sun

Стоял один из дней самого жаркого за последние несколько лет июля. Жара, духота и воздухом не дышать, обжигать ноздри и открывать в изнеможении рот, как выброшенная на берег рыба. Солнце только касается горизонта, и есть что-то мазохистское в том, что бы сидеть под палящими лучами заходящего диска на крыше, умирая и жарясь на разогретом до нельзя городском воздухе. Но все равно сидеть, жмуриться от солнца, лезущего прямо в глаза и пляшущего золотистыми отблесками на волосах, упорно смотреть книгу, не различая ничего, и слышать гомон птиц на вечерней охоте.

Эй, наверху!

До Кёнсу выронил от неожиданности книгу и попытался пошире распахнуть глаза, игнорируя настойчивое светило. Попытаться попытался, но как итог - продолжает щуриться как слепой крот, и книгу нашел почти на ощупь, а нарушителя спокойствия он узнал по голосу и обстоятельству, что кроме него и Бэкхёна дома никого нет. Собрался окликнуть и позвать сюда, но заслонившее солнце тень показывала, что с сообразительностью у Бёна все в порядке, мы и без приглашения всегда к вашим услугам.

Время вышло. До Кёнсу вздыхает и закрывает книгу, делая маленькую пометку на начатой странице, поднимает глаза и смотрит жалобно и с надеждой. Бэкхен смеется, откидывает назад прилипшие ко лбу волосы. Опускается на колени, неожиданно становясь серьезным, прямо смотрит в глаза, выискивая что-то. И снова улыбается, словно переключаясь на другое настроение. Кёнсу все смотрит с надеждой, все пытается выбить жалостью еще несколько минут, но у нашего героя голова не глупа, все попытки пресекает и рубит на корню, насмешливо улыбается и победно щелкает по носу, усаживаясь рядом спиной к закату. Смотрит исподлобья с веселой искоркой в глазах и принимает в руки книгу с загнутым уголком на шестидесятой странице. Бэкхен открывает страницу почти в самом начале, ерзает и усаживается поудобнее. Упорно читает, бегая глазами по строчкам с удивительной скоростью, Кёнсу даже не ожидал, но что-то отвлекает его и он задирает голову к небу. Бён заслоняет его от солнечного света, и До понимает, что жарко, ведь светит прямо в затылок, а у него особая способность одеваться не по погоде - сейчас в невыносимую жару сидит в черной футболке с рукавами почти до локтей. Кёнсу смотрит на его лицо, мысленно фотографируя этот кадр - отвлеченный от книги Бэкхен на фоне розового неба, подсвеченная солнцем макушка, сбившаяся набок и прилипшая ко лбу челка, и бугристый шар апельсина, скатывающийся за горизонт. Фотографирует и сохраняет где-то глубоко внутри. Бэкхен на что-то показывает, что-то увлеченно говорит и опять смеется - Кёнсу не слышит и не видит, в глазах застыл тот кадр и отпускать его ужасно не хочется. Бён уже забывает причину своего беспокойства и надолго замолкает, погружаясь в чтение. Заинтересованно скользит взглядом по строчкам, не реагируя на реальные раздражители - слишком увлекся, и постепенно приближается к тому загнутому уголку на шестидесятой странице, повторяя недавно встревоженные другим события. Кёнсу молчит довольно долго, откинувшись назад. Ему нравится сидеть вот так - жмурится на заходящее солнце, есть принесенные другом снэки и делить эту историю на двоих, соревнуясь, кто первый дойдет до конца, когда кажется, что их собственная история никогда не закончится. Нравится изнывать вот так от жары, чувствовать запах печатных листов в душном недвижимом воздухе и ждать своей очереди, не уходя никуда. Нравится лениво смотреть, как солнце закатывается все дальше. Кёнсу поднимает глаза и снова превращается в фотографа - сьедает взглядом новый кадр с Бэкхёном в центре, опять, с участием поменявшегося на насыщенного синего оттенка неба с розовой дугой где-то в самом краю, свежего вечернего воздуха и розовых отблесков на волосах. Наслаждается, ест понемногу, не отрывая взгляда от него и не отвисает даже тогда, когда картина в очередной раз меняется, а Бэкхёну до заветного уголка - две страницы, не больше. Сердце не то, что трепещет - бьётся в горле и посылает сигналы во все части тела, отстукивая быстрый ритм. Кёнсу кажется, что его щеки ярче закатного неба, а руки покалывает, будто под напряжением. Но его напряжение - невероятное произведение искусства Бён Бэкхён, читающий слишком медленно для изнемогающего Кёнсу. Глупо и грустно одновременно - не антонимы, а обуревающие Кёнсу чувства. И дрожать, как первоклассница - тоже он, и краснеть при любом приближении Бэкхёна, и заикаться при каждом неловком разговоре. Разговор всегда становился смущающим, когда Бэкхён слегка касался его рукой, плечом, бедром, не придавая значения этим легким прикосновениям. Когда улыбался - сводил с ума, и тут уже Кёнсу зависал конкретно и едва мог связать пару слов. Сейчас бы смелости - и намного проще. Но жизнь к смелости приплюсовала жирное зачеркнутое равно рядом с Кёнсу. И остается молчать, задыхаясь от напряжения и пропитанного смогом душного воздуха, писать глупые записки на загнутых страницах и убивать себя ожиданием. Бекхён поворачивает страницу. Она переворачивается с шелестом, едва цепляясь за загнутый уголок, и кажется, затих весь мир, наполненный этим слишком громким и отчаянным звуком. Переворачивает, смотрит внимательно и вчитывается в едва разбираемые слова, написанные мелким почерком и дрожащей рукой. И никак не реагирует. Кёнсу чувствует себя сродни гитаре. Натянутая до громкого пронзительного звука струна порвалась, и беда гитаристу, но все, что чувствует сейчас - облегчение, расслабление, спокойствие и нерушимая уверенность, подкрепляемая упавшей на нацарапанные карандашом слова слезой. "Мне никогда не хватит смелости сказать в лицо" - в самом начале, неуверенно начерканные буквы. "Я могу только писать вот так" - увереннее, но с толикой разочарования. "Но я лучше напишу, чем буду дальше молчать" - на вдохе. "Первое, что я подумал, увидев тебя - от тебя пахнет цветами. В твоих волосах тогда запуталось солнце, что так щедро поцеловало твои щеки, в глазах плясали огни. Ты был и остаешься олицетворением самого жаркого лета - столь же жаркого, что и ты, пропахшего душистыми луговыми травами, теплым ветром и ласковым морским ветром. Твой голос - сотни приливных волн, песни всех лесных птиц, это самый приятный звук для меня, и в нем столь же силы, сколько и в тебе. Я хочу вечное лето, Бён Бэкхён, поэтому, пожалуйста, останься со мной навсегда" - выдох. "я люблю тебя, хён, самое яркое солнце в этом мире." Не видит ничего из-за застилающих взгляд слез, поднимает взгляд и силится улыбнуться, но выходит лишь жалобно протянуть шепотом, от которого мурашки и разряды тока, слова, которые вызывают цунами и землетрясения, вдохновляют на подвиги, дарят счастье и горе:

Я тоже люблю тебя У счастливого конца подсвеченная закатом макушка, влюбленная улыбка и красные глаза, это Кёнсу знает наверняка.