крёстному. Что не мог помочь друзьям, не мог обнять, приободрить. Беспомощность подогревала обиду и делала его вынужденное одиночество невыносимым. Он понял, почему Миртл постоянно заливала туалет, она хотела плакать, но у призраков не бывает слёз. Понял, что останется беспокойной тенью до скончания времен. Увидит смерть своих друзей, их детей, и детей их детей, и так до самого конца времени. Вероятно к тому моменту, он успеет забыть, кто он. А мир так и вовсе не вспомнит мальчишку, отдавшего свою жизнь за сомнительные идеалы и свержение Тёмного Лорда. Он будет одним из призраков школы Хогвартс. И ничего больше. Другие призраки единогласно предоставили ему уединение. Они не выказали удивления, скорее сочувствие. Конечно, кому, как не им, знать, какого это: быть прозрачной тенью среди живых. Наблюдать за жизнью, не имея возможности жить. Это очень тяжело. Особенно, когда ты умер совсем недавно и в таком юном возрасте. И все, кто тебе дорог, всё ещё здесь. Они живут, дышат, любят, ненавидят, скорбят. В то время как ты даже заплакать не можешь. Не говоря уже о том, чтобы швырнуть что-нибудь об стену или ударить кого-нибудь. Ты просто сгусток чувств, которые не могут найти выхода. Пару раз он пытался навестить друзей под покровом ночи. Но каждый раз, натыкался на тихие всхлипывания и отступал. Ему было больно наблюдать чужие страдания ещё при жизни, после смерти боль только усилилась. Пытаясь чем-нибудь себя занять, он решил наблюдать не только за своими друзьями. Он заглянул в каждую спальню каждого факультета и даже к преподавателям наведался. Ничего нового он не увидел. В каждом доме, на каждом курсе находились те, кто не мог спать из-за кошмаров и орошал слезами подушку. Некоторые просто смотрели в потолок и молчали. Студенты помладше скручивались в позу эмбриона, закутывались одеялом и затыкали уши. Их ещё посещали воспоминания с пытками других студентов. Они почти забыли, как именно их мучили, но крики. Крики приходили к ним по ночам и заставляли кровь стыть в жилах. Он с удивлением заметил, что больше никто не ходит после отбоя. В темноте коридоров студентам постоянно что-то мерещилось: то металлический блеск маски пожирателя смерти, то янтарные глаза оборотня. Иногда чудился шелест мантии и смех Кэрроу. Казалось, что вот-вот из тёмного угла выпрыгнет враг. И если всё же кто-то случайно оказывался в пустом коридоре, то хватался за палочку и крепко сжимал её до самой факультетской гостиной. Теперь тёмные пустые коридоры вызывали панику. Однажды, бродя по ночным коридорам, он наткнулся на Джинни. Его прекрасную, солнечную Джин. Она смотрела в окно на полную луну, её лицо заливал серебряный свет. Была ли то игра света, но кожа её казалась болезненно бледной, а выражение лица - безжизненным. Словно она умерла, да так и застыла. На крошечный миг, когда ветер взвил её волосы, ему вдруг показалось, что она тоже призрак. Ему стало страшно. Он хотел подойти и прикоснуться к ней, чтобы проверить, жива ли она. Но она вдруг обернулась и посмотрела прямо на него. Её руки поднялись в воздух в попытке дотянуться до него и обнять. Выражение её лица не изменилось, плечи были опущены, а руки будто подвесили на невидимых нитях. Она сделала шаг вперед, он отпрянул от неё и прошёл сквозь стену. Он не решился вернуться. Так и просидел в той стене до рассвета. Видеть любимую в таком состоянии было выше его сил, и он стал проводить больше времени в заброшенной части замка. Подальше от живых. В следующий раз он увидел её через две недели, ночью на берегу чёрного озера. Она стояла там одна и рассматривала водную гладь. Покачиваясь, будто заворожённая своим отражением или бликами лунного света. Ветер трепал её мантию и волосы, что делало её похожей на развевающееся тёмное пламя. Эта картина была пугающей, холодной, но не позволяющей оторвать взгляд. Наблюдать за ней было нестерпимо, но он не решался показаться. Боялся вновь встретить тот потухший взгляд. Да и что он мог ей предложить? Покончить с собой, чтобы составить ему компанию в холодной вечности? Стоило ему подумать об этом, как Джинни сделала шаг в воду. От движения вода пошла рябью, а Джин продолжила заходить в озеро медленными шагами. Он нагнал её, когда она уже была по пояс в воде. - Остановись. Что ты делаешь?! Девушка не слышала его и погружалась всё сильнее. - Джинни! Никакой реакции. - Джинни, пожалуйста, остановись! - Тебя не существует. Я выдумала тебя. Мой Гарри умер. Она шептала, глядя перед собой. Её голос был хриплым, как после долгого сна. Он испытал страх, какой не испытывал даже при жизни. Он не может вытащить её из воды, потому что не может коснуться, не может воспользоваться магией, потому что мёртв. Эта беспомощность пугала и невероятно злила. Если бы только он был жив! Мысль о жизни прояснила его сознание. Он стал оглядываться в поисках кого-нибудь живого. Но было уже время отбоя, и шанс найти кого-то был ничтожно мал. Он полетел в сторону замка, жалея, что не может передвигаться со скоростью молнии, и молясь не опоздать. Он был почти у замка, когда заметил, как кто-то медленно бредет со стороны теплиц и помчался навстречу. - Пожалуйста, помогите! Она не в себе. Вы должны вытащить её из воды, пожалуйста! – с ходу затараторил Гарри. Студент остановился, из-под капюшона на Гарри смотрели широко распахнутые в неверии глаза Драко Малфоя. Призрак с мрачным удовлетворением отметил, что везет ему так же, как и при жизни. Но на кону была жизнь Джинни, не время привередничать. - Пожалуйста, вытащи её из воды. Она не в себе. Быстрее! Малфой мигнул и сбрасывая оцепенение ответил. - Даже после смерти не бросишь геройствовать? Его тон не был насмешливым, скорее усталым, но слова задели призрака. Малфой по прежнему мог взбесить его с пол-оборота. Злость Гарри сдерживала только мысль о Джинни. У неё нет времени. - Малфой, пожалуйста. Слизеринец бросил на него короткий взгляд и со вздохом спросил, куда бежать. К моменту, когда они добрались до озера, Джинни уже не шевелилась. Её руки были раскинуты в стороны, часть волос намокла и ушла под воду, часть осталась на поверхности. Гарри смотрел сверху, и ему казалось, что это какая-то причудливая готическая картина. Черная мантия сливалась с водой. Было видно лишь кисти рук, лицо и волосы, раскинувшиеся пламенной короной. Черный, белый и огненный. Малфой вытянул её на берег заклинанием левитации и так же транспортировал в больничное крыло. Гарри взял с него слово, что тот никому не расскажет о нём, поэтому слизеринцу пришлось врать о том, как он её нашел. Гарри искренне поблагодарил его и за Джинни, и за то, что сохранил тайну. Малфою нечего было ответить, и он просто кивнул. Гарри снова чувствовал себя странно. Он только свыкся с мыслью о своей гибели, когда происшествие с Джин напомнило ему о том, что, несмотря на свою смерть, он всё ещё существует. Он даже подумывал, не появиться ли ему в Большом зале. Он мог бы поговорить с друзьями, преподавателями. В его мыслях Гермиона уже шутила, что он мог бы стать вторым профессором-призраком и вести у них ЗОТИ. Рон, также шутя, попросил бы помогать на экзаменах. А Джинни... Воспоминания о Джин вернули его с небес на землю. Они не вынесут его присутствия. Уныние. В годы жизни смерть была для него своеобразным освобождением. Когда он шёл на смерть к Волан-де-Морту, он думал о своих родителях, о крёстном, Люпине, Седрике. Думал о том, как встретится с ними там, в другом мире. Думал о том, что смерть освободит его. И ему не придется больше чувствовать боль от потерь. Не придется страдать. И его ждет вечность в теплых объятиях матери и отца. Он заперся в спальне с намерением провести там ближайшие лет сто, сто двадцать. Завис над кроватью, создавая видимость «лежания» и не сводил взгляд с картины. В его мыслях были пираты, Магеллан и корабль, на котором прибыли студенты из Дурмстранга. Он придумывал разные приключения, в которые мог угодить. Там он снова был со своими друзьями. Они искали артефакты, убегали от тёмных магов или отправлялись в путешествие за редкими ингредиентами для зелий. Эти мысли-мечты приносили радость с лёгким налётом горчинки. Когда она чувствовалась слишком сильно, героями историй становились вымышленные персонажи. Они были неуловимо похожи на его знакомых и не очень. Иногда внешне, иногда характером. Когда он создал «Кристину» - задиристую блондинку, которая стала капитаном пиратского судна Royal Fortune*, дверь в спальню со скрипом отворилась. -Ты и вправду здесь. Я уж подумал, что мне привиделось. Малфой. Как только нашёл его здесь? - Я спросил у Кровавого Барона, – ответил на его мысли нарушитель спокойствия. - Ты искал меня? – продолжая смотреть на картину, спросил Гарри. Слизеринец не ответил, прошел внутрь и лёг на другую сторону кровати. Теперь они вдвоём с абсолютно безучастными лицами разглядывали картину, на которой штормовое море пыталось утопить корабль. - Почему ты не... Малфой не договорил, но Гарри знал о чём он спрашивает. - Что ты сказал, когда вошёл сюда? Блондин хмурился, силясь вспомнить, что такого он сказал. -Джин. Когда я пытался остановить её, она сказала, что её Гарри умер, а меня она выдумала. Слизеринец посмотрел на призрака, с которым делил постель и закрыл глаза. - Они не вынесут. - И я не вынесу. Они лежали и смотрели на нарисованное грозное море и потрёпанный фрегат. - Тебе нравятся цветы? - вдруг спросил Малфой. Гарри долго молчал. - Ромашки. На вскинутую бровь собеседника он добавил. - Тётя Петунья их ненавидела. Росли под окнами дома напротив. Там жила хорошая семья. Они напоминают о тёплом доме. Простые и тёплые. Малфой покинул его на закате, на выходе из башни его нагнал Гарри. Прошёл сквозь стену и преградил путь. - Я не успел попрощаться. - Ничего страшного Потти, я умирать не собираюсь, – ехидно отметил блондин. - Я не о тебе, – просто ответил призрак. – Помоги написать им письмо. Малфой скрестил руки. - Думаешь, их это успокоит? - Я бы попросил тебя поговорить с ними, но они вряд ли станут тебя слушать. Слизеринец хмыкнул. - Я загляну в субботу. Придумай, что хочешь им написать.       Когда ты умираешь, время перестаёт иметь значение, ведь у тебя есть целая вечность. Тебе кажется, что каждая секунда тянется часами, неделями. К этому быстро привыкаешь. Привыкаешь не есть, не пить, не испытывать жар, холод, прикосновения. Быть и не быть одновременно. И с каждым мигом в мире теней ты всё больше забываешь о своей жизни, всё меньше понимаешь живых, ещё меньше имеешь что-то, чтобы им сказать. - Ты придумал, что им сказать? – Малфой застал его в таком же положении, как и за пару дней до. Призрак бросил на него удивлённый взгляд. А студента вдруг прошило осознание, что он говорит с мертвецом. С очень юным мертвецом... - Почитай мне. Просьба вернула Малфоя к действительности. - Проси своих друзей, - отшил блондин, скрещивая руки на груди. - Не могу, – отрешенно ответил призрак. - Так что там с письмом? – напомнил Малфой. - Что бы я ни сказал, это причинит им боль. Наверное, мне лучше не напоминать о себе лишний раз. Следующие пару часов участники действа старательно изображали часть интерьера. Призрак завис у окна, а бывший Пожиратель расчистил себе кресло и вальяжно на нём развалился. Когда солнце уже клонилось к закату, Малфою надоело изображать вздыхающую подушку и он решил прибраться в комнате. Покончив с пылью и паутиной, он было принялся переставлять мебель, но ему помешало хихиканье призрака. И он так и застыл, левитируя столик. - Чего смеёшься? Я уже кашляю от всей этой пыли и грязи, - блондин сморщил нос, демонстративно задрал подбородок и продолжил левитировать стол поближе к окну. По окончанию он трансфигурировал из салфеток два чайных прибора и вазу с ромашками. - Может, подарки? Призрак уже успел забыть, что не один в комнате и затеряться в своих мыслях. - Что? - Подарки. Что-нибудь символичное, что мог подарить только ты. Так, Гермионе достался редкий фолиант по ритуалистике, Малфой расщедрился и выделил экземпляр из собственной библиотеки. Рона на кровати ждал сверток с мантией невидимкой. Невиллу достался куст Cosmos atrosanguineus*. Над подарком для Джин пришлось поломать голову. В итоге лисичке отправился медальон с гравировкой в форме снитча. Луна была единственной, кому он осмелился отправить подарок с запиской. В записке он желал ей успехов с изучением морщерогих кизляков и просил поделиться с друзьями своим взглядом на смерть и жизнь, так, как может только она. Гарри наблюдал за ней, когда она нашла запись на радужной закладке в книге по магозоологии. Она улыбнулась своей потусторонней улыбкой и кивнула, будто знала, что он смотрел на неё.       С тех пор много воды утекло. Комната снова заросла паутиной и покрылась пылью. Время шло, а желания появляться среди живых так и не появилось. И призрак Гарри Поттера так и висел перед окном, глядя, как день сменяет ночь, осень сменяет лето, год сменяет год. Время от времени пыль из комнаты исчезала, а на столике появлялась ваза с ромашками. Малфою было нечего ему сказать, эта комната была его своеобразной исповедальней. Он приходил, думал о своем, тосковал, а выходя сбрасывал свои сомнения и сожаления, как налипшую паутину. Призрак не возражал. Появление блондина разнообразило времяпровождение и вместе с тем не нарушало его покоя. Малфой заговорит лишь однажды, лет двадцать спустя. - Уизлета вышла замуж за Дина Томаса. У них двое сыновей. Старшего назвали Гарри. В этом году он поступил в Хогвартс на факультет Годрика. У Ласки и Зубрилки тоже двое: Роуз и Хьюго. - Стареешь, - улыбнулся призрак. - Вот ещё, - блондин фыркнул. – Думал, тебе будет интересно. - Говорят, смерть даёт ответы на все вопросы. Лгут. Просто после смерти ответы перестают интересовать, – призрак пристроился за столик с другой стороны. - Ого, ты и мне чай наливаешь? - В первый раз заметил? – Драко отсалютовал призраку чашкой. – И причем тут твои жуткие рассуждения? - Не обращай внимания. Кажется, отсутствие коммуникации дурно на мне сказывается. - Ты так и не покидал эту комнату? – лицо Малфоя выражало крайнюю степень изумления. - Не было смысла. В жизни после смерти вообще никакого смысла. - Ну почему, Уизлету ведь спасли, – тихо произнёс Драко перед тем, как отпить чая. С поступлением в школу Малфоя младшего Драко стал чаще появляться в комнате призрака. Разговоры становились длиннее, хотя иногда они предпочитали не замечать друг друга. К чаю добавились шоколадки, разговоры медленно превращались в жалобы на молодежь и политические дрязги. Нынешний глава попечительского совета, даже раздобрится на чтение книг вслух. Незаметно противный мальчишка с соперничающего факультета превратится во взрослого, интересного собеседника. Собеседника, которого Гарри будет ждать; собеседника, по которому Гарри будет скучать.       Однажды Гарри увидел их отражение в оконном стекле – седовласый, но бодрый старичок и призрак семнадцатилетнего мальчика. Увиденное заставило его задуматься. Он так привязался к нему. Но Малфой не призрак и не бессмертный, и настанет день, когда он больше не придёт, а Гарри даже на похороны попасть не сможет. Эти мысли огорчили призрака. Огорчили настолько, что однажды он пропустил встречу. Он прятался в запретной секции библиотеки. Было время каникул, и шансы, что его кто-нибудь увидит, были ничтожно малы. Он витал между книжных шкафов и вспоминал, как пробрался сюда в первый раз. Ночью, под покровом мантии невидимки. Тогда жизнь была захватывающим приключением. Сейчас нежизнь - сплошное ожидание конца света и жажда чувств и эмоций. Мысли о прошлом и будущем напомнили ему о том, что между ними есть ещё настоящее. И он решил, что если Малфой придёт к нему ещё, он обязательно составит старичку компанию. Но он не приходил. Комната покрылась пылью и паутиной, ромашки высохли... Спальня всё больше походила на склеп. Мрачный, тёмный, продуваемый сквозняками. Совсем как сам Гарри. Когда уединение стало напоминать заточение, он сбежал из замка в лес. Наткнувшись на отбившихся от стаи арахнидов, он порадовался тому, что уже мёртв и может исследовать Запретный лес столько, сколько ему вздумается.       Он проведает свою келью только вдоволь насмотревшись на ядовитые растения и жутких неведомых существ. И очень поразится чистоте и освещению. В вазе были свежие цветы, от чашек шёл пар, раму подлатали и ветер больше не трепал занавески. - Ну наконец-то, где тебя черти носили? Я тебя уже тысячу раз проклясть успел! Призрак даже испугался за свой разум, шаря взглядом по комнатке в поисках обладателя голоса. - Портрет?! - Ну не оставлять же тебя тут сходить сума в одиночку. Общаться ты и при жизни не умел, а после смерти дело и того хуже стало! - Тебе на портрете лет восемнадцать, что, кризис среднего возраста? Или синдром Дориана Грея? -Да ну тебя к черту! Уже жалею, что решил составить тебе компанию после смерти. - Прости-прости, – улыбаясь, сдался Гарри. Так начались нескучные будни портрета и призрака. Где-то за стенами спальни, в коридорах школы, будут бродить слухи о комнатке с видом на горы. В той комнатке есть стол, на котором всегда две чашки чая и ваза с ромашками. А ещё говорят, будто там обитает призрак легендарного Гарри Поттера и компанию ему составляет портрет острого на язык Драко Малфоя. Через столетия слух сотрется и станет одной из прибауток о школе Хогвартс, также как тайная комната. Но портрету и призраку до этого нет никакого дела. Неважно, что происходит за стенами "этой" спальни. Внутри, навсегда юные и навсегда мёртвые, неживые живые Гарри Поттер и Драко Малфой.