...и жили они долго и счастливо

- Почему? – Прозвучало по-детски обиженно и оттого до смешного нелепо. Саске стиснул зубы, сжал кулаки от невыносимого желания ударить. Хоть кого-нибудь. И почему – сейчас? Когда все, наконец, наладилось, забылось, осталось позади. Долгие годы невыносимой боли, не оставлявшей его ни на одно мгновение, изматывающее душу бесконечное одиночество, горечь, оставшаяся на языке послевкусием совершенных ошибок, тех, что невозможно исправить и простить. Саске каждый день заставлял себя перебарывать все это, и ни единой живой душе не известно, какие нечеловеческие усилия приходилось ему прилагать. Оставить, в конце концов, прошлое в прошлом. Жить настоящим. Просто ходить по улицам. Спать без страха ночных кошмаров. Заново научиться дышать полной грудью. И главное, перестать убегать. - Потому что я лгала тебе. – Ее голос звучит совершенно спокойно. Но это лишь усиливает шок. Саске не верил. Точнее, не поверил бы, решил, что это всего лишь очередной женский каприз, попытка привлечь к себе внимание, но из дома исчезли практически все ее вещи, косметика, книги, безделушки. И на краю их огромной двуспальной кровати, не слишком часто служившей супружеским ложем, с его стороны сиротливо лежал свежеотпечатанный бланк – документ, аннулировавший их брак. - Я лгала, когда говорила, что хочу просто быть рядом, просто любить тебя. Лгала, когда говорила, что лишь хочу сделать тебя счастливым… - Сакура сжимала небольшой походный рюкзак, раздутый от заполнивших его вещей. И никаких ее привычных слез, дрожащего голоса и обид. Никаких эмоций вообще. Только усталость, но именно она заставила Саске испугаться. Впервые, за все время их супружеской жизни. - На самом деле я хотела, чтобы это ты был рядом со мной и любил меня. Чтобы сделал меня самой счастливой женщиной в мире. Вот как. Господи, ну почему нельзя было сказать это сразу! Женщины… - Сакура… - Просто тогда я сама не осознавала этого. Я считала, что любовь непременно должна быть бескорыстной, иначе это чистой воды эгоизм. Я была дурой. И… да неважно, черт. Не бери в голову, - она махнула рукой и повесила рюкзак на плечо. - Сакура, - повторил Саске, - я понял. Правда, понял. Я задолжал тебе и готов отплатить за все с избытком. Он быстро приблизился к ней и пристально взглянул в ее лицо, безошибочно отыскивая передавшиеся Сараде черты. И ее глаза, такие ясные, чистые, как самые дорогие изумруды. Почему он никогда не замечал, какие прекрасные у его жены глаза? - Но мне уже ничего от тебя не нужно, - почти с жалостью произнесла она. Сделала шаг в сторону, зацокала каблуками по комнате. А ведь раньше его всегда до безумия раздражал этот звук. - Хорошо, - сквозь зубы процедил Саске, - я заслужил это. Но я на самом деле люблю тебя, даже если… - …никогда об этом не говорил. – Сакура закончила за него. Остановилась у закрытой двери, постояла пару мгновений, словно размышляла, и развернулась: - И никогда не давал мне понять это. Бывшие супруги засверлили друг друга взглядами. - Когда я рожала Сараду, ты просто привел меня в убежище Орочимару. Орочимару, Саске! Я до сих пор боюсь узнать о каких-нибудь созданных им генетических копиях нашей дочери! Но это еще полбеды. Ты оставил меня с Карин, а сам сбежал с Джуго и Суйгецу, потому что тебе было неприятно присутствовать на родах! - Мне было страшно, - тихо и зло признался Саске. Его до сих пор пробирала дрожь, стоило вспомнить душераздирающие вопли бледной и обливающейся холодным потом Сакуры. - И мне тоже. Я ужасно обиделась на тебя, но простила. Как обижалась и прощала всякий раз, когда ты отказывался нянчиться с Сарадой, потому что тебя раздражал ее плач. Когда ты демонстративно уходил из дома, если к нам в гости приходили мои родители, и, черт, только не нужно оправдываться тем, что это напоминало тебе о твоей семье! Это было правдой. Саске ужасно завидовал тому, что у Сакуры были живые и любящие родители, которые всегда ее поддерживали. Но сейчас его тогдашнее поведение действительно казалось ему идиотским. - А еще, помнишь? На все праздники, церемонии и приемы, которые ты так ненавидел, я ходила одна, в то время как все мои друзья приходили парами. И спрашивали меня, почему ты не пришел. Я чувствовала себя идиоткой, мне так хотелось, чтобы ты был рядом. Он вспомнил и об этом. В то время общаться с кем-то, кроме членов их старой команды, для Саске было сродни пытке. Косые взгляды, ненужные вопросы… от этого тошнило. И ему вовсе не хотелось отправлять куда-то Сакуру в одиночестве, но, понимая, что жена не разделяет его социофобии и нуждается как все нормальные люди в общении, просто не смел просить ее остаться. - Я старалась быть как можно ближе к тебе, но ты просто не подпускал меня. В годовщины смерти родителей и брата, уж прости, что напоминаю, ты сутки напролет сидел, запершись в своем кабинете, и под страхом смерти запрещал мне беспокоить тебя. А я обливалась слезами из-за того, что тебе плохо! Саске прикрыл глаза рукой от острого, жгучего чувства стыда. В этом вопросе ему оправдания не было. Каким же он был мерзавцем! - О том, что ты пропадал столько лет и даже не писал хотя бы для Сарады, я вовсе говорить не хочу. Он ведь писал, особенно последние месяцы. Им обеим. Писал, потому что невыносимо скучал, потому что все острее и острее чувствовал любовь к ним, желание, нет, не так – жизненную необходимость находиться рядом. Как и свою вину перед ними. А потом сжигал эти длинные нудные послания, потому что отправлять их казалось ему глупым и нелепым после стольких лет молчания. Потому что убеждал себя, что непременно выскажет им все это при встрече, попросит прощения. И, господи, он молил, чтобы это оказалось так, получит его. - Я все надеялась, что когда-нибудь это закончится. Что нужно потерпеть еще немного, и мы, наконец, заживем нормальной жизнью. Поэтому молча глотала свои обиды, - теперь в ее голосе послышались слезы. Саске хотел подойти к ней, обнять, пожалеть, но ноги вросли в пол, одеревенели, - и тем больней мне от того, что ты все время воспринимал мою всепрощающую любовь как должное. Даже если я сама позволила тебе думать, что это так. Сакура стряхнула с ресницы слезинку и всхлипнула. Самое время упасть на колени и умолять о прощении и о еще одном шансе. Саске нервно дернулся. - И куда ты теперь? - Путешествовать, - пожала она плечами, - меня давно зовут в Суну, просят поделиться опытом в медицине. И в Кири. Я там за всю жизнь ни разу не побывала, представляешь? Она поправила рюкзак, зашагала к двери, распахнула ее легким движением. - А как же Сарада? – Как же глупо прозвучал его вопрос. Сакура бросила через плечо слегка удивленный взгляд: - Тебе не кажется, что теперь твоя очередь о ней позаботиться? Саске молча перенес новый удар. Его жена (бывшая) горько усмехнулась. - Впрочем, наша дочь уже вполне самостоятельная. Она уже стала чунином, - с гордостью сказала она, словно Саске этого не знал. – К тому же, в крайнем случае, за ней присмотрят мои родители. Или Наруто с Хинатой. Или Ино с Саем. Или Чоджи с Каруи. - Я понял, - пробормотал Саске. Сглотнул подкативший к горлу противный ком. Неприятно было осознавать, что в нем больше не нуждались. Он опоздал. Сам виноват. Сакура пожала плечами и молча вышла в коридор. Господи, неужели он не заслужил даже достойного прощания? - Сакура! – окликнул ее Саске. Она в очередной раз остановилась, посмотрела на него с неудовольствием. – У тебя есть другой? Пожалуйста, пожалуйста, только не это! Только не это, иначе все будет потеряно безвозвратно! Потому что если в ее сердце осталась хоть крупица, хоть маленькая толика той былой любви к нему, Саске сможет вернуть все назад. Он сделает невозможное. Он заставит Сакуру снова его полюбить, и уже на этот раз будет идеальным мужем и отцом. Только бы у нее не было другого мужчины! - А вот это не твое дело, - сухо отозвалась она. – Уже не твое. Саске чувствовал себя, словно его окатили ледяной водой. Он смотрел в след уходящей навсегда любимой женщине и слушал, как громко цокают по ступенькам ее каблуки, и звук этот казался ударами молотка, забивающего гвозди в гроб их брака. Внизу хлопнула входная дверь. Саске постоял еще немного и на негнущихся ногах развернулся, сразу же невольно попадая взглядом на все еще лежащий на кровати формуляр. Его вид заставил вцепиться зубами в кулак, прокусывая кожу до крови. Но боль физическая была просто ничем, в сравнении с тем, что происходило сейчас в душе Саске. Он не удержался и как подкошенный рухнул на колени, заплакал. Горько. Беззвучно. Давясь бесконечными слезами и изо всех сил стискивая зубы, чтобы не завыть, не заорать, не зарыдать. Он завалился на бок, поджал к себе коленки, и лежал так долго-долго. Его красивое лицо было совершенно мокрым от слез, стекавших теперь на дощатый пол. Слезы, как ни странно, принесли облегчение. А ведь Саске почти забыл, что умеет просто плакать. Утираясь рукавом рубашки, он поднялся. Ну, ничего. Если он и вынес из своей жизни какой-то урок, так это принцип не сдаваться не попытавшись. От этой мысли сразу же стало легче. Саске схватил проклятый документ, скомкал его и поднес к лицу. Разжал ладонь, испуская ею огненную чакру. Пламя быстро превратило бумагу в пепел, а пепел – в пыль. Ничего. Ничто не потеряно до тех, пока он может бороться. А уж за свою любимую женщину Саске собирается бороться до самого конца.