comes daemon rupto stereotypes

Тихий стук в дверь и легкий скрип петель заставили графа вздрогнуть. — Господин, — Тэгун склоняется в поклоне, бесшумно ставит поднос с полуденным чаем на стол и, прежде чем удалиться, едва заметно втягивает носом воздух. Ким Воншик мог бы разглядеть в глазах собственного демона ярко вспыхнувшие огоньки, а на губах — чарующую полуулыбку, если бы только не должен был смотреть прямо в кипу документов. Воншик о многом бы мог догадаться. Но, кажется, его календарь с помеченными и выверенными днями течки куда-то запропастился, а держать абсолютно всю информацию в своей голове Ким все-таки был немного не в состоянии. — Господин, — Чон громко отстукивает какую-то мелодию о дверной косяк, заставляя господина поднять голову и посмотреть на него. Граф Ким похож в вечерний час, в лучах закатного солнца, на маленького воробышка, которого выдернули из пелены сна. Кропотливое изучение документов приводит к отвратительному настроению и Воншик морщит было аккуратный, прямой нос, чтобы высказать свое недовольство слуге, но вместо потока брани с губ срывается сдавленное 'ой'. А вместе с тихим вздохом хозяина, на губах дворецкого расползается плотоядная улыбка самого страшного хищника в мире. Воншик бледнеет, сжимает в пальцах бумагу и кажется, что вместо воробушка вдруг превращается в мышь, которая готова вот-вот рвануть прочь из комнаты. Просто Ким терпеть не может, когда все происходит так… незапланированно. Граф встает, с шумом отодвигая мягкий стул и старается задержать дыхание, чтобы пройти мимо дворецкого, который все также стоит на пороге, но вместо ожидаемой реакции-спокойствия, ноги предательски дрожат. Воншику приходится опереться на деревянную поверхность стола, ощущая между ягодицами привычный зуд и влагу: кому-то судьба уготовила бытие омеги и этот кто-то — его высочество, граф Ким Воншик. И к его (не)счастью в доме есть кто-то, кому повезло быть Чон Тэгуном, демоном-альфой, что сейчас вовсе не собирается скрывать своих намерений. — Итак, вы ничего не хотите мне сказать? От вкрадчивого голоса у Кима мурашки бегут по телу и волоски на руках встают дыбом; ноги начинают дрожать сильнее и граф прикусывает нижнюю губу, стараясь удержать себя в трезвом уме и здравой памяти. Обостренное обоняние позволяет почувствовать терпкий, проникающий внутрь, запах вина. Сдавленный вдох срывается с губ омеги и он переводит взгляд на календарь, где ровным счетом ничего не помечено. Тэгун.. — Где мои таблетки, Тэгун? — приказной тон срывается, путается с вдохами-выдохами, Воншик заставляет себя собраться с мыслями. От запаха альфы идет голова кругом и хочется тут же кинуться к нему: целовать и требовать внимания, чувствовать, как тебя любят… Только вот обычно граф не позволял своей омежьей природе брать верх — таблетки для сдерживания течки всегда пились им ровно за день до. Этот чертов Чон Тэгун ! Ким ведь помнил, что отмечал в календаре этот день. — Вот эти? — в ладони демона блеснул пузырек с кругляшами-таблетками, что звякнули о стеклянные стенки, — мне кажется, что очень несправедливо так издеваться над своим верным слугой, ведь прошло уже столько месяцев, после того, как мы с Вами.., — неподдельная издевка и наигранная горечь в голосе дворецкого должны были вывести из себя господина, все-таки это непозволительная наглость! Но Воншик лишь со стоном сполз на пол, упираясь холодным лбом в один из ящиков стола. Пульсирующая волна возбуждения пошла по всему телу и граф не смог с собой совладать: его течки были характерно насыщенны необходимостью совокупиться с ближайшим альфой, да до такой степени, что стоять на ногах от спазмов он был не в состоянии. Тэгун качнул головой, с щелчком закрывая дверь, приближаясь к своей _жертве_. Ким был весьма трогателен в своей беспомощности, но что мог поделать с собой альфа, ведомый инстинктами? — Вы ведь на самом деле не против, просто, я знаю, до крайнего смущены тем, что меня нужно просить сделать с вами что-то.., — он слишком быстро оказывается рядом, обнимает со спины, проскальзывая ладонью под пиджак Господина, — непристойное, — говорит прямо на ухо, выдыхая в покрасневшую ушную раковину. Тэгун легко сжимает зубами мягкую мочку аккуратного уха, ласкает ее языком, чувствуя как все больше распаляется под игривыми, настойчивыми прикосновениями крепкое тело. Воншик краснеет очаровательно, румянец покрывает обычно бледные щеки, когда Тэгун снимает с омеги одежду — быстро и резко, оставляя того в одной рубашке. Киму приходится повиноваться: смазка, выделяемая с излишком, стекает по ногам, оставляя влажные следы, и для того, чтобы не пачкать шорты, приходится помочь их снять (и, черт, сразу с нижним бельем). — Вы так добры, Господин, — шепот дворецкого проникает в самую душу, Воншик прикрывает в испуге глаза, вновь позволяя себе отдаться ощущениям и в то же время страшась их. Его демон искуситель самый отъявленный негодяй во всей Корее, должно быть, но думается об этом с трудом: мысли словно бьются о какую-то невидимую преграду и взгляд у графа замутнен. Тэгун легко укладывает его на стол, заставляя пошире раздвинуть бедра. — Видите, вы приглашаете меня, — дьявол. Воншик сдавлено стонет, смахивая рукой все документы, которые просматривал совсем недавно ; Тэгун тихо цокает, а потом осторожно, словно боясь ранить, вводит сразу два пальца в сочащееся  смазкой колечко мышц. Воншик принимает его так легко, что на несколько мгновений на лице дворецкого можно даже заметить удивление — неужели этот сорванец баловался чем-то, пытаясь помочь себе без него, Чон Тэгуна? Недовольно хмурясь, демон разводит пальцы внутри, поглаживает нежные стенки, заставляя своего хозяина заерзать, вновь прикусывая припухшие покрасневшие губы.  Второй рукой он закатывает наверх белую рубашку, ведет тонким пальцем по позвоночнику. Чон игриво схватывает вставший острый сосок, сжимая его двумя пальцами и толкается внутри глубже, заставляя мальчишку тихо зашипеть. У графа наворачиваются на глаза слезы обидного нетерпения — Тэгун недвусмысленно распаляет его, делает назло, чтобы просить. Чтобы жалобно требовать больше. Сильнее. Глубже. Воншик крутит головой, заставляя себя сдерживаться, но как можно, когда язык дворецкого оставляет на спине замысловатые узоры и пальцы с хлюпаньем выходят из разработанного входа. В какой-то момент жалобный скулеж практически срывается, но Тэгун сползает на колени, оказываясь вровень с ягодицами Кима и Воншик ощущает, как мимолетно проходится теплый, чувственный язык по сочащемуся смазкой анусу. Демон самозабвенно (и очень настойчиво) слизывает выступающую солоноватую жидкость, касается пульсирующего, требующего внимания колечка мышц. Ладонь Чона в это время мягко сжимает поджавшиеся яички, массируя их, а сам граф вдруг заходится в стонах. И это чертовски льстит Чону: ловкими пальцами он гладит член своего хозяина, пока тот двигает бедрами навстречу. — Я не буду просить, — злобно-злобно, должно быть. Но вместо злости: жалобное-Как прямое 'займись со мной сексом, наконец-то' приглашение. — Ваше тело, — Тэгун целует упругую ягодицу, вдруг отрываясь от своего занятия и выпрямляясь, — говорит мне все за Вас. Звук расстегиваемой одежды почти не слышим за пульсацией в висках, Ким чувствует только, что еще немного и будет сам помогать себе бороться с течкой: он собственной ладонью стремится к собственному достоинству, что призывно пульсирует, чуть ли не болезненно отзываясь на каждое движение. Быстрее. Быстрее. Теплая головка крупного члена пристраивается к анусу, Воншик сжимается на несколько томительных мгновений, а потом стонет так сладко и так нетерпеливо дрожит под альфой, что Тэгун чудом сдерживает себя от победного смешка. Его господин — тот еще искуситель. — Вы должны гордиться, ведь вас хочет демон, — Чон делает толчок. Еще один. Упругие стенки сжимаются, плотно обхватывают член, и дворецкий перестает себя контролировать, позволяя графу наращивать, пока сам, цепко придерживая его за бедра, вбивается в крепкое и красивое тело. Воншик отзывается на каждое его движение, послушно подмахивая и заводя еще больше охами и тихими вскриками. Запах яблока становится гуще, насыщеннее, когда Тэгун склоняется, оставляя на Воншиковом плече метку, а потом входит так глубоко, что не сразу слышит за собственным наслаждением такое же наслаждение Кима: он стонет так громко, что кажется — оглушающие, а потом пачкает собственным семенем ладонь.  На губах демона расползается нехорошая ухмылка, когда он резко выходит из красивого тела.  Воншик переворачивается на спину, касается аккуратными пальчиками ноги груди своего слуги и Чон был бы очень большим глупцом, если бы не заметил яркого, огненного блеска глаз. — Вам быть бы демоном, Господин, — прежде чем прильнуть к Киму, произнесет дворецкий. Руки его сами собой расстегнут мешающую теперь рубаху. Воншик будет кусаться и царапаться, как маленький дьяволенок, сводя с ума своими поцелуями. Будет умело толкаться язычком в рот слуги, но в конце ночи, когда граф будет дышать тяжело и подтянутое тело будет сплошь покрыто засосами-отметинами, Чон Тэгун отдаст своему хозяину одну маленькую таблетку. Потому что играть с этим миленьким воробушком лучше по своим правилам. Это веселее.