(Не) спутал

      Бритая голова, так что если провести рукой, чувствуешь любую неровность черепа, кажется, что дотрагиваешься до чего-то запретного, недосягаемого; глаза большие, постоянно вращающиеся, словно мясо на вертеле, а зрачки напоминают холодную воду, так что если окунешься, то пути обратно уже нет — тонешь сразу, как бы хорошо не плавал; губы пухлые и обветренные от постоянного курения и от того, что их постоянно закусывает их хозяин, когда нервничает; нос неправильный, птичий, идет ломанным изгибом, смотрится резко и угловато, ноздри часто разлетаются при приступах злобы или волнения; фигура худая, вся состоит из углов, но если обнять, нащупаешь только ребра — Ваня знает это все, но ищет постоянно что-то новое в образе Мирона.       Еще Ваня знает, что влюбляться в друзей неправильно, а его любовь к Федорову — это одна огромная ошибка, но это не мешает Ване думать о том, какого это - поцеловать Мирона, о том, как это, когда эти губы, вечно кривящиеся из-за неконтролируемого каскада эмоций, обхватывают твой член, и все эти мысли заставляют Евстигнеева думать, что если Мирон и правда ничего не подозревает о его чувствах, то он, очевидно, ослеп. Хотя эта «слепота» идет и Ване на пользу, но какая к черту разница, если Федоров все равно постоянно рядом и иногда даже слишком рядом? Ване почти хочется выть от отчаяния, и он бы сделал это, только тогда с Мироном говорить, а потерять друга из-за пидорства — это хуево, так считает Ваня.       Если после пьянки заснуть совсем рядом, то можно чувствовать, как пахнет Мирон — что-то крепкое, терпкое, немного горькое, но очень родное, Ваня не может точно охарактеризовать аромат и дать ему определение или название, но точно узнал бы его из тысячи. Еще в таком положении можно обнять Мирона, совсем не по-дружески, так чтобы чувствовать его тепло через одежду и ощущать холод его рук поверх своих, Мирон — человек-контраст, он сочетает несочетаемое, и Ваня не знает, как выбраться из чувства под названием «любовь». Потому что стоит поцеловать, и потеряешь друга, но пока Евстигнеев теряет только терпение.       Все же Ваня целует. Когда после очередной попойки они останавливаются у Мирона в квартире, и Федоров скидывает толстовку, потому что жарко, и отрубается, Ваня ложится рядом на узкий диван и тщательно смотрит на спину Мирона. Она худая и бледная, позвонки идут жемчужной дорожкой от сгорбленной шеи до костлявой поясницы и исчезают за тканью штанов и немного торчащей резинкой от нижнего белья, лопатки сильно выпирают и напоминают чужеродные отростки. Ваня наклоняется и касается их губами, легко, почти неощутимо, затем целует чужую шею и сам чуть не стонет от невозможности ситуации. В голове взрываются салюты, перед глазами плывет от наслаждения. Но Мирон все также спит.       На утро, когда Ваня посыпается, то Мирона уже нет, а спина чертовски затекла от того, что он спал на диване. Евстигнеев встает, выпивает почти на автомате, чтобы все, что болело, прошло, аспирин и берет в руки телефон. Он бессмысленно смотрит на экран, открывает контакты и долго пялится на имя «Мирон Федоров», словно это ему как-то поможет. Он не знает, чего хочет, но спустя минут десять набирает Мирона и слушает гудки. — Привет, Вань, — говорят из трубки, — прости, что так быстро свалил, пока ты не проснулся. Дела, сам понимаешь. — Ага, — Евстигнеев нихуя не понимает, — Мир, у меня к тебе разговор. — Перед тем, как начнешь, говорить, — голос Мирона звучит немного хрипло, — ты меня вчера, кажись, со своей телкой спутал, но считай, что забыли. Так что за разговор? — А, да так, — Ваня почти забывает, как дышать в этот момент, — просто хотел сказать, что передохнуть хочу пару дней, чтоб не искали. — Нет проблем, — отвечаем Федоров.       Нет проблем. Ваня выключает мобильный и сползает по стенке, обхватывая себя рукам. Ему хочется не передохнУть, а передОхнуть. Нихуя он не спутал.