Kissu

Каждый из них нашел в Юкихиро что-то своё. Что-то, что сразу расположило к новенькому, пока ещё официально сессионному ударнику, всех троих. После скандала с Сакурой было тяжело принять кого-то, кто стал бы его заменой. Юкихиро заменой не стал. Он был другим. Хайд нашёл в нём человека, близкого к кумиру. Тетсу – единомышленника, увлечённого Евангелионом так же, как он сам, и идеального ударника для группы. А Кен… Кен полагался на мнение и интуицию Тетсу, как и все эти годы – иначе бы его здесь вообще не было. Хотя и сам не мог понять, почему ему было так просто принять Юкихиро. Почему невольно взгляд останавливался именно на нём. Может, просто цеплялся за чужого человека в привычной обстановке студии. Пока ещё чужого, несмотря на то, что и до этого он не раз бывал здесь. А ещё был интерес. Хотелось понять, какой он на самом деле. Юкки был серьёзным, собранным, внешне непрошибаемым. Абсолютный человек «в себе», неконтактный и неспособный ужиться. Но только на вид – это они поняли после первой же репетиции. Юкихиро умел и любил работать в команде. И умел веселиться. А ещё он был настоящим профи, не только за установкой. Все опасения оказались напрасными. Наверное, примерно тогда же Кен понял, что ему уже совсем не жаль, что Сакура ушёл. Конечно, хорошего в этом не было ничего, но то, что на смену ему пришёл не кто-то, а именно Юкихиро, искупало всё. С ним не было легко, но хотелось преодолевать все его внутренние барьеры и продолжать работать. С ним было уютно просто молчать и слушать, как он тихо отстукивает одному ему понятный ритм на чём угодно. С ним было весело в баре, с ним было просто писать новые песни, часами подгоняя партии, доводя до идеала. Им, в общем, и не нужен был никто больше – в случае необходимости Юкихиро брал в руки оставленный Тетсу бас и мог подыграть, пусть и не так мастерски, как сам Лидер. И так же сложно, как просто давалось остальное, с ним было сложно говорить о личном – Юкихиро замыкался и не желал развивать тему. Никто из них не знал, есть ли у него девушка, кто его друзья, чем он живёт. Такой вот чёртик в яркой коробочке. Всегда спокойное, даже непроницаемое выражение лица, внимательный взгляд, опущенные плечи. Редкие улыбки, как подарок миру, озаряющие тонкие черты лица каким-то странным тёплым светом. Он был застенчив – это знали все. Над ним можно было беззлобно подшутить – просто попытка вытащить его из панциря спокойствия. У него была гора навыков – от первой медицинской помощи до починки машин. Где и когда он всему этому учился, не знал никто. А после и спрашивать перестали. Тогда они не думали, что он войдёт в состав группы – до Токио Дом. Момент на самом деле переломный. Огромная толпа восторженных фанатов. Чувство самой настоящей эйфории. Это было волшебно. Их любили. Они вернулись. И было таким естественным, что Тетсу завёл разговор о включении Юкихиро в группу уже в качестве официального участника, а не сессионщика. Странно, но Хайд был не в восторге. Кен не задумывался о природе привязанности вокалиста к Сакуре, да и не хотел об этом задумываться – в чужую душу он лезть не любил ещё больше, чем в собственную – всегда себе дороже. Зато сам точно знал, что хочет, действительно хочет, чтобы Юкихиро больше не уходил. Чтобы был рядом. Чтобы можно было… хотя бы просто продолжить попытки расшевелить этого странного парня. Дальше Кен старался эти мысли не развивать – крепче спишь, пока не думаешь, что стоит за такими дурацкими желаниями. Странная привязанность крепла едва ли не с каждым днём. Он даже зачастил с Тетсу на их импровизированные аниме-сеансы Евы. Отпускал пошловатые шуточки, вызывая на себя недовольство Тетсуи, и просто наблюдал за тем, как сосредоточенно Юкихиро смотрел сотню раз виденное аниме. Ему не нужно было объяснять, почему он пришёл, хотя и не разделял никогда их любви к Евангелиону. Всегда было удобное прикрытие – Тетсу. А и правда – почему бы не увязаться за лучшим другом, когда скучно, а он идёт веселиться? Если не лукавить – он не мог сказать, зачем это делал. Просто делал, и это казалось единственно верным. Китамура понимал, что это ненормально, но остановиться не мог. Хотелось стать ближе, ещё ближе, больше, чем другом. Такое лёгкое безумие, направленное на отдельного человека. От этого не лечат ни алкоголь, ни сигареты, ни пошлые приколы, ни десятки песен, которые пишешь уже просто по инерции, чтобы не думать о чём-то постороннем. Не спасают даже женщины – с ними всё как-то не так, как раньше. Приятно, но… Не то. И главное – держать себя в руках, что всегда получалось у него со скрипом – даже при менее явных раздражителях. Но держал. До конца Гранд Кросс, когда невероятная усталость и постоянный стресс взяли своё. Когда было уже откровенно пофиг на всё, кроме желания доползти до дома и рухнуть лицом в подушку. И спать… пару суток, не просыпаясь даже для того, чтобы покурить или сходить по нужде. Когда так некстати они с Юкихиро оказались в соседних номерах в последнем отеле. Когда так некстати застряли вдвоём в гостиничном лифте. Такого не бывало ещё никогда – странная случайность. Темнота и тишина, в которой слышно только дыхание. Темно, хоть глаз выколи. А зажигалка долго не продержится. - Надеюсь, у тебя нет клаустрофобии, - жалкая попытка разрядить обстановку. Темнота нервирует. - Нет, - темно, а Кен готов поклясться, что Юкки даже позы не изменил, не говоря о выражении лица. - Как думаешь – нас скоро вытащат? - Не знаю. И снова непрошибаемый. Бесит. Хочется, чтобы и он сорвался. Хоть раз. Любым способом добиться реакции на себя. Любой реакции, кроме этого чёртового равнодушия. Кен понял, что попал, когда Юкихиро не ударил, не отстранился, даже не удивился, кажется, - в темноте не угадать выражения лица. Но и не ответил на поцелуй. Просто стоял и позволял себя целовать. Это только в романах первый поцелуй описывают как сладкий. Сладости не было. Были чуть приоткрытые тонкие и неожиданно твёрдые губы, горькие от сигаретного дыма. Но именно их и хотелось целовать. Снова и снова, пока не разрушено очарование момента, пока их надёжно скрывает темнота. Дождаться, когда, наконец, уступая напору, Юкихиро несмело ответит. Когда можно больше не бояться, что выйдет из ступора и ударит за такое беспардонное домогательство. Это ещё толком ничего не значит – влияние момента сильно, а в себе разбираться долго и не хочется, – Китамура терпеть не может все эти бесконечные самокопания. С Юкихиро хорошо прямо сейчас – только в этом Кен уверен. И неожиданно даже для себя смущается, когда внезапно вспыхивает свет, и лифт продолжает нести их к номерам. Смущают яркие от поцелуев губы Юкки, смущает собственное нелепое возбуждение и его привычное спокойствие во взгляде. Менеджеры отеля рассыпаются в извинениях, кланяясь чуть не до земли, а Кену всё равно. Потому что всего пару секунд назад Юкихиро шепнул ему на ухо: «Приходи ко мне, когда все успокоятся». Приглашение, обещание, отдающееся в теле нервной дрожью. Он пойдёт. Даже не зная, что ждёт его – вдруг Юкихиро просто решил, что если отделает Кена в лифте, возникнут ненужные вопросы? Или хочет высказать ему, что он думает о приставучих гитаристах, не умеющих отделять личную жизнь от работы и его дурацких неприличных шутках? С него бы сталось. Даже не зная, будет ли у ночи, если что-то будет, хоть какое-то продолжение. Даже не разобравшись в том, что же всё-таки он чувствует к их непробиваемому ударнику, у которого самая славная улыбка и самые желанные губы. Одно он знает точно – у него появился ответ на вопрос о лучшем месте для поцелуев.