* * *
Кастиэль помнит, что был ничем не примечательный день, закончившийся таким же ничем не примечательным вечером. Как сидел в своей комнате, обложившись книгами и учебниками, будто выбирал, чем заняться — то ли учить уроки, то ли открыть очередную историю и погрузиться в придуманный мир. Ему не хотелось ничего из этих вариантов — за окном медленно темнело, в каком-то из соседних дворов смеялись его друзья, и Кастиэль многое бы отдал, чтобы быть там, с ними. Там был Бальтазар, с которым у них было что-то больше дружбы, что-то с долгими прикосновениями и пристальными взглядами. Кастиэлю очень хотелось снова пережить приятно тревожный момент случайно украденного поцелуя, который случился накануне, когда они прощались после прогулки. Он так и не знает, к чему могли привести их странные и опасные отношения. Бальтазар был взбалмошным, но преданным, любил жесткие розыгрыши, но умел сочувствовать, и как это уживалось в одном человеке — непонятно. Возможно, если бы они остались вместе, у них все было бы хорошо, и тогда они не собирались расставаться. Кастиэль помнит, как не выдержал и сбежал из дома через окно, наплевав на обязательное недовольство мамы, когда та заметит. Помнит, как помчался на всех парах к дому Джекки Уотсон, у которой уехали родители, и весь дом был в распоряжении возбужденных подростков, расположившихся и у бассейна, и внутри. Кастиэль бежал и думал, что в доме Джекки есть спальни на втором этаже, и, может быть, именно сегодня они с Бальтазаром... Сделают это. Что-нибудь. А может, и не сделают, но они точно уединятся, чтобы побыть вдвоем и никого не бояться. Они были уже слишком взрослые для того, чтобы просто держаться за руки. Он остановился перед самой калиткой и, даже не отдышавшись, вошел во двор, пересек лужайку с красивыми цветами, которые одуряюще пахли — лилии это были, лилии — и уже спокойно переступил порог дома, чувствуя, как в горле неудержимо сильно колотится сердце. Огляделся, тут и там подмечая приятелей: на диване, на полу, с гитарой и сигаретами, со стаканами в руках. Алкоголем не пахло — все распивали колу, или же просто хорошо маскировались, разбавив газировку виски из бара отца Джекки. Бальтазар был там, с ними — заняв всё кресло, он скучающе смотрел на ребят и то и дело переводил взгляд на окно, в котором был виден дом Кастиэля. Кастиэль откашлялся и вошел в гостиную, и Бальтазар бросил на него все тот же равнодушно-скучающий взгляд и в один момент расцвел и засиял, совсем как цветок, распускающий лепестки при виде солнца. Кастиэль смутился и улыбнулся ему, а Бальтазар поднялся на ноги и подошел к нему, остановившись в паре дюймов, так близко, что на щеке чувствовалось его теплое дыхание. Бальтазар был выше. — Привет, — сказал Кастиэль и опустил глаза, стесняясь находиться здесь, перед всеми, чтобы эти все видели, что между ними происходит. — Привет, — отозвался Бальтазар и улыбнулся. Кастиэль тоже улыбнулся. — Мне от матери влетит, — сказал он. — Да всем влетит, — тряхнул головой Бальтазар и рассмеялся. Легко-легко, как будто с плеч его упал камень, и Кастиэль понимал его чувства. Он выглянул из-за плеча Бальтазара и посмотрел на друзей: Ханна не сводила влюбленных глаз с Альфреда, который лениво перебирал струны, наигрывая что-то отдаленно знакомое. Эмили качала головой в такт тихо игравшей музыке, которая лилась из музыкального центра, а Джекки сидела на полу и опиралась спиной на диван, прикрыв глаза и будто бы засыпая. Рядом с ней сидел Майкл и осторожно держал ее за руку, и Кастиэль подумал, что им с Бальтазаром тоже можно. — Я хочу тебе кое-что показать, — сказал он и потянул его к лестнице. Никто из ребят не обратил на них внимания, а на улице точно в эту секунду раздался громкий смех и всплеск. Не верилось, что в стаканах не было алкоголя, но от Бальтазара спиртным не пахло. Он шел за Кастиэлем наверх, не выпуская руки. Толкнув вторую дверь слева, Кастиэль оказался в спальне Джекки — яркой, бело-желтой. Днем тут было светло-светло и очень легко, сейчас же, в полумраке опускающегося вечера, все цвета померкли и потускнели, и было неуютно. Широкая кровать стояла в углу, стол с аккуратными стопками учебников и тетрадок расположился у окна. Закрытый ноутбук лежал на тумбочке около кровати, сдвинув ночной светильник. Кастиэль включил его, и сразу стало комфортнее. Бальтазар закрыл дверь. — И на замок, — сказал Кастиэль дрожащим голосом. Бальтазар замер, но, послушно заперев их в спальне, медленно повернулся к нему и сделал несколько шагов, приблизившись до упора. Кастиэль чувствовал, как бьется его сердце — часто-часто, и сам был таким же взволнованным, но совершенно уверенным в том, на что решился. Бальтазар глядел на него внимательно и возбужденно, и это пугало. Но очень хотелось. Кастиэль помнит, как упал на кровать, как Бальтазар взобрался на него сверху, оседлав бедро, как потерся пахом, как наклонился и поцеловал — по-настоящему, с языком. Помнит, как сам руками задрал его футболку и ощутил гладкую кожу, как обнял и почувствовал проступающие ребра и вершинки позвонков. Помнит, как застонал, и все началось. Они спустились примерно через час. Никто и не заметил их отсутствия, а в доме стало заметно тише: на заднем дворе больше никого не было, все разбрелись по домам. Их друзья все еще сидели в гостиной, все, кроме Эмили: Джекки дремала в руках Майкла, Ханна и Альфред целовались, и брошенная гитара вольготно расположилась в том самом кресле, которое прежде занимал Бальтазар. Кастиэль помнит, как ему стало и хорошо, и стыдно от того, что Эмили ушла. Хорошо — что она не будет смотреть на их пары с завистью. Стыдно — что они вшестером нечаянно сделали ей больно. Бальтазар проводил его до дома, до самой двери. На прощание сжал пальцы в ладони, потянул Кастиэля на себя и поцеловал, просто прижавшись губами к губам. Целоваться было почти больно. Они договорились встретиться завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, и вообще не расставаться, и только тогда Кастиэль ушел в дом, с огромным нежеланием разорвав руки. Кастиэль помнит это все, до последней секунды вечера. И конечно же он не мог забыть, как вошел в свою комнату, испещренный засосами, как тот далматинец, и Дин, несуществующий незнакомец из прошлого, сидел на его кровати и рассматривал тетрадь по английскому. — О, — воскликнул он, — Кастиэль! Я как раз тебя жду. — Здравствуйте, — оторопело сказал Кастиэль и шокированно осел на пол, съехав по стене. — Тебе нехорошо? — Дин, завернутый в простыню, как в тогу, подскочил к нему и почти прикоснулся, но Кастиэль отстранился, да так резко, что ударился затылком о косяк. Зашипев от боли, он постарался отползти как можно дальше от безумца-из-никогда, и, добравшись до угла, обнял себя за колени, чувствуя, как стремительно покидают его восторг и счастье. — Прости, что я без предупреждения, но иначе не получается, сам понимаешь... «Дин-путешественник-во-времени», «Дин-Винчестер-только-голышом» и прочие глупости так и лезли в голову Кастиэля, воскрешая давно забытый день в саду, когда он читал «Тома Сойера» и столкнулся с человеком, которого там не могло быть. — Эй, Кас? — осторожно дотронулся до него Дин, и Кастиэль еще сильнее вжался в стену. — Понял. Тебя не трогать. Хорошо. Прости, я не хотел тебя пугать... Я не думал, что ты... Будешь в таком ужасе, — нашелся он и неловко усмехнулся, скривив губы. — Я даже отойду от тебя. Видишь? Я не имею никаких плохих мыслей на твой счет, я просто... Заскочил перекинуться парой слов?.. — Дин пожал плечами и отвернулся, покрепче перехватив простыню. — Зачем вы меня преследуете? — вырвалось у Кастиэля. — О. О! Нет, ты не правильно понял, — рассмеялся Дин. — Я тебя не преследую. Просто... Ну, я многое о тебе знаю, ты мне сам рассказывал, а поскольку я привязан к тебе, то я и прыгаю по времени в места, в которых находишься ты. Вчера, например, меня закинуло в парк, где ты гулял с матерью. Ты еще был в таких темно-зеленых штанишках и держал в руке вертушку... — Прекратите! — выкрикнул Кастиэль. — Вы сумасшедший. Я не знаю, кто вы, но вы говорите безумные вещи. Убирайтесь из моей комнаты. — Кас... — Немедленно. — Не переживай, меня скоро унесет в другое место, — коротко улыбнулся Дин. — Понятия не имею, куда. Это всегда непредсказуемо. Я просто оказываюсь черт знает где абсолютно голый. Пару раз было очень неловко. — Вы... Вы несете чушь. — О, Бога ради, перестать мне «выкать». У нас с тобой не такие отношения, — отмахнулся Дин и вернулся на кровать. Та скрипнула. Дин попрыгал на ней и подмигнул: — Здесь ты с Бальтазаром еще не баловался, верно? — Что... — Ну, ты мне рассказывал, что вы с Бальтазаром — вот же имечко — в этот день впервые зашли дальше, чем подержаться за руки, и ты пришел домой... Очень воодушевленный. — Откуда вы... — Кастиэль почувствовал, что от удивления у него пропал голос. — Все оттуда, Кас. Из будущего. Из прошлого. Отовсюду. — Но такого не бывает, — с отчаянием воскликнул Кастиэль и зажмурился, даже мысли не допуская, что такое возможно. — Тем не менее вот он я, — Дин развел руками и, упав на кровать, поерзал: — Удобно, знаешь ли. И что ты мне жаловался... А, вон и он. Тот пресловутый комок в матрасе. Знал бы ты, сколько мне рассказывал про синяки на спине из-за этого комка. — Я никому не говорил о них, — тихо сказал Кастиэль. — А мне рассказал. Передать тебе привет? От тебя. Хотя, судя по тому, в каком ты сейчас ужасе, ты-в-будущем ввалишь мне так сильно, что... М-да. Кастиэль опасливо наблюдал за этим сумасшедшим, даже не шевелясь. Дин лежал на кровати, не спеша подниматься, и Кастиэль думал, где же мама? Почему она не вызвала полицию, когда в дом ворвался неизвестный? Жива ли она? Может быть, этот Дин в простыне потому, что убил ее, испачкался в крови и выкинул одежду, чтобы не поймали? Завтра нужно будет идти в школу — конец учебного года, скоро проверочные экзамены. К ним нужно готовиться. Может, Кастиэля ждет участь матери? Может, та лежит в спальне и... Хлопнула входная дверь. — Кастиэль? — раздалось из прихожей. — Кастиэль, ты дома? Кастиэль, если ты не дома, то тебя ждут неприятности. Мама. Живая. — Ты, наверное, думал, что я ее убил? — хмыкнул Дин. — Ничего, я бы тоже так думал. Но — нет, она ходила тебя искать. — Уйдите, пожалуйста, — попросил Кастиэль, не решаясь звать маму к себе в комнату. Кто знает, на что способен этот Дин?.. — Да, мам, я дома! — крикнул он, боясь, что сейчас та сама к нему зайдет и увидит то, что лучше бы ей не видеть. — Мам, я сейчас выйду! — Я с тобой позже поговорю, и очень серьезно, — решительно отозвалась она и стала подниматься по лестнице. Кастиэль замер: неужели она что-то знает? Но через секунду скрипнула дверь в ее спальню, и он выдохнул. — Что ж, — вдруг сказал Дин. — нам пора прощаться. — В смысле? — снова замер Кастиэль, уставившись на Дина. — В смысле, — на выдохе отозвался тот слабеющим голосом, — что мне пора. Зато сейчас ты точно увидишь, что я не сумасшедший. Кастиэль вытянул шею, чтобы увидеть и понять, что там происходит, в центре комнаты. Дин поднялся с кровати, придерживая простыню, и тепло посмотрел на Кастиэля, мягко улыбаясь. — Не бойся меня, я не страшный. Я активный, — со смешком сказал он. — И понимаю, что... — он выдохнул и прикрыл глаза, — что это неидеальный способ впервые встретиться. Я бы на твоем месте тоже думал, что я сумасшедший, — он зажмурился и весь будто замерцал, как мерцает стекло, когда на него падает свет. — Не волнуйся, — через силу улыбнулся Дин, — мы с тобой скоро встретимся. По-нормальному. Только я буду моложе лет на десять. — Что ты... — Всё, — выдохнул Дин и растворился в воздухе. Простыня упала на пол. Кастиэль помнит, что именно тогда ему поверил.* * *
Отношения с Бальтазаром долго не продлились — как раз хватило на лето, а потом тот уехал в другой город, куда перевели его отца-военного. По рассказам Кастиэль узнал, что Бальтазар успел пожить в пяти городах и сменить столько же школ. Поначалу они переписывались, но постепенно письма прекратились, и именно Кастиэль не отправил ответ. Бальтазар, в принципе, был не против и не посылал никаких требовательных и-мэйлов, и Кастиэль решил, что переживать не из-за чего. Он помнит, что целый год после жаркого лета — во всех смыслах жаркого — готовился к вступительным экзаменам в выбранный с матерью университет, что зачастую не спал сутками, переживая, что же ждет его, когда придется уехать. Почти как Бальтазару, только во взрослую жизнь и добровольно. Помнит, как тщательно отбирал предметы и подтягивал себя самостоятельно по темам, которые знал недостаточно хорошо, и помнит то ликование, когда он все-таки поступил на стипендию. Мама плакала, а дядя Метатрон, растянув губы в довольной улыбке, скупо его хвалил. Но это было уже неважно. Кастиэль помнит, как впервые оказался в кампусе и увидел соседа по комнате — чудного парнишку Чада, который, не успели они заселиться, умудрился завалить свой стол компьютерной техникой в целом и разобранном виде. Как с боем отвоевывал нижнюю кровать, потому что всегда боялся высоты, как Чад поддался при условии, что Кастиэль позволит ему проапргейдить свой старый ноутбук. От такого глупо было отказываться, и он согласился. Они пожали руки, и Чад по уши закопался в свои железки, а Кастиэль принялся раскладывать вещи в шкафу. Учеба не была чем-то сложным, Кастиэль успевал и заниматься, и заводить новые знакомства. Пару раз встречался с парнями, однажды даже с девушкой, и ему понравилось. Мэг, так ее звали. Она была особенной — таких он больше никогда не видел. Острой на язык, очень пошлой, но такой верной и преданной, что Кастиэлю каждый раз становилось стыдно, когда он умудрялся ее в чем-то подозревать. Хотя вполне логично, что он в ней сомневался, если учесть компанию, в которой та постоянно обитала и то и дело пыталась затащить туда Кастиэля. Они стали хорошими друзьями. Кастиэль помнит, как она ушла из его жизни — Мэг избил ее бывший парень, и она скончалась в больнице, так и не приходя в сознание. Кастиэль просидел в коридоре всю ночь, пока врачи боролись за нее, и эта новость его подкосила. Но Кастиэль не только поэтому запомнил то утро. Он возвращался в кампус. За окном был май, светило солнце, но то и дело набегали тучи, закрывая светило от соскучившихся по лету людей. Кастиэль шел в сторону остановки, опустив голову и понимая, что в мыслях у него совершенно пусто, и крутятся только мелкие ни к чему не обязывающие воспоминания о том, как им было хорошо с Мэг. Как они остались на ночь в супермаркете, катались по залу на тележках и чуть не загремели в участок, когда работники пришли утром. Как на спор в баре пили текилу, а потом развели кого-то на игру в бутылочку, и Кастиэль запомнил светлые волосы и зеленые глаза, а больше ничего. И, конечно, как они лежали ночью под одеялом в его маленькой односпальной кровати и рассказывали друг другу секреты. На тот момент вся романтика и страсть их уже покинула, и они просто любили и поддерживали друг друга, уверенные в долгой и счастливой жизни для обоих. Но Мэг не повезло. Кастиэль помнит, как сел в автобус, как мешком плюхнулся на сиденье, уставившись в никуда. Как его взгляд скользил по салону с одного лица на другое, как он краем уха улавливал чужие разговоры, ощущал чужие беды и несчастья. На фоне его горя все казалось глупостью, и он баюкал в себе боль, едва сдерживая слезы, потому что Мэг так и стояла у него перед глазами — красивая, черноволосая, смеющаяся. Они были знакомы всего лишь полтора года, но это были самые лучшие полтора года в жизни Кастиэля, лучшие два учебных курса. Кастиэль помнит, как автобус затормозил и остановился, раскрывая двери, помнит, как бессмысленно всматривался во входящих людей, выискивая кого-нибудь знакомого и никого не желая видеть. Помнит, как застыл, закаменел, едва его взгляд упал на молодого человека в старой коричневой кожанке и с наушниками в ушах. Он больше никогда не забывал эти светло-русые волосы, хитрые зеленые глаза, грубоватые руки и нахальную улыбку. С той встречи в спальне два года назад — не забывал, первое время то и дело возвращаясь к «мы скоро встретимся» и выискивая знакомое лицо среди людей. Потом отпустило. Кастиэль даже смог отвлечься от страха встретить Дина Винчестера, незнакомца-вне-времени, за первым же углом. А потом встретил его в автобусе, на который сел совершенно случайно. В такой ужасный черный день. Он не сводил с него глаз, заметив и потертые джинсы, и разношенные кроссовки. Дин выглядел... Одетым. Не замотанным в простыню или, там, с маминой сорочкой у причинного места, а в нормальной человеческой одежде. И на десять лет моложе. На вид Дину было лет двадцать, как и Кастиэлю. Кастиэль помнит, как автоматически поднялся с места и вышел на той же остановке, что и Дин. Как шел за ним по улице, поворачивая в те же переулки и ни о чем больше не думая — только спрашивая себя: перемещается ли Дин во времени сейчас? Или эта способность пришла к нему позже? И — почему Дин не научился ее контролировать, если рано ее обрел? Дин затормозил резко, и так же резко обернулся, схватив Кастиэля за горло и прижав его к стене. — Какого черта ты меня преследуешь? — В глазах Дина не было ни капли узнавания. Он смотрел на Кастиэля опасливо и даже зло, не ослабляя хватки. Он предупреждающе стиснул пальцы, когда Кастиэль помедлил с ответом. — Кто ты такой? Только не говори, что я так тебе понравился, что ты решил со мной познакомиться. — Да я и так с тобой знаком, — выдавил Кастиэль и дернулся, пытаясь вырваться. — Это еще кто кого преследует, знаешь ли, чертов ты Дин Винчестер. — Откуда ты меня знаешь?! — рявкнул Дин и ударил его спиной о стену. Кастиэль зажмурился от боли и яростно выпалил: — Потому что это ты меня знаешь! Потому что ты ко мне заявлялся голый и тридцатилетний, порол чушь о путешествиях во времени, и я тебе не верил, пока ты не исчез у меня на глазах! — Что?.. — Дин отшатнулся от него так стремительно, что Кастиэль, потеряв опору, едва удержался на ногах. — Ничего, — буркнул он, раздосадованный сам на себя, и, помедлив, решительно направился прочь из переулка. Еще бы сообразить, как отсюда выйти: он так старательно шел за Дином, что теперь не знал, куда тот его завел. — Эй! Эй, как там тебя, парень! Подожди! — Иди к черту, — огрызнулся Кастиэль, не сбавляя шага и не оборачиваясь. — Да стой ты, — голос Дина прозвучал прямо за спиной, и тот схватил его за локоть, разворачивая к себе. — Нам надо... Кастиэль со всей силы ударил его в челюсть. — Нам не о чем разговаривать. Именно тогда Кастиэль решил, что в Дине нет ничего особенного.* * *
Кастиэль помнит, что успел отлично сдать сессию, уехать к маме на каникулы и вернуться к началу учебного года, когда они с Дином снова встретились. Спускаясь по ступенькам университета, Кастиэль проматывал в уме полученные за день знания, прикидывал, сколько времени понадобится на семестровые работы и когда к ним лучше всего приступить — как и должны делать прилежные студенты, как и учила мама — и потому закономерно ничего не замечал. — Простите! — воскликнул Кастиэль, придерживая человека, на которого налетел, ничего не видя. — Я не... Ты. — И я не ты, — ослепительно улыбнулся Дин и подмигнул: — Я же сказал, что нам нужно поговорить. Ох и заставил ты меня побегать, Кас-ти-эль Новак, студент третьего курса университета. — Я не знаю, о чем «нам нужно поговорить», — передразнил его Кастиэль и, обогнув на ступеньке, стремительно пошел прочь. Позади раздалось емкое чертыхание, тяжелый шумный выдох и поспешные шаги. И — как и в тот раз — Дин схватил его за руку. — Как твоя челюсть? — любезно поинтересовался Кастиэль, рассматривая место, куда ударил его три месяца назад. — Не болит? — Не болит, — улыбнулся Дин одними губами, и после опасно сощурился: — Ты должен мне свидание. — Я не думаю, что что-то тебе должен, Дин, — спокойно ответил Кастиэль и, перехватив поудобнее рюкзак, висящий на левом плече, попытался снова обойти настырного Винчестера, но тот не позволил, в секунду снова оказавшись у него на пути. — Что тебе от меня надо? — Познакомиться? — почти недоуменно воскликнул Дин и схватил Кастиэля за плечи: — Ты первый человек, который что-либо знает обо мне — скажу сразу, что ты знаешь очень мало, так что не думай там ничего, — и мне хотелось бы... Ну, это обсудить. — Я не очень хочу обсуждать, как голый мужчина оказался в моей спальне, — сухо отказался Кастиэль. — Это тебя травмировало? — оживленно спросил Дин. — А почему? — Ты идиот? — Да нет, — пожал плечами Дин. — Просто мне интересно. Я впервые встречаю человека, который... пережил мое появление, — после паузы нашел он правильные слова. — И мне правда хотелось бы об этом поговорить. — Нет, Дин, это меня не травмировало. Как и твое появление у меня в саду, когда я читал книгу. Мне было десять, и я долго думал, что это мне привиделось, пока... Ты не навестил меня в спальне. — О. Ну, что... Я... Я не знаю, что сказать, — неловко рассмеялся Дин. — Ты видел меня голым, а я тебя нет, и это странно. Ничего себе, подумал Кастиэль, и это все, что волновало Дина? То, что Кастиэль мог увидеть его член и задницу и в ответ не показать свою? Быть может, ему стоило прямо тут снять штаны, чтобы справедливость восторжествовала? — Мне не нравится ход твоих мыслей, — осторожно сказал Дин, и Кастиэль понял, что очень сильно нахмурился. Правда, в первое мгновение он решил, что Дин еще и мысли его читает, и стало совсем печально. Это все было слишком безумно для такого тяжелого учебного дня. И, раз уж от Дина так просто было не отвязаться, выход имелся один. Один-единственный. Возможно, после тот наконец-то отстанет и перестанет донимать и преследовать... Ну, и Кастиэль тоже удовлетворит свое любопытство, что греха таить. — Хорошо. Сейчас шесть вечера, у тебя есть два часа на то, чтобы «мы поговорили». А после я бы не хотел снова с тобой сталкиваться. — Как скажешь, — обрадовался Дин. — Все как ты захочешь, Кас-ти-эль. Кас. Кас. Я буду звать тебя так, — сообщил он и потянул Кастиэля за руку: — Я тут присмотрел одно кафе, и полтора часа назад там было свободно. Может, и сейчас сможем откопать один столик. Почему ты стоишь? Кастиэль, не сводя взгляда с их соединенных рук, сглотнул и на миг зажмурился, пытаясь понять, отчего по коже побежали мурашки, и все тело словно прострелило током. Попсовее мотива и быть не могло, и прежде такое случалось только с Бальтазаром, когда они держались за руки и не только. Кастиэль помнит, насколько сильно ему стало не по себе, и как мелькнуло в голове «предначертано?». Об этом говорил Дин-из-будущего-но-из-прошлого-Кастиэля? Этого не понял Кастиэль, не расслышал между строк, не сообразил? Какое-то глупое слово это «предначертано», как такое возможно? Это для дешевых или не очень дешевых книг, для романтиков и верящих в судьбу, а Кастиэль всю жизнь был прагматичен до мозга костей, придерживался правил, внушенных мамой, которые действительно работали и помогали жить и преодолевать трудности. Как «надень шапку, Кастиэль, на улице холодно, ты обязательно застудишь уши». Или «овощи — это полезно, их обязательно нужно есть». Или «заплати за электричество, сынок, иначе могут отключить». А тут у него выработалось свое собственное правило: не бывает волшебства. Нет Гарри Поттера, нет Гэндальфа, нет Аслана, и Мэри Поппинс никуда не улетела, потому что ее не было никогда. Есть только наш мир. И совершенно выбивающийся из него странный прыгающий по времени парень. — Мне не нравится, как ты молчишь, — сказал вдруг Дин и сжал пальцы. — Я уже и молчу неправильно, — неохотно огрызнулся Кастиэль и попытался вырвать руку, но не смог — Дин держал крепко. Не больно, но надежно. — Нет, не так, — покачал головой тот. — Ты молчишь мрачно и тяжело, ты думаешь о чем-то нехорошем. Тебя не радует то, что у тебя в голове. — Мало кого радует содержимое его головы, — заметил Кастиэль, сдаваясь. — Где твое кафе? — Да вон, за поворотом. Черный фасад, Дали на афише. Внутри, как я смог рассмотреть, все черно-кирпично-деревянное. Уютно и любопытно, — наигранно легко отозвался Дин, прибавив шаг. Кастиэль плелся за ним, постепенно разгребая неприятные мысли и говоря себе, что ему просто показалось, и это все ни черта не значило. Это ни черта и не значило. Кастиэль не мог себе позволить верить каким-то глупостям и собственной фантазии. Он твердо вознамерился сопротивляться всему, что ему, вероятно, мог бы предложить Дин, и... И вдруг, как проехавшая мимо ярко-желтая машина, мелькнуло: а если Дина вообще не существовало? Кастиэль застыл как вкопанный, и Дин тоже резко остановился, его потянуло по инерции назад, и он чуть не упал, повиснув на Кастиэле. — Ты вообще существуешь? — спросил он. Дин, не выказав ни капли удивления или насмешки, серьезно и очень спокойно ответил: — Я существую. Я учусь на третьем курсе колледжа. У меня есть младший брат и отец. Я люблю слушать рок и ненавижу современную музыку. И если меня поцарапать, то пойдет кровь. Я не выдумка, Кас, я настоящий. Не считай себя сумасшедшим. Ты нормальнее большинства. — Норма и определяется большинством, — рассеянно поправил его Кастиэль. — Да и хрен с ней. Ты меня понял. Так что? В кафе? — Идем, — согласился Кастиэль и сам вышел вперед, теперь уже ведя Дина. Тот, ни слова не сказав, послушно пошел следом. Кафе оказалось неплохим, с приятными ценами и хорошей кухней. Разрекламированный «Дали», о котором сегодня все уши прожужжали сокурсники. Было необычно сидеть в таком популярном месте, среди людей, понимающих, в каком именно кафе они сидят, и с чем оно связано, что характеризует своим интерьером, и ни черта не сечь в этом всем. Почему черно-кирпично-деревянное? Почему не растаявшие часы? — О чем тебе рассказать? — спросил Дин, когда Кастиэль отложил меню. — Как давно это у тебя? — О... — выдохнул Дин, помрачнев. — Не самые приятные обстоятельства обретения способностей. Реактивный паук был бы лучше. Или сыворотка супер-солдата. Или... Что-нибудь такое, понимаешь, — криво усмехнулся он. — Но я ехал с мамой из гостей, она забирала меня с дня рождения моего друга, и мы попали в аварию. Я переместился во времени в будущее, увидел плачущего отца и Сэма и прыгнул обратно, оказавшись голым на проезжей части рядом с перевернутой машиной. Кругом была полиция, мигалки, скорая... Только ей было ничем не помочь. — Я не хотел тебе напоминать, прости, — тихо сказал Кастиэль. — Это был закономерный вопрос, я должен был на него ответить, — пожал плечами Дин. — Ты не виноват в том, что случилось именно так. И, опережая следующий: я пытался помешать маме сесть в машину, убеждал папу не пускать меня на день рождения... Меня много раз закидывало в тот день, но толку не было. Время не изменить. Но подсмотреть можно, — скупо улыбнулся Дин и подмигнул, мол, смотри какой я, как борюсь с болью. Кастиэль пожевал губу и решился: — Когда мы с тобой встретились в мае, я только что потерял подругу. Очень близкую. Так что я примерно представляю, что ты чувствовал. Дин, отнявший было ладонь ради меню, снова взял Кастиэля за руку. — Прости, я почему-то не могу тебя отпустить, — сказал он извиняющимся тоном. — Но это в любом случае еще и жест поддержки. — Я понял, — коротко улыбнулся Кастиэль. Два обещанных часа превратились в четыре, потом — в шесть, и кафе закрылось, выпроводив засидевшихся гостей на улицу. Они вдвоем пошли по улице мимо постепенно гаснущих витрин, мимо парка, и Кастиэль опомнился у только ступенек в кампус. Дин стоял рядом, покачиваясь с пятки на носок, и смотрел загадочно и непонятно. Кастиэль не знал, что сказать, да и говорили они сегодня столько, сколько он не сказал, кажется, за всю жизнь. Часы в башне студенческого городка негромко забили полночь. Подул ветер, и по коже Кастиэля пошел озноб. — Двенадцать ночи, — сказал Дин. — Я понятия не имею, как мне добираться домой. — Такси? — На другой конец города? Несомненно, да, — улыбнулся Дин и с плохо скрытым напряжением спросил: — Так что? Ты больше не хочешь меня видеть? — Я... Нет, — мягко ответил Кастиэль. — Я хочу. Завтра. И послезавтра. И дальше загадывать не буду. Дин рассмеялся. — Я встречу тебя после учебы. — Я завтра до пяти. — Я знаю. У меня есть твое расписание, — сообщил Дин и тут же изменился в лице: — О, черт, это так пугающе. Не думай, я ничего такого не имел в виду... — И у тебя нет плохих помыслов, — закончил за него Кастиэль и прыснул, увидев непонимание в глазах Дина: — Так ты сказал десятилетнему мне, когда, прикрываясь мокрой маминой ночной сорочкой, показался на глаза. — Я всегда был находчивым. Приятно знать, что спустя десять лет я прокачал этот уровень, — с важным видом ответил Дин. Кастиэль рассмеялся и запрокинул голову, прикрыв глаза. Разомкнув ресницы, он увидел черное звездное небо, яркую круглую луну и парочку маленьких темно-серых облаков, которые плыли от луны медленно-медленно. А потом Дин его поцеловал, и Кастиэль совсем не был против. Именно тогда он понял, что не все, что предначертано, плохо.* * *
Кастиэль режет кабачки аккуратно, кубиками. Мясо уже обжаривается на оливковом масле, шипит на сковородке, а впереди еще замысловатый салат с грецким орехом и рукколой, который посоветовал Сэм. Сэм разбирается в полезной еде, и Кастиэль постепенно меняет рацион Дина на не такой вредный. С кинзой приходится хуже всего (Кастиэль и сам ее не очень жалует), а еще сельдерей так и не прижился: Дин улавливает запах «чертовой херни» в любом блюде, замечает любые следы присутствия сельдерея, даже если Кастиэль использовал его всего лишь для бульона. Это какая-то магия, пришедшая к Дину вместе с даром — проклятьем? они так и не пришли к определенному мнению — перемещаться во времени. Кастиэль берет в руки кувшин с водой, наливает ее в стакан и жадно пьет. Немного проливается на светлый фартук, но ничего, вода - это не масло, высохнет. Он возвращается к плите и переворачивает мясо, поглядывая на часы. У него еще есть пятнадцать минут, а потом можно будет или все оставить на столе, или опять звать Сэма, помочь с едой — чтобы не пропали напрасно приложенные усилия. Может быть, Джон тоже не откажется к ним присоединиться и расскажет байку из прошлого, одну из тех, что Кастиэль давно уже выучил. За пятнадцать-то лет. Потом можно будет принять ванну — приятное баловство. С книгой — он уже давно не перечитывал Твена. Или музыкой. Может быть, Дин зайдет в ванную и скрасит его тоску ласками и вниманием. Или, например, можно усесться в кабинете на диван под старым торшером с оранжевым плафоном. Накрыть ноги пледом, потому что всегда становится холодно, и, когда Дин придет, он обязательно его согреет. А еще можно выйти и повозиться в саду. После целого дня работы в нем все равно остались незаконченные дела, и Дин, когда появится, охотно к нему присоединится. А еще... Мясо брызгает маслом, ошпарив запястье, и Кастиэль, зашипев, тут же сует руку под струю ледяной воды. Боль постепенно сходит на нет, но кожа продолжает ныть и гореть, когда он лезет в шкафчик за мазью. Кастиэль обычно не обжигается всякой ерундой, он взрослый мужчина и умеет контролировать мир вокруг себя, но однажды Дин, вернувшись, положил мазь на самую нижнюю полку в шкафчик слева от плиты, и с тех пор Кастиэль уже не раз прибегал к ее помощи. Нужно было резать салат. Кастиэль поправляет фартук, достает нужную доску, проверяет остроту ножа и рассекает перец. Ярко-желтый, сочный. Засовывает кусочек в рот, чуть поморщившись от легкой кислинки, и, избавившись от семян, принимается стругать половинки и скидывать их в большую синюю миску. Мясо шкварчит, снова брызнув маслом, но Кастиэль стоит довольно далеко, чтобы быть в безопасности от неожиданных атак. Он вспоминает о крышке, наклоняется, чтобы ее достать, и замирает, когда веет сквозняком. Девятнадцать? Сорок? Тридцать пять? Сколько ему на этот раз? Впрочем, не было никакой разницы. Кастиэль улыбается, выпрямляется, так и не взяв крышки, и говорит: — Здравствуй, Дин.