К нам повадился лис

- Похоже, к нам повадился лис, - произнес глава клана Матоба, рукой подцепив ворот кимоно Нацуме и чуть оттянув его, чтобы открылось небольшое пятнышко. Такаши вспыхнул, прикрыл шею, отойдя от мужчины на полшага, произнес, стараясь не смотреть в глаза: - Это укус. - Я так и понял, - кивнул Сейджи, чуть наклонив голову. Голос был медовый, ласковый, но от этого больше всего пугал. - Комара, - прибавил Нацуме, все еще держась за шею. – Вы же запретили мне покидать поместье… - Поэтому я и сказал, что к нам повадился лис. Пора ставить капканы. - Не надо! – сорвался Нацуме, опешил, потупился, отведя взгляд. – Я же сказал, что это просто комариный укус… расчесал. Некоторое время глава клана сверлил его своим неприкрытым бумагой глазом, потом молча развернулся и ушел дальше по коридору. Нацуме жил в поместье клана Матоба уже три года, подобранный главой в одной из охот на аякаши - спасенный от участи быть съеденным этими существами ребенок. Больше всего Сейджи раздражало то, что Такаши не проникся к ним ненавистью и, казалось, экзорцизм изучает только из благодарности к главе клана. Вот и теперь. Ох, не человек на нем след оставил, потому что и пахло от Нацуме той же нечистью, что Матоба с самого детства уничтожал. Да и какой человек полез бы в особняк клана, не испугавшись проклятья? Тут начиналась вторая проблема – какой аякаши смог проникнуть сюда, обойдя ловушки, барьеры, зная, что мог быть уничтоженным. За все три года Нацуме не покинул территории главного поместья без присмотра. Матоба говорил, что это для его же блага: слишком вкусно для всей этой нечисти мальчик пахнет, слишком привлекательно. Невелика потеря: размер поместья со всеми садами, комнатами и тренировочными площадками был в три раза больше деревни, из которой забрали Нацуме, к тому же в сопровождении он иногда бывал даже в Эдо, видя множество великих людей, с которыми имел дело клан. Закрытый в своей комнате, тщательно защищаемый, наряжаемый в кимоно, покупаемыми самим главой клана, Нацуме словно был его бережно оберегаемой куклой. Самая главная проблема заключалась в том, что «капканы»-то стояли, да еще какие. Какой клан может позволить себе жить без барьеров от враждебных аякаши? Но кто-то не только смог их пройти, но еще и не оставить следов проникновения. У Лиса были светлые, почти седые волосы ниже плеч, наглая улыбка и нахальный, развязный тон. Иногда от лиса неприятно пахло саке так, что Такаши приходилось прикрывать нос ладонью. Одет «лис» был в простое легкое кимоно, часто распахнутое на груди, да и вел себя как мартовский кот весной. Представился «лис» Мадарой, а в поместье проникал в виде круглого кота, которого даже повадилась прикармливать здешняя кухарка. Нацуме знал этот способ и мог давно прекратить эти встречи, рассказав главе клана о способе проникновения в поместье, да даже просто рассказав, что ему надоедает посторонний аякаши, не связанный с кланом. Мог сказать, но не хотел. Убеждал себя в том, что просто боится за жизнь «лиса», которого, несомненно, тут же запечатают, либо уничтожат за нарушение границ поместья. Мадара явился в поместье из озорства и привлеченный запахом воспитанника клана. Съесть Нацуме было идеей осуществимой, но – не интересной, разве что немного развлечет охота, которую устроит на него с горя Матоба, но Такаши сам по себе был интереснее. Сколько раз йокай мечтал вытащить мальчика из этой комнаты, рассказывал про леса, про море, про земные чудеса. Но показать все это было нельзя. Конечно, хотелось сделать красивый жест – обернуться огромным белым зверем, позволить человеку оседлать свой загривок и вылететь с ним отсюда. Или даже просто – взять на руки и длинными прыжками выскочить за территорию. Но нельзя. Сюда Мадара проникал в обличии жалкого кота и уходить мог им же. Как же он вытащит Нацуме, будучи колобкообразным животным? Мадара не знал, зачем хочет столько сделать для мальчика, ведь изначально он собирался сам поиграть с «куклой» Матобы, разозлив экзорциста, но это давно уже ушло за рамки игры. Нацуме смущался, обижался, ставил на дверь дополнительные печати, даже выкидывал Мадару за шкирку, пользуясь тем, что он еще в образе кота, но при этом позволял все больше, когда ёкаю удавалось, наконец, попасть в его комнату. Мадара чувствовал себя искусителем, не пряча заинтересованного взгляда, которым сверлил будущего экзорциста. Нацуме тушевался, смущался, снова злился, иногда пытался ударить, но неизменно оказывался лежащим спиной на татами, в то время как пришелец оглаживал его ключицы, колени, поясницу. Действия ёкая, его взгляд всегда будто говорили «Я могу сделать с тобой все, что пожелаю, и твое сопротивление ничего не будет значить. Но я хочу, чтобы ты тоже получал удовольствие». Мадара умел вовремя остановиться, оставив Нацуме тяжело дышащим от страха и возбуждения, в помятом кимоно, сам отсаживался к окну, доставая трубку и не без наслаждения оглядывая эту картину. Такаши, отдышавшись, переворачивался на бок и сворачивался в клубок, обиженно замолкая. Что с него взять – девственник. И хочется, и страшно. - Завтра я тебя не трону. Погуляю. Вернусь послезавтра, дам тебе время все обдумать. И послезавтра мы все-таки сделаем с тобой это. - Это? – сглотнув, спросил Нацуме, поправляя кимоно, хотя и сам уже знал ответ. - Секс, - Мадара, чтобы видеть выражение лица Такаши, с улыбкой обернулся, выпуская струйку дыма. – То, чем занимаются люди ночами. По любви или без любви. Из интереса. Я предупредил, Нацуме. Если правда хочешь, чтобы этого не произошло – скажи Матобе о донимающем тебя посетителе. Он поставит ловушку, и меня не станет, как и угрозы. - Я не могу! – выпалил Нацуме, вскакивая на ноги. – Конечно, ты тот еще подонок, но я против убийств. - Но ты и против моих приставаний, - засмеялся ёкай. – Сегодня вон как сопротивлялся, - указал на поцарапанную щеку Мадара, хотя и выглядел при этом довольным. – Так что выбирай, чего ты больше не хочешь – моей смерти или моих рук под твоим кимоно. Только учти, что руками я в следующий раз не ограничусь. А сопротивляться у тебя как-то не особо получается. Мадаре хотелось убедиться, в самом деле увериться в том, что человек в его распоряжении, человек привязался к нему и несмотря ни на что закроет его собой от экзорциста, если до этого дойдет. Матоба проснулся среди ночи, еще не до конца осознавая происходящее, зажег светильник. На футоне у его ног сидел Нацуме, обхватив колени руками. Сейджи удивился, жестом подозвал ближе и, когда Такаши подполз, положил руку на макушку, слегка потрепав. - Сон плохой? – негромко своим мягким голосом спросил Сейджи. Нацуме кивнул, зарделся от такой бесхитростной ласки. – Прямо как маленький. Никаких новых ловушек. Кухарка снова дала коту котлетку, почесала за ушком и шейку, после чего животное потрусило к комнате Нацуме, перебирая короткими лапами. При его появлении в дверях, уже в человеческом виде с гривой светлых волос и хулигански распахнутом на груди кимоно, Такаши вскочил, попытался объясниться: - Раз я не сказал Матобе про тебя, это еще не значит… - Еще как значит, - многозначительно произнес Мадара хриплым голосом, закрывая за собой седзи и входя в прямоугольник лунного света на татами. Нацуме попытался ускользнуть, отскочив от окна, чтобы обойти гостя слева. - Я тебя сам запечатаю, если попытаешься что-то сделать со мной. - Признай уже, что тебе это нравится. Все это, - спокойно следя за ним взглядом, протянул ёкай. – Не только мои действия. Но и эта игра в кошки-мышки. Тебе нравится сопротивляться. Ты – маленькая Химе, томящаяся запертой в своей башне. А я – хамоватый, но благородный преступник. Пришел украсть у принцессы самое дорогое. - Это пошло! – вспыхнул Нацуме, уже почти прокравшись к двери, но Мадара ловко поймал его за руку, притянул ближе, но лишь для того, чтобы коснуться губами тыльной стороны ладони опешившего Такаши. - Я говорил о сердце, Химе. Затем ловко подхватил добычу на руки, словно тот и правда был хрупкой девушкой. Нацуме завозился, попытавшись вырваться. И все же – он мог кричать, но не делал этого, вряд ли только из-за страха за скорый на расправу нрав главы клана, да и кто же об этом думает, если и в самом деле грозит изнасилование. Мадара уже менее почтительно бросил Нацуме на футон, опустился на колени, заняв удобную позицию – одно колено между ног Такаши, второе с внешней стороны бедра. Полы кимоно мальчика распахнулись, разметались по футону причудливым узором. Определенно, у Матобы вкус в одежде был, и Мадара сейчас думал, уж не представляет ли глава клана ночами, как сам раздевает ученика, освобождая от им же купленных тряпок. - Пора прощаться с детством, Химе, - опустился ёкай. Одну руку Нацуме он перехватил, прижав над головой парня, второй Такаши ударил его в скулу: - Хватит меня так называть! Мадара приложил тыльную сторону ладони к лицу, ухмыльнулся: - Как прикажете, Химе. Начал ёкай с того, что, медленно стаскивая кимоно с Нацуме, следил языком за ускользающей тканью, задерживаясь на шее, в ямочке ключиц, зацепив по очереди оба соска, а затем и вовсе проникнув языком в ямку пупка, наблюдая за реакцией. Такаши уже не мог сопротивляться, его трясло от ощущений, ожидания, нетерпения – это было чем угодно, но никак не отвращением. Мадара прикусил нежную кожу ниже пупка, распутал без труда пояс, затем снова перешел на грубость – рывком поднялся, так же резко выдернул Нацуме из кимоно, перевернул на живот, навалился сверху. Мальчик придушенно, но негромко вскрикнул, ёкай тут же успокоил его легким поцелуем в висок. Мадаре хотелось, чтобы Такаши почувствовал это – силу, перекатывающиеся под кожей ёкая мышцы, уверенные руки на его плечах, скользнувшие ниже, по бокам, к бедрам, укусы на плечах и шее, а главное – упирающийся теперь в копчик Нацуме твердый, истекающий влагой член. Парень заскреб по одеялу, когда Мадара, приподняв его бедра одной рукой, пальцами другой, как показалось Нацуме, продемонстрировал, что его ждет, проникнув внутрь. Ощущение нельзя было назвать болезненным, оно скорее вызывало дискомфорт, который, впрочем, не мог заглушить отвратительного чувства стыда, больше даже не от действий ёкая, а от нарастающего возбуждения. Сила. Мадара давно понял, что этого человеческого ребенка можно получить только силой, не вульгарной и грубой, а успокаивающей, будто шепчущей: «Я смогу защитить твою слабость. От кого угодно, но не от себя». - Тебе надо расслабиться, иначе нам обоим будет больно. Давай, Нацуме, время прекратить эту игру. Или, если угодно, время принцессе поддаться напору разбойника. - Хватит, - в подушку проныл Такаши. – Ты один тут играешь. Мадара задумался, прекратив размеренные движения пальцев, перевернул Нацуме на спину, чтобы взглянуть в глаза. - Если дело только в этом, то я не играю. И не использую тебя как способ поиздеваться над главой клана. Я здесь потому, что хочу именно тебя. Успокоил он этим мальчика или нет – думать было некогда, природное, низменное требовало скорее переходить к делу, поэтому ёкай снова перевернул Нацуме на живот, так же приподнял его бедра, но ко входу на этот раз приставил не пальцы. Такаши дернулся, как от укола, зашипел, попытался освободиться, но Мадара мало что еще удерживал его бедра – наклонился, прошептав ласково: - Говорю же, расслабься. Иначе нам обоим больно будет, - его вторая рука успокаивающе поглаживала живот Такаши, спускаясь иногда ниже, к жестким коротким волосам. - Но мне уже больно! - Это потому, что зажимаешься, - успокаивающе коснулся губами краешка уха, лизнул мочку. Нацуме глубоко вздохнул, попытался расслабиться, хотя и выходило все равно плохо – он сжимался с каждым движением в него, затем снова пытался упростить Мадаре задачу, и тут же, с проникновением глубже, снова всхлипывал и скреб пальцами по футону. А потом вдруг вскрикнул, коротко, но не от боли, а скорее удивленно, тут же зажал себе рот рукой, отчего дыхание стало еще громче. - Ну вот видишь, - ухмыльнулся Мадара, - теперь пойдет лучше. Осторожность исчезла из его движений, он сразу стал двигаться резко, порывисто, кусая плечи Нацуме, сжимая до синяков бледную кожу на бедрах. Такаши зубами прикусил запястье, стараясь не кричать, только иногда всхлипывал, пытаясь перевести дыхание от свалившихся на него ощущений. Кончив первым, ёкай немного отдышался, навалившись сверху и втягивая носом человеческий запах, такой сладкий и желанный, что на круглом плече остался красный след укуса. Нацуме попытался высвободиться, но Мадара перехватил его поперек тела, рывком поднял, поставив на колени над своими бедрами, прошептав: - Еще не все, - затем снова вошел, чувствуя, как по члену стекает его же сперма. На этот раз Нацуме можно было жарко и нетерпеливо целовать, положив руку на его плечи, да и Такаши эта поза, кажется, больше подходила – он даже пытался делать какие-то движения навстречу, положил руку на ладонь Мадары на своем бедре, но скинуть не пытался, напротив, сжал будто бы одобрительно. Кончая, Такаши и сам удивил ёкая, прикусив кожу на его шее так, что, наверное, останется засос, а теперь дышал глубоко, успокаиваясь, пальцами перебирая длинные волосы. На попытку Мадары заглянуть ему в лицо, уперся, обнял за плечи, отказался показываться, что-то гневно фыркнув, прижался сильнее. - Тише-тише, все хорошо. Я закончил, - успокоил ёкай, выскальзывая из тела человека. Нацуме снова полувсхлипнул-полупростонал, пересел с бедер Мадары на одеяло, сполз по ёкаю, пряча теперь лицо у него на груди. Тот погладил по волосам, коснулся макушки губами. Теперь нужно было быть ласковым, как с ребенком, даже если этого ребенка только что поимел. Мадара выбрался из комнаты Нацуме на этот раз только, когда тот уже мирно задремал, разнежившись от приятных легких прикосновений, которыми никогда раньше ночной гость его не баловал. Ёкай расслабился, мурлыкая негромко что-то под нос, оборачиваясь на ходу в кота, и у поворота в комнату Такаши вдруг почувствовал, что вляпался в ловушку. Удивленного такой неожиданностью кота тут же обдало голубоватым светом печати. - Ты рано встал. Оставь слугам, они постирают, - предложил Матоба, выходя к колодцу. Нацуме посмотрел на него обиженно, отвернулся. На нем было легкое дешевое кимоно, в котором он и сам напоминал прислугу. - Что вы сделали? Вы пытались его запечатать? Убить? Я ведь не просил вас об этом. - Лиса, что повадился в этот курятник? Нет, что ты. Это сильный лис, тебе, как будущему экзорцисту клана, он очень пригодится. Но я немного проучил его, чтобы не считал меня идиотом. Какое-то время его, наверное, не будет. Впрочем, я могу и ошибаться. - Почему? – удивленно обернулся Нацуме, выжимая пододеяльник одновременно с этим движением. Матоба не сказал ничего, только засмеялся, прикрыв рот, и это было странно. В лесу гремел праздник ёкаев - веселились в каждом уголке поляны. Один только Мадара сидел в окружении уже двух пустых бутылок и приканчивал третью, со злостью глядя на каждого, кто пытался подойти или подсесть к нему поговорить. В лесу его уважали, для них он был одним из самых сильных ёкаев, но именно поэтому сплетни о нем и были самым веселым для более слабых обитателей поляны. - Почему Мадара так зол? Не выгорело что-то с человеческим существом? - Выгореть-то выгорело. Да только, говорят, дома у экзорциста была ловушка. - Его пытались запечатать? - Может, и пытались. Но скорее уж прокляли. Теперь у Мадары еще минимум два месяца не встанет, вот и бесится.