* * *
Всё усугубляется после исчезновения коматозного муженька Белоснежки — события, впервые за долгое время выбившего Её Величество из равновесия. Не считая, конечно же, воссоединения Генри с его родной матерью. — Я слышал о произошедшем с мистером Доу. Поистине чудо. Такой знакомый голос. Такие чужие интонации. Реджина поворачивает голову, встречаясь глазами с отцом Джонсом. Стоящий рядом с ней у регистрационной стойки Вэйл после слов священника насмешливо фыркает: — Чудо? — Насколько я помню, вы делали весьма неутешительные прогнозы о его состоянии. — Врачи тоже могут ошибаться. В данном случае — к счастью, — Вэйл размашисто расписывается в одном из журналов и, вернув его дежурной медсестре, шагает в сторону лифтов. — Кажется, вы тоже ничуть не шокированы случившимся, — внимание отца Джонса всецело переключается на застывшую посреди больничного вестибюля Реджину. Она с трудом удерживает себя от едкого комментария. Очевидно, что всю свою проницательность Джонс растерял вместе с воспоминаниями. — В этой жизни меня мало что может шокировать, — холодно произносит Реджина, кривя душой. — И в чудеса, святой отец, уж простите, я не верю. — Но тем не менее вы, мадам мэр, стали всё чаще наведываться в нашу церковь. Так в чём же причина, если уж вы так скептично настроены? Вопрос застаёт Реджину врасплох. Но от ответа её спасает появление радостно возбуждённой Кэтрин. Той, что по сценарию Злой Королевы, суждено исполнять роль горячо любимой супруги Прекрасного Принца. — Ещё раз огромное спасибо, — с придыханием проговаривает Кэтрин, хватая Реджину за руки. Отец Джонс понимающе улыбается и тактично отходит в сторону. Ну что за душка! Провожая взглядом удаляющуюся фигуру священника, Реджина слушает восторженное бормотание Кэтрин вполуха.* * *
Реджина стоит у церкви, переминаясь с ноги на ногу. Народ уже давно собрался внутри, а она всё прячется в тени деревьев, боясь покинуть своё убежище. Через закрытую дверь церкви она слышит, как оживает орган. Условный сигнал. Либо решайся, либо уйди. Вздохнув, Реджина шагает к зданию. Отступать уже слишком поздно. Она уже давно подписала себе приговор, хоть и боится в этом признаться. Она поднимается по ступенькам и входит внутрь. Пути назад нет. Почти все скамьи в церкви заняты. На запоздавшую мадам Миллз косятся несколько прихожан, но она игнорирует неодобрительные взгляды и спокойно устраивается на свободном месте в заднем ряду. Тем временем к алтарю выходит сам отец Джонс, и Реджина против собственной воли задерживает дыхание. Хотя спустя считанные мгновения, она отмечает, что и все присутствующие стихают, будто завороженные, наблюдая за тем, как Джонс раскрывает молитвенник и начинает читать. Интересно, догадывается ли он, что она здесь? Разглядеть её в толпе прихожан наверняка не так просто. Его внимание обращено ко всем сразу, но она-то может позволить себе такую маленькую шалость — сосредоточиться на нём одном. Реджина прикрывает глаза и отдаётся во власть чистых, глубоких тонов звучного голоса Джонса. И почему при звуке его голоса она одновременно испытывает и неуместное волнение, и долгожданное умиротворение?* * *
Она совершила глупейшую ошибку, пригласив священника на ужин. Или нет? Реджина возится с подкипающим на медленном огне соусом, а ложка почему-то подрагивает в её руке. Нервы ни к чёрту. Может потому, что Джонс, несмотря на все её протесты, суетится рядом, взяв на себя сервировку стола. Серьёзно, что за душка! Он всё тем же приятным вкрадчивым тоном рассказывает историю своей жизни. Своей фальшивой жизни. Историю, которую сама Реджина знает наизусть. Ведь именно она наслала на Джонса те испытания и потери, которые — вроде как — и натолкнули его на поиски... Бога. Отчего только теперь вся эта ситуация не забавляет её так, как раньше, м? Бросая быстрый взгляд на смущающую её колоратку, Реджина вдруг вспоминает о тех временах, когда стоящий перед ней человек с превеликим удовольствием шептал ей на ухо непристойные слова, вытворяя при этом немыслимые движения своей руко… Ложка всё же выпадает из её собственных рук, с оглушительным, как ей кажется, грохотом шмякнувшись на кухонный пол. И соус разбрызгала. И руку обожгла. Растяпа. Джонс, как истинный джентльмен, тут же кидается на помощь. Он всегда был джентльменом. Им и остался. И не даёт ни на минуту об этом забыть. Реджина злится. На себя. На него. Ни один мужчина так не смущал её. Ещё ни с кем она не чувствовала себя такой уязвимой, такой… грешницей. Ха, а вот это действительно смешно! Отец Джонс действует уверенно, осматривая её повреждённую руку. А, между тем, мысли Реджины, стоит ему только прикоснуться к ней, судорожно мечутся по мигом опустевшей черепной коробке. Какого дьявола она слепила из него священника?! Крайне неосмотрительный поступок со стороны той, кто как никто другой знает, насколько хорош был этот чёртов пират во грехе. Теперь же… Запретный плод куда слаще тех яблок, что растут в собственном саду, да, Реджина? Их вкус тебе приелся, а идеальная форма уже не кажется такой привлекательной. Хочется сложностей. Хочется страсти. Хочется Джонса. А Королева привыкла получать то, чего желает. — О чём вы сейчас думаете, святой отец? — спрашивает она севшим голосом, всматриваясь в его находящееся в опасной близости лицо. Он же, словно загипнотизированный словами Реджины, не может оторвать взгляда от её губ. И когда раздаётся звонок в дверь, оба вздрагивают. Отец Джонс делает шаг назад. Потом ещё один. Потом отворачивается, пряча глаза. Реджина же, через силу усмиряя ураган противоречивых эмоций, надевает на лицо привычную маску невозмутимости и спешит в холл. — Генри спит? — на пороге возникает против обыкновения мрачный и взволнованный Грэм. — Да. Она с опаской отходит в сторону, пропуская в дом нежданного гостя. Грэм шагает внутрь и одним резким движением притягивает к себе растерявшуюся в первый миг Реджину. — Какого чёрта ты себе позволяешь?! — шипит она, отшатываясь и разрывая поцелуй. — Не думал, что и в этом мне требуется твоё разрешение, — огрызается Грэм. Реджина с подозрением осматривает его с головы до ног. Растрёпан. Растерян. Пьян. Какого чёрта? Сам же Грэм, почуяв доносящие с кухни ароматы, хмурится: — Поздний ужин? Реджина спокойно пожимает плечами. — Да, мы как раз собирались сесть за стол. — Мы? Грэм вопросительно изгибает бровь, и именно в этот момент в поле его зрения возникает Джонс. — Святой отец, — с неприкрытым удивлением изрекает он. — Шериф, — кивает в ответ сдержанный Джонс. Затем, повернувшись к Реджине, исключительно вежливо улыбается: — Благодарю за гостеприимство, мадам мэр, но, пожалуй, уже действительно поздно. Обсудим вопрос ремонта церкви в следующий раз. Я свяжусь с вашим секретарём. — Но важн… — Спокойной ночи, отец Джонс, — растягивая губы в фальшивой улыбке, неучтиво перебивает хозяйку дома Грэм. Он скрещивает руки на груди, всей своей позой демонстрируя нетерпение. Реджина вонзает в нахала испепеляющий взгляд и спешит следом за удаляющимся Джонсом на крыльцо, предусмотрительно захлопывая за собой дверь. — Прошу прощения, — вздыхает Реджина, зябко передёргивая плечами. — Не так я планировала закончить вечер. — Уверяю вас, не стоит переживать. Полагаю, шериф Грэм хотел бы поговорить с вами наедине. По всему видно, что у него... гм... срочное дело. Джонс с непроницаемым выражением лица косится на дверь, за которой остался его… кто? Соперник? Реджина морщится. Вся эта ситуация отдаёт кислой мелодрамой. С каких пор всё стало так сложно? — Это не то, что вы думаете. — О, вот как? И, между прочим, что же я, по-вашему, думаю? Реджина вздрагивает и впивается в лицо стоящего перед ней мужчины пытливым взглядом. В эту секунду ей кажется, что вот он — тот самый Джонс. Он вернулся. Лихой пират, по которому она так сильно скучала. Реджина не в силах сдержать улыбки: — Думаю, у нас ещё будет шанс продолжить этот разговор, святой отец. Плясавшие в его глазах черти почти тут же никнут. Потому что он вспоминает, кем он является. Точнее, кем не является. Он не священник! Не священник, чёрт бы его побрал! Реджина сжимает кулаки и прикусывает от досады язык. — Спокойной ночи, мадам мэр, — повторяет отец Джонс, торопясь скрыться от неё подальше. Реджина лишь в очередной раз вздыхает.* * *
Они сталкиваются на выходе с кладбища. И Реджина даже не удивляется. За последние недели, по злой иронии судьбы, он слишком часто попадается ей на глаза. — Мадам мэр. — Пришли навестить могилу отца? Джонс кивает, сверля собеседницу внимательным взглядом. Аналогичный вопрос он почему-то не задаёт. Наверное, всё и так очевидно. На Реджину вдруг накатывает дикое желание расхохотаться, которое она с громадным трудом подавляет. А ведь веселит её осознание того, как сильно они с Крюком похожи. Помимо того, что они оба превратили месть врагам в смысл жизни, он тоже убил своего отца. Собственноручно. Как и она. Правда, сейчас он об этом не помнит. В отличие от неё. Ах, да. Не стоит также забывать, что именно Джонс помог Реджине разделаться с Корой. Но вместо вознаграждения за проделанную грязную работу застрял здесь, наряду с остальным сбродом, без воспоминаний о своей истинной сущности. — Вы плакали, — после длительного молчания замечает отец Джонс. Реджина пытается изобразить на лице грустную улыбку, намеренно устремляя взгляд в сторону семейного склепа. — Не вы один приходите на кладбище, чтобы поговорить по душам с покойниками… Настоящий Джонс на этот спектакль не купился бы. Настоящий Джонс непременно почувствовал бы, чем именно были вызваны её злые слёзы. Она только что убила человека. Раскрошила сердце, как делала это тысячи раз до. И, вероятно, сделает десятки раз после. Конечно, ей было грустно расставаться с любимой игрушкой. Но Грэм в последнее время стал создавать слишком много проблем. Он начал вспоминать. Почему именно он? Почему именно сейчас? Виновата ли в этом настырная Свон? Если да, то как… как ей это удалось? Вновь натыкаясь взглядом на белый воротник стоявшего напротив неё святого отца, Реджина поджимает губы. Вот чьё внезапное прозрение ничуть не помешало бы её планам. Напротив… И да. Опасный крюк вместо тривиального протеза, красующегося на руке отца Джонса сейчас, смотрелся бы всё же более… волнующе. Кто бы мог подумать! Злая Королева скучает по крюку Крюка… — Не могли бы вы отвезти меня домой? Слова, сорвавшиеся с её губ, кажется, удивляют их обоих. Но куда сильнее шокирует то, что он мгновенно соглашается. Шокирует, потому что они оба понимают, на что он соглашается. Он садится за руль её машины, она устраивается на пассажирском сидении. Он заводит мотор, она молча отворачивается к окну. Она размышляет над тем, в какой же хаос погрузилась её жизнь, а он... дьявол его знает, о чём в эти мгновения думает он. И вот всю дорогу они, терзаемые сомнениями, молчат. Молчат они, и когда подъезжают к её дому. И когда автомобиль, шурша гравием, сворачивает на подъездную аллею, и когда Джонс глушит двигатель. Реджина прокручивает в голове события последних недель, пытаясь понять, что ей делать дальше. Что будет, если она всё-таки переступит черту? А если... то есть... как ей поступить, если Джонс в последний момент передумает? Превратить его в свою послушную марионетку? А... почему она не поступила так раньше? Что останавливало тогда? Что останавливает сейчас? — Почему это происходит? — Джонс задаёт вопрос очень тихо. Почти шёпотом. — Что именно? — глядя на тёмные окна своего огромного и пустого дома, переспрашивает Реджина. Она прекрасно понимает, о чём он говорит, но намеренно тянет время. Вдруг он передумает. Вдруг он передумает. Вдругонпередумает. — Ты знаешь. Я словно... словно одержим тобой, — он барабанит пальцами по рулю. — И это несколько… обескураживает. — Обескураживает? Если он передумает, она вырвет ему сердце. — Да, обескураживает. Потому что... так быть не должно, — его голос звучит по-прежнему очень тихо. — Но в то же время с тобой... я будто на своём месте, понимаешь? — Джонс нервно хмыкает, Реджина прикусывает губу. — И при этом я... я очень злюсь на тебя. Хоть и понимаю, что ты не виновата. Это всё... это всё слишком странно. И я не могу это контролировать. Реджина поворачивается к нему лицом. Джонс смотрит на неё и слабо улыбается. — Звучит так, будто я сошёл с ума, да? — он сжимает пальцами переносицу и шумно выдыхает через нос. — Я хочу тебя. Поцеловать. Задушить. Всё что угодно, лишь бы избавиться от этого наваждения. — Добро пожаловать на грешную землю, святой отец, — Реджина подаётся вперёд. — Я помогу тебе. Избавиться от наваждения. И прежде, чем Джонс успевает что-либо ответить, она притягивает его к себе за лацканы пальто, вовлекая в водоворот безумия, которое по определению влечёт за собой осложнения, но никак не избавление. Она соврала. Снова. Но он не возражал. Они целуются всю дорогу, пока идут от машины до крыльца, совершенно не боясь быть пойманными. В их общем сознании — одном на двоих, в этом она уверена — вспышками мелькают картинки прошлого, обостряя восприятие настоящего. Дом встречает их кромешной тьмой, мигом ставшей их негласной союзницей. Тишину пустого особняка нарушают лишь звуки их прерывистого дыхания и шорох одежды. Весь мир сужается до его запаха, до вкуса его губ. И Реджина отдаётся всем этим ощущениям без остатка. В этот момент ни здравый смысл, ни обстоятельства, ни Бог, ни проклятие — ничто не им препятствует. Сейчас они наедине с собой, своими демонами и своими грехами. Она знает душу этого человека, а он — чувствует её. Вплоть до самых тёмных её уголков. Теперь она может быть с ним самой собой, не таясь и не притворяясь. Долгие годы она скучала по этому ощущению свободы и лёгкости. Они растворяются в объятьях друг друга, абсолютно наплевав на то, что может случиться с ними завтра.* * *
Она чувствует, как он рядом с ней шевелится. Затем садится на край кровати и натягивает брюки. — И что теперь, Ваше Величество? Реджина всё ещё не издаёт ни звука, но Джонс откуда-то знает, что она проснулась. Хотя чему она удивляется? Ведь её Джонс вернулся. Проницательный, хитрый, гадкий пират вернулся. Как же она скучала! Он подходит к окну. Наблюдает, за тем, как рассвет окрашивает в рыжие тона верхушки яблоневых деревьев в её саду. А она лежит, закутавшись в простыню, и любуется на его сосредоточенный профиль. Как же этот гад красив! Красив. И знает это. И пользуется этим. — У нас много дел, Крюк. Он поворачивает голову, награждая Реджину насмешливым взглядом. — Стоит начать с составления графика посещения королевской спальни. Не хочу быть пристреленным в одну из ночей страсти ревнивым шерифом. — Об этом тебе точно не придётся беспокоиться, — Реджина сладко зевает, потягиваясь всем телом. Теперь, когда к Крюку вернулись его воспоминания, она знает, что он поймёт её с полуслова. Долю секунды Джонс изучает её довольное выражение лица, затем фыркает. — Пёсика в расход? И не жаль, после стольких лет-то? — Не люблю, когда меня предают. В брошенной нарочито небрежным тоном фразе содержится и некое предупреждение. На будущее. Каким бы потрясающим любовником он ни был, Джонс навсегда останется пиратом. — Хотелось бы заметить, что я тоже не в восторге от предателей, — Крюк выразительно скашивает глаза на валяющийся у входа в комнату комок ткани, в котором практически невозможно распознать рубашку священника. — Побочные эффекты заклятия, — с откровенно фальшивым раскаянием разводит руками Реджина. — Но, признай, ситуация разрешилась как нельзя лучше. Киллиан лишь криво усмехается, вновь отворачиваясь к окну. Реджина догадывается, какие именно мысли сейчас вертятся в голове Джонса. Судя по пролегшей меж бровей складке, он всецело отдался раздумьям о свершении возмездия над Румпельштильцхеном. Что ж, она не может его в этом винить. Крюк ждал этого мига несколько столетий и по её прихоти потерял лишние двадцать восемь лет. Убедить его выждать ещё немного будет трудно. Трудно, но реально. Тем более, что у Злой Королевы в рукаве припрятано сразу несколько тузов, способных выступить в качестве вполне весомых аргументов. Например, содержащаяся под замком служанка Румпельштильцхена. Крюк в своё время по собственной неосмотрительности не оценил всей важности этой девицы для Тёмного. И зря. Любовь — это слабость. Так что с Голдом они расправятся в любом случае. Но начать всё же нужно с вечно лезущей не в свои дела Свон. Следует поставить её на место. И Джонс в этом поможет. Обзаведясь таким полезным напарником, Реджина заметно успокаивается. Что бы там ни задумала эта выскочка, они с Крюком смогут её сломить. В два счёта. Но подумает она над этим потом. А пока… — Отец Джонс? Крюк усмехается и шагает обратно к кровати, улавливая в восклицании Реджины приглашение. — Кажется, я скомпрометировала вас настолько, что отныне восстановить ваше доброе имя в глазах церкви будет довольно затруднительно. — О, да, это действительно проблема. Подцепив пальцем кончик простыни, скрывающей под собой обнажённое тело Реджины, Джонс улыбается так, как умеет улыбаться только он, и медленно тянет простыню на себя. — Но, впрочем… я бы не стал противиться, если бы вам, мадам мэр, вздумалось как следует скомпрометировать меня ещё разок… Реджина улыбается. Какой же он всё-таки душка!