— У тебя никак зазноба появилась? Появилась... Так вот, Миш, ты это... Передай своей зазнобе, что если она будет тебя мучить, придет тетя Катя и такое ей устроит!..
Недосказанность грозовым напряжением повисла между ними, разрушая привычное умиротворение, спокойствие, что прежде всегда дарили друг другу, находясь рядом. Открылось, невольно вырвалось лишнее, ненужное, что предпочитали скрывать, таить не столько от посторонних и друг от друга, сколько от самих себя. Не хотела признаваться себе, как кольнуло горечью и несправедливой, необоснованной обидой, едва поняла все. А чего ожидала, на что надеялась? Что Чиглинцев, словно верный рыцарь, беззаветно преданный своей даме, будет всегда рядом с ней и только с ней, как будто иначе своей жизни не представляет? Глупая, самонадеянная эгоистка, боящаяся поговорить, признаться, принять решение, зло обругала себя Катя, бросая хмурый взгляд на проносящиеся за окном огни фонарей и пролетающих мимо машин. Играла в равнодушие, притворялась, чертила какие-то границы, все время о чем-то умалчивала и уходила от откровений. Вот и получила по заслугам, упустила самого верного, близкого, нужного, что уж себе лгать. Взглянула на не менее задумчивого друга, вновь пытаясь подавить недовольство, досаду, на которые не имела права, да и не должна была испытывать, радуясь, что друг обрел наконец свое счастье. Вот только радоваться почему-то не получалось от слова "совсем". — Зайдем ко мне, — не предложила, настояла скорее, едва автомобиль притормозил у подъезда. Чиглинцев впервые за всю дорогу повернулся к ней, удивленный и даже немного обеспокоенный. — Случилось что-то? — тут же спросил, как обычно заботливо и чуть взволнованно. Случилось... Ей самой разобраться бы, что случилось, что происходит между ними, никак не способными открыться, довериться друг другу, избавиться от всех недомолвок, вернуть отношениям прежнюю легкость и теплоту. — Ну что, может поделишься сердечными тайнами с давней подругой? — спросила несколькими минутами позже, придвигая майору чашку с его любимым зеленым чаем. Неосознанно, против воли, получилось с каким-то неприязненным ядовитым сарказмом, как у обиженного подростка, не желающего понимать и принимать доводы взрослых. Чиглинцев недоуменно посмотрел ей в лицо, не упустив, как Лаврова досадливо прикусила губу, недовольно вздыхая и тут же поспешно отворачиваясь. — А может, это ты объяснишь, что происходит? — тихо начал майор, изучая взглядом хрупкие плечи, неестественно сведенные от напряжения — верный признак волнения. — А что происходит? Ничего не происходит, Чиглинцев, тебе показалось. — Повела плечами, словно взгляд друга, прожигавший спину, мог заставить ее себя выдать. — И ты поэтому уже пять минут не можешь смотреть мне в глаза и что-то ищешь в пустом холодильнике? — усмехнулся Чиглинцев, отодвигая чашку с так и не тронутым чаем и поднимаясь. — Может, пора уже как-то определиться, что-то решить, нет, Кать? Лаврова, сердито захлопнув дверцу, резко повернулась к майору, наконец решившись взглянуть ему в глаза. И прочитать совсем наивную надежду, надежду на то, что сможет, признается, не струсит как прежде. — Я... Я не знаю, Миш... — совершенно растерянно, словно прося у него помощи, прошептала она и совсем по-детски испуганно зажмурилась. — Я не знаю, как это сказать... — Кать, ты мне нужна. Так, как никто и никогда не был нужен, — неожиданно спокойно и просто сказал Чиглинцев, безошибочно поняв, о чем она попросила его без слов. Решиться, чтобы решилась и она. — Ты мне тоже, — тихо ответила Катя, почти физически ощутив, как невыносимо давившее напряжение недосказанности растворяется без следа. И все снова стало понятно и просто, как обычно было рядом с ним. Было? Теперь будет всегда. Просто сделай первый шаг.Часть 1
9 июля 2016 г. в 00:56