Пепел

Она умерла два дня назад, а я все ещё чувствую её запах. Ни запах её духов, ни её волос, а именно её души, запах её кожи. Едкий. Пробирающийся туда, к самому сердцу. Я слышу её смех, чувствую её дыхание рядом с собой. Она будто ещё жива. Как будто сидит вот здесь, рядом, в своей комнате. Как будто снова красит ногти чёрным и громко ругается, потому что вышло криво. Затем она хватает кусок ваты и макает его в розоватую жидкость. Легкие наполняются едким запахом аммиака. Ровно на секунду она исчезает, и я начинаю чувствовать что-то жгучее внутри. Паника, пустота, огонь. Чувство, которое заставляет прятаться от самого себя, закрываться руками, испытывать страх. И тут она появляется снова. В одном нижнем белье. Просит помочь с выбором наряда. А я просто отворачиваюсь и прячу лицо в ладонях. Так противно! Так ужасно думать, что через пару часов это кружевное, немного даже детское бельё, больше похожее на отдельные полоски, будет разглядывать и даже трогать кто-то другой. Тот, кто гораздо старше ее. А ведь ей всего шестнадцать. МОЕЙ Грейси было только шестнадцать! Её имя эхом раздается в голове ещё раз. Затем ещё и ещё. Мне кажется, будто я схожу с ума. Мне хочется позвать маму. Хочется сесть рядом с ней и плакать. Плевать на мужскую гордость. Пусть эта дрянь выйдет из меня! И из мамы... Она опять передо мной. На её лице улыбка, глаза прикрыты. Она танцует. Лёгкое белое платье танцует вместе с ней. По её шее стекает капля пота. Мне хочется подойти, обнять её, хоть раз сказать, как на самом деле сильно я её люблю. Но тут меня охватывает дрожь: Грейси больше нет. Она неосязаема, даже если и вправду находится где-то рядом. Я больше не смогу заплести ей косу, не смогу нести её на спине, когда она устала... Больше не будет вечных споров и трёхэтажного мата, так легко вылетающего из её тонких губ... Снова приступ паники: я мог остановить её. Я ДОЛЖЕН был остановить её. Не надо было ругаться с ней. Я был зол, когда сказал, что мне надоело прикрывать её перед родителями, когда снова накричал, зная, что она обязательно выпьет на этой долбанной вечеринке. И то слово... Оно было последней каплей. "ШЛЮХА! " - Это последнее, что я успел сказать ей перед смертью. Она не захотела возвращаться домой из-за меня. Она злилась, и хотела разозлить меня ещё больше. Грейси поехала с НИМ. Она выбрала его. Но она ошиблась. В ту ночь он был слишком пьян, чтобы вести машину. Они оба были слишком пьяными. Они разбились. Грейси Риз умерла. А этот ублюдок, - ЭТОТ СУКИН СЫН! - остался в живых. Ни единой царапины на его пьяном теле. Ни единой раны и... сотни капель крови. ЕЕ крови. Ни после аварии, ни позже, на похоронах, мне не разрешили смотреть на её лицо. Мама говорит, оно было изрезано обломками лобового стёкла. Белое, как снег, без единого изъяна, её лицо осталось в моей памяти красным, отекшим, изрезанным... мертвым. Её похоронили в белом платье. На старом кладбище. В дождливый летний день. В тот самый день, когда она должна была поздравить меня с днём рождения... Я почти перестаю видеть - мне мешают скопившиеся слёзы. Мне не хватает сил моргнуть. Страх. Я боюсь, что если хоть на секунду закрою глаза, она исчезнет. Уйдёт отсюда навсегда. Оставив меня одного в этом мире. О, как бы я хотел вернуться на минуту в тот самый день! Я бы упал перед ней на колени, слёзно умоляя остаться дома. Но это невозможно. Ничего нельзя вернуть. Ведь прошлое - оно как пепел. Когда-то чистый лист бумаги. Но, распавшись на миллионы крохотных обугленных кусочков, он уже никогда не станет прежним. Прошлое не станет настоящим, как пепел не станет бумагой, как и моя Грейси не станет живой...