It was summer when I saw your face Looked like a teenage runaway And god I never thought weʼd take it that far Some killer queen you are We took the bones out from the road Those endless nights that we traveled, we stole You let your clothes fall to the floor And lit a fire while I waited for more
Она наносит на губы помаду и скрытно оглядывает окрестности через зеркальце, ожидая возвращения продавца из подсобки. После нанесения ещё одного слоя красной помады, она кладёт тюбик в сумочку и поправляет пальцами кудри. Никто и не подозревает, что эта красивая девушка, которую, похоже, заботит только своя внешность, находится в оружейном магазине. Мгновение спустя из подсобки возвращается продавец. — Куколка, ты уверена, что тебе нужно это оружие? — говорит он ей. Девушка пытается скрыть своё недовольство, ведь она ненавидит, когда кто-либо, кроме Него, называет её «куколкой», «девкой» или «дамочкой», потому что, когда незнакомец говорит с ней подобным образом, в этом есть нечто унизительное, но опять же, с Ним она ничего такого не чувствует. — Уверена, — говорит она. — Мой парень учит меня стрелять. Мы вынуждены защищать себя, понимаешь? Времена отчаянные, и, знаешь ли, люди ниспадают, когда они в отчаянии. Сколько я тебе должна? — копаясь в кошельке, чтобы достать ассигнации, не засветив при этом свеженькую пачку денег, спрашивает она. Ей действительно нужно сегодня расплатиться, ведь у неё кончились патроны, а они достали кучу денег на последней остановке, перед тем как отправиться в Техас. Пока продавец рассчитывал сдачу, она оглядела магазин, и в её жилах застыла кровь. Только что вошедший парень с усмешкой посмотрел на неё, стоящую в уголке магазина. Большинство отмахнулись бы с мыслью «ну, смотрит и смотрит, что с того?», но она знала лучше. Его одежда, его поза — он — коп. — Оставь сдачу себе, — говорит она, и продавец улыбается, думая, что она проявляет вежливость. В самом же деле это было просто самосохранением. Она хватает покупки и даёт дёру, когда вдруг её прерывает голос. — Мисс. Она замирает при голосе полицейского и думает долю секунды над тем, что ей делать. Дилетант бы сбежал или наставил на него пистолет. Вместо этого, она просто разворачивается на каблуках и встречается с ним взглядом, будто говоря «Мне нечего скрывать». В этом вся разгадка — в уверенности. В любом случае, у неё в чулках припрятан пистолет, так что она знает, что, если ей потребуется, она уберёт его одним выстрелом. У неё всегда был с собой пистолет. Так, на всякий случай. Однако, полицейский просто поклонился и протянул ей ладонь, в которой лежала пятидолларовая купюра. — Милая, вы обронили вашего Линкольна. Она улыбнулась и забрала банкноту, после чего положила её обратно в кошелёк. — Спасибо. — Он снял перед ней шляпу, и она поспешила на выход, перед тем, как он сумел распознать в ней разыскиваемую преступницу. За рулём Каддилака 1931 года сидел молодой привлекательный мужчина и, не спеша, докуривал сигарету. Его лицо наполовину скрывала мягкая фетровая шляпа. — Почему так долго? — спрашивает Тоби, когда она проскальзывает на сидение. — Езжай, — говорит она, перезарядив его любимый пистолет. — Внутри был легавый, и он хорошенько меня рассмотрел. Спустя мгновение после того, как они выехали с парковки, он стал громко ругаться. — Черт возьми, Спенс. Он тебя узнал? — Я так не думаю, — отвечает она, роясь в бардачке в поисках пачки сигарет «Camel». — Я выбежала до того, как он смог бы меня узнать. К тому времени, когда кретин поймёт, что девушка, которой он вернул пятидолларовую купюру, — Спенсер Хастингс, мы будем уже далеко. Он усмехается и убирает руку с руля, чтобы поджечь ей сигарету. — Это моя девочка! Она смеется и выглядывает в окно, выдувая кольцо дыма. Кто бы мог подумать, что когда-то она была обычной светской пустышкой, и надевала платья, которые подбирала ей мамочка, и собиралась выходить замуж за мужчину, которого подобрал ей папочка. Когда её пути впервые пересеклись с путями Тоби на танцевальном вечере друзей, первым инстинктом было сбежать от него как можно дальше, ведь она воспитывалась хорошей девушкой, а такие не связываются с парнями, только что вышедшими из тюрьмы. Но встреча с ним всё прояснила. Она никогда не была хорошей девушкой. В её венах было столько же льда, сколько и в его венах. И, знаете, быть плохой так весело. После многих лет, проведённых совместно на дороге, копы начали их преследовать, но серьёзно недооценили. Они думали, что она была глупой гангстершей, не умевшей даже обращаться с оружием. В реальности же она была «мозгом» криминальной группировки. Может, ей стоит устроить перестрелку этих «умников» с этими копами? А что? Будет честный бой. Тоби вновь убирает руку с руля и кладет ей на бедро. Ткань под его пальцами сминается. — Я не хочу оставаться тут надолго, — говорит она, вытаскивая сигарету изо рта. — Нас чуть не арестовали в Далласе. Нам нужно продолжать двигаться. — Я знаю, — отвечает он, выбрасывая на ветер торговую марку с голубых солнцезащитных очков, и смотрит на неё. — Ты же знаешь, ты — мой приоритет. Я не позволю, чтобы тебя поймали. На тёмно-красных губах играет улыбка, когда девушка вытаскивает из них сигарету. — Ты и я, вместе. Будем только мы — враги народа. — Она слышит, как он тихо смеется, когда она использует термин, которым их характеризуют радиостанции. Тоби Кавано и Спенсер Хастингс — преступники, разбойники, враги народа. Их криминальный бум следует пресечь. Может, они и были врагами народа, а, может, нет, но она знает, что с Ним её жизнь гораздо лучше.***
Дорога занимает немного больше времени, чем ожидалось. Они с каждый дюймом приближаются всё ближе и ближе к границе. Он ведёт, в то время как она пополняет мини-арсенал и своё ружье на заднем сидении. Спенсер всегда, даже во сне, держит при себе духовое ружье, стреляющее бобами. Оно не при ней только тогда, когда они «дурачатся» или, когда оно неподалеку от прикроватной тумбочки. Вот, что происходит, когда убегаешь от закона — тебе приходится спать с открытыми глазами. Они подъезжают к дому в половине десятого. Это полупустой пригород, но дом на углу живой. Практически в каждой комнате горит свет, а смех, раздающийся оттуда настолько громок, что вы можете услышать его с проезжей части. Они оставили большинство вещей в машине, которые Тоби позже перенес в гараж, сделанный для них в гангстерском стиле — вперед-наружу, чтобы они могли выйти незамеченными. Выйдя из машины, Спенсер накидывает на плечи меха, в то время как Тоби наклоняется над задним сидением автомобиля. Спустя минуту он выпрямляется; ткань прикрывает ком под его рукой. — На всякий случай, — говорит он, поднимаясь на крыльцо. Автоматическая винтовка Браунинга была его любимым оружием. Даже, находясь в тюрьме, он не любил, когда она была от него вдалеке. Тоби всего лишь оставалось секретно постучать, прежде чем дверь отворилась. На пороге стояла Эмили, облечённая в хлопковое вечернее платье кирпичного цвета от Chanel. — Я боялась, что вы не приедете. Проходите. Все уже здесь. Она помогает им снять пальто и берёт шляпу Тоби — А.Р.Б. остаётся в надёжном месте, где оно будет близко к руке — прежде чем отвести их в подвал, источник всех шумов. Карточный стол стоял на своём обычном месте. Эмили была права — вся криминальная группировка уже была здесь. Калеб играет в покер, Ханна сидит у него на коленях. Она что-то сделала со своей прической, чтобы походить на Джоан Кроуфорд. Эзра докуривает сигарету, в то время как Мона практически висит на нём — заигрывает — а Ария, сидящая за столом, попивает стакан со спиртным и хищно на неё смотрит. Майк — самый младший член группировки, парень-игрушка Моны и новый протеже Тоби — смущённо смотрит на карты, но, когда он видит, как они спускаются по лестнице, улыбается и встает. — Босс вернулся! — говорит он. — Прошло уже столько времени. Мы начали волноваться. Двое мужчин поприветствовали друг друга, прежде чем возвратиться к оставшимся людям за столиком, к остаткам криминальной банды. — Легавые нам не соперники, — гордо говорит Тоби Майку. — Включи нас в игру, Калеб. — Вас двоих? — спрашивает Эзра, приподняв бровь, когда двое садятся за пустые стулья. Калеб раздает им две колоды карт. — Боишься, что я вновь выиграю, З? — спрашивает Спенсер, разложив перед собой веером колоду карт — к слову, колода была чертовски хороша. — Я знаю, каким отвратительным типчиком ты бываешь, когда проигрываешь. Особенно, когда проигрываешь женщине. Он усмехается, приняв её вызов. — Надеюсь, ты будешь на высоте, котёночек, потому что я буду безжалостен. Тоби качает головой. — Ты труп. Ты знаешь, какой конкурентоспособной может стать Спенсер. — Так, — вставляет Калеб, вытряхнув в центр чипсы. — Что вы двое делали с тех пор, как мы с вами в последний раз виделись? — Бегали, что ж ещё, — говорит Ария, чем всех смешит. — У Спенсер и Тоби больше копов на хвосту, чем у нас всех вместе взятых. Радуйтесь, что они не вернулись к нам в наручниках. А теперь, кто хочет бухло? — Даже после того, как сухой закон отменили, группировка закупалась огромным количеством алкоголя, чтобы в одиночку поддерживать весь бизнес на плоту. — Ох, немного, совсем немного. Сама знаешь, как всё это бывает, — отвечает Тоби, мысленно матерясь, поскольку у него в руках была плохая колода карт. — Ограбили пару банков, но в большинстве своём мелкие магазинчики. Прибрали к рукам по-настоящему классный Кадиллак, который стоит сейчас на улице. С его приобретением у нас, конечно, были проблемы. — Не может быть! — восклицает Мона, но она знает, что это правда. За все эти годы у них на руках было много крови. Тот парень просто оказался в ненужное время в ненужном месте. Ему просто не посчастливилось иметь понравившийся им автомобиль. Эзра делает затяжку, а затем выдыхает в их сторону дым. — Тот плоскостопный, в Далласе. Ваших рук дело? — Тоби кивает в ответ. Детектив приказал им остановить автомобиль, а они не могли позволить пронырливому парню что-либо рассказать о них своим приятелям. Он сразу же узнал их, когда увидел. — Ты заставляешь меня нервничать, — сказала Эмили, заламывая руки. — Количество убитых тобой слишком велико. Может, пришло время признаться в содеянном, Тоби? — Ему не нужно сознаваться в содеянном, — срывается Спенсер. Бокал виски наполовину поднят к её губам. — Это я отравила свинцом того плоскостопного. За столом повисает тишина. Остатки группировки были просто в шоке. Обычно Тоби был тем, кто марал руки. Она была «мозгом», а он был «мускулами». И теперь она за покерным столом признается, что застрелила полицейского. Не то, чтобы она раньше не умела обращаться с оружием — нет, она была чертовски хороша в стрельбе. Но убийство полицейского — иное. От него у тебя даже возникают другие чувства — всплеск эмоций более переполняет тебя. Потом, её же раньше чуть не отравили, из-за чего никто не мог поверить, что это действительно произошло. — Что ты будешь делать, когда тебя поймают? — наконец, спрашивает Ханна. Что-то в этом высказывании её расстраивает — «когда» тебя поймают, а не «если» тебя поймают. Спенсер кладет карты на стол перед собой. — Я выхожу. Спокойной ночи, — бормочет она, после чего встаёт и идёт наверх.***
Она направляется и в комнату, в которой они обычно спали у Эм. Именно в этой комнате, пару лет назад после первого преступления, они с Тоби провели совместную ночь. Тогда она по-прежнему боялась всего этого, была склонна к нервным припадкам, и мысль о постоянном ношении пистолета приводила её в ужас. Однако, всё как рукой сняло после первого акта любви, который заверил её, что она на правильном пути. Она любила его. Если преступный мир — его мир, значит и её мир тоже. Жить без него было невыносимо — это похоже на хождение без сердца в груди. — Эй, — говорит он, застав её врасплох. Он перешагивает через дверной порог и кладёт полупустую бутылку виски на пол, прежде чем садится к ней на краешек кровати. — Что случилось, куколка? Знаешь, Эм просто очень сильно волнуется, не стоит переживать. Он проводит большим пальцем по её щеке, и она поднимает взор. Её глаза набухли от слёз, но она отказывалась плакать. — Я не могу сесть в тюрьму, Тоби. Я не могу, я не хочу! Он делает глоток напитка и надолго замолкает. — Я не позволю этому случиться с тобой, Спенс. Ты не будешь проходить через то, что проходил я. — Она знает, что он до сих пор помнит о пребывании в тюрьме. Она могла сказать это по его глазам. Некоторым людям казалось, что-то, что они делали, было просто игрой — что они были просто хладнокровными преступниками, желающими поразвлечься. Но она знала лучше. Пребывание в тюрьме, — вот, что испортило парня. Ты ничего не знаешь о боли, если ты не был мальчиком-подростком, брошенным в тюрьму за то, что прибег к мелкому воровству, чтобы прокормить себя после того, как отец-бездельник улизнул к своей матери. Это не было игрой, это было заявлением. Заявлением против системы, которая слишком жестоко обошлась с ним. — Ты ведь понимаешь, что мы не сможем вечно бежать от закона, — лепечет она. — Для нас всё может закончится двумя путями. Если мы не пойдём в тюрьму, то … — Расстанемся, — заканчивает он за неё. — Я знаю. Но у нас есть ещё много времени. — Сколько времени? — спрашивает она. — Год? Два года? Меньше? Он пожимает плечами. — Честно говоря, не знаю. Может, год, может, два, а, может, и завтра. Чёрт, я не знаю. Но я знаю, что не боюсь умирать. Не боюсь умирать рядом с тобой. Она улыбается. — Разрывом слиты порох и огонь. — Эту фразу ты вычитала в одной из книжек, куколка? — спрашивает он с приподнятым настроением. Она невольно усмехается. — Я читала её давным-давно — Шекспир. Я знаю, мы рискнём, но, когда мы сделаем это … Я хочу уйти по-крупному, — как бы это отвратительно ни звучало, она представляла себя — окровавленную, сломленную, но по-прежнему красивую с телом, продырявленным пулями. Она представила строчки из поэзии, выгравированные на её могиле, расположенной рядом с ним. По крайней мере, если она отправится в Ад, она знает, что у неё там будет компания. Это ужасно, извращённо, но ведь они и есть ужасные и извращенные. — Может, когда-нибудь они напишут пьесы о нас. Люди любят нечто тёмное и трагическое. — Ох, малышка, — шепчет он с ухмылкой на лице. — Конечно же напишут. Ты не можешь выдумать всё это — мы такие же тёмные и трагические, как и о нас думают.Now Iʼm running and I canʼt stop anywhere I go I think about it everyday and night I canʼt let go Man, Iʼm never the same We were shotgun lovers, I was shotgun running away So come a little closer There is something I could tell ya We were such a rollercoaster And a killer queen you are