мое будущее.

Моя мать говорит, что старые привычки неплохи. Помыть руки с мылом, почистить зубы, умыть лицо, помыть свою голову, обмазать свои пальцы духами, которые напоминают 40градусовый спирт. Все это так привычно и обыденно для меня, что я просто не знаю, есть ли смысл продолжать это или причина закончить. Я потерялась в своей жизни настолько, что не могу контролировать вообще ничего: слова, мысли, улыбки, взгляды, поступки. Ничего в этом мире. Я курю только в дождь. Если дождя нет – курить неинтересно. Тащиться в лес мне слишком лениво, да и там уже наверняка расположились люди, которых я не желаю видеть. Капли дождя ударяют по рукам. Я снова не докурила эту очередную сигарету. Она потушилась под градом и водой. Я сломала ее пополам, как когда-то сломали меня. В последнее время я совершенно не общаюсь с людьми, не гуляю, не встречаю рассвет, я даже подумываю о том, чтобы забыть о технике и удариться в рисование. Представьте, только я и мольберт, краски и кисточки, голая стена и пустая квартира, сигарета и зажигалка, вино и темное небо, серое платье и черные туфли, красные губы и белое лицо. Представьте все это. Очаровательное зрелище, не правда ли? А потом я бы нашла «спутника» моей жизни и закончила бы ее. Вот так. Скорее всего, так и будет. Вскоре я совсем перестану контактировать с этим миром. Буду продавать картины за гроши и на них пытаться вести нормальную жизнь. Быть нормальным. Конечно, я попытаюсь когда-нибудь примкнуть к стае людей, что будут глупы и беззаботны, и так смешны мне, что захочется повеситься прямо рядом с ними в одной комнате. Дождь закончился. Знаете тот восхитительный запах после дождя? Он мой самый любимый. После него у меня болят кости, и кажется, что все хорошо. Хотя, на самом деле, кости у меня не болят, зато все отвратительно. Иногда мне кажется, что я хочу убежать. Убежать туда, где не будет ни души, но где будет тот, в волосы которого захочется запустить пальцы, пальцы, об которые тушили сигареты, пальцы, которые были ободраны, и костяшки которых не заживают уже целую вечность, ведь у кого-то случается каждую ночь приступ. С тусклым чувством я ожидаю трех часов утра, когда мое давление падает и хочется воткнуть себе в сердце нож. Мне ничего не остается, кроме как бить костяшками пальцев об стол и стены. Когда-нибудь я закончу борьбу и не вернусь к ней. Я просто умру, и подарком к этому празднику я дорисую свою единственную картину, такую же горькую и серую, это будет нераскрытой метафорой, которая толкнет меня в петлю и случайно уберет стул из-под моих ног.