ЛИЦА:
Ф р а н ц и я – воплощение страны, выглядит как светловолосый молодой человек лет двадцати. Человеческое имя – Франциск Бонфуа. Р о с с и я – воплощение страны, выглядит как юноша с пепельными волосами лет семнадцати. Человеческое имя – Иван Брагинский.Действие происходит поздним вечером 25 июня 1807 года после заключения Тильзитского мира между Россией и Францией.
Маленькая комнатка на втором этаже одиноко стоящего дома, освещённая луной. В глубине виднеется расстеленная кровать. Р о с с и я в лёгкой белой ночной рубашке стоит у перил маленького балкона и задумчиво смотрит в ночное небо. Открывается дверь, и входит Ф р а н ц и я. Останавливается на пороге, будто в нерешительности. Громко хлопает дверью, чтобы привлечь внимание России, который делает вид, что ничего не слышит. (Дальнейший разговор ведётся на французском.) Ф р а н ц и я (словно в нерешительности, стараясь показной робостью произвести лучшее впечатление). Ваня… Я пришёл.Молчание. На лице Франции появляется досада.
Не хочешь говорить? Но чем же я заслужил тишину в ответ, мой милый? Р о с с и я (задумчиво, будто не слыша собеседника). Я знал, что ты придёшь. Ты мне снился. Сны – ерунда, пустое, но если с четверга на пятницу, то у меня всегда сбываются…Короткая пауза.
Ф р а н ц и я. Ну, Ваня, не томи. Что же случилось в твоём сне? Р о с с и я. Я догонял тебя прежнего и убегал от тебя настоящего. Затем ты пришёл – вот как сейчас, там тоже были луна, и звёзды, и эта комната, в моём сне… Мы долго говорили. Ф р а н ц и я. О чём? Р о с с и я. Я не помню слов. Какая разница? Слова пусты. Самое главное нельзя сказать, его можно только дать почувствовать. Ты был груб. Ф р а н ц и я. Но это не значит, что я буду груб сегодня, мой милый. Я готов быть нежен и осторожен. Р о с с и я. И чего же ты хочешь за это от меня? Ф р а н ц и я. Мой друг, не ищи во всём корысть, это… Р о с с и я (перебивая). И всё-таки? Ф р а н ц и я. Не сопротивляйся моей любви хотя бы в этот раз. Р о с с и я (горько). А я могу? Я по рукам и ногам связан мирным договором. Ф р а н ц и я. Но ты и сам его хотел. Р о с с и я. У меня не было выхода. Армия голодала. Я терпел поражение за поражением.Молчание. Россия перестаёт изображать равнодушие и поворачивается к Франции, всё ещё стоящему в глубине комнаты.
Франциск, было ли у тебя когда-нибудь такое чувство, что ты готов отдать всё, что у тебя есть, за мирное небо над головой, за возвращение к прошлому, каким бы мучительным оно не было порой? Потому что оно, со всеми его сложностями и горестями, кажется раем по сравнению с тем, что происходит с тобой сейчас? Было хоть раз? Отвечай! Ф р а н ц и я. Мне кажется, ты драматизируешь, драгоценный мой. Р о с с и я. Когда-то ты бы нашёл нужным и верным поговорить со мной, успокоить меня. Разве ты сам не замечаешь, как изменился? Разве ты сам не понимаешь, насколько жёстче и равнодушнее стал? Разве ты ещё не противен сам себе? Ф р а н ц и я (смеясь). Ваня, мой милый наивный Ваня, ты решительно не понимаешь, о чём говоришь. Ты видишь лишь дурные перемены. А я вижу, как я стал во главе Европы, как я наконец-то могу отомстить всем моим врагам, и столько силы в этих руках теперь… Р о с с и я (перебивая, почти крича). Раньше Пруссия был твоим другом, а теперь ты с презрением не пускаешь его к себе, не даёшь заключить мирный договор! Или это ты тоже назовёшь переменой к лучшему? Ф р а н ц и я. Почему его судьба вообще заботит тебя, моё солнце? Р о с с и я (про себя). Не столько она, сколько то, что происходит с тобой. Ф р а н ц и я. Я собирался принять его на днях, сегодня же у меня есть дела поважнее.Франция проходит комнату и вступает на балкон. Россия дёргается, будто желает отодвинуться, но усилием воли останавливает себя. Его ночная рубашка резко контрастирует с парадным мундиром собеседника. Франция внезапно совершает рывок вперёд и крепко обнимает Россию, поначалу слабо сопротивляющегося этому, но быстро замирающего.
Ох, Ваня, ты не представляешь, как часто я думал об этом моменте, сколько раз его себе представлял! (размышляет вслух) Ты так изменился – стал шире в плечах, отощал - видно, война немало тебя измотала, - а что до роста… когда мы встретились в первый раз - больше века назад, а кажется, что вчера, так хорошо я это помню, - ты был на полголовы меня ниже, а теперь выше на столько же. (шутливо) Если не прекратишь расти, мне будет неудобно тебя целовать!Россия не двигается, будто каменная статуя. Франция отстраняется и нежно берёт его голову в ладони, внимательно заглядывает в его будто остекленевшие глаза.
Мой бесценный, не молчи! Помнишь, вечера пахли сиренью, и как мы танцевали, как мы танцевали… Ты так льнул ко мне, будто никогда не насытишься моей лаской. И робел передо мной, но отстраниться всё равно не мог. Что же с тобой сейчас стало? Р о с с и я. Войны. Ф р а н ц и я. Так говоришь, будто я их затевал. Своею грубостью и молчаливостью ты больно меня ранишь. Напрасно, ты не обманешь уже ни себя, ни меня. Я давно разгадал тебя, распутал все твои нити. Как бы ты не пытался, меня не проведёшь. Я слышу, как бешено стучит твоё сердце. Как ты мог хоть на миг подумать, что сможешь меня обмануть?Пауза. Россия никак не реагирует.
(со стальными нотами в голосе, почти приказывая) Не молчи! Р о с с и я. Зачем говорить? Слишком много пустых, ничего не значащих слов. Каждое ласковое прозвище, которым ты меня награждаешь, звучит плевком в спину. Отпускаешь их, не помня значения, больше по привычке, чем от каких-либо чувств. Верно, тебя так же раздражают эти пустые разговоры, как и меня, потому что ты хочешь лишь оказаться со мной в одной постели. Ф р а н ц и я (с наигранной грустью). Как повзрослел мой прикормленный соколёнок! Сколько лет он ластился ко мне, не знал и не хотел знать никого, кроме меня, и вот теперь – посмотрите только! – клюёт кормящую руку. Сколько грубых, несправедливых слов! О, ты ранишь меня в самое сердце.Франция наигранно прячет лицо в ладони.
Р о с с и я. Ты противен мне, Франциск. Ф р а н ц и я (с восторгом, забыв, что собирался грустить). Какая грубая, неуклюжая ложь! Как она раскрывает все карты! Ты никогда не умел врать, особенно мне; теперь я точно знаю, что ты чувствуешь. Вся эта грубость призвана только к тому, чтобы скрыть от меня твои настоящие чувства. Пусть слова – мишура, пустое. Хочешь, будет тишина? Только дай мне сказать: я знаю, что твоё сердце изголодалось по ласке, что ты ничего не забыл и всё ещё так же влюблён в меня, как года, десятилетия назад. Р о с с и я (стараясь звучать равнодушно, но не сумев подавить дрожь и отчаяние в голосе). Франциск, если ты хоть что-то чувствуешь ко мне, отойди. Я не могу… Ф р а н ц и я (перебивая, неожиданно серьёзно). Ты боишься снова поверить мне? Боишься отдать мне свою любовь, боишься принять перемены во мне, я знаю, я понимаю тебя, я прошу тебя – дай мне ещё шанс. Р о с с и я. Только сможешь ли ты сам вспомнить, сколько их тебе уже было дано? Ф р а н ц и я (отчаянно). Больше века прошло с момента нашей встречи, но я люблю тебя точно так, будто она была вчера и я только открыл в себе это чувство! Я никогда не был его достоин и никогда его не хотел, но оно никак не может умереть в моей груди, терзая меня. И каждый день без взгляда в твои глаза для меня – день в аду. Р о с с и я. Ты говоришь мне всё это только затем, чтобы завтра же об этом забыть в чьих-нибудь других объятиях. Ф р а н ц и я (тихо, будто про себя). Если бы они хоть на час помогли мне тебя забыть, я, должно быть, стал бы счастливейшим существом на земле.Молчание. Россия отворачивается и пытается сделать вид, что рассматривает звёздное небо. Франция внимательно и неотрывно смотрит на его дрожащее лицо, готовое заполниться новыми эмоциями в любой момент.
(резко, так неожиданно, что заставляет Россию, глубоко ушедшего в свои мысли, вздрогнуть) Ваня! Ну скажи, кто из них больше достоин тебя? Мы – две сильнейшие европейские державы! Кто сможет полюбить тебя так же, как я? Австрия, Пруссия, эти слабаки? Швеция, отмороженный чурбан? Англия? (сплёвывает) Даже упоминать не стоит. (с бешенством) Жду не дождусь, когда мы заморим этого зануду голодом на его глупом островке! Он пытается казаться джентльменом и забыть о том, что был пиратом, но его грубость всё время прорывается наружу! Ненавижу! И то, как он смотрит на тебя, о, его грязные глаза, я бы вырвал их и скормил свиньям, если бы мог дотянуться до него через море! (задумчиво) Говорят, у вас было несколько личных встреч… Как ты нашёл его? Р о с с и я. Могу согласиться лишь с тем, что ты сказал про пиратскую сущность. В остальном, мне он показался крайне рассудительным и ценным союзником, интересным собеседником. Если бы не его порывы, совершенное отсутствие терпения, неумение добиваться желаемого мирными путями…Россия замолкает и снова погружается в свои мысли.
Ф р а н ц и я (пронзённый внезапной догадкой, почти крича, пытаясь заглянуть в глаза России). Скажи, ты понравился ему? Нет, хуже… он хотел тебя? Зажимал в укромных уголках, касался своими грязными лапами, своими жадными губами, трогал везде? Р о с с и я (стараясь казаться равнодушным, украдкой наблюдая за реакцией Франции). Бывало. Ф р а н ц и я (в бешенстве, мечась по балкону). О, если бы я мог убить его прямо сейчас, своими руками, с каким бы удовольствием я это сделал! Он много доставил мне неприятных, нет, просто ужасных моментов, но тронуть тебя?.. Решительно, это может переполнить любую, даже безразмерную чашу терпения! Ты мой! (резко останавливаясь, хватая лицо России в свои ладони, пристально заглядывая ему в глаза) Ты же понимаешь, что совершенно ему без надобности? Он привяжет тебя к себе, оставаясь совершенно равнодушным, воспользуется тобой и бросит тебя сгорать от любви! Р о с с и я (зло). Разве ты не поступаешь со мной так же? Ф р а н ц и я (совершенно успокоившись, с глубокой тоской в голосе). О, Ваня, мой милый Ваня, я правда настолько плох? Но я люблю тебя, я так люблю тебя, что я почти болен этим, я боюсь этого… И снова пытаюсь найти утешение и освобождение в объятьях всех, кто попадётся под руку, и снова убеждаюсь, что не могу выбросить тебя из головы. Ты – будто волшебник, Ваня… как это у вас? Шаман, ведун, заворожил меня совсем, замучил… Смотри, ты не можешь принять меня и перемены во мне, ты вступаешь в военные союзы против меня, ты сражаешься со мной, так? А я всё равно не в силах от тебя отказаться, я прощаю тебя, я прихожу к тебе и говорю с тобой, я открываю душу перед тобой, а ты всё молчишь, молчишь! Или твоё сердце сделано из камня? Р о с с и я. Моё? Моё сердце сделано из камня, Франциск? Моё сердце, которое ждало тебя долгими ночами, пока ты развлекался в объятьях потаскух? Моё сердце, которое вздрагивало, как от удара, с каждой твоей флиртующей улыбочкой, посланной тому самому Англии, которого ты так поносишь сейчас? Моё ли сердце из камня, Франциск?Россия прикусывает губу до крови и, не в силах скрыть эмоции путём самообладания, прячет лицо в ладони. Франция успевает заметить на нём выражение отчаянья.
(глухо, почти без эмоций) О, если бы моё сердце и вправду было каменным, насколько проще была бы жизнь… Не было бы этих нелепых даже мне самому сцен, бессмысленных разговоров. Ты бы сделал своё дело, воспользовался своим правом победителя, и мы бы разошлись, одинаково равнодушные и удовлетворённые друг другом. Меж тем, моё сердце не может быть холодным, не умеет, и каждый раз, когда я вижу тебя, оно хочет вырваться из груди и упасть в твои ладони.Франция подходит к России и приобнимает его за плечи. Впервые за вечер на его лице появляется искренняя тоска, желание утешить и согреть.
Ф р а н ц и я. Теперь и я понимаю, мой милый. Слова – пустое. Просто… слышишь? Слышишь, как стучит моё сердце, как оно ломает рёбра, чтобы прижаться к твоему? Пусть скажет всё за меня. Всё, что говорю в последнее время я, – такая тошнотворная ложь… Р о с с и я. Я устал от вражды. Ф р а н ц и я. Как и я. Но… скажи, мог бы ты меня принять таким, каким я сейчас являюсь? Быть может, я стал и грубее, и злее, и властолюбивее. Но, вместе с тем, я, мне кажется, научился лучше держать слово. Я хочу проверить. Ты сможешь поверить мне ещё хоть раз?Россия медленно разворачивается и крепко обнимает Францию, зажмурившись, уткнувшись носом в его шею, прикрытую воротником рубашки. Франции кажется, что рубашка в этом месте слегка намокает.
Р о с с и я (тихо и горько). Я боюсь. Почему, скажи мне, я без страха иду в любой, даже самый сложный бой, но не могу не бояться того, что происходит между нами? Всех твоих слов я боюсь заранее. Боюсь верить тебе. Боюсь тебя и боюсь за тебя. Эта неожиданная трусость меня угнетает. Франциск, ты старше и, я думаю, умнее. Скажи мне, что со мной? Ф р а н ц и я. Драгоценный мой, это зовут любовью. Ты любишь меня, а я тебя. Я боюсь за тебя и боюсь тебя, боюсь тех чувств, что ты во мне вызываешь, боюсь той силы, с которой меня к тебе тянет… Пытаюсь забыть тебя в чьих-нибудь объятьях, спастись из заколдованного круга, а рядом с тобой сам не понимаю, зачем. Страны не должны любить, не имеют права чувствовать, конечно. Но разве украсть тебя у всех – страшное преступление? Разве ты сам не хочешь этого? Р о с с и я (отчаянно смущаясь, краснея). Я хочу… Франциск, ты обещал, что не будешь груб, если я не буду сопротивляться, так? Я не буду. Не верю тебе, не хочу, не могу, но на одну ночь… Это всё равно мой долг после поражения при Фридланде. Так что, пожалуйста… Ф р а н ц и я (неожиданно серьёзно). Тише. Я понимаю, каких усилий над твоей гордостью тебе стоило это сказать. И, сказав это, ты сделал меня счастливейшим существом в подлунном мире. Пусть и на одну ночь.Не отрываясь друг от друга ни на миг, Франция и Россия медленно продвигаются к кровати, вместе падают на неё. Франция целует Россию всюду, докуда только дотягивается. Россия путается пальцами в волосах Франции, самозабвенно и всё смелее отвечает на поцелуи.
Р о с с и я (печально). Видишь, я снова не могу сопротивляться? Видишь, я снова тебе верю? Не обмани моего доверия, прошу. Я больше не умею быть счастливым, если не нахожусь рядом с тобой. Я же не вынесу предательства, не вытерплю этой боли, я же сердце из груди вырву, я же…Франция не даёт России продолжать, целуя его в губы, медленно раздевая. На обнажённой спине России отчётливо выделяется свежий шрам.
Ф р а н ц и я (про себя). Вот что за раны оставляет любовь, стало быть. И это ещё не самый страшный пример – раны душевные куда глубже. Сколько оставил я их тебе, Ваня? Сколько оставил ты их мне? Куда нас заведёт эта дорога, на которую я по неосторожности вступил и поманил за собой тебя?.. Нет, решительно, глупец тот, кто считает любовь одним лишь блаженством.Короткая пауза, Франция оставляет ещё несколько поцелуев на шее России.
Такой доверчивый, такой покорный… Всё кажется, что это сон, - так восторженно мне, так прекрасно, я так счастлив… и отчего-то так печален. Почему-то мне кажется, что всё это ненадолго, эфемерно. Ваня, Ваня, я понимаю тебя, я так боюсь будущего, что не могу в полной мере наслаждаться настоящим. Обними меня, крепче, дай мне забыть обо всех тревогах…Туча закрывает луну. В комнате темнеет, и мрак скрывает влюблённых.