quite a sinner

Макс приходит к Нейтану в среду; когда все улицы уже покрыты белоснежным снегом, а на страничке с декабрем в календаре обведено красным маркером двадцать пятое число. Медсестры, разукрашенные и ослепляющие, весело щебечут друг с другом, развешивая на стенах и потолке различные украшения; на входе в отделение усиленной терапии висит веточка омелы; Макс выпускает истерический смешок, глядя на эти нелепые украшения, приготовления и глупую предпраздничную радость. Люди, празднующие Рождество в психиатрической больнице, действительно кажутся психами. Она здоровается с каким-то врачом, накидывает на плечи идеально белый халат и медленно бредет к палате; на расшатанную дверь прибиты две металлические цифры — один и три. Как же символично, что самому ужасному королю человеку Блэквелла досталась несчастливая палата. Макс робко стучит три раза и входит, изначально понимая, насколько бредовая была сама идея прийти к человеку, изрядно попортившему ее жизнь. Но под толщей земли уже давно лежит разлагающейся труп ее лучшей подруги и сотни воспоминаний, что так больно врезались в память. И когда Колфилд видит мертвенно-бледное лицо Нейтана Прескотта, его голубые ядовитые глаза, понимает, она пропала. Он сопровождает взглядом каждый ее шаг и действие; пока Макс достает из сумки пакет краснобоких яблок и небольшую еловую ветвь, совсем свежую и ярко пахнущую. — Феминаци, ты настолько одинока, что приперлась в психушку в Рождество? — Нейтан прищуривается и под его глазами отчетливо видны слабо-фиолетовые синяки. — Или это что-то вроде насмешки? Смотри, золотой мальчик, я скоро буду дома, сидеть возле елочки и открывать очередной подарок; а ты гнить, продолжать гнить в своей долбанной тюрьме для ненормальных. Макс пробыла здесь полторы минуты, но ей уже хочется взвыть. — Это подарок, Прескотт. Хоть кто-то должен составить компанию золотому мальчику. Он фыркает, натягивает на похудевшие плечи свой гребаный красный бомбер и тянется за яблоком; на бледных руках, кроме четко очерченных вен, виднеется засохшая кровь на сбитых костяшках. Макс хочется, до одури хочется, провести пальцами по торчащим голубым венам, по остро выпирающим костям и худым мраморным запястьям; но Колфилд с силой сжимает руки в кулаки, оставляя на ладонях отпечатки-полумесяцы. — Почему твой отец не потрудился забрать тебя? Он смеется; хрипит своими прокуренными легкими, срываясь на истеричные ноты. — Потому что ему плевать, Колфилд. Я психический больной убийца, забыла? У Макс диплом об окончании Блэквелла, все тот же старый полароид и крохотная съемная квартирка на окраине Аркадии Бэй. У Нейтана потрепанное издание Американского психопата, несколько упаковок транквилизаторов, четыре обшарпанные стены и грязно-серый потолок. — Ты явно устроилась лучше, долбанная феминаци. Макс, наверное, хочется согласиться. Только во снах она до сих пор видит полет хрупкого тельца Кейт, гадкую ухмылку Джефферсона и улыбающуюся Хлою, с насквозь простреленным затылком. — Да, несомненно, лучше. Прескотт медленно встает с кровати, берет в руки еловую ветвь и обреченно хмыкает, когда хочется заорать; кричать так, чтобы голосовые связки рвались как веревки, опутавшие ноги; так, чтобы лопались оконные стекла и зеркала; так, чтобы хоть кто-то посмотрел на тебя не с ненавистью и жалостью, а надеждой. — Зачем ты пришла, Макс? У Макс Колфилд не глаза, а гребаные вселенные; там красиво и умиротворенно; там сыплются мертвые снежинки, опускаясь на еще живую землю. У Макс Колфилд глаза, как у испуганной лани, которую догнал разъяренный хищник. У Макс Колфилд не глаза, а отражение ее чертовой души; такой чистой и необъятной, словно грязные щупальца порока ни разу не оплетали ее. — Я не знаю, Нейтан. На улице радостные детишки играют в снежки, а у Колфилд ужасно трясутся руки, когда Прескотт смотрит ей в глаза. На улице влюбленный парочки целуются под снегопадом, а Прескотт глядя в глаза Колфилд, наконец, сжимая ее трясущиеся руки, спрашивает: — В твоем безгрешном мире найдется место для никогда не кающегося грешника? На улице цветет самая настоящая жизнь, пока Макс Колфилд встречаясь глазами с Нейтаном, отвечает: — Всегда.