Тот, чьё имя нельзя называть

Hollywood Undead — Save me. Three Days Grace — I hate everything about you.

— Чёрт! Это произошло снова. Лухан склонился над кухонной тумбой и с остервенением тыкал ножом в фотографию. Снова он. Да сколько можно то? Они расстались давно. Лухан очень хорошо помнил этот момент, момент их неловкого расставания, когда его любимый человек после стольких лет совместной жизни просто однажды встал и ушёл, чтобы не вернуться и оставить Лу где-то в прошлом, чтобы забыть о тех ярких и прекрасных моментах, которые окрасили их любовь длинной в четыре года. Он ушёл, он забыл, но Лухан не смог. Он не понимал причины. В голове крутились одни и те же мысли: «Что я сделал не так? Когда всё пошло не туда? Что произошло?» Лу остался один в своей съёмной маленькой квартирке, где каждый угол напоминал о китайце, которого он сильно любил и который так просто выкинул Лу на обочину своей жизни. Лухан начал пить, много пить, но это не давало нужного результата: Лу не был восприимчив к алкоголю, а маленькая зарплата рядового доктора в местной поликлинике не позволяла разойтись по полной. Так и проходила его жизнь от работы до бара, где он кое-как заглушал душевную рану, которая с каждой минутой становилась больше и больше. Это могло продолжаться бесконечно, пока однажды Лухан не открыл глаза и не увидел в толпе людей яркую рыжую макушку. Тогда Хань понял, что так жить нельзя. В следующие несколько дней он вымел из своей квартиры все воспоминания о прошлых отношениях, отправляя все доказательства его былой любви на помойку, для того, чтобы открыть дверь свежему воздуху и наполнить свою жизнь яркими красками. Его новый парень переехал к Лухану в кратчайшие сроки, заваливаясь вихрем в тесную квартирку и перестраивая всё на свой лад. Хань был не против: ему нравилось, как преобразилось его жильё. В углу небольшой спальни поселилась старенькая гитара, которую Минсок нашёл в кладовой. Хань помнил, как копил на эту повидавшую много рук вещь и как его бойфренд отверг её, сказав, что это совсем не эстетично и что глупо было отдавать за эту рухлядь столько денег. Зато теперь гитара нашла своё применение по назначению. Лухан тёплыми летними вечерами часто брал её в руки и пел своему рыжему, похожему на маленького лисёнка, парню, а тот умилительно покачивался в такт и иногда подпевал. Хань был даже в некоторой степени благодарен своему экс-парню. За стаканчиком виски он часто подумывал вернуться на родину, в Китай, но всегда останавливал себя, потому что боялся встретиться с НИМ на улице Пекина, боялся вновь увидеть эти глаза, понять, что не нужен больше этому человеку. Именно это заставило Лу остаться тут, в Южной Корее, где он и нашёл свою новую любовь. Но всё не может быть хорошо. Наверное, это карма, которая преследует Лухана всю жизнь. За что она так смеётся над ним? Неужели он в прошлой жизни не перевёл бабушку через дорогу или котёнка утопил? Это началось относительно недавно. Фотографии. Они будто материализовались из ниоткуда и исчезали в никуда, будто в их доме появился коварный домовой, который то и дело насмехался над Ханем, подбрасывая отрывки из прошлого. Прошлого, которое Лухан оставил. Сначала он не обращал на эти фотографии особого внимания, полагая, что те затерялись, когда он выносил вещи Криса на помойку, но с каждым разом они появлялись чаще и чаще. Однажды Минсок обнаружил одну из них прямо на подушке. Лу тогда серьёзно психанул и наорал на своего парня. Остыв, он понял, как глупо поступил, и помирился, но с тех пор имя Ву Ифаня в этом доме запрещено было произносить. Однако, данный запрет никак не повлиял на аномалию, и фотографии появлялись с завидной регулярностью в совершенно разных частях квартирки. И вот сейчас Лу склонился над очередной фотографией, на которой изображён такой знакомый ему человек. Порой Лу казалось, что этот китаец над ним просто издевается. Эта улыбка, нет, скорее насмешка… Он смотрел прямо в глаза Лухану и смеялся, — Лу мог поклясться, что слышит этот смех, — он раз за разом появлялся в жизни Лу, напоминая о прошлом, мол, твой новый парень никогда не сможет заменить меня, ты никогда не будешь с ним счастлив так, как был счастлив со мной. И Лу злился, нет, он бесился, с каждым разом умудряясь уничтожать улики более извращённым способом. К примеру, сейчас он тыкал в ненавистное изображение ножом до тех пор, пока возможность разобрать черты пленника чудо техники современности перестала существовать, а матовая бумага, которая стала тюрьмой для изображения, не превратилась в рваные серые клочки. Только тогда Лухан почувствовал некое спокойствие, но и оно было нарушено: в дверь кто-то звонил. Лу глянул на часы — Минсок ещё должен был быть на работе, а значит, это не он. — Какой смертный посмел меня потревожить? — рявкнул Лу в ответ на раздражающий звонок и выкинул остатки фотографии в мусорное ведро. Звон не прекращался, и Лухан нервно дёрнул дверь на себя, чтобы в следующую минуту стоять с открытым ртом, не в силах переварить увиденное. Парень захлопнул дверь прямо перед носом внезапного посетителя и пытался отдышаться. — Чёрт, чёрт, чёрт! — Хань пнул тумбу и вновь открыл дверь. — Что ты тут забы… Его резко прервали настойчивым поцелуем. Хань фырчал и кусал губы того, кого меньше всего ожидал увидеть. Лухан честно пытался отодвинуть от себя этот китайский шкаф, хотя… Он врал, искусно врал самому себе, потому что на самом деле скучал, потому что хотел, нет, жаждал увидеть эту ухмылку, эти глаза, желал почувствовать эти руки, и сейчас он наконец это получил. Какой толк закатывать скандал и истерики, когда он тут, рядом, пока он не ушёл… снова? Лу тонул во властных поцелуях, прижимаясь ближе к парню, будто пытался срастись с ним в одно целое и не отпускать уже никогда. Руки беспорядочно блуждали по сильной спине, цепляя края куртки, чтобы резко содрать её и отправить в свободный полёт. Горячие, обжигающие поцелуи спустились на шею, и Хань издал первый стон. — Фань, Фань, Фань, — Лухан заговорчески шептал имя, словно мантру, положив ладонь на щёку своего посетителя. Правда ли это он? Реальность ли это или плод больной фантазии? Лухан не знал ответа на этот вопрос, зато он знал ответ на другой. Молча, будто и не было этих долгих месяцев одиночества, он повёл его в спальню. ЕГО Фаня в ИХ спальню, на ИХ кровать, где они когда-то вместе засыпали и просыпались. Он плавно опустился на её край и потянул Ифаня на себя, позволяя родным рукам утащить его вглубь кровати, позволяя заблокировать для себя пути отступления. Нежный поцелуй где-то в области бедра, и Лухан перестал чувствовать одежду на обоих: только сильные руки, влажные поцелуи и горячую обнажённую кожу. Бежать было некуда и не хотелось особо. Хань впервые за такое долгое время вновь ощутил эти эмоции. Прелюдии и подготовка были долгими и нежными, они вызывали у Лу бурю эмоций, будто само тело вспоминало те дни, когда такие прикосновения были нормой, когда он мог получить такую ласку в любое время дня и ночи. Проникновение окрасилось вспышкой глухой боли, которая резво пробежала по телу парня и прочно засела в области сердца. «Я говорил тебе, что ты не сможешь без меня, Только я смогу сделать тебя счастливым. Ты не сможешь сбежать от меня, Ты останешься с этой любовью до конца». Чёрное пятно боли расползалось по грудной клетке, разъедая душу. Лухан будто наяву слышал эти насмешливые слова, доносившиеся глубоко из его сердца. И это было правдой: Лу привязан к Фаню, как собака, которая слишком предана хозяину чтобы понять, что больше не нужна. Нет, Фань слишком эгоистичен, в чём, собственно, Лухан никогда не упрекал его. Ифань не позволит ему уйти в себя, не сейчас, и Лухан разрешил взять себя всего, без остатка, разрешил себе утонуть в удовольствии, забыться в родных руках, чтобы позже только глубже погрязнуть в этой чёрной вязкой жидкости, которая давно уже поселилась в его душе. Но это будет позже, а сейчас он получит то, что ему так любезно предоставляют, и он охотно примет это, выгибаясь на простынях и одаривая слух парня яркими громкими стонами. Он будет принимать до тех пор, пока удовольствие со всех клеточек его организма не соберётся в одну точку и не выплеснется наружу, оставляя после себя спасительную пустоту, которую так жаждал Лухан. Он расслабится, тогда когда тело над ним содрогнётся в оргазме и рухнет тяжёлым камнем в открытые объятия Ханя. И тот будет рад, он будет счастлив, он будет желать, чтобы этот момент не прекращался никогда. Но жизнь редко шла ему навстречу, и Лу уснёт в крепких объятиях того, кого так долго ждал, чтобы проснуться в совершенном одиночестве и начать жить заново… Снова. Чтобы тешить себя надеждами, что когда-нибудь он справится, что когда-нибудь он сможет быть счастлив без НЕГО. Никогда. Дверь в спальню была приоткрыта. Минсок сидел на полу прихожей, собирая кусочки разорванной фотографии как пазл, чтобы получилась целостная картина. Слёзы редкими дорожками стекали по щекам. Он закрыл глаза и уткнулся в собственные колени, стараясь не думать ни о чём. О том, чьё имя в этом доме запрещено называть.