* * *
«Слава богу, завтра выходной», — мысленно Эмма уже перенеслась в завтрашний день, ведь сегодня на работе было особенно тяжело; настолько тяжело, что ее усталость заставляет ее задуматься, стоит ли идти на организованное Киллианом свидание, потому что, честно говоря, единственное, чего ей сейчас хочется, — пойти домой, упасть в его объятия и насладиться какой-нибудь китайской едой на вынос из местного ресторанчика. С другой стороны, Эмме совсем не хочется разочаровывать Киллиана, ведь он заранее предупредил ее о неком романтическом пикнике под звездами. Как она может отказать ему? Когда Эмма интересуется поводом для праздника, Киллиан отвечает ей очень пространно и подчеркивает, что он просто хочет насладиться вечером с ней, да и вообще, разве ему нужен повод, чтобы устроить романтический вечер с любимой? Она прекрасно осознает, что он что-то задумал, и, возможно, в этом «что-то» кроется что-то большее (Эмма, может, и была открытой книгой для Киллиана, но и ее супер-способность никуда не исчезла), но она решает не давить на него и посмотреть, что в итоге у него получится. Киллиан убеждает ее прийти, подчеркивая, что ей не нужно надевать платье или какой-либо другой особенный наряд. Эмма доверяет своему пирату и прекрасно знает, что он организует все так, чтобы сделать ей приятно и заставить ее почувствовать себя лучше. В любом случае, ей нравится, когда он заботится о ней, тем более что она привыкла к его вниманию. Когда Эмма паркуется в доках рядом с «Веселым Роджером», она сразу же замечает мягкий свет, исходящий с палубы. «Киллиан наверняка зажег лантерны», — думает она. Мягкий свет действует успокаивающе, поэтому Эмма выходит из машины и осторожно ступает на трап. Киллиан мгновенно предстает перед ней и подает руку, чтобы помочь взойти на палубу. Как только Эмма оказывается на борту, он уверенно прижимает ее к себе, запечатывая на губах страстный поцелуй. Последние признаки усталости тут же пропадают, и Эмма расслабленно выдыхает ему в губы. — Тяжелый день, любимая? — его рука мягко скользит по ее спине. — Да, я выжата как лимон. — Теперь ты можешь расслабиться, — Киллиан взмахом руки указывает на подушки и одеяло, заранее уложенные на полу. — Устраивайся поудобнее. Через час Эмма чувствует себе намного лучше. Киллиан предложил ей на выбор несколько блюд, точно угадывая все ее вкусы. Красное вино и яблочный пирог стали прекрасным завершением их ужина, а потом она рассказала ему о бестолковых тревожных звонках в офис шерифа, пока Киллиан делал ей массаж. Позже они совершенно расслабляются: рука Киллиана нежно перебирает ее волосы, пока ее голова покоится у него на плече. Эмма говорит что-то о странных звуках, которые целый день издавал ее «жук». — Угу, — кажется, Киллиан думает о чем-то очень далеком, запустив пальцы в ее волосы и попутно вставив фразу о том, что Эмма не должна переживать за свою машину, в конце концов, если та сломается, то она прекрасно может починить ее с помощью магии. Чем больше Эмма расслабляется, тем напряженнее становится Киллиан, потому что он знает, что приближается тот самый момент. Момент, который он больше не может откладывать. Не то чтобы он хочет этого, но где-то в его голове все еще живет та маленькая часть его, которая боится ее реакции. Несмотря на благословление Дэвида и поддержку Генри, а также на все сплотившие их ранее события, Киллиан вспоминает, что не так давно все, что их связывало, разбивалось о стены Эммы и ее отчуждение. Кольцо прожигает дыру в кармане, а рука трясется сильнее обычного. Но Киллиан Джонс никогда не поворачивает назад, особенно когда дело касается чего-то очень важного. И уж тем более он никогда не отступает от того, чего он хочет и за что борется. Вдруг Киллиан замечает, что Эмма молчит, и решает, что наступил идеальный момент для действия. Эмма чувствует умиротворение: раздражение от прошедшего дня давно выветрилось, а сама она чувствует себя счастливой. Нет, ее счастье не в тихом вечере, пикнике и ужине, дело даже не в вине или яблочном пироге. Конечно, все эти вещи важны, но все строится в том, что она чувствует себя окруженной заботой. Киллиан знает все ее проблемы и слабые места, поэтому всегда вовремя поможет и успокоит, подберет правильные слова. С ним так комфортно и... по-домашнему. Резко выпрямившись, Эмма поворачивается к Киллиану. — Ты знаешь, как угодить девушке. — Слыхал я уже такое о себе, — тихо шепчет он. Эмма закатывает глаза и легонько тычет его в грудь. Бросая грозные взгляды, она видит дьявольский огонек в его глазах: эти бездонные глаза в таких любимых морщинках; глаза, в которые так и хочется окунуться с головой. В какой-то момент ей кажется, что они сияют еще ярче, чем обычно, переливаясь нежностью и любовью. На Эмму вдруг обрушивается осознание момента: ей так легко и приятно с Киллианом, ее будто магнитом тянет к нему. Следуя порыву, она наклоняется ближе: движение, на которое Киллиан почти не реагирует, давая ей возможность подобраться ближе и запечатать поцелуй на его губах. Она чувствует, как его рука касается ее волос — такой любимый ею жест. Поцелуй между ними нежный и тягучий, мягкий и сладостный, немного необычный: обычно страсть быстро захватывает их в пучину, но не в этот раз. В этот раз Эмма не хочет поцелуя, который бы заставил ее кровь кипеть, а дыхание — сбиться: все, чего она хочет, — это чувствовать, как нежно бабочки в ее животе трепещут крыльями и как тепло ей от прикосновения к губам Киллиана. Она словно пробует на вкус домашний пирог, теплый и сладкий, словно окунается в горячую ванну, словно зарывается в любимую подушку. Киллиан умеет давать Эмме именно то, что ей нужно, и кажется почти абсурдным, насколько хорошо он знает и чувствует все ее желания: открытая книга. Ей не нужно скрываться под чужой маской, когда она с ним. Иногда Эмме доводилось вставать не с той ноги: все валилось из рук, и она не была в состоянии спасти даже паука из раковины на кухне, тогда-то и приходил Киллиан. Он поддерживал ее, говорил, что она сможет, перечислял имена злодеев, которых Эмма когда-то победила, напоминал о том, сколько трудностей, страхов и препятствий она преодолела. Иногда она сама не знала, чего хотела, и тогда он находил ключик кее проблеме, как, например, когда он сказал ей неприятную, но все же правду. А когда ей было необходимо избавиться от всех проблем, свалившихся на ее плечи, он слушал ее, а потом они говорили вместе, и Киллиан обнимал ее, успокаивая нервную дрожь. Иногда, когда Эмма была совсем не в настроении, они ругались, но только для того, чтобы избавиться от дискомфорта, горячившего ее вены. А позже, когда она приходила к нему с извинениями, он снова обнимал ее, и они занимались любовью. Иногда он делал это нежно и медленно, шепча на ухо приятные глупости, а иногда брал ее в яростном порыве, подчиняя ее себе, чему она отдавалась без остатка, тем не менее он никогда не переходил черту: во всех его движениях была любовь. Киллиан дарил себя Эмме, но и она не медлила: всегда была рядом. Он научился принимать тот факт, что теперь рядом с ним были люди, которые заботились о нем. Она была рядом, когда Киллиана посещали ночные кошмары, всегда готовая прогнать их прочь. Когда его накрывали демоны прошлого, Эмма всегда напоминала ему о том, что он был сильным и в итоге стал тем, кем хотел быть. А когда он был готов принимать решение в одиночку, она возвращала его к реальности, напоминая о том, что он больше не один: у него есть она, его друзья и семья. Мысли Эммы прерываются, когда она смотрит Киллиану в глаза: его чувства к ней настолько сильны, что она видит их отражение в нем. Его взгляд наполнен нежностью, мягкостью и глубиной его любви. В тот момент она понимает, что никогда еще не была так счастлива. — Женись на мне, — не сдерживается Эмма. — Что?! Киллиан застигнут врасплох, потому что вопрос звучит как раз в тот момент, когда он достает кольцо из кармана джинсов. Но с другой стороны, вот она, его Свон — упорная Эмма, одна из самых храбрых женщин, которых он когда-либо знал. Женщина, которая никогда не перестанет удивлять его. Только вот почему он опять нервничает? Конечно, Эмма чувствует себя некомфортно, слыша молчание в ответ, и вдруг сама пугается своего вопроса. — Что? — чуть отступает она и возмущенно замечает:— Мы в двадцать первом веке! Может ты что-нибудь таки скажешь? Ее нервы на пределе, потому что Киллиан продолжает молчать. — Прости, если тебе нужно время, все в порядке, — Эмма нервно закусывает губу и поправляет волосы. — Ты не должен... Это совсем не то... И вообще, может, брак совсем не по тебе... — Она замолкает, не зная, что еще сказать. Господи, неужели она и правда это сделала? — Свон, — наконец-то собирается с мыслями Киллиан. Эмма поднимает на него взгляд, слыша знакомую нежность в голосе. — Ты пытаешься сделать из меня человека чести? И вдруг ее нервозность куда-то исчезает, потому что его голос и его глаза — все, что ей необходимо. Эмма тут же чувствует волну облегчения, накрывшую ее с головой. — Ты и так человек чести, — тихо говорит она. — Ладно, — ухмыляется он, — где кольцо? — Кольцо? — повторяет Эмма. — Ты серьезно? Киллиан возмущенно вскидывает брови. — Ты хочешь сказать, что ты делаешь мне предложение без кольца? Он чувствует некое торжество: им так легко шутить друг над другом, вспоминая о том, через что они прошли, прежде чем достичь таких отношений. Теперь ему не приходится бояться, что она неправильно поймет его. — Нет, я, конечно, могу понять твое нежелание вставать на одно колено, но кольцо? — он коварно качает головой. — Где твои манеры, Свон? — Я тебя умоляю... — хихикает Эмма. — У тебя даже нет свободного пальца для этого кольца. — Это да, но... — Киллиан немного приближается, засовывая руку в карман, — у меня есть это. В его руке сверкает серебристый ободок. Эмма потрясенно смотрит на кольцо, и в ее глазах играют те же золотые огоньки, что переливаются в зеленом камне. — Что... Я не понимаю... — голос моментально пропадает, а во рту становится сухо, и Киллиан наклоняется к ней. — Похоже, что и тут ты меня опередила, Свон, — отвечает на ее немой вопрос он, мягко улыбаясь своей завораживающей, почти детской улыбкой. — Ты задала мне вопрос, который я собираюсь задать тебе вот уже несколько дней, и не буду скрывать: я очень долго переживал и не знал, как спросить, —не скрывает чувств он. Эмма округляет глаза, когда осознание его слов окончательно накрывает ее. — Прости, что? — Она не знает, куда смотреть: на кольцо или на него. — То есть ты планировал все это... — Да, — улыбается он. — Это был всего лишь вопрос времени, я как раз собирался предложить тебе кольцо и остаток своего существования. Она поднимает руку, чтобы дотронуться до кольца, но потом, будто испугавшись, поправляет волосы. — Киллиан, оно... великолепно, — шепчет Эмма. — Оно принадлежало моей матери, — тихо произносит он, заметив, что Эмма пытается улыбкой скрыть слезы. — И ты хочешь, чтобы я носила его? — мягко спрашивает она. — Да, — он поправляет крюком ее волосы. — Я хочу, чтобы ты носила его, будь оно украшением к белому платью или кожаной куртке, все зависит от того, что ты выберешь, когда я возьму тебя в жены на палубе этого корабля. Под звездами. Его признание касается самых глубоких уголков ее души. — А... Что будет надето на тебе? — поглаживая его крюк, спрашивает она. — Что-нибудь подходящее для торжества, —мечтательно прикрывает глаза он. — Я уже заказал кое-что у местного портного. — Ты все распланировал заранее, не так ли? — она игриво тычет указательным пальцем ему в грудь. — Как ты мог быть настолько самоуверенным? — скрещивает руки на груди она. — Неужели ты думаешь, что ты какой-то особенный божий подарок для всех женщин или что-то в этом роде? Киллиан отрицательно качает головой. — Если быть точным, то я — божий подарок для одной женщины, — спокойно отвечает он. — Но если ты хочешь уточнить, то да, я такой. — Эмма не может сдержать смеха, и Киллиан озорно смеется в ответ. — Как бы то ни было, ты опередила меня с вопросом, поэтому, пожалуй, бесполезно обсуждать мои ожидания? Эмма закатила глаза — Ну хорошо, капитан Божий подарок, это что, твоя попытка сделать мне предложение? — Да, так и есть. — Неожиданно лицо Киллиана теряет всю игривость и становится совершенно серьезным. Своим крюком он захватывает ее запястье, а вторая рука ловко надевает кольцо на палец. — Я твой, — просто произносит он низким, заполненным до краев эмоциями голосом. Он смотрит прямо в глаза, замечая, что она совершенно спокойна, в то время как ее лицо украшает довольная улыбка, а глаза сияют счастьем. — Если ты согласишься принять меня. Ладонь ее левой руки накрывает его руку, а правая надежно захватывает его крюк. — Я согласна, — в ее голосе нет и намека на сомнение.* * *
Понадобилось всего несколько дней, чтобы организовать торжество. Снежка активно участвует во всем процессе, и Киллиану приходится приложить немало усилий, чтобы убедить свою будущую тещу в отсутствии необходимости играть помпезную свадьбу, предварительно, разумеется, удостоверившись, что и Эмма этого не хочет. Снежка не очень довольна таким решением, но она занимается приготовлением и организацией торжества и все же говорит, что все, что им нужно, — семья и любящие люди вокруг. Радости Снежки нет предела, когда Эмма не без помощи Реджины выбирает белое платье, похожее на то, что она надевала в Камелоте. Дэвид со своей стороны одобряет кожаную жилетку и длинный фрак, который выбрал Киллиан, сопровождая его на последнюю перед свадьбой примерку. Дэвиду приходится признать, что его малышка выбрала самого порядочного негодяя, которого он когда-либо видел на своем веку. «Веселый Роджер» украшен и прекрасен как никогда, а на борту собрались самые близкие Эмме и Киллиану люди: родители невесты прибудут с ней, Генри уже вовсю выполняет обязанности шафера, успокаивая разнервничавшегося жениха и периодически проверяя, не прибыла ли невеста, пока Киллиан переводит дыхание в капитанской кабине. — Прибыл доктор Хоппер, — слышит он голос Генри, и его сердце уходит в пятки. Он знает, что бывший сверчок будет вести церемонию, и Киллиан очень хочет успеть поговорить. Почему-то у него совершенно не было времени сделать это заранее, и, хоть бывший пират уже давно и не злодей, тот неприятный эпизод прошлого между ним и доктором никогда не был обговорен, поэтому Киллиан чувствует, что ему просто необходимо поговорить с доктором с ним, прежде чем тот свяжет узами брака Киллиана и его истинную любовь. Когда Арчи заходит на борт корабля, Киллиан подзывает его к себе. — Доктор, можно вас на минуту? Арчи явно удивлен таким приветствием. Он серьезно смотрит на Киллиана через очки, но в его взгляде нет ненависти, поэтому чувство вины начинает разгораться в Киллиане еще сильнее. Ему очень стыдно за то, что произошло между Арчи и ним на этом корабле, — что-то, что кажется частью чьей-то другой жизни. — Доктор, я... Арчи резким движением ладони перебивает Киллиана. — Ты хочешь извиниться, — утверждение, а не вопрос. — Но ты не должен. То, что случилось здесь между нами... — Арчи медлит, а Киллиан пытливо всматривается в его лицо, — случилось давно, тогда ты был совершенно другим человеком, как и многие из нас. Киллиан не согласен и снова смотрит доктору в глаза. — Нет, доктор, — отрицает он. — Я не был под заклятьем, это был я... Я... — Ладно, — снова прерывает Арчи. — Ты был мерзавцем, который погряз в мести и был готов пройти по головам, чтобы добиться своей цели. Так лучше? Киллиан нервно закусывает губу. — И правда... Это ближе к правде. Арчи смотрит на него и почти жестоко произносит: — Это то, чем вы сейчас живете, капитан? — Я... нет. — Вы любите Эмму? Киллиан с яростью сжимает зубы. — Больше своей жизни. Арчи пожимает плечами. — Это то, что на самом деле имеет значение сегодня, а прошлое пусть останется в прошлом. — Он поправляет очки и потирает нос, на котором остался красный след. — Подумайте, капитан, раз мы смогли принять то, что сделала мадам Миллс, — я имею в виду, по-настоящему принять, — то мы можем применить тот же самый метод к вам. В общем-то, мы это уже сделали. Киллиан размышляет над словами Арчи и уже собирается задать следующий вопрос, но доктор опережает его: — Лично я не знаю ни одного из жителей Сторибрука, который бы не уважал вас за то, что вы сделали для этого города на протяжении этих лет. — Киллиан совершенно точно не ожидает такого признания. — Позвольте, капитан, из всех злодеев, которых мне удосужилось повстречать на моем веку, ни один из них так не жалел о содеянном, как вы, поэтому я полагаю, что мы можем начать с чистого листа. — Спасибо вам, доктор, – стыдливо благодарит Киллиан. — Благодарите себя, капитан, — отвечает Арчи. Они как раз пожимают руки, когда довольный Генри подбегает к Киллиану. — Киллиан! Они здесь! — Давайте начнем церемонию, — улыбается Арчи. У Киллиана захватывает дух, когда он видит Эмму в летящем белом платье и венке из цветов. Он вспоминает Камелот: хоть он никому никогда об этом не говорил, но в момент, когда Эмма спускалась с лестницы в тронный зал, он чувствовал себя, словно жених у алтаря, ожидающий свою невесту. Он так и не смог забыть то ощущение. Где-то внутри он всегда надеялся, что однажды этот его секрет станет реальностью. Наконец-то этот день настал. Ее глаза завораживают: она не отрывает от него взгляда, даже не смотрит на его костюм, который, Киллиан точно знает, делает его еще более мужественным, чем обычно. Их взгляды пересекаются, и в то же мгновение мир перестает существовать для них обоих. Картинка возвращается обратно только тогда, когда Дэвид вкладывает левую руку Эммы в руку Киллиана, а правая рука захватывает его крюк. Они почти не слышат слов Арчи на протяжении всей церемонии, они не замечают никого вокруг: Снежка вытирает наворачивающиеся на глаза слезы, видя тот бесстрашный взгляд и обожание, отражающееся в глазах Эммы, когда она рядом со своей истинной любовью. Даже глаза Дэвида подозрительно блестят: он знает, что его малышка не могла выбрать более достойного человека, его лучшего друга, и принц по-настоящему счастлив. Реджина смотрит на пару с грустной улыбкой и глазами, полными слез: она думает о своей потерянной любви, но живет дальше, и несмотря на то, что ее сердце до сих пор сжимается от боли, она не может сдержать слезы счастья, смотря на своих друзей. Да и Генри не забывает о матери: он бережно обнимает ее, прижимая к себе. Гости затаивают дыхание, когда жених и невеста произносят свадебные клятвы. Киллиан говорит первым. Ему необходимо некоторое время, чтобы обрести голос. — Когда ты нашла меня, — наконец-то начинает он, — я сделал вид, что был при смерти, и, честно говоря, так оно и было. — Эмма почти не может сдерживать слезы, она понимает, о чем он говорит, но ей сложно заново переживать то время, когда они были чужими друг для друга. — Но моя любовь к тебе, — продолжает он, — помогла мне понять, что можно вернуться даже из самого темного и страшного места. — Эмма улыбается. Он прав, любовь изменила их. — Любовь к тебе заставила меня захотеть стать лучше в первую очередь для тебя, а потом уже и для меня самого. — Арчи согласно кивает. — Любовь к тебе вернула меня к жизни. Снежка смахивает слезу со щеки, а Дэвид сжимает ее плечо, когда начинает говорить Эмма: — Я Эмма Свон, и я была сиротой, воровкой и залоговым поручителем, — прямо говорит она. — Я — мать, дочь и шериф... я — друг. — Реджина смотрит на Генри с улыбкой, пока Киллиан, как всегда беззвучно, поддерживает Эмму одним лишь взглядом. — Я — спаситель, сестра и лидер, — Эмма глубоко вдыхает и сжимает руку Киллиана. — С тобой... — она смотрит ему прямо в глаза, — с тобой я всегда была просто Эммой. И этого достаточно. — Он легонько поглаживает ее ладонь пальцами. — Мне достаточно, — голос Эммы дрожит, и она не представляет, как ей выразить словами то, что она чувствует, когда находится рядом с Киллианом. — Спасибо тебе, что никогда не отпускал, даже когда я не была готова пойти с тобой, — она мельком смотрит на их сплетенные руки, а потом снова касается взглядом его лица, и ее глаза наполнены такой чистой и глубокой любовью, что она накрывает его с головой. — Но теперь я готова. Снежка перестает сдерживаться, а Эмма и Киллиан будто не замечают никого вокруг. Остаток торжества проходит как в тумане: никакого первого танца, никаких излишеств, только Киллиан и Эмма, их друзья и семья. Они делятся друг с другом ужином и напитками, а потом рассказывают забавные истории. В конце концов Снежка провожает последнего гостя, и молодожены наконец-то остаются одни. Эмма и Киллиан в тот же вечер отправляются в небольшой круиз на «Роджере» — их медовый месяц в открытом море неподалеку от Сторибрука. Через некоторое время они решают бросить якорь и насладиться закатом. Многим позже только лунные блики и отблеск звезд освещают капитанскую кабину, прорываясь через резные окна в стене корабля. Синий свет от лантерны искрится на их коже, освещая обнаженные тела, сплетенные друг с другом в страстном объятии, движущиеся словно в такт неслышимой музыке, шепчущие друг другу сладостные глупости и откровенные признания. Они вместе отдыхают от ранее медленно и страстно достигнутого наслаждения, и Киллиан тихонько поглаживает кожу Эммы, а его голос нежен и наполнен любовью: — Миссис Джонс... — он все еще нависает над ней, расположившись между бедрами. — Что, теперь никаких «Свон»? — заигрывает она, расплываясь в довольной улыбке. — Ты всегда останешься для меня Свон, — его рука скользит по ее щеке. — Что касается твоей фамилии, то выбор за тобой, — продолжает он, понизив голос. — Я просто шучу, — прерывает его Эмма, поднявшись на локтях и нежно целуя в губы. — Эмма Свон осталась в прошлом, эта фамилия никогда мне не принадлежала, я просто позаимствовала ее, чтобы с чего-то начать, — ее руки опускаются ему за спину, и она улыбается. — Это была неплохая фамилия, но теперь у меня есть та, которая действительно принадлежит мне. Киллиан сглатывает и моргает, пытаясь скрыть, насколько глубоко ее слова проникли ему в душу. — Что же, пожалуй, я рад, что меня больше не зовут, как раньше, — выдыхает он. Эмма хихикает. — То есть мы бы были, м-м-м.. капитан и миссис Крюк? — Она смеется, но вдруг ее лицо становится серьезным. — Знаешь что? Я бы все равно гордилась этим именем. Он не знает, что сказать в ответ. Значимость ее слов постепенно накрывает его, и он в очередной раз задается вопросом: как ему так повезло с ней? Его глаза подозрительно блестят, беззвучно отвечая на ее вопрос. А через несколько секунд, собрав все самообладание, он говорит: — Ты — чудо. Она улыбается в ответ и гладит его по щеке. — Нет, я просто Эмма, и я твоя. Он наконец-то опускается, приближаясь к ее губам. — Да, ты моя, — шепчет Киллиан, прежде чем поцеловать и снова сделать ее своей, отдаваясь ей целиком и полностью.